Несказанное

                    — Не нужно орать! Упаковку от таблеток сохраните! Машина выехала. Раз он не реагирует ни на что — возможно, это кома. Что вы можете сделать? Ничего! Ждите… — женский голос на том конце провода равнодушно звенел сталью. Не может быть, что я ничего не могу сделать! Всегда же мог! А вдруг пробки? А вдруг будет поздно? Я прополоскал полотенце и ещё раз вытер Дэну лицо, стянул с него обляпанный свитер. Прижался ухом к груди: стучит чертяка… Стучи.       Зачем он это сделал? Что случилось? С кем он пил? Или не пил? Почему он позвонил мне? По привычке? Как он сказал? «Может, спасёшь… спаситель». Он позвонил до или после? Почему?       Набрал номер Биг-Макса:       — Н-да… я! — что-то жуёт. Фоном глухой танцевальный бит.       — У вас попойка? Где Дэн? — я решил пойти не напрямик.       — Он уже ушёл. Давно ушёл. Он же знает, что мы завтра едем в Ригу.       — А ты знаешь? — я завёлся.       — А чо я? Я ж не пью… почти.       — Кто там у вас? С кем он пил?       — Так свои все… Алка, Гоша, Ван Иваныч. Стуковы ушли ещё раньше. А чо случилось-то?       — Это я хотел спросить у тебя! Что у вас там произошло?       — Ничего… Всё обалденно, посидели, выпили граммулечку… Никаких дебошей, только Гошины анекдоты.       — В каком состоянии уходил Денис?       — Я не видел… Я вообще его мало видел, они с Ван Иванычем на кухне заперлись и трындели о чём-то. А что случилось?       Я нажал отбой. Значит, с Ван Иванычем… Ваня Тарасик — один из немногих, кого бы я мог назвать своим другом. Он со мной с самого начала, ещё когда мы Frost-бэнд затевали. Он меня многому научил, со многими познакомил. И с Дэном тогда поддержал, поверил в него. Он старше нас всех, ему под полтинник, поэтому все гоши, лёши, тимы, а он Иван Иванович. Тарасик незаменим в организации рекламы, и это именно его идея не светить лицо Дэна на афишках, в клипах, телеинтервью. Изначально он даже предлагал петь в маске, чтобы завлечь публику. Но Денис отказался, определил это как жеманство. Душу мы друг другу не изливали, хотя с ним сколько выпито! Да и изливать-то незачем: он мужик неглупый — видит, что меня снедает. И я вижу, что Ваня стал болеть, что-то с желудком, совсем пожелтел, порой скрючивало его от боли. Но с советами не лезли друг к другу, только с помощью, если попросить. Мог ли Тарасик что-то сказать Денису? А может, вообще дело не в Тарасике. Может, он всё ещё не отошёл от Алкиного банкета?       Меня тогда именно Тарасик предупредил, что Денис сначала подал заявку, а потом и прошёл кастинг вокального телепроекта «Шанс». Этим шагом он даже контракт не нарушал: Дэн написал свою песню, репертуар «Денима» не тронул. Биг-Макс помог с аранжировкой. Он же обучил его лайф-лупингу*, тем более что семплы композиции были незатейливы. Всё у них прекрасно получилось, только без меня.       Первый этап проекта проводился через Интернет. На сайте «Шанса» выложили тридцать роликов с акустическими композициями, снятых в студии. Пользователи усердно голосовали, но всё-таки решение об участниках телеэтапа принимали «специалисты». У Дениса были все шансы на «Шансе». Результаты Интернет-голосования внушали оптимизм. И как сказал знакомый Тарасика, как раз из этих самых «специалистов», «парень всем понравился».       Почему Денис мне не сказал об этом? Почему втайне писал песню? Ваня предположил, что мальчик захотел сделать мне сюрприз. Я сделал другой вывод: он хотел свободы от моего участия, от моей опеки и от меня вообще. Я был обижен, но тоже молчал. Требовать верности, если не мне, то проекту, — это значит испортить отношения и разрушить проект.       В первую субботу декабря Алка отмечала свою днюху, как всегда с размахом, с толпой, с фейерверками. И тогда же должны были вывесить результаты первого тура «Шанса». Денис пел для Аллы, для меня, для всех приглашённых. Он был в ударе и даже смешно танцевал с Алкой на пару — то ли это неуверенность, то ли, напротив, такое предчувствие собственного торжества.       В общем, в девять часов вечера Денис подсел к нам с Тарасиком за столик.       — Нил… э-э-э… — Я сразу понял, о чём сейчас пойдёт речь. — Я должен тебе кое-что рассказать. Вернее, показать. Я написал песню, хочу её Алле подарить. Но написал я её гораздо раньше, для конкурса. Слышал о таком проекте «Шанс»?       — Слышал.       — Так вот… Я отборочный прошёл. И сегодня должны быть результаты первого тура. Я хотел попробовать себя. И мне кажется, что получилось.       — Что же ты мне не сказал? Я бы помог…       — Я хотел сам. Пойми.       — Где ты записал песню?       — Я не записывал! Я сейчас покажу! — видно, что Дэн волновался, что не был уверен в том, как я восприму. Моя реакция придала задора. Он взлетел на сцену, о чём-то пошушукался с Биг-Максом. Макс недовольно сдвинул брови и с неохотой полез соединять какие-то шнуры.       — Господа! Алла! Поздравляю тебя с днём рождения! Дарю тебе то, что могу! Новая песня! — объявил Денис в микрофон, все стихли. Ещё пару долгих минут приготовления, и Дэн ударил по струнам… Я уже послушал композицию раньше. Неплохо. Без соуловых и блюзовых ритмов, на приёме «громко-тихо».       Я выпью твой сон       Моментально.       Тобой заражён       Я летально.       Тобою спасён       Нереально…       Кое-что я бы подправил, особенно в тексте. Но неплохо: мелодия, стиль, формат. И семплы все закольцевал лихо, нигде не ошибся. Всем понравилось, Алка визжала от восторга. Вылетела на сцену, давай целовать-обнимать довольного исполнителя. А Дэн шею вытягивает, смотрит в мою сторону: как там я реагирую? Алла перехватила у него микрофон:       — Друзья! А я знаю секре-е-ет! Эта композиция набрала в Интернет-проекте кучу голосов! Люди голосуют и не знают даже, что это наш любимый Денис из «Денима»! И сегодня должны быть объявлены результаты! Давайте попросим вывести на экран этот са-а-айт! И убеди-и-имся... — она лихорадочно захлопала, заводя зал. Все заулюлюкали. Даже я. Хотя по сердцу царапнуло, что Алка посвящена в эту аферу, а я нет.       Экран всё не зажигался. Алка истерично продолжала настаивать. На сцену поднялся Биг-Макс, что-то шепнул Алле и Дэну.       — Нам говорят, что какие-то технические проблемы! — уже с фальшивой радостью прокричала Алла. — Но мы всё равно поздравляем Дэна с такой замечательной песней! Я тебя очень-очень-очень люблю! Спа-си-бо!       Вновь загремела музыка, на сцену вышел какой-то выдающийся кавээнщик с пошлым спичем. А я смотрел на Дениса. Макс что-то говорил ему, похлопывал по плечу, потом к ним подошёл наш звукарь Тимофей, он тоже ободряюще потрепал приунывшего Дениса по макушке. Подскочила и пьяненькая Алла, обняла всех троих.       — Что там случилось? — я повернулся к Тарасику. Он молча протянул мне свой широкий телефон, там через мобильный Интернет открыт сайт с результатами — никаких технических проблем. Среди прошедших в основной тур фамилии Лепко нет.       — Это слишком, — угрюмо прокомментировал Тарасик. А я, конечно, помчался к Денису. Тот уже был в гримёрке. Рядом сидел Макс с бутылкой коньяка и пустым бокалом.       — …выглядел достойно! И нечего киснуть! — Макс пытался поддержать приятеля.       — Он прав! — включился я сразу. — Песня хорошая. Я тобой горжусь! Тебе нужно ещё писать и писать!       — Я понимаю, вы хотите меня успокоить… Всё нормально. Я справлюсь, — Дэн изобразил на лице жалкое подобие улыбки. Но я-то вижу, что в глазах слёзы, что ему больно. Много больнее того самого первого конкурса, когда я с ним познакомился, ведь эту песню он написал сам. Это его «дитё».       Я отобрал у Макса коньяк, кивнул ему на дверь и остаток вечера почти не выходил из гримёрки. Денис плакал, называл себя «бездарем и уродом», говорил, что у него ничего не клеится, что если бы не я, то вообще бы был никем и звать никак. Его прорвало. Он сбивчиво рассказывал, как здорово прошёл отборочный тур, как его хвалили, сколько там лайков было… Сокрушался, не понимал, бичевал себя. Я дал ему выговориться, вливая маленькими порциями коньяк. Потом говорил я: какой он талантливый и уникальный, как его все любят и что мы вместе «ого-го»! Обнимал, хвалил, пил с ним. Его развезло, началась стадия «я — неблагодарная свинья». Он просил прощения, признавался в любви, опять ругал себя. Я в ответ шутил, гладил его по спине, предлагал «пожениться». В общем, он уснул у меня на плече где-то на четвёртой стадии (пришлось бегать за алкоголем). Но я был намного трезвее, поэтому воспользовался пьяным, уставшим телом и сладко поцеловал в губы. На что тело издало звук:       — И наручники! — Значит, капля сознания ещё оставалась.       Тогда я подумал, что всё решилось, что пока не нужно вспоминать Алкин банкет. Позвонил ему на следующий день, велел отдыхать, объявил, что на Новый год едем в Ригу. Потом видел его на репетиции. Не сам, а через Макса велел репетировать его песню про «моментально-нереально», попросил Вовку как-нибудь украсить аранжировку, сделать её более клубной. Всё ведь было нормально!       И вот Денис лежит бледный, безжизненный…       Запиликал домофон, я подскочил!       — Скорая, вызывали?       Через минуту квартира-клетка заполнилась шумом, запахом улицы, бензина и лекарств, менторской строгостью. Врачиха только осмотрела Дениса, проверила пульс и сказала, что с собой антидотов нет. Надо везти в клинику. Посмотрела на пустые блистеры феназепама:       — Он точно только транквилизаторы пил?       — Я не знаю, возможно, алкоголь.       — Печёночная, почечная недостаточность есть? Астма?       — Нет. Всё нормально у него было.       — Только с головой проблемы! — грубо ответила врач и распорядилась: — Грузим! Соберите ему документы, одежду.       Сколько времени я провёл в больнице, непонятно: ночь? Сутки? Двое? Вечность? Позвонил только Тарасику, чтобы он порешал с Ригой, с «Эстрадой-холлом», с январским фестивалем. Приезжали Алла с Гошей и Макс с Динарой. Удивительно, что они не спрашивали: почему? Да и мне нечего было им сказать.       Потом ко мне вышел доктор — худой мужчина с обильными бакенбардами и круглыми очками на длинном носу, этакий Паганель со скучными глазами. Сел рядом на скамейку, вытащил из кармана зажигалку в виде крошечного огнетушителя, стал её вертеть в руках, щёлкать огоньком… Видимо, он пошёл в курилку.       — Очнулся ваш Денис. Ещё вчера. Я понял, что он певец, человек творческий, истероидный, поэтому думаю, что полиция формально отнесётся, без интереса. Да и к психиатрам за помощью, наверное, не стоит обращаться. О СМИ вы уж сами думайте, что им говорить… Но вообще Денис у вас везунчик. Всё могло быть гораздо хуже. Хвала нашему фармацевтическому бизнесу! Или мошенникам от него. Препарат-то был фальсифицированным. И где он только его взял? Из аптек эта подделка уже полгода назад была изъята. Активного вещества там вдвое меньше, крахмала больше. А кратковременная кома — это алкоголь и нервы. Он ещё полежит пару дней у нас, помоем внутренности, а вы мозги ему прочистите. Не удивляйтесь, он какое-то время будет медленно говорить, растягивать гласные. Это обычный эффект передозировки транквилизаторами. Ступайте к нему, палата 340.       Я почему-то ожидал, что Денис будет распят катетерами, трубками, иголками на сложносочинённой хирургической кровати с подъёмным верхом и пикающим аппаратом в изголовье. Нет. Кровать была обычная, рядом стояла стойка незаряжённой капельницы. Денис сидел на кровати, смотрел в окно, не повернулся, когда я вошёл. В палате был ещё один больной — жёлтый старик с трубкой в горле. На тумбочке около его кровати куча тарелок, бутылок, банок. Старик мудро спал, шумно вдыхая и выдыхая спёртый лекарственный дух. Я подошёл к кровати Дэна. Впервые я не знал, как начать разговор, как посмотреть ему в глаза.       — Я тебя-а-а подвё-о-ол? Рига-а-а побо-о-оку? — он говорил как эстонец, растягивая гласные. Денис устало усмехнулся и поднял на меня глаза.       — Хрен с ней, с Ригой. Главное — ты. Доктор сказал, что таблетки были фальсифицированные…       — О-о-о… Мо-о-ожет, и здесь ты пострара-а-ался? Подкинул А-а-алке таблетки облегчённого ва-а-ариа-а-анта? Предвидел? — он не отводил взгляда. В его глазах нет слёз, гнева, ненависти, только усталость.       — Значит, это из-за меня? — Он кивнул. — Так ты хотел уйти от меня? — Он кивнул и слабо улыбнулся одним уголком рта. — Но ты мог просто уйти. Сказать всё и уйти.       — Ты тоже мог всё ска-а-азать… А я был пьян и не в себе, мне ка-а-азалось, что это са-а-амое правильное — выпить та-а-аблетки. Как всегда, я был ду-у-ураком.       — Да. Это я устроил так, чтобы ты не прошёл на этом проекте в основной тур! — я решил, что нужно действовать, что есть ещё шанс. Сел рядом с ним на кровать — наверное, чтобы не видеть его глаз. — Мне было очень обидно. Очень. Ты втайне репетировал, сочинял, ты меня предавал. Я не знал, что делать. Как тебя остановить? Я видел, что на сайте твоя песня входит в десятку по лайкам. Я понимал, что если ты пройдёшь, то это будет конец «Дениму». Да, я нашёл организаторов и заплатил им за то, чтобы тебя сняли. Тебе Тарасик об этом рассказал?       — Да. О-о-он хотел меня утешить. Утешил. Он ска-а-азал, что это ты из-за любви. Разве любовь быва-а-ает такой?       — Э-э-э… Он так сказал? Э-э-э… Ну… — Я вспомнил, как юноша в кепке сел к роялю и вытер ладони о джинсы, и тоже вытер руки. В груди что-то сжалось. Невыносимость — вот что заполняло меня. — Конечно, я тебя люблю. Я тобой горжусь. Мы команда.       — Даже сейчас ты лжё-о-ошь. Ма-а-аксу ты не делал минет, хотя он тоже ча-а-асть кома-а-анды.       — Я?       — Ты. Мне Дина-а-ара ска-а-азала потом, что видела, кто заходил в прива-а-ат-рум в «Розовом слоне». Это был ты.       — Я.       — И это любовь?       — Да.       — Я хочу зна-а-ать всё.       — Всё? — горько улыбнулся я. — Это не убьёт тебя?       — Уже нет. И тебя не убьё-о-от. Рассказывай.       — Хм… Как только я тебя увидел тогда на сцене конкурса «Гран При», так и… влюбился — оказывается, такое бывает. Сначала не осознавал этого. Я тогда зарезал тебя на конкурсе, чтобы ты не попал в омут классического пения. Чтобы попал ко мне. И всё получилось. Мне казалось, что ты был счастлив. Я ограждал тебя от назойливых поклонниц и старался сразу тебя увозить после выступлений, чтобы никаких перепихов с продолжениями. Да, я сорвал пробы у Тихоновича, когда он вдруг решил тебя снять в своём дурацком сериале. Да, это я напоил тебя слабительным, когда ты должен был ехать на базу с какими-то новоявленными дружками. Потому что ты как баран упёрся, не слышал меня! И на самом деле тебя пригласили в мюзикл тогда, а не отказали. Я не хотел, чтобы ты увяз в этом театре…       — Расскажи про А-а-ансберга.       — Там всё просто. Ты перешёл дорогу Светику, он почему-то решил, что ты претендуешь на сердце Петечки. Я просто просил припугнуть. Но он перестарался.       — То есть Ансберг ниче-е-его не знал?       — Конечно нет. Вообще-то Петя — человек дела, амуры выносит за скобки работы. Светозар сам всё придумал. Я тут ни при чём!       — Ты только его убедил в том, что я — угро-о-оза. А Ирса-а-ана?       — Она всё сделала сама.       — Врёшь. Я ей позвонил. И я ей верю: ника-а-акого любовника не было. Тот диало-о-ог создал ты, подгадав момент, когда она оставила телефон в гримё-о-орке. А потом его удалил, ей отдал телефон без тех эсэмэс. Нил, я её любил.       — Именно поэтому. Ведь я любил тебя. Меня разрывало от ревности.       — «Я, я, меня…» А говоришь, что это любовь. Мне было плохо, меня рвало, трясло, я презирал себя, считал себя ничто-о-ожеством, ни на что не годным. И всё это потому, что ты люби-и-ил?       — А что мне было делать? Признаться? Чтобы ты удрал от меня с глазами, полными ужаса? Чтобы ты брезгливо кому-нибудь потом обо мне рассказывал? Чтобы плевал в мою сторону?       — Почему ты реши-и-ил, что я бы плева-а-ал?       — Так бы и было. И, наверное, так и будет. Я не буду просить у тебя прощения за Ирсану, оказалось, что её гордыня больше любви к тебе. И за Светозара не буду, тем более что он погиб. И за Тихоновича, его сериал провалился. И за эту несдержанность в «Розовом слоне», всё-таки ты получил удовольствие. И даже за «Шанс» не прошу прощения: ни к чему тебе эти дешёвые конкурсы, которые так легко покупаются. Только за песню… Прости. Песня действительно хорошая. И ещё… Прости за любовь. Такая вот она у меня неправильная. Я отпускаю тебя, ты только живи. И пой. Без меня.       Я коснулся его руки — надо же как-то прощаться, рукопожатий и объятий не предвидится. Встал и направился к выходу. Старик на соседней койке не спал, смотрел в потолок, и глаза у него выгоревшие до бирюзы. Он что-то прошептал кому-то на потолке. Уже в дверях я повернулся и сказал спине Дэна:       — Я позвоню Ансбергу. Он поймёт. С Новым годом... ____________________________       *Лайф-лупинг — способ исполнения песни с помощью записи и повторного, кольцевого воспроизведения коротких отрезков композиции (семплов) в реальном времени с помощью специального электронного оборудования.