riot

      Для меня это была ещё одна из ночей, когда мозг отказывался переходить в спящий режим, игнорируя усталость тела в целом. Разум был чист, открыт для работы, для анализа, для вдохновения, но живот предательски и мерзко скручивало, и комната смещалась на мгновение, если скосить глаза в сторону или резко мотнуть головой. Поэтому я вытащил потрёпанный сундук из-под ванны, а из него — книгу. Фантастика, думал я, усыпит быстрее, чем, например, научные статьи… Но нет. Тело неприятно пробивало на дрожь при каждом зевке, а строчки порой смазывались из-за слезящихся глаз, однако, прикрывая веки, я чувствовал себя отвратительно бодрым. Хотя скорее неспящим.       Неожиданные удары в дверь разбудили меня окончательно. От резкого выброса адреналина в кровь у меня, кажется, даже свело ногу в икре. Немного пошатываясь и опасаясь, как бы посетители не выбили дверь во второй раз (мне хватило Лайтмана, примчавшегося на спасение меня — которого не нужно было спасать так-то), я подошёл ближе, заглядывая в глазок.       Мои руки судорожно повернули ключ в замке и дёрнули ручку, впуская гостью ещё до того, как визитёрша снова занесла руку для удара.       Девушка мгновенно переступила порог квартиры, захлопывая дверь и прислоняясь к ней спиной. Она истерически заламывала руки, не пытаясь стереть с грязных щёк слёзы.       — Лесли? — такое критическое состояние подруги и по совместительству бывшей однокурсницы привело меня в шок. Это было что-то неприятное. Чувство неизбежности, когда ты не знаешь, что делать, а делать нужно. Хоть что-то, что угодно, главное не стоять на месте — ходить, бежать, кричать, просить о помощи. Я познал это на своей шкуре. И теперь, потрясённо вглядываясь в немую истерику Лесли, я не сглупил и просто без вопросов притянул её к себе, ближе, заставляя уткнуться носом в воротник домашнего свитера. Я потрясённо вглядывался в новую дверь. Английский дуб? Вишня? Меня это мало интересовало, когда я покупал её в ближайшем магазине, прекрасно осознавая, что вместо закрытого прохода в квартиру у меня зияющая дырища. Можно уже вводить что-то типа хэштега #СпасибоДокторЛайтманЗаИспорченнуюЖизнь.       Мы стояли так какое-то время, и все эти секунды мне в голову лезла непроходимая чушь, не позволяя сосредоточиться на чём-то действительно важном. Что с Лесли? Почему она здесь так поздно? Что могу сделать я? Пока я не решался аккуратно отстраниться, Лесс отодвинулась сама, отстранёно вглядываясь мне в лицо. Она подслеповато щурилась и пыталась двигать плечами.       Это ощущение, холодком расползающееся по конечностям, я видел его в Лесли. Осознание — страшное и всепоглощающее. Осознание чего-то невероятно простого, но непонятного, втаптывающего своей правдой в землю. Чего-то, что мозг сначала отвергает в неспособности мешать новую реальность со старой.       Мне пришлось применить силу, чтобы отвести девушку в комнату и уложить в постель. Мне казалось, что я всё равно ничего не смогу узнать, пока Лесс не даст мозгу адаптироваться и справиться со стрессом, хорошо отдохнув. Но как только я сунул ей в руку воду, чтобы запить снотворное, Лесли будто пришла в себя. Она дёрнулась, выбивая стакан из моих рук и расплескивая жидкость по постели и полу, а сама вцепилась своими тонкими пальцами с обломанными ногтями и загнанной под них грязью в мою кофту.       — Помоги мне, — она почти прошипела это, безумно всматриваясь в моё лицо. — Помоги, прошу.       — Что произошло, Лесс? Что? — голова кружилась, и неясная тревога юлой крутилась в желудке, грозя распороть своими острыми краями все внутренности, затянуть их в новую воронку и утащить куда-то далеко без возможности возврата. — Расскажи мне, и я помогу. Прошу.       И она рассказала. ***       Лесли с мечтательной улыбкой втаскивает в прихожую какой-то большой, но явно лёгкий предмет, тщательно спрятанный под множеством слоёв упаковочной бумаги. Девушка снимает кроссовки своим излюбленным и быстрым способом — наступая большим пальцем на пятку — а после стягивает кофту, выкладывая предварительно всё из карманов на столик. Подарок любимой девушке, а это был именно он, остаётся прислонённым к стене. Лишь бы не упал и не поцарапался.       — Ромика? — Лесли мягко толкает дверь в спальню, облизывая губы и приготовившись к привычному нежному встречному поцелую. Но никто не кидается на неё с объятиями и любовью, лезущей из всех мест.       Сначала, когда червячок ужаса ещё не так сильно жрёт душу изнутри, даже немного непонятно. Почему нарушен привычный распорядок дня и никто уже не стискивает её своими крепкими руками, почему с кровати сбиты на пол подушки и одеяло, почему сломан напополам монитор компьютера и выпотрошены все вещи на пол? Почему огромная кровавая лужа впиталась в махровый бежевый палас и выглядит так чарующе правильно, вписываясь во всё происходящее? Лесли делает шаг вперёд, в босую ногу впиваются стекляшки, бывшие зеркалом, вставленным в шкаф. Рёбра находят одно на другое, превращая лёгкие в ошмётки, потому что вдохнуть и выдохнуть невозможно, когда видишь человека, ставшего эпицентром всего твоего существа, мёртвым. Светлые, почти пшеничные волосы Ромики вымокли в крови. Красная жидкость, обеспечивающая телу жизнь, вытекла из разбитого черепа. В этой жиже, запачкавшей, кажется, всё вокруг, виднеется что-то, смахивающее на мозги. Правый глаз у Ромики рассечён до основания, до самых нервных окончаний. Рот разорван, и удар ножом — слева направо — уходит короткой, глубокой линией к уху. У Ромми вспорот живот, сломаны все пальцы на левой руке, и всё это так грязно, так ярко, так чётко маячит перед глазами.       Лесли отмечает каждое повреждение, будто обновляя в своей голове карту тела своей девушки. Будто добавляя к шрамам на икрах и бёдрах эти мерзкие, страшные, животные увечья. Сказать, что чувство, пронзившее всё тело, — отвращение, смешанное с ужасом, это не сказать ничего. Лесли падает на пол, цепляясь рукой за кровать, и оскальзывается, когда пытается подняться. Расплывчатая пелена на глазах — слёзы, превращают любой объект в непонятную бесформенную херню, и только Ромика — мёртвая, неживая, не дышащая, убитая, отпечаталась HD-картинкой на сетчатке глаз. Лесли ползёт к выходу, потому что ноги онемели и не слушаются, а находиться в этой комнате невозможно. Терпеть и сдерживать это разрывающее и все уничтожающее чувство внутри уже нет сил.       Только на лестничной клетке Лесс не сдерживает рвотный позыв, от которого содрогается всё тело. Повторяющиеся картинки изуродованного тела не позволяют ей перестать дрожать и встать на ноги. Лесли не кричит, откатываясь от собственной блевотины в сторону, только бьёт кулаком по бетонному полу, сдирая кожу, мясо, превращая руку в месиво. Джинсы на коленях порваны, ранки саднят, в ступнях отчётливо чувствуется стекло. Лесли бьётся в истерике, царапая обломанными ногтями кожу на щеках и шее. В невозможности остановить рыдания девушка задыхается, её снова рвёт, раздирает изнутри эта когтистая лапа страха, грозя пробить все слои мышц и кожи, вырываясь наружу.       Это конец. Конец.       Она может больше не жить. Она может умереть, прямо здесь, сейчас, на облёванном полу парадной, всё-таки забомбардированная накатившей реальностью. Всё-таки тоже убитая осознанием, что Ромика умерла. Что Ромику убили. ***       Лесли не может толком объяснить, как оказалась здесь, у меня дома, что находится так далеко от её квартиры. Видимо, пришла пешком, на автомате, потому что её ноги в ужасном состоянии. Она снова начинает истерически дёргаться, пытаясь разодрать кожу на груди и руках, пытаясь не сойти с ума и хоть как-то удержать на плаву тонущее сознание. Я крепко хватаю её за короткие волосы на затылке, оттягивая их так сильно, что боль наверняка адская (и наверняка не затмившая ни на йоту её дробящее ощущение в груди) и вталкиваю пальцами ей в рот 3 таблетки снотворного, заставляя запить. Через полминуты или около того Лесли отключается, падая на бок, а через час лежит под одеялом чистая, с обработанными, забинтованными ранами и переодетая в мою старую пижаму. Я касаюсь самыми кончиками пальцев горячего бока чашки с кофе. Спать, конечно, после произошедшего я не могу. Растираю виски и пытаюсь таким образом уйти от головной боли, долбящейся в висках и переносице.       Сообщить в полицию? Что, если это будет самое хреновое из всего, до чего мой крошечный мозг сумел додуматься? Замученный непрекращающимся самоистязанием и отсутствием сна, я упёрся лицом в раскрытые ладони и задремал. Из блаженной темноты меня вырвала невероятно громкая трель телефонного звонка. Проводя пальцем по экрану, отмечаю, что проспал работу и именно это является причиной, по которой звонит Торрес.       — Илай? Где ты, чёрт возьми? — Риа слишком громко выдыхает, показывая волнение. Усмехаюсь. После случая с таблетками она проявляет какую-то нездоровую опеку. Приятную, но не оправдывающую себя.       — Приболел, Торрес. Прости, что не позвонил, меня лихорадило всю ночь и я только недавно уснул, — лёгкая ложь, на которую повелась Торрес. Мне даже не пришлось сипеть и кашлять, после продолжительного молчания голос и так достаточно низкий.       — Скажу Лайтману, что ты с Рейдером пьёшь чай, — она улыбалась и наверняка щипала переносицу, пытаясь придумать более веское для меня прикрытие. Брать больничный без причины не хотелось, конечно.       — Так и скажи, иначе он докопается до правды и сократит отпускные, когда те действительно понадобятся. Я постараюсь прийти вечером.       — Не стоит, дело с колледжем удивительно простое, я сама справлюсь. Лайтмана, кажется, вообще нет, так что пока не буду заморачиваться с твоим отсутствием.       — Спасибо, Торрес. — Кто бы сомневался, что она звонит из собственных побуждений, иначе, будь это по воле Лайтмана… боюсь подумать, что тогда случилось бы.       Раздались короткие гудки, и я положил телефон на стол.       Оказалось, что Лесли до сих пор спала. Я с удивлением отметил новый необычный цвет волос подруги, который во вчерашней полутьме и суете совершенно не заметил. Короткие синие вихры делали её лицо ещё острее, ещё болезненнее. У корней цвет был светло-голубым, где-то по длине виднелся бирюзовым и даже иссиня-фиолетовым. И это выглядело красиво, эффектно. Хотя немного не по мне. Вздохнув, отправился в душ. Может, три таблетки было слишком для неё?       Я уже вытерся и сменил одежду, и только сунул зубную щётку в рот, как в спальне раздался крик. Я скривился от боли, полоснув себе жёстким краем по нёбу, и, бросив щётку в раковину, выбежал из ванной. Лесли сидела на полу, запутавшись в одеяле и уткнувшись носом в собственные колени. Она едва заметно раскачивалась, обнимая себя за плечи, убаюкивая проснувшуюся с сознанием боль утраты. Рядом лежал разбитый будильник. Наверное, смахнула, когда пыталась вырваться из жёсткой хватки кошмара.       — Эй, эй, я с тобой, — я бережно приподнял девушку, устраиваясь с ней на кровати. — Я принесу ещё успокоительного, — но рука, сминающая футболку на животе, не дала мне осуществить задуманное. Лесли безмолвно покачала головой, заставляя одним жестом сесть обратно на разложенный диван, заменяющий кровать.       Меня пугало, что, рассказав об убитой Ромике, Лесли больше не сказала толком ни слова. Я не знал, что делать, ведь рано или поздно убийство раскроется и начнутся допросы. Чёрт, я ведь тоже замешан в этом! Досада, образовавшаяся в груди, была тут же съедена стыдом. Лесли пришла с этой проблемой ко мне, не к кому-то ещё, и я сделаю всё, что смогу. Внезапно что-то завибрировало. Будто диван, но это больше напоминало телефонное оповещение. Лесли отстранилась, выпустив меня из своеобразных объятий, и зашарила руками по постели. Через несколько секунд, она вытащила на свет мобильник с разбитым экраном.       — Я упала на него, — её голос дрожал и хрипел. Ей с трудом далась даже такая простая фраза. Лесли ввела защитный пароль (какую-то дату), не с первого раза попадая по кнопкам не слушающимися пальцами.

/1 новое сообщение./

      Открыла и вчиталась. Мне было неловко лезть в её личные дела, но меня вынуждала ситуация. По крайней мере, мою совесть это оправдание устроило. В сообщении было всего 4 слова. «Ты знаешь, что делать».       Это не принесло бы ясности, не посмотри я на отправителя. Имя «Ромика» и три поцелуя рядом с ним привели меня в мрачное волнение. Что это значило? Она жива?       — Лесли? — девушка подняла на меня тяжёлый взгляд. Она снова плакала, поджимая подбородок и жутко кривя лицо, и что-то невнятно бормотала при этом, сжимая телефон так сильно, что треснувший экран лопнул до конца, потухнув.       — Я не обратила на эту смс-ку внимания, когда ехала в автобусе. Я… я несла домой большую и неудобную штуку, зная, что сообщение всё равно от Ромики. Я не просмотрела его. Я бы успела, если бы это было нужно, я бы смогла её спасти, — она вся побелела, затряслась и откинулась на спину, тут же свернувшись в клубок, поджав под себя ноги. Её самобичевание приводило меня в абсолютное смятение. Локер, у неё умер самый, наверное, близкий человек, ты идиот! Но я же никогда не имел дела с лесбиянками. Нет, был опыт, конечно, но это не та практика, которая сейчас будет в тему. Как мне поступить? Утешить? Растормошить? Перестать загоняться и спихнуть кому-нибудь?       Помочь?       — Что значит сообщение, Лесли? — на меня не обратили внимание, поэтому я попробовал угрозу. — Если ты мне не расскажешь всё толком, я позвоню в полицию, понимаешь? — Лесли дёрнулась и замерла, прислушиваясь или пытаясь совладать с собой, не знаю. Она провела рукой по грязным волосам, убирая их с лица, и села ровнее, уставившись на меня, периодически всхлипывая.       — Ромика… она была связана с плохими людьми в прошлом. Она клялась мне, что всё закончилось, что её оставят в покое, — Лесли была снова на грани истерики или приступа эпилепсии. С каждым разом это выглядело всё страшнее. Я положил руку ей на плечо, чтобы она почувствовала моё желание поддержать и быть рядом. Кажется, это сработало.       — Она не желала рассказывать мне ничего из своей прошлой жизни. Мы встретились три года назад, но с тех пор тайн не убавилось. Порой она уходила, надолго. Иногда её не было дома с месяц или типа того, и один раз она не возвращалась 53 дня подряд. И когда она всё-таки приходила, это всегда выглядело ужасно. Словно её подвергали… пыткам, — Лесли скривилась снова, смаргивая слёзы. — Я не могла остановить это, не могла поучаствовать. Она не подпускала меня ко всему этому, но один раз не смогла сдержаться. Мы в тот вечер крупно поссорились. Из-за какой-то хрени, но она в порыве злости выложила мне свой главный секрет. Она спрятала какую-то важную вещь от Мастера, — Лесси выплюнула это слово с отвращением, словно это было самое мерзкое, что она знала. — Какую вещь, где, я не знаю. Просто сказала, что с этим могут быть проблемы. И что если она их решит, мы никогда не будем ни в чём нуждаться. Никогда. Но проблемы решили её. Я клянусь, Локер, это те люди, охотившиеся на неё из-за ценной штуки. Или вещей. Она говорила, что я тоже в опасности, что она защищает меня, уходя так надолго. Я первое время подозревала её в измене, но когда она возвращается с новой порцией шрамов и следами от кнута, или с пулей в ноге… отпало как-то само, — Лесли усмехнулась, и эта приподнятая верхняя губа мне напомнила одного ублюдка, ухмыляющегося точно так же. Лесли словно скопировала Лайтмана, и это было жутко, особенно потому, что Лесс никак не может быть связана с начальником.       — Что значит это сообщение? — мы вернулись к началу, но я до сих пор не понял, что нужно было сделать Лесли.       — За этим «богатством» Ромика летала в Африку. Там она встретила одного человека, которому под марихуаной раскрыла всю подноготную, для кого, зачем и куда она собирается этот артефакт спрятать. Я тогда просто хотела биться лбом о стол, особенно когда узнала, что он тоже из Америки. Но она говорила, мол, Лесли, ты не знаешь, что мелешь! Доктор Лайтман помог мне вернуться, он не сдаст меня. Она заставила меня пообещать, что в случае проблем я обращусь к этому Лайтману, но я не хочу этого делать. — Лесли замолчала и положила подбородок на колени, пока не заметила моё состояние.       — Локер? Что-то не так?       — Да, — это была правда. Мне было до головокружения странно проводить параллели между произошедшим и своим шефом, но то была правда Лесли.       — Доктор Лайтман мой работодатель. Я специалист у него в центре изучения мимики и жестов, если это можно так назвать. — Лесли была потрясена, потому что и ей наверняка было непривычно ассоциировать «Лайтмана, помогавшего Ромике бежать» не только с самой Ромикой. Здесь было больше тайн, чем я подозревал.       — Ты отведёшь меня к нему, Локер? Прошу тебя, они убьют и меня, и тогда я точно не смогу отомстить за неё. — Она ударила здоровой рукой по дивану, горько посматривая на вторую перебинтованную, и я с облегчением заметил, что предпосылок для истерики больше пока не было.       — Прости, Локер. Ты невероятный друг. Спасибо тебе за всё. Я понимаю, что не должна просить большего.       — Ты неправильно истолковала моё молчание! Просто пойми, вчера ты перевернула моё существование с ног на голову, я пытаюсь привыкнуть к этому. — Мягкость в моём голосе вернула к Лесли толику уверенности.       — Завтра я отведу тебя в офис. Со мной будет больше шансов, что он тебя выслушает. Нет, он заинтересуется новым «клиентом» в любом случае, но с моим присутствием это пройдёт быстрее. Он очень любит играть терпением других, проверяя и искушая. Тебе нужно как следует отдохнуть перед битвой, Лесси, — я шутливо развёл руками.       — Я не знаю, как отблагодарить тебя…       — Своей жизнью.       Я дал ей ещё половинку снотворного, потому что та тройная порция быстро вывелась из её организма, когда мозг пытался справиться со стрессом. В обычной ситуации это срубило бы её, как меня, — дня на два.       И теперь я сижу на набережной, неподалёку от дома, и смотрю на проплывающие мимо судна, приносящие хоть толику специфичного ощущения, что ты живёшь.