Югославский посланец

Я не чувствовал боли. Ее как кто-то забрал, желая дать мне освобождение…       Бог услышал меня… Он дал мне свободу. Он забрал физическую боль, но не забрал душевную… Все ощущения были потеряны, как будто я попал в иной мир, где нет боли и страха, где все как то… Нереально?       Я надеялся встретить ее в этом мире, я молил Бога о еще одной встрече. Но он меня не услышал… Мои мысли были прерваны сладким голосом и ярким светом: — Ты пойдешь со мной? — спросил незнакомый мне голос.       Я знал, что мне нечего терять, но внутренний страх пересиливал меня. Я подумал о ней. Как же ей там, в загробном мире… Мне хотелось встретиться с ней. Поэтому я не раздумывая ответил: — Да, я пойду с тобой. Предо мной появился силуэт незнакомой мне девушки. При виде меня она улыбнулась, видно не желая напугать меня. — У тебя есть шанс сделать все идеально, так, как хотели вы вместе. — сказала она и ее силуэт начал мягко расплываться. Перед полным исчезновением ее голос сказал мне — Все в твоих руках, Дража, — сказала и исчезла с глаз моих долой… „Все в моих руках…“       Пред моими глазами пролетели основные моменты моей жизни: Детский сад… Помню, как меня пытались окунать головой в снег, а я всем давал отпор.       Школа… Знакомство с ней. Она была лучшей ученицей класса, а я задирой, которого она презирала.       Старшая школа… Любовь, наши первые свидания. Кто бы мог подумать что все так обернется, что лучшая ученица класса будет в союзе с главным задирой класса.       Университет… Окончание его экстерном, благодаря ее помощи. Она была добра ко мне. Она была лучшей. Я был верен ей, а она была верна мне. Мог бы я все изменить, непременно бы отказался от той поездки, аргументируя все плохим предчувствием…       Наш переезд в Сербию. Начало войны. Ее смерть. После этого я вступил в добровольческую армию. Там меня кормили, одевали, поддерживали меня в моем горе. Я не хотел это видеть. Но кто-то мне показывал это.       Воспоминания… Мне больно когда я вспоминаю это… Но сейчас… Я ведь уже умер, да? Перед судом божьим я должен все вспомнить?       Я опять услышал голос… Он звал меня, звал меня идти за ним… -…вай! Вставай, Дража, ты приехал! — смолвил молодой голос девушки. „Куда я приехал? Кто меня зовет?“ Я не смог задать себе больше вопросов, я почувствовал легкие удары в районе щек. „Я не умер? Или я уже в раю?“ Я попытался открыть глаза… … и их ослепил яркий свет. „Вот он, рай! Такой как я его и представ…“       Мои глаза привыкли к свету и перед моими глазами была молодая девушка, лет 17 от роду. Она была в пионерской форме, в такой же, в какой были пионеры бывшего Советского Союза. Он склонилась предо мной, и ее длинные косы лежали прямо у меня на коленях. — Ты понимаешь по-русски? — с недоуменным лицом спросила она. Я попытался кивнуть. Не уверен что это было похоже на кивок, но сам факт действия присутствовал. Она улыбнулась. — Надо же, иностранец и понимает язык. Небось ценишься в стране? — с пристрастием спросила она. Я начал смотреть непонимающими глазами. — Все таки не понимаешь? — с явным недоумением спросила она Я переборол свой страх, страх общения с ней, и выдал что-то, похожее на фразу, с необычным для меня нерусским акцентом — Я очень хорошо понимать русский язык. И говорю тоже! Она улыбнулась. — Да, все же правда что мы один народ. Славяне! — с мечтающим лицом сказала она Ее лицо резко изменилось. — Меня Славяной зовут. — сказала она, с каким-то непривычно добрым для меня отношением в голосе —, но все меня Славей зовут, так что зови как удобно!       Я поразмыслил и решил, что здесь ко мне, по крайней мере сейчас, относятся крайне хорошо. Это перекрыло мой страх сказать имя: — Хорошо, Славя. А меня Драголюб, можно просто Дража. Славя улыбнулась: — Эх, герой! Даже вежлив. Нам бы таких пионеров…       Меня взяло странное чувство. Меня называют пионером, стоит предо мной пионерка, да сам я в автобусе. Не значит ли это то… … что я попал в пионерский лагерь?       Я думал, рай другой. Может, я не умер? А это просто сон? Очень необычный и приятный сон? Бред какой-то, если это сон, то как я контролирую свои действия и еще при этом думаю? А ощущения? Все ведет к тому, что это не сон, но что же это тогда? — Пионер, не спать! — резко выпалила Славя       Я посмотрел на нее вопросительным взглядом. Мою идиотскую улыбку, скорченную, дабы не выдать себя за не-пионера, передать словами было невозможно… Поэтому Славя улыбнулась и пояснила: — У нас другой менталитет, не то что там у вас, в Белграде, — с увлечением начала она. — Впервые югославского пионера вижу, и одни хорошие впечатления. Эх, вот она, культура славянских стран, — сказала она с сожалением в голосе. Ее взгляд плавно опустился вниз: — А у вас все пионеры в армейской форме ходят? Я опустил взгляд вслед за ней…       Мое удивление передать словами было нельзя. Я был в той самой одежде, в какой был до моей, эм… смерти. Как такое вообще возможно? Со стороны я выглядел скорее всего, мягко говоря, как идиот, поэтому оправдание в ответ на этот вопрос появилось само по себе: — Да нет, просто я слышал, у вас тут холодно, поэтому мне дали эту одежду, чтоб я не замерз, — экая и мэкая, проговорил я.       „Боже, более идиотской отговорки я еще не придумывал!“       Но я вроде выкрутился. Славя рассмеялась, и, покачивая головой, пояснила: — Это зимой у нас холодно, а летом наоборот, жарко! — Так поэтому я без зимней подкладки надел! Не, ну точно, как дегенерат говорил.       Славя смотрела с пониманием. — Ладно, но тебе надо идти к вожатой, твои вещи там. Она тебя ждет. Она развернулась и пошла к выходу из автобуса. У выхода она остановилась и сказала: — У домика вожатой растет сирень, так что не потеряешься! — Спасибо!       Она уж было хотела уйти, но остановилась: — И еще, тебе нужно будет заполнить обходной лист. Сразу говорю, библиотекарша злая и сварливая бабка, будь осторожен! — с незначимой угрозой сказала она и выпорхнула из автобуса. А я же остался один с своими мыслями.       Они вынудили меня вновь опустить взгляд. Все также я сидел в армейской форме добровольческой армии. На мне даже разгрузка осталась. Я подвел руку к поясу… Кобура на месте. Пистолет? Откуда у меня в этом мире пистолет? Открыть кобуру не составило труда. В ней действительно лежал пистолет. Макаров…Наградной… Редкость.       Я покрутил его в руках. Надпись на сербском „Дорогому товарищу Йовановичу от командования СДГ“.Воспоминания. Подумав, вынул магазин. „Ровно один патрон“. Чтобы застрелиться или пристрелить кого-нибудь. Мои мысли…       Я вернул магазин на место и снял пистолет с предохранителя. Передергивание затвора. Подставляю дуло к подбородку. Возможно, так бы закончилась эта жизнь… Я спросил себя: „Быть или не быть… Вот в чем вопрос.“       Я могу покончить с этим, даже не начав. Но здесь… Здесь может быть она. Эта мысль вынудила меня поставить пистолет вновь на предохранитель.       Я повертел его еще немного в руках и вернул в кобуру, не забыв застегнуть ее.       Раз я решил рискнуть остаться здесь, то нужно понять, что я здесь такое и где я вообще. Мне говорили что я пионер, и я пионер из Белграда. Но пионерия… Ее уже как три десятка лет не существует!       Меня смутил факт того, что я умер. Это отвело от меня лишние вопросы. Раз я пионер, то должно быть здесь что-то, связанное с этим. Вожатая, обходной, должно быть, это лагерь. Пионерский лагерь. А я, должно быть, пионер. Бред. 25-летний пионер. „А то, что ты помер и вроде еще живешь, тебя не смущает?“ — спросил меня внутренний голос. „Нет.“ — отчетливо сказал я себе. Я примерно построил модель своего поведения здесь… Главное здесь… „Главное — не ешь желтый снег!“ — подметил внутренний комик. Да, желтый снег мне точно тут есть не надо. Особенно летом. Я осмотрел листок, данный мне Славей. «ДВОУ ПЛ „Совенок“». Расшифровка аббревиатуры „ДВОУ“ была мне непонятна, но ПЛ гласило „пионерский лагерь“. Откуда не возьмись, меня взял интерес, что же все-таки со мной? Я расстегнул куртку и нырнул рукой в внутренний карман. Рука вернулась с всем имевшимся в нем. „РЕПУБЛИКА СРБИЈА. ПАСОШ“       Паспорт не изменился. Что же еще. Я вернул документ на место и следом нырнул в соседний карман. Я вынул из него давно забытую мной пачку „Кэмэла“. Эх, жаль не сахар. У нас, в армии, на каждого бойца в день выделялись сахар, сигареты и ракия. Много парней не курили, поэтому сигареты менялись у народа на нужные или ненужные товары. Я был одним из таких, кто терпеть не мог курение, но понимал всех, кто курил.       В тот день, когда меня не стало, я получил норму. Сахар я благополучно раздал голодающим детям из разрушенных районов, ракию перелил во флягу да кинул в портфель, а сигареты положил в карман. И забыл про них. Не думаю, что они пригодятся мне здесь. Кто знает, мало какие пионеры здесь окажутся. Не все же пионеры были паиньками.       Я отправил пачку на ее законное место и попробовал встать на ноги. Ноги не хотели меня держать, но немного пошатавшись, подчинились моей воле. Пройдясь немного по автобусу, я понял, что все вокруг более или менее реально. Выход из автобуса был открыт, а водителя на месте не было. Вздохнув, я вышел вон из автобуса.       Еще более яркий свет озарил мои глаза. От света я закрывался рукой, мои глаза начали болеть. „Да, давно я не видел такой яркий свет.“ „Уж точно. Лето.“ Глаза привыкли к яркому свету. Меня насторожило то, что форма на мне сидела как на меня пошитая. Я вновь, уже в третий раз, осмотрел себя. Форма прекрасно сидела, не так, как раньше. „Неужели я стал моложе?“ Я обернулся к автобусу. Он был прекрасно отполирован, так что я видел свое отражение.       Я ахнул. Действительно, я стал моложе! Когда мне было 17, я был в прекрасной форме, все девушки глазели на меня. Когда началась война, есть стало нечего, да и не хотелось, трагедия все-же, вот и похудел.       С глазами по пять копеек и улыбкой до ушей я обернулся обратно. Там меня встретили две статуи пионеров и ворота, окруженные забором. Сверху красовалась надпись „Совенок“, прямо такая, как на обходном листе. Я еще раз посмотрел на обходной и на ворота.       И что же, в добрый путь! На изучение нового! Походкой победителя я пошел внутрь. Ворота скрипя, но без большого усилия, открылись.       Это что? Рай? Я не мог поверить своим глазам. Все было обустроено по последнему слову техники 80-х годов. В таком лагере, точнее похожем, я провел большую часть своего детства, ездя в них каждый год по бесплатной путевке от отца.       Я прошел немного вперед и увидел перед своими глазами здание. Табличка рядом с входом гласила, что это клубы. „В обходнике была эта графа!“ С такой мыслью я не раздумывая влетел внутрь.       В клубах меня встретил приятный аромат канифоли… …и жженого пластика. Как и следовало ожидать, комната была немного задымлена. Клуб радиоэлектроники, значит. В комнате никого не было, но я увидел паяльник, одиноко лежащий на пластиковой обложке и стремящийся, видно, сжечь весь клуб. „А вот и источник запаха!“       Я подошел и поднял паяльник. Он уже проплавил обложку и готовился прожечь стол. Отключив паяльник от сети, я принялся искать подставку. В этот момент из каморки, которую я по началу не заметил, вышел парень в очках, очень напоминавший мне кого-то из советских фильмов. Увидев меня и оценив задымленность, он самоуверенно сказал: — Вот Электроник, опять убежал, забыв паяльник убрать! — незамысловато и просто сказал он. — А ты новенький? Давай обходной! — еще проще сказал он, протягивая руку ко мне. Я уж было потянулся за обходником, но внутренний этикет сказал сам за меня. — А может, для начала познакомимся?       Он подошел и забрал паяльник у меня из рук. Повертев его немного в руках, он повесил его на незамысловатую и в тоже время необычную подставку на краю стола. Немного погодя, он отряхнул руку об шорты и следом протянул ее мне: — Александр.       Я последовал его примеру и пожал ему руку: — Драголюб, можно просто Дража. — Очень приятно, — с удовлетворением сказал Сашка. Прям как Шурик из одноименного фильма. Решено, буду звать его Шуриком.       Он посмотрел на меня ехидным взглядом: — Необычное имя. Ты тот самый пионер из Югославии?       Я кивнул. — Что ж ты сразу-то не сказал, я бы тебе все показал да рассказал!       Я начал отмахиваться: — Да ладно тебе, не нужно это так афишировать, не люблю я популярность. — Понял, но провести экскурсию по кружку я обязан! — понимающе улыбнулся Шурик. — А это обязательно? — вздохнул я.       Шурик ехидно улыбнулся и поправил очки: — Тебя никто и не спрашивает, покажем так, что ахнешь! — голосом диктатора сказал он. Интересно, что он мне покажет?       Он начал мне показывать и рассказывать о клубе, о его товарище Электронике, тоже похожем на парня из одноименного фильма. По его рассказам, Электроник выходил жутким раздолбаем: бегал за девчонками, почти не занимался основной клубной деятельностью и совершенно не обращал внимания на технику безопасности, будто ее и нет вовсе. Примером этого послужил благоразумно выключенный мной паяльник. Соглашусь, впечатлен. Даже моя покойная бабушка не забудет выключить электроприбор перед уходом.       Мне показали весь клуб. Если он хотел, чтобы я вступил, то он показал слишком много: от простых радиосхем до их необычного робота женского пола. Почему женского? А какого он пола должен быть при том, что его создают две половозрелых особи мужского пола? У них гормоны в таком возрасте бьют через край! Даже мозг иногда отключается! Я-то знаю! Сам таким был раньше.       Клуб был оборудован по последнему слову техники. Было все, даже то, о существовании чего я даже и не догадывался. В общем, я был впечатлен клубом. Очень скоро мой мозг, ошалевший от рассказов Шурика, зачем нужна в нашей жизни радиоэлектроника, сам потянул руку к обходному листу: — Меня ждет вожатая. Можно? Он одобрительно посмотрел на меня: — Вот теперь — можно! — Он взял в руку карандаш и поставил заветную закорючку в обходном. На радостях я вылетел из клуба, не обращая внимания на его агитирующие на вступление в клуб вопли. Дверь захлопнулась, моей радости не было предела. „Куда теперь?“       В обходном красовалась надпись: „Библиотека“. Как мне сказали, там сидит сварливая не по годам бабка, так что для начала схожу к вожатой. Как там Славя говорила? Кусты сирени? Ладно, ищем сирень.       Минут 15 я бродил по окрестностям, выискивая заветное растение и просто любуясь летней природой. Вокруг я видел только похожие на бочки дома, снующих туда-сюда детей разных возрастов, в общем, то, что, по моему мнению, должно быть в обычном пионерском лагере. Дети удивленно смотрели на меня, но ничего не предпринимали. Вдруг ко мне подошел парень лет тринадцати и смущенно произнес: — Здраво, ти си югославски пионир?       Я немного удивился, но смог выдавить из себя некое подобие улыбки и ответил с искусственным акцентом, созданным лично мной: — Да, но я и по-русски говорить умею. Пионер обрадовался и сказал: — О, здорово! А почему вы в армейской форме? У вас в Югославии все пионеры так ходят? — Эм… Извини, но я немного тороплюсь, может, потом поговорим? — Мне с трудом верилось, что мне пришлось впервые в жизни так нелепо уклоняться от ответа, но делать было нечего, и я поспешно ретировался. Наконец я нашел небольшой домик, вокруг которого росли кусты сирени. Само строение было на вид, будто у дома срезали треугольную крышу, поставили ее на землю и живут под ней. Рядом я заметил шезлонг и тут же плюхнулся в него. Он угрожающе заскрипел, но выдержал мой вес.       Немного передохнув, я наконец встал, подошел к двери, постучался и приоткрыл дверь: — Здрасте, можно? Но то, что я увидел, заставило меня, мягко сказать, застыть, в изумлении уронив челюсть: моему взору представилась полуобнаженная молодая девушка, прикрывавшаяся, видимо, только что снятым бюстгальтером. — Ответа нужно было дождаться! — крикнула она мне. — Дверь закрой!       Я быстро закрыл дверь и попытался отдышаться. Получалось плохо. Я вернулся в шезлонг и прикрыл глаза. „Я точно еще не готов к ТАКОМУ… Даже если я попал в рай!“       Спустя пару минут меня мягко потрясли за плечо: — Молодой человек, вас, случаем, не Драгослав зовут? — Драголюб. Можно просто Дража, — с ехидно-довольной ухмылкой сказал я. Она с некоторой угрозой посмотрела на меня и медленно произнесла: — Меня зовут Ольга Дмитриевна, и я теперь твоя вожатая на следующую смену. Надеюсь, такого больше не повторится, Драголюб? — с нажимом спросила она. Я ожидал другого к себе отношения со стороны вожатой… — Теперь, стуча в дверь, буду ожидать ответа. Даже если там никого не будет, — с той же ухмылкой ответил наконец я. Вожатая нахмурилась: — Не утрируй! — пригрозила она пальцем. — Извинился бы хоть! — уже с досадой в голосе продолжила она.       Я уж было психологически приготовился вести пламенную речь извинений, но я был прерван Ольгой, изменившей свое выражение лица на более приветливое, даже дружелюбное. — Тебя надо пристроить. Пошли в дом, — просто отрезала она и побежала вверх по лестнице. Вожатая приглашающе мотнула головой, на что я, охая, как старый дед, вылез из шезлонга. Увидев завершение моего поднятия по лестнице, она довольно улыбнулась: — Прошу! — сказала она и открыла дверь. На это я ответил очень эстетично: — Дамы вперед, — сказал я аки кавалер во плоти.       Ольга несколько ехидно улыбнулась и, как настоящая мадам, вошла внутрь. Я зашел следом. Ольга начала говорить: — Вот видишь это? Здесь ты будешь жить. Мест в лагере нет, единственная койка здесь. Ты же парень у нас взрослый, стесняться нам нечего. Вон на той койке будешь спать, — пояснила она, показывая на стоящую в углу кровать, на которой лежал рулоном свернутый матрас и располагающееся рядом постельное белье. — Так, теперь надо привести тебя в надлежащий вид. Секундочку…       В течение нескольких минут вожатая издевалась над моим внешним видом. Было интересно наблюдать за тем, как она пыталась дотянуться до моей прически. Да уж, вот они, 190 сантиметров роста да плюс подошва берц, даже женщина в самом расцвете сил не может дотянуться до моей прически Иосифа Виссарионовича. Мне стало смешно от этих мыслей, и я встал на колени. Я принял позу кавалера и сделал вид что открываю коробочку с кольцом. Поднеся руки к ней, будто я держу самое ценное, я высказал голосом, как в Пушкинских стихах: — Вы выйдете за меня замуж? — с идиотской улыбкой сказал я. Вожатая подыграла мне, и всем видом засмущалась: — Ой, Драгослав, вы такой милый, но у меня уже есть Иванушка, — сказала она голосом, как в каком-то романе. — Драголюб! — рявкнул я. Она кивнула и рассмеялась. Я же последовал ее примеру. И вот наконец она закончила с моим преображением и отошла от меня на пару шагов, и стала ждать, пока я встану. Увидев завершение сего действия, она спросила сама себя: — Ну не красавчик ли? Я сделал типичное выражение лица позера и принял позу модели на показе: — Я что, настолько неотразим? — На что Ольга Дмитриевна потянула руку к своему лицу. — Да. Прямо с обложки „Моды“ сошел! Я засмеялся: — Это где же я чехословак? — деланно возмутился я. Ольга сделала задумчивое лицо: — Ну да, немного перепутала журналы. А у вас в Югославии какие популярны? Я развел руками. А действительно, какие у „нас“ там были журналы популярны в 80-х? — Не знаю, не интересовался, но могу написать маме, попросить, чтобы прислала. Хотите кусочек югославской культуры? Ольга усмехнулась: — Давай всего помногу, лишними не будут! — А ваша цензура даст такое провезти? — улыбнулся я. — А то мало ли, загребут себе, и вся коллекция журналов — тю-тю! — На что Ольга пожала плечами. — А кто его знает? На что я ответил: — Вот, не требуйте от меня многого, я всего лишь невинный пионер! Вдруг обоих посадят?! Вожатая улыбнулась: — Ладно, перебьюсь. Больно нужны мне твои журналы, ПИОНЕР. Примерно в таком формате и протекала наша беседа в течение пятнадцати минут, когда я внезапно вспомнил о том, что у меня, оказывается, еще и появившиеся из ниоткуда вещи есть. — Ольга… Дмитриевна? Боже, можно просто — Ольга? — спросил я. — Как тебе будет удобно. Только не на людях, а то мало ли… — Она серьезно посмотрела мне в глаза. — Хорошо, Ольга. Мне тут птичка напела, что к вам мои вещи принесли. Можно мне их, наконец, забрать? — Да конечно, в шкафу вон стоят. Забирай, коль надо, — немного погодя ответила вожатая и махнула рукой на один из стоящих у двери шкафов.       Я рывком встал, подошел к указанному элементу интерьера и открыл дверцу. В шкафу я обнаружил небольшое зеркало на внутренней части дверцы и объемную сумку, предназначавшуюся, по видимому, мне. Я взглянул в зеркало и ужаснулся.       В отражении я узрел ровно то, что я видел еще вчера вечером: густую неопрятную бороду, которую я почему-то не заметил на зеркальной поверхности автобуса, примчавшего меня сюда. Я задал Ольге вопрос: — А почему вы, как добропорядочный вожатый пионерлагеря, не обругали меня за столь дикарский вид? — на что „добропорядочный вожатый“ мило улыбнулась: — Охота мне на мужика поглазеть, что такого? Теперь можешь идти сбривать… Но ее речь прервал звук горна. — О, уже обед? Так, сейчас быстро наводишь тут порядок и идем на обед, а потом ты добьешь свой обходной и, наконец, отдохнешь и приведешь себя в нормальный вид. Может, с лагерем попутно познакомишься немного. У тебя минута, жду на улице, — закончила она непререкаемым тоном и выпорхнула из домика. „Что ж, делать нечего“, подумал я, и начал наводить чистоту в комнате, хотя бы относительную. Кровать Ольги Дмитриевны решил не трогать, мало ли, посему кинул сумку на стул, быстренько застелил постель, удовлетворенно хмыкнул и спешно вышел из домика. — Закончил, мужик? — Ехидно усмехнулась вожатая всея оравы. — Ну что, пошли, что ли. Я молча поплелся за ней, на автомате подмечая опознавательные признаки, чтобы не заблудиться на обратном пути. Спустя минуту ходьбы бодрым шагом мы вышли к одноэтажному кирпичному зданию. Мы вошли внутрь. Первое, что я отметил, попав в помещение, это дети. Их было очень много. Ольга подергала меня за рукав. — Не спать, пионер! Смотри, вон там стойка, возьмешь еду там. Наташа — тетка добрая, ты ее не бойся. Я посмотрел на „тетю“ Наташу. Действительно, она не внушала опасений, если не считать того, что в ней спокойно поместилось бы три меня. Воодушевившись словами вожатой, я бодрой рысью подошел к раздаче и сказал: — Дајте ми моју порцију хране, — доброжелательно сказал я. — Чего? Давай-ка по-русски, я не понимаю. — Она улыбнулась. — Здравствуйте, можно порцию? — с виноватой улыбкой проговорил я. — Да конечно можно, держи! — на последних словах она лихо шмякнула мне на тарелку две котлеты. Хорошая тетка. Надо как в армии — подальше от начальства и поближе к столовой. Надо бы поддерживать с ней отношения, может, еды больше будет перепадать. Ольга Дмитриевна удовлетворенно кивнула. — Молодцом! Так, теперь тебя посадить куда-нибудь надо… — она беглым взглядом осмотрела столовую. Тут ее глаза остановились, губы сложились в улыбку. — Вон видишь девочек? Иди, к ним садись, — вожатая указала рукой на стол у окна, за которым сидели три девушки: одна с красными волосами, завязанными в две косы-сопла, в футболке „СССР“; другая — повыше, с медно-рыжими волосами хмурым взглядом. Последняя же меня поразила: не совсем русские черты лица, волосы необычного цвета, близкого к бирюзовому. „Но бирюзовый же темнее? Может, спросить?“. Делать было нечего, я поплелся к их столу.       Сев за стол, я тут же отметил три сверлящих меня пары глаз. Дамы смотрели на меня, как Ленин на буржуазию. Как три Ленина. Сделав вид, что ничего не замечаю, я начал поглощать еду. Будто заглядывающие мне в душу девушки не давали мне покоя, отчего я сказал, отпивая из граненого стакана компот: — Дырку просмотрите. Девочки переглянулись и захохотали. Одна из них, та, что нерусской внешности, задала вопрос, который мне за сегодняшний день задали уже, наверное, раз сто: — Ты — тот самый пионер из Югославии? — и состроила мне глазки. — Да, ја сам Југославски пионир, — с улыбкой покойного товарища Тито сказал я. Пионерки удивились, видно, я сумел их впечатлить. — Да, он точно не русский, — сказала самая юная из сих особ, хозяйка ярко-красных волос, на что я улыбнулся. — По правилам этикета я должен представиться, но только после того, как это сделаете вы, — сказал я и поставил стакан на стол.       Первой ответила еще не участвовавшая в разговоре обладательница апельсиново-рыжих волос. Почему апельсиново-рыжих? Просто мне захотелось апельсинов. — Алиса, — кратко, внятно, лаконично. Мне нравится. — Меня Ульяной зовут, — сказала красноволосая и, как бы незаметно, потянулась к одной из моих котлет. Я погрозил ей вилкой и лениво спросил: — А в глаз? Я ведь вижу, — на что Ульяна невнятно пробурчала что-то вроде „больно надо“. „Но я же благодушный! Дети должны кушать!“, подумал я и, наколов котлету на вилку, стряхнул ее на тарелку „голодного ребенка“. На удивленный взгляд я ответил: — Можешь считать, что удачно свистнула у меня котлету.       Девочка в один момент переменилась в лице, и я получил возможность наблюдать детскую радость. Как мило. Я вопросительно посмотрел на последнюю пионерку и задал вопрос: — А тебя как звать-то, девушка? - Ох, зря я это спросил… На меня вылился такой поток несвязной мысли, что я впал в ступор, чем немного насмешил Алису с Ульянкой. Из всей кучи слов я разобрал что-то, похожее на имя — Мику. — Стоп, стоп! Можно помедленней? — не выдержав, прервал я ее словесный понос. — Говоришь, тебя Мику зовут? Она нахмурилась, но кивнула. — Очень приятно познакомиться, девочки. Меня Драголюб зовут, можно просто Дража. — сказал я, начиная употреблять в пищу картошку с котлетой, той, что осталась у меня на блюде. Наступило неловкое молчание. Еда уже заканчивалась, а поддержать разговор было нечем. Мне нужно было посетить еще три места, а их местонахождение я уж точно не знал. Поэтому я решил все же продолжить диалог. — Я тут ничего не знаю, не поможете с нахождением нескольких мест, которые указаны в обходном? — с серьезным выражением лица спросил я. Девочек этот вопрос, видно, даже не удивил. Вероятно, их готовили к тому, что такой, как я, просто не поймет, куда и зачем ему идти. Рыжие не подавали виду, видимо надеясь на реакцию третьей. Она поняла их невербальные намеки и предложила: — Я тут в музыкальном кружке руководитель. Ну, как руководитель… Я единственная, кто играть на инструментах умеет, а еще я музицировать люблю, а еще Алиска иногда в клуб заходит, играет, а так я всегда там одна, но ты же будешь ко мне приходить, значит вдвоем, а может втроем, но это как повезет, да? — выпалила она со скоростью 12 слов в пол секунды.       Естественно, даже при том, что русский — мой родной язык, я ничего не понял. Но так как я здесь „иностранец“, то мне можно попросить говорить помедленнее, так ведь? Поэтому я не медля попросил ее об этом. — Ой, извини, я просто привыкла так говорить. Я руководитель музыкального кружка, я тебя проведу, — сказала она с удовлетворенным выражением лица. Я был не менее доволен, поэтому просто кивнул.       С обедом было покончено и по правилам столовой я должен отнести свою посуду на мойку. Я составил все на поднос и понес туда, куда шли все пионеры. Стадный инстинкт к плохому меня не приводил. По крайней мере раньше. Я составил посуду в окошко, а поднос положил на стопку из таких же. Возможно, тут так и делают.       Выйдя из столовой, я стал ждать мою спасительницу, а по совместимосту пулемет, стреляющий вместо пуль словами. Она не заставила себя долго ждать и менее чем через три минуты она вышла из столовой. Я подошел к ней. — Пойдем, покажешь мне все. — сказал я и приготовился к еще одному словесному потоку. Но его не случилось, она как ни в чем не бывало обогнала меня и повела меня к кружку.       Весь путь мы шли молча. Путь был не такой уж и долгий, я приметил то, что клуб находится на отшибе лагеря, на возвышенности, вероятно, чтобы не было слышно, как пионеры пытаются научиться играть на музыкальных инструментах. Здание очень сильно отличалось от домиков: полдома занимала открытая веранда, неизвестно для чего сделанная. Само помещение, то, что с стенами, имело огромное по размерам окно. Непонятно, зачем оно нужно в музыкальном клубе, особенно при наличии веранды. Но это вопросы к тем, кто строил это здание. Мику легко взбежала по ступенькам на веранду. Они приятно поскрипывали под ее маленьким весом, так что я и не заметил подвоха. Я ступил на одну из ступеней, и только я поставил вторую ногу… …как ступенька проломилась. Вот вам и пожалуйста, рост 190 и вес 100, даже деревянные ступеньки не выдерживают меня. Я почесал репу: — Ну, надо будет починить. Мику рассмеялась. Наверное, впервые видит подобное. Но она меня прекрасно поняла, значит, инциденты уже были. — Ничего, завхоз починит. Понятно, почему она звучала как-то странно, не как все. — проговорила она и улыбнулась. Да, хорошо ко мне тут относятся, даже косяки свои исправляю не я, нечестно как-то.       Я поднялся на веранду. В то время Мику уже открыла дверь и прошла внутрь, оставив порог открытым для меня. Войдя, я увидел вполне обычную обстановку: рояль, куча разных инструментов и огромный диван. Мне сразу бросился в глаза аккордеон. Он стоял в стороне, весь в пыли, и, помимо всего прочего, забытый. Красный кожух и буржуйская надпись на нем выдавали, что он был сделан в ГДР. Раскошелились ведь, тоже мне.       Я взял его на руки, отчего Мику посмотрела на меня глазами по пять копеек, скорее всего его, никто не трогал уже какой год. Сдув пыль, я надел на плечи ремни, подвел левую руку к клавиатуре и отрегулировал ремень, тот, что на запястье. Удивительно, но плечевые ремни были отрегулированы прям как на меня. Решив насладиться звучанием, я потянул меха и взял ноту „до“ на правой клавиатуре. Звук сочный, такой я уже много лет не слышал. В ГДР плохого не делали, особенно это касалось аккордеонов.       Я сыграл ей все, что помнил из того, чему учился в музыкальной школе. Помнится, я так же играл когда-то. Меня слушали, даже при том, что я был ужасным человеком, много выпендривался. После того дня я изменился, даже учиться стал. Мику же слушала то, что я играю, с таким удивленным лицом, что даже в один момент закрыла глаза, видно, от наслаждения. Когда я закончил, она не сразу вернулась в этот мир, но опомнившись, начала хлопать в ладоши. Скорее всего, ей понравилось. Я поставил аккордеон на его прежнее место и застегнул меха. Хорошее место, буду чаще здесь появляться. „Если ты не исчезнешь так же резко, как и появился здесь.“       Внутренний голос оказался как никогда прав, за небольшое время, проведенное здесь, я забыл о том, что попадание меня сюда, мягко сказать, необычное. Лучше не задаваться этим вопросом, а дать всему идти так, как оно идет. Мику помахала руками перед моими глазами. Вероятно, я слишком задумался. — А, что? Я задумался немного, извини. — неуверенно сказал я ей.       Она начала опять что-то тараторить, мой мозг воспринимал всю информацию обрывками, но из всей этой длинной фразы я извлек, что она очень впечатлена моей игрой на таком необычном для нее инструменте. Как я понял, даже она никогда его в руки даже не брала, что уж говорить про других пионеров. Она спросила насчет нашей музыки, что я из нее знаю. „Показать ли ей пример, что есть на моем телефоне? Или сейчас слишком рано?“ Конечно, я задал ей вопрос, есть ли у нее кассеты нашей рок-группы „Индекси“, на что она отрицательно покачала головой. Дела. Надо выкручиваться. — У меня вроде есть записи, в следующий раз дам послушать. — пояснил я ей.       Мику радостно кивнула и протянула руку за обходником, который на протяжение всего разговора был у меня в руке. Она попросила что-нибудь, чем можно поставить подпись. Я покопался по карманам и достал из правого кармана коллекционный „паркер“, который я забрал из какого-то очень солидного места.       Удивлению Мику не было предела. Приехал пионер из другой страны, играет на инструменте, имеет авторучку. Интеллигенция, что сказать. Мику выхватила ручку из моей руки, повертела ее в руках, любуясь такой дефицитной в советском обществе вещью, после чего выдвинула стержень и поставила свою подпись в обходнике, после чего с довольным лицом отдала мне бумажку и ручку. — Приходи почаще, а то я тут со скуки с ума сойду! — воскликнула она после того, как я перешагнул через порог. — Обязательно приду! — на прощание ответил я. Дверь клуба захлопнулась, отделив меня от этой тараторки. Интересно, как ее вообще понимают? „Так, остались библиотека и медпункт“       Куда же идти? Мне сказали, что в библиотеке сидит злая бабка, но ничего подобного не было про того, кто сидит в медпункте. Выбор очевиден. Я нырнул в карман и достал из него телефон. Время 14:22, связи нет. Ладно, пусть так. Вздохнув, я поплелся к медпункту. Спустя две минуты блужданий я вспомнил, что не знаю, как пройти к искомому зданию, даже не знаю, как оно выглядит.       Оглянувшись, я увидел неподалеку Шурика. Он выглядел так, будто уже битый час кого-то ждет, и этот „кто-то“ точно по прибытии получит по кумполу. Обрадовавшись, я быстрым шагом подошел к нему. — Привет! Слушай, Шурик, не подскажешь дорогу до медпункта? Мне бегунок подписать надо, — на одном дыхании выпалил я, на что парень лишь пожал плечами. — Идешь до площади, потом к Генде, это памятник, проходишь его и поворачиваешь направо. Там увидишь небольшое здание с крыльцом, это и есть медпункт. — Что бы я без тебя делал! — я отсалютовал местному Кулибину и поспешил в указанном направлении. Минуты через четыре я прибыл к пункту назначения. Вдох. Выдох. Это всего лишь медпункт. Мне нужно просто войти, получить долбаную подпись в долбаный обходник и так же просто уйти. Ничего сложного.       Закончив настраивать себя, я подошел к двери поближе и постучался. С той стороны мне ответил бархатистый голос: — Войдите! Открыв дверь, я тут же увидел перед собой сидящую на стуле молодую девушку в белом халате, обтягивающем аппетитные формы. Все бы ничего, да только глаза ее меня удивили. Ей-богу, я сегодня многое увидел, но глаза разного цвета меня просто сразили. Левый, алый, и правый, голубой, добавляли некий шарм медсестре. Сама работница лагеря писала что-то в тетради, и, услышав мои шаги, повернулась ко мне. Ее губы сразу сложились в хищную улыбку. — Здра… Здравствуйте, — запинаясь, проговорил я. — Мне бы это… Обходник подписать. Вот! — Я протянул медсестре листочек. — Здравствуй… пионер. На кушетку, — протянутый лист бумаги она попросту проигнорировала. Я с недоуменным выражением лица сел на кушетку. — Раздевайся, — сказать, что я был ошарашен, это ничего не сказать. — Зачем? — Спросил я. Что-то мне подсказывает… — Осмотреть тебя надо. Раздевайся, пионер, — …что меня тут разводят как ребенка. — Мне просто бегунок подписать. Можно? — Я жалобно посмотрел на девушку. Она недовольно и в то же время расстроенно на меня глянула и выхватила у меня из рук бумажку, чиркнула что-то и вернула. — Заходи еще, поболтаем… пионер, — она подмигнула мне и махнула рукой. Я с облегчением вышел из здания. Я почувствовал себя… Досмотренным, что-ли? Медсестра в пионерлагере и такой допрос с пристрастием, помимо всего прочего, к иностранному пионеру. Бред.       Ноги сами меня вывели меня к площади с неизвестным мне Гендой. Мне точно не было известно, кто он такой, даже учитывая, что я прошел весь школьный курс истории на „отлично“. И чтобы памятник ставили ему, а не какому-нибудь товарищу Ленину? Это еще непонятнее, чем ТАКАЯ медсестра.       На площади заканчивались мои великие познания о местоположении мест в этом лагере, а помимо всего прочего, мне надо еще и посетить библиотеку.       Вдоль площади стояли ровными рядами деревянные скамейки, поставленные для того, чтобы пионеры, уставшие от стройки коммунизма, могли присесть и посаморазвиваться, например, читая книжку. Но ведь всем ясно, что пионер будет отдыхать от отдыха, а точнее отлынивать от постройки Великого, с большой буквы, будущего.       Я решил присесть и отдохнуть от столь необычного допроса с пристрастием. А если быть проще — сесть отдохнуть от этой медсестры и ее невероятно двусмысленных фраз. На одной из лавочек сидела и саморазвивалась девочка с прической в два хвостика. Не будь двух не по-детски больших молочных желез, я бы ей не более четырнадцати лет дал. А так, не меньше шестнадцати.       Меня удивил цвет прически. Фиолетовый. Не такой уж необычный по сравнению с волосами Мику, но все же. Решившись с мыслями, я подошел к ней и спросил: — Здраво! Како си? — обратился к ней я, отчего она подняла свои полные удивления зеленые глаза. — Чего? — спросила она, отвлёкшись от книги. — Привет, говорю я, и как дела, спрашиваю! — с дружелюбной улыбкой утвердил я. — А, извини, не поняла. Привет. У меня все хорошо. Ты же тот самый пионер с Югославии? — очень тихо, почти неслышно произнесла она.       Я кивнул: — Да, и мне нужно найти то место, где хранится то, что ты сейчас держишь в руках, — указывая глазами на ее книгу, улыбнулся я. — Тебе объяснить, где находится? Или провести? — уже погромче спросила она.       Я развел руками. Я, вроде, не тупой, но идти к убийце детской психики лучше идти с кем-то. — Бог его знает, лучше проведи. Просто мне говорили, что там чудовище сидит, пионеров поедающее, — мягко утрировал я. В ответ девочка улыбнулась. — Тогда чудовище надо задобрить, — не сдерживая смеха, сказала она. Похоже, мне что-то не договаривают. Но не согласиться с ней я не мог. Лучше ее задобрить чем-нибудь. — Пошли тогда, я книгу возьму да подарю ей. Кстати, как тебя звать-то? — последовательно спросил я, вспомнив что у меня была какая-то книга на сербском. — Лена, — представилась она. — Драголюб, можно просто — Дража, — продолжил я так наше знакомство, — Что ж, пойдем, я возьму книгу? — Пошли! — завершила она с улыбкой.       По дороге к домику вожатой мы вели занимательную беседу. Она говорила мало, больше слушала. Из диалога я узнал, что она местная, и ей знакомы здесь почти все. Рассказала она и про то, как готовились к моему приезду. Даже оркестр хотели пригласить, чтобы поприветствовать меня.       Оказалось, Лена — очень приятный собеседник.       Наконец, путь до домика был преодолен, и мы вошли внутрь. Ольги Дмитриевны не было, так что лишних вопросов наподобие „ты заполнил обходник?“ или „почему еще обходник не заполнил?“ быть не должно.       Я открыл сумку. Сверху сразу оказалась книжка Иво Андрича „Мост на Дрине“. Книга была передана в руки Лене, та тут же начала ее изучать. Я застегнул сумку, после чего меня спросила Лена: — А как вы читаете это? Буквы такие, как в английском, но не как в английском… — с глазами по 5 копеек она смотрела на обложку книги, не забывая при этом перелистывать внутренние листы. На обложке красовалась надпись: „Na Drini ćuprija“, так что сразу стало понятно, о чем она. — А вот так, у нас два алфавита, один — как у вас, а второй — другой, как английский, но оба немного отличаются от вашего или английского. — Чем же? — с непоколебимой миной спросила она.       Я показал ей на букву »ć“, она кивнула и повернулась ко мне лицом. — И как эта буква читается? — с необычным удивлением спросила она. — Как звук „th“ в английском языке, но звук „Ч“. А если проще, межзубная „Ч“. А еще есть взрывная „Ч“, как ваша, но тверже, — такого потока информации она точно не ожидала. — Ясно, — Кратко и понятно ответила Лена.       Мы вышли из домика и пошли в сторону библиотеки. Я вздохнул и посмотрел на нее взглядом „ой, горе ты мое луковое“, на что она чуть слышно рассмеялась. Пора идти. Нас ждут великие дела. И бой с библиотекаршей.