Имеющий глаза

Очень длинный шестой день, в который Кора флиртует с красивым мужчиной, Джим принимает важное решение, а Спок вспоминает песенку Кора Кора выудила из чемодана свежий комбинезон. Строгий, форменный, унылый — тут впору позавидовать яркой флотской расцветке. Она успела возненавидеть его еще во времена учебки и не переставала радоваться тому, что на заданиях форма ей обычно ни к чему. Но — она снова вздохнула и стянула пижамную майку — пора было кое-что проверить, а для этого просто необходимо было выглядеть представительно и при этом волнующе. Скучная темная ткань подчеркивала талию и линию бедра идеально. Луи Амшаль развалился в кресле у стенда и лениво гонял тесты. От этого полицейский жучок в другом конце корабля захлебывался в потоках интересной информации, но знать об этом следовало исключительно Коре. Глубоко вздохнув, она склонилась над пультом и сообщила: — Мистер Амшаль, мне нужно передать по седьмому каналу сообщение. — Семерка — полицейский канал. — Неужели? А перед вами человек, который в этой полиции работает. — Да? — он украдкой щелкнул по тумблеру и неуверенно повернулся к ней. — Приказ капитана у вас есть? — У меня и без приказа есть доступ, — Кора не давила, но говорила намеренно весомо. — Без каких-либо ограничений. Строгий голос работал почти со всеми. Амшаль вот послушно выбрал канал в списке. — И чего бы вам не попросить Ухуру? Она же сейчас центральный держит. — О, — Кора включила невинно-женственные интонации, — неполадки с вашей стороны. Заодно посмотрите, что там. В настройках она порылась заранее и немного сбила конфигурацию. А пока Амшаль искал проблему, у Коры было время все взвесить. Известный на весь корабль бабник смотрел на нее как инопланетник, из тех, которых совсем не привлекают люди, у кого другие стандарты красоты и другие социальные нормы. А еще бабник Амшаль смотрел на нее как гей. Стопроцентный, нисколько не колеблющийся в своей ориентации. Когда-то на Земле говорили: «Подсознательно боится узнать о себе правду» и что-то там про шкаф. Смешно, на дворе не какой-нибудь двадцатый век и даже не двадцать первый. Но его взгляд словно по необходимости задерживался на ее груди и холодно соскальзывал по ее бедрам. Его не интересовали ее руки, уши, нос, плечи. В ней не было ничего привлекательно для него, но он смотрел. Она — красивая женщина, привыкшая наблюдать — всегда чувствовала настоящее внимание. Мимолетное, неосознанное, инстинктивное, оно было всегда. Тестостероновый монстр Амшаль — а что еще можно подумать, пролистав его файлы? — ухаживал за женщинами только для какого-то неясного приличия. Изображал внимание к Коре. Для чего он разглядывал ее, если она ему очевидно не интересна? Даже мистер Спок не всегда успевал отсечь быстрый взгляд на ее руки, хотя чаще изучал кисти Кирка. Наверное, подвижные пальцы капитана неосознанно устраивали интереснейшее представление. Или осознанно — переглядывания были уже очевидны, а не-переглядывания после ссоры — тем более явственны. Итак. Кирк последние дни не смотрел на зад Спока. Спок — на руки Кирка. А Амшаль, можно сказать, что не смотрел на грудь и ноги Коры. Все сходилось. Да, и все, кто нужно, болели трехдневной криосской лихорадкой в положенные дни. До сеанса связи с послом оставались сутки, и почти все кусочки мозаики встали на свои места. Всего-то оставалось, что прочитать найденные тут и там зашированные сообщения, над которыми аналитики Милодара ломали голову второй день и клялись, что вот так, без ключа, им ничего не сделать. Только речь-то шла не о том, могут они или нет, а о том, что за договор пытаются навязать Федерации. Кора и так дала им все, что надо: Ухура весь день гоняла какие только можно тесты, так что сигналов накопилось более чем достаточно. Спок даже без намека Коры тихо вскрыл трофейного жучка, надругался над ним как мог и слил свои выводы аналитикам. Спок, кстати, выглядел невыспавшимся. Роскошных синяков, как у Кирка, у него не было (тот замазывал их по утрам и думал, что никто не видит), но нервозность в глазах, углубившиеся складки, чуть поникшие брови выдавали его с головой. А еще — чай, который он завел привычку пить на перерывах — очень вулканский и пахнущий подозрительно. Идеальный контроль дал трещину, но пока держался. И телепатом быть было не нужно, чтобы понять, чего ждать дальше: Спок поможет ей найти то, что она ищет, выставит ее с корабля, начнет брать по две, по три смены кряду, а когда сломается, возьмет отпуск и слетает домой. Всего пара дней — и на «Энтерпрайз» вернется строгий и невыносимо идеальный вулканец. Но это не ее проблема. Милодар велел бы ей не обращать внимания вовсе. Пока же Кора с радостью сливала Споку материалы по Гамме-Кью. У них впереди была вся ночь, в малой переговорной они сидели вдвоем, и как бы оно ни звучало — эта ночь обещала быть жаркой и бессонной. Просидев полчаса над новыми файлами, Спок вынес вердикт: — Ваши аналитики правы. Мы знаем о коде слишком мало. Джим Каждое утро оказывалось гаже предыдущего. Он добрые полчаса пытался вникнуть в запросы инженеров — и не понимал ровным счетом ничего. Все силы уходили на то, чтобы сдержаться и не сползти в кресле. Обычно Джим отправлял такие запросы Споку — по Уставу, в конце концов, это было обязанностью и старшего помощника тоже, но сейчас он просто не мог себя заставить даже переслать Споку файлы. Дневной запас силы воли он исчерпал, просто заступив на смену. А еще вокруг носилась Орват, наконец-то вставшая на след. Туманные ответы знакомых подтверждали невеселые Джимовы подозрения о вещах, настолько засекреченных, что и думать о них не стоит. Списки, которые он вчера подсмотрел, добавляли уверенности. И это ничуть не означало, что он будет помогать Орват, рискуя своей карьерой и карьерой Спока. Этой Орват, из-за которой тоже все шло не так. Да один ее бодрый и довольный вид напоминал о потере. Нет, пусть разбирается сама. Помощник Скотта выразительно закашлялся. Мимика у него была что надо — он вежливо показывал, что заметил невнимание капитана, что ему скучно стоять у кресла и разглядывать царапины на подлокотнике. Заставив себя хотя бы понять, о чем документ, Джим подписался и вернул падд. Когда Джеймсу Кирку было двадцать пять, он чувствовал, что переполнявшей его энергии достаточно, чтобы разнести по квантам чёрную дыру, зажечь сверхновую, разбить клингонский флот. Когда ему исполнилось тридцать три и ему доверили «Энтерпрайз», его успокоившейся уверенностью стало можно сдвигать планеты с орбит. Сейчас он был бессилен и жалок. Сколько у него их было, несчастных влюблённостей? Таких — ни одной. И даже этой оказалось мало, чтобы впечатлить вулканца. Что в его голове Спок нашел таким отталкивающим? Эта телепатическая глухота — хуже импотенции. На своем огромном корабле он был один и ощущал себя таким крошечным и незначительным, вот-вот — и исчезнет. Изо всех оставшихся сил он боролся с безвольным желанием перестать быть. Где-то в самой глубине шевелилось воспоминание о том блистательном времени, когда он ощущал себя частью единого, двойной звезды, вращающейся вокруг центра масс, одного на двоих. Он как-то видел такую тесную звездную систему вблизи, они пролетали совсем рядом; на экране отчетливо различались тянущиеся друг к другу протуберанцы. Тяжело было поверить, что голубая, холодная на вид звезда на самом деле смертельно раскалена. Но правда была такова, что лучше бы этим звездам никогда не соприкасаться. Прошло только четыре дня, но Джим уже затерялся в боли и непонимании, в обиде. Он не видел в своем чувстве изъяна. Но и Спок не делал шаг. Звезды не встречаются никогда — вот и все. С него сорвали оболочку. Нужно удержать ядро и хранить верность Серебряной леди. И — никакого Спока в голове. Не больше, чем О'Райли или Сулу. И женщины, много роскошных женщин, безумно интересных, чертовски привлекательных. Когда-нибудь. Забавно: похоже, еще считанные месяцы назад его невысказанная, непонятая еще любовь к Споку добавляла огня, интереснее становилось играть и очаровывать инопланетных красавиц — чтобы потом возвращаться, пить чай, обсуждать новые планеты и сражаться на шахматном поле. Смена закончилась. Каждый приказ, каждое решение он вытягивал из себя с потом и кровью, а спустившись с мостика, всерьез задумался о том, чтобы конфисковать у Боунза контрабандный алкоголь. В итоге не пошел, хоть у самого в баре было почти пусто: последнее время Джим стеснялся заказывать себе выпивку и ограничивался самым минимумом, уж больно выразительно Спок демонстрировал свое тихое неодобрение. Стоило только вспомнить о Боунзе — и вот, словно в ответ эту мысль, в коридоре показалась бледная и испуганная Ни Миртан, которую со смехом подталкивали приятели: — Ни, ну серьезно, тебя Маккой вызывал еще днем. Ты что, опять на лекарствах? Джим знал этот смех и хорошо помнил вечную проблему. Никогда ничем серьезным не болевшая Ни Миртан панически боялась Боунза, но при этом каждый раз забывала об осмотрах и удачно попадала на внеплановый контроль. Страх не мешал ей обожать лиорский коктейль, который именно ей пить было нельзя. Потом утром она впихивала в себя какой-то стимулятор, анализы крови выдавали обычную трехдневную криосскую лихорадку, Боунз сердился и грозил убить ее сам, проще и быстрее. На «Энтерпрайз» все шло как обычно. Просто ее капитан чувствовал себя выпотрошенным, лишенным оболочки и бесполезным. Даже блуждания после отбоя начинали входить у него в привычку. Плохую привычку, ее он победит потом, когда снова сможет дышать. Джонс в последний раз отчитывался, что Орват работает в малой переговорной. Навестить ее? Почему бы и нет. За закрытыми — хорошо, не запертыми дверями — работа шла вовсю. Орват и Спок сидели на достаточном расстоянии. Один метр, двадцать три сантиметра — личное пространство Спока. Так или иначе, это расстояние учились чуять все, работавшие со Споком, и держались этого радиуса. Боунзу было позволено подходить ближе. Чехову, Ухуре, Пайку, Сарэку. Джим чувствовал эту дистанцию: рот сам собой растягивался в улыбку, а под кожей шипучими пузырьками начинали играть смешинки. Пятьдесят сантиметров ровно — пространство интимное, то-самое-сокровенное. Доступное только Аманде и самому Джиму. Здесь у него зудели пальцы желанием дотронуться, губы — прижаться. Хищно укусить за бок, опрокинуть на живот и поцеловать правую ягодицу. И, во имя всего святого, он все это потерял! Все эти выверенные, непонятно откуда взявшиеся точные цифры. Все их взгляды украдкой — пустит ли, не закроется ли? Приближаться, почти случайно задевать рукой зону телепатической чувствительности. Как-то Спок проговорился, что мысли Джима вблизи согревают как пламя факела в ночной пещере. Сжав кулаки, он мазнул взглядом по Споку и на одно-единственное мгновение поймал во взгляде то родное, что их соединяло. Один крошечный миг — и тут же тоскующие глаза подернул вулканский каменно-стойкий лед. «Когда все решится, — поклялся Джим себе, — когда все решится, я приду к Споку снова. К черту гордость. Не буду себя уважать, если не попробую вернуть его». Секреты, ради которых явилась сюда Орват, были опасной гаденькой штукой, нелепицей. Неужели они со Споком не могут защитить себя даже от этого? Стоило решиться — и тоска, которая не давала ему существовать последние дни, дала вдохнуть; уступила место тем жизненным силам, которые пока толком приложить было не к чему. Или было. Агент со Споком сидели рядышком и разбирали первый уровень шифра. Он вслушался. Возможно, там и в самом деле какая-то случайная каша. Как тогда вытащить эти знания? Вспомнить про пытки? Древний, быстрый, мерзкий способ. Просканировать мозги этим шифровальщикам? Все равно, что пытать Спока. В том, что Орват решится и на такое, Джим не сомневался. Знал он и то, что сам отдаст нужный приказ, если иного выхода не будет. Только выход наверняка был, просто они его не могли найти. От вечного недосыпа и вколотого энергетика разболелась голова, но с этим Боунзу сейчас сдаваться было нельзя. Шум в ушах зазвучал прилипчивой до ужаса мелодией. «Образ единый не в силах терпеть…», как там было? Интересные слова — Орват, а вы слышали одну интересную песенку? Ухура могла напеть. Про бестелесного и суть образа. Уж больно часто ее последнее время поют, нет? — Слышала. С Саады-Младшей принесли? Кто? — Кажется, я ее от Амшаля слышал, но он туда точно не высаживался. Спок, сидевший ближе к Коре, чем к нему, поднял голову, задумался и четким движением очистил экран падда от всех гипотез. А затем четко и ровно напел первые строки песни. А когда в ответ дешифровщик что-то ему выдал, удовлетворенно приподнял бровь. Джим устало прикрыл глаза. Спок ушел в исследование его, Джима, гипотезы. И это было так правильно, так по-настоящему, что он расслабился — и разом накатилась вся усталость, которую он до этого даже не осознавал. Сдерживая зевок, он развернулся к Орват: — Интересно все это. Как это наша крыса влезла на базовые уровни передатчиков? Кора, — впервые обратился он по имени, — вы не в курсе случаем? Пока Орват нечего было ответить. Завтра все станет ясно. Это его вина, он пропустил крысу. Но сейчас ему просто необходимо было чуть-чуть поспать, заслужил он это или нет. — Компьютер, будильник через два часа, — скомандовал он, и упал на узкий диван, притулившийся в углу.