Несказанное

                    На ощупь по шершавой стене нашёл выключатель. Коридор заморгал галогеновой длинной лампой до рези в глазах. Ненавижу квартиру Дэна. Мы сняли её давным-давно: однокомнатная, малогабаритная в нищем районе. Но даже потом Денис не хотел её поменять — наоборот, выкупил и сделал странный ремонт. Сам.       Отштукатуренные стены покрасил светло-жёлтой акриловой краской, а поверх широкую клетку, как имитацию железных прутьев, кое-где по рёбрам клетки вился серый плющ. На полу в комнате лежак (по-другому и не назовёшь), на полу грубая циновка, рядом низкий японский столик, на котором всегда грязная посуда, заляпанный ноутбук, пустые бутылки и полулитровая чёрная кружка с трафаретным изображением Джона Леннона — для кофе. В углу электронное пианино (к моему ужасу, он частенько пел романсы), три гитары женственно стояли пыльным рядком. И самое невероятное — полосатый гамак, спущенный парус летнего безделья. Дэн жил безалаберно, без уютного быта, как птица в клетке усаживаясь на реечку и устремляя взгляд за окно, туда, где небо. На стене грубо, на малярный скотч, приклеена фотография Александра Вертинского, где он «жёлтый ангел», распятый в арлекинском костюме. Одежда хозяина была битком затолкана во встроенный шкаф в коридоре. На кухне советский минимализм: капающий кран, гудящий холодильник, ободранная табуретка, на которой жил электрический чайник из нержавейки — приданое детдомовской мамы. В общем, мне не нравилось здесь.       Комната была пустой.       Я подошёл к окну, набрал номер Дэна. Услышал глухие гудки. Звук исходил из коридора. Точно — там за дверью валялась знакомая куртка, в кармане надрывался телефон. Где же Денис?       Наступил на что-то мягкое. Поднял похабную игрушку — розового плюшевого слона с длинным, непропорционально толстым резиновым хоботом. Это подарок «Розового слона» — новоявленного клуба, замахнувшегося на реальную конкуренцию с «Центральной станцией». В нём всё те же травести-шоу, стриптиз, сомнительные конкурсы, приглашённые эпатажные звёзды, но тематика не только гейская. По крайней мере, это я так Дэну сказал. Нас туда пригласили месяц назад на программу-мистерию «Прикосновение», посулив не только весомый гонорар, но и необычное действо.       Вместо пёстрого, буйного представления ожидалась «тёмная вечеринка»: чёрная драпировка на стенах и столах, приглушённый свет, мистические мелодии со сцены (поэтому приглашён «Деним»), маски у гостей. Причём у части гостей маски с прорезями для глаз, а у других плотные, слепые. Как назвали шоумэны, «маски власти» и «маски послушания». Зрячие — неважно, мужчины или женщины, — кормили и поили бесплатными коктейлями своих партнёров, водили по клубу за руку, раскручивали в танце, фотографировали и даже раздевали. Гости в тёмных масках соглашались на такое водительство. Но самая большая интрига была в том, что «незрячие» не знали, кто их партнёр. А в течение вечера люди с «масками власти» менялись подопечными — чем глубже ночь, тем смелее их действия и чаще переходы от столика к столику, от партнёра к партнёру.       Конечно, нашему маленькому коллективу тоже выдали маски. К сожалению, Биг-Макс и Динка никак не могли быть с закрытыми глазами, а вот Денис согласился петь с плотной повязкой. Очевидно, что его это устраивало и даже заводило, тем более «Шато д’Икем» был не просто пригублен, а почти выпит.       Я начал вечер в зале, сразу получив для опеки милую девушку-брюнетку с жёлтым бантом на талии. Она назвалась Мартой. Разговаривала мало, смущалась. Осторожно брала губами кусочки еды из моих пальцев и угадывала: «Оливка… Гриб… Брокколи… Каперс… Хлебушек… Селёдка! Фи!» Волнительно задышала, когда я салфеткой стал водить ей по губам, по шее, по линии декольте, по рукам. Но потом начал петь Дэн, и мне пришлось вести даму танцевать, хотя как раз во время танца я «передал» Марту какой-то затейнице — у неё уже был подопечный, невысокий немолодой мужчина.       После я откровенно манкировал своими зрячими возможностями. Наблюдал только за одним человеком, который был в слепой маске, за Дэном. Оказалось, что с закрытыми глазами он поёт эмоциональнее: покачивается, поднимает руки, улыбается кому-то. Да и интонационно было ярче, глубже, сочнее. Во время «Краешка Луны» на сцену натурально заползла рыжеволосая барышня в чёрном комбинезоне, она была с открытой маской, уселась у ног Дэна на колени. Сначала сидела, задрав голову и хищно улыбаясь. Потом вдруг провела рукой по ноге, снизу вверх… Денис оборвал звук песни и чуть отступил, любопытно протянул руку в сторону того, кто до него дотронулся. Коснулся головы, вытянул из-под маски прядь длинных волос, улыбнулся, вернулся к песне. Девица правильно поняла — ей разрешено трогать. Она пододвинулась ещё ближе и обхватила правую ногу Дэна, прижалась щекой, а потом стала тереться об него, извиваться рядом, встала, обняла его сзади, тыльной стороной ладони провела по его шее, скуле, виску. Когда же Динка вступила виолончелью в проигрыш, моего исполнителя оторвали от микрофона, прижались всем телом и поцеловали в ухо. На белой коже остались алые следы от помады. Денис облапил совратительницу — млел, гад…       Я подошёл к подиуму и протянул вертлявой девице в комбинезоне бокал вина — всё то же «Шато д’Икем». Денису осталось спеть «Королеву печали» из Шаде, потом перерыв на какие-то сексуальные игрища. Рыжая шалава заставила выпить Дэна вина, но часть алкоголя налила себе в ладошку, и незрячий, но довольный певец вылакал вино с руки. Придурок! Пара гостей захлопала, я присоединился… Но смотреть не сладко. Я, конечно, и раньше видел, как Дениса соблазняют, липнут к нему, поглаживают, нацеловывают. Ревновал, но всегда справлялся с собой, закалённым стал, бронебойным. Всегда знал, что назавтра Денис будет стыдиться себя вчерашнего, вычистит все телефоны, вычеркнет эпизоды из памяти. А сегодня и подавно нет повода. Но приходилось терпеть.       Прописанный ритм —16-дольный австралийский шаффл, звук ветра в трубе и Динкина скрипка — это наша King of sorrow. Только в этот раз Денис поёт улыбаясь, поэтому нет такого минора слов и интонации. Вокруг него всё так же чересчур инициативно извивается рыжая самочка. Она вдруг снимает с пояса какие-то железные побрякушки; щёлк — и побрякушки оказываются наручниками. Денис улыбается. Он улыбается…       Как только стихла скрипка и слово взял лукавый шоумэн, деваха медленно повела Дениса мимо — куда-то через зал, лавируя между слепо-зрячими парочками. Мой Денис брёл как овца на верёвочке. Они направлялись в приват-рум. Мне понадобилось что-то покрепче французского сухого, я протиснулся к бару. А дверь за голубками закрылась ненадолго, меньше чем через минуту рыжая выскользнула из блядской комнаты и из заведения вообще. В комнату зашёл другой человек.       Игрища зрячих и слепых (все без исключения сексуальные) уже закончились, и ведущий в попугайском костюме объявил, что пора снять маски, возлить за удовольствие и поменяться ролями. Гости были уже изрядно разгорячённые, значит у второго раунда этого вечера не было шансов на долгую раскачку и смущённые вздохи. Пора бы и Денису вернуться на сцену. Но он задерживался. Я попросил сходить за ним Марту, которая уже поменяла маску и теперь была такая вся решительная и игривая.       Из приват-рума моя новая приятельница вышла ещё более взбудораженной, чего не скажешь о Денисе: по-прежнему в плотной маске, растрёпанный, растерянный, с красным румянцем на скулах — даже в полумраке видно. Я подскочил к ним, сорвал с Дэна маску, протянул ему свою и прошипел:       — Тебе на сцену! Вторая часть. А ты заигрался! У тебя здесь работа, а не потаскушки!       Денис хлопал глазами, как будто вышел из тёмной норы на яркий свет. Он смотрел мимо меня, его совсем не задели мои слова про «потаскушки», он пытался кого-то найти в безликой сутолоке масок, вытягивал шею, приоткрыл рот и совсем не обращал внимания на щебет довольной Марты:       — Вам надо выпить! Вам обязательно надо выпить! Хи-хи-хи… Он там был один! Хи-хи-хи! Прищёлкнутый к пилону вот этим! — Она подняла наручники и выразительно ими погремела. — Вам надо выпить! Он спрашивает, кто с ним тут был, а я же не знаю! Я же была в маске! Хи-хи-хи!       — Денис! — я зло хлопнул его по спине. — Приходи в себя! Марш на сцену!       — Нил, я не смогу… — вдруг выдохнул он и посмотрел на меня.       — Сможешь! Ты артист! Выше нос, разберёмся потом. Надевай мою маску. Иди уже! — Я подтолкнул его в сторону сцены, а сам погрузился во тьму, нацепив чёрную повязку. — Ну что, Марта? Я ваш! — интимно прошептал я, протянув руку к недавней своей партнёрше по прикосновениям. — Отомсти мне!       Месть Марты была совсем не изощрённой, скоро я ощутил «всю прелесть» подчинения, никакого удовольствия при этом не почувствовал. Возможно, ещё потому, что напряжённо ловил звуки со сцены, прислушивался к голосу Дэна — всё ли нормально? Первые пару композиций мне казалось, что он поёт в полуобморочном состоянии, но потом, вроде, — прежний «Деним». Лицо чесалось от повязки, конкурсы бесили, партнёры раздражали, я тупо терпел и ждал, когда закончится это мучение. Напоследок моим зрячим руководителем стал какой-то мужик, который влил в меня вискаря и впихнул, надавливая на губы, десяток оливок (от которых тошнит), потом потащил в курительную, сунул в рот мундштук кальянной трубки. Чёрт! Дым со вкусом шоколада! Что за хрень? Голос Дениса здесь был почти неслышен. Мужик смешно называл кальян бульбулятором, выдавая никому не интересные подробности своего курительного опыта в арабских странах. И кульминация — стал водить горячими ладонями по моим коленям. В общем, я сказал «стоп».       Дожидался Дэна, Динару, Тимофея и Биг-Макса уже в подсобке, которую выделили для артистов. Ночь завершалась мутью раннего похмелья и страшной головной болью. Динке названивал ополоумевший муж — у ребёнка поднялась температура. И она, бросив на нас все свои инструменты, унеслась «на Тимофее» домой. Мы всё загружали в машину втроём, водила от «Розового слона» не в счёт. Так же и разгружались в родном клубе.       Биг-Макс, получив деньгу, свалил домой на такси. Денис тоже хотел удрать сразу. Но я задержал его в нашей с Тарасиком комнатке, налил алкоголя, что нам вручили в «Слоне», плеснул себе и велел:       — Рассказывай, чо уж…       Денис мне доверял, доверял настолько, что рассказал, занюхивая алкоголь этим самым пушистым слоном с членохоботом.       — …в общем, она потащила меня куда-то. Сначала было прикольно. Ты её видел?       — Видел. Рыжая, большеротая, с зелёными ногтями. Ничего так, симпатичная, правда плоская.       — Эх… Ни одной рыжей не помню… Потащила, короче… Да ладно, что там рассказывать…       — Рассказывай!       — Привела меня в ту комнату, звуки стали сразу глухими. Сняла футболку. Пристегнула к столбу. Холодно было… вот… — Я видел, что Дэн смущается. Долил ему виски. — В какой-то момент я уловил, что дверь открывалась-закрывалась, звуки врывались из зала… Но то, что эта девушка ушла и в комнате кто-то другой, я не предположил тогда. Сейчас уже понимаю, что у неё-то руки были холодные, когда меня раздевала. А тут… а ты не пьёшь, что ли?       — Пью. И что дальше было?       — Руки были тёплые. Даже горячие. Но сухие. Сначала мне на шею легли, потом по спине стали водить, так… робко, потом на живот. Понимаешь, я был уверен, что это она! И духами пахло… женскими. Поэтому я вообще не рыпался! Даже когда ко мне прижались со спины… Потом стали расстёгивать штаны, я ещё жопой стал крутить, полный идиот, короче…       — Тебе не за что себя ругать. Что дальше-то?       — Что-что! Оттрахал я кого-то в рот! Или меня кто-то ртом… Горячие ладони по ногам, на заднице, на яйцах. Я только что не выл от восторга. И так умело, так правильно всё… Поцелуи, покусывания и руки на ягодицах. Я уже не слышал ничего, только ждал, что дальше, ждал тесноты и фрикций уже… В повязке это так странно, да ещё и с неизвестно кем… Конечно, ты скажешь, что я полный идиот…       — Не скажу. Так был минет?       — Был. Просто крышесносный, можно было сразу понять… Было грубо, сильно, засаживал кому-то глубоко. И никаких причмокиваний, блевотных звуков, быстро, резко, как атака. По-моему, я и выстрелил в рот. Капец, я же левый чувак! Я об этом не думал, естественно. Я думал о том, как мне кайфово, о том, что не упущу эту девчонку… И даже мысли не было, понимаешь! Стоял упёршись лбом в столб, дышал, растворялся, ловил… не кайф, нет — счастье. Да! Какой я идиот! Налей ещё! А потом возмездие. В общем, пользуясь моим вялым состоянием-нестоянием, мне резко подняли руки, развернули так, что я теперь голой спиной упирался в столб, а руки скрестились над головой, наручники сдавили запястья… Но даже это меня не отрезвило. Только когда на меня навалились. Вот тогда я и понял, что это мужик! Подумаешь, что пахнет женскими духами! Он был в брюках, не в джинсах, торс голый. Он стал меня целовать — в шею, в подбородок, в губы. И, блядь, он же только мне отсасывал! Это как собственный хуй поцеловать! Я сначала обалдел от открытия такого, потом даже начал мычать, рычать, ногами сучить, голову отворачивать… Но он был увереннее, решительнее. Пиздец просто! Нил, я ведь ему отвечать стал… Ты только не морщись щас! Я не знаю, как он смог… Я понимаю, что ты сейчас обо мне думаешь. Но он как-то смог… он завёл меня второй раз! Бля… Ты смеёшься?       — Не смеюсь.       — Ты смеёшься… Я пидорас? Но ведь это не так! Это просто такая ситуация… Это один раз! А, как грится… не этот… не пидорас! — Денис совсем опьянел. — Нил, он ведь потом рукой и своим ебалом… Бля… но как он всё это делал! И второй раз мне уже было вроде как и наплевать, что это мужик… Нет, я вру, это было даже круче. Но туда, — пьяный Дэн выразительно скосил глаза на свой зад, — он не полез.       — А если б полез?       — Вот я так и знал! Ты считаешь меня пидорасом?       — Нет же…       — Да я заслужил… Но я бы орал! Хотя не фа-а-акт, конечно… Я был в шоке. Да и сейчас ещё там.       — Ну а потом? У тебя же открытая маска была! Ты его вычислил?       — Нифига! Я даже со сцены спускался, подходил к паре мужчинок… Всё не то. Может, он ушёл совсем.       — А если бы нашёл?       — Да я бы! Врезал бы в морду! Фига ли из меня делать всякое… Вызывай мотор! Похоже, я перепил…       Но мы тогда не уехали сразу, у Тарасика была припрятана бутылочка коньяка, и я знал где. Денис ещё долго сокрушался, ругал меня за то, что я прокараулил его грехопадение — «ведь ты-то был с глазами». Стал приставать ко мне, не было ли у меня какого-нибудь гейского опыта постыднее. Пришлось рассказать, как будучи студентом чуть было не оприходовал одного парня — брата моей подруги, между прочим. И тоже по пьяни. И тоже сначала и не понял, что это он. Но потом вовремя одумался и даже сумел сохранить нормальные отношения и с подругой, и с её братом. Дэн слушал внимательно, настолько, что даже засыпать начал от моей сказочки. Не говорить же, что всё было до конца, что не одумался, что не по пьяни, что никаких нормальных отношений после. Влюблённого в меня парня его напуганные родственники увезли за тридевять земель, а его обиженная сестра раскурочила мою первую машину.       В общем, я сумел усыпить пьяную совесть Дениса. И даже увёз его, совсем невменяемого, к себе. Отпаивал с утра и себя, и его разными средствами. А он наутро меня спросил:       — Вчерашний эпизод никак ведь не повлиял на твоё ко мне отношение?       — Всё нормально.       — Я бы не хотел, чтобы ты начал меня презирать ещё и за это. А то я и так непутёвый…       — Всё нормально.       Хотя где уж тут нормально! Мне становилось всё сложнее и сложнее.       Я подобрал с пола розового слона и поставил его на тумбочку. Прислонился к пыльной стене лбом. Где же Дэн? Куртка здесь, да и ботинки тут. Дверь открыта. К соседям уйти не мог — он с ними не общается. Где я не искал его? Балкон, ванная комната?       Встал, распахнул дверь ванной. Чёрт! Он здесь! Лежит на полу параллельно ванне, обхватив себя руками. Я присел, подёргал Дэна за ногу — что-то новенькое, он никак не реагировал. Лежал бревном. Похоже, его вырвало, так как запах стоял тошнотворный. Я зажёг свет. Так и есть: он лежал лицом в зеленоватой луже.       — Дэн! Какого чёрта! — громко выпалил я. Скинул с себя куртку, засучил рукава и начал поднимать алкоголика. Денис не реагировал: не мычал, не шевелился, не открывал глаза, не морщился. Словно безжизненный куль. С большим трудом мне удалось его поднять, прислонить к себе и обтереть лицо мокрым полотенцем. Чёрт! Что же он не помогает мне совсем? Я поволок его в комнату. Вроде щуплый, неширокоформатный, а какой тяжёлый! Короче, мы грохнулись. Я прямо на Дэна, а он, видимо, ударился головой о косяк. Но всё равно лежит как труп. — Ах ты, тварь! — меня разобрало зло, захотелось надавать ему по лицу. Я еле его перевернул, подхватил за плечи и потащил на лежак. — Ах ты, тварь! Пьёшь от жалости к себе? И что же на этот раз с тобой приключилось? Какая очередная трагедь? — я не мог сдержаться, орал на невменяемого Дэна. — Почему ты думаешь-то только о себе? Если бы я запивал всякие горести, то уже бы давно скопытился в синей яме. Из-за тебя! Из-за тебя, тварь! Уф…       Я наконец дотащил безжизненное тело до лежака, обессиленно сел рядом на пол.       — Дэн! Дэн! Очнись уже! Тварь! Ты знаешь, как меня уже всё это достало: моя болезнь тобой, твоя тупизна, моя мания, твоя фобия, моя трезвость, твои запои. До-ста-ло! Хочешь, мы просто всё прекратим уже? Я тебе скажу то, что так не сказал. Я устал от этой хрени, что сидит во мне! Я тебе скажу, что люблю, и ты сбежишь. В свои страхи, в свои комплексы, к своим клавам… И я не погонюсь. Не буду ничего изобретать, просто отпущу. Слышишь? Дэн! — Я хлестнул его по щеке. Голова мотнулась от удара, но вновь ни гу-гу… Что он пил? Может, какой-нибудь добряк опоил абсентом? Не отравился бы…       И вдруг я увидел, что под маленьким столиком что-то блестит. Достал. Два блистера феназепама. Пустые. Я наклонился к Дэну ближе… Чёрт! Мне показалось, что пахнет не только блевотиной, но и лекарством. Холод по спине. Лёд в желудке. От ужаса тоже стало тошнить.       — Денис? — почему-то шёпотом спросил я. — Что ты наделал?