w r o n g . o r . n o t

У Юнги явно проблемы с памятью, потому что он совсем не мог объяснить, каким же образом полчаса назад оказался зажатым в грязном углу подъезда этой пронырливой малолеткой. Причем сопротивления явно не оказывал. Сейчас он сидел у себя на кухне и выкуривал уже третью сигарету, потому что нервы, потому что крепость явно сдалась без боя. И во рту уже будто пепельница, а кроме горечи сигаретного дыма ничего ощущаться не должно, но Юнги кажется, что у него до сих пор во рту чужой язык и это как-то фу, поэтому он достает четвертую. Он с самого начала говорил этому Бэму, что голубые игры с ним не прокатывают. И почему они вдруг взяли и прокатили: одному богу известно. Теперь Юнги не знает, как ему дальше жить, или, по крайней мере, как завтра показаться в универе и не провалиться сквозь землю от стыда. Он сидит на кухне с распахнутыми окнами еще часа два, поэтому нет ничего удивительного, что на утро у него насморк и больное горло. Найдя в простуде отличную отмазку, Юнги топает к доктору, набивает себе температуру и на неделю выпадает из жизни, забывая обо всех своих оплошностях. Правда, спокойно живет он лишь пять дней. Затем ранним утром его будит непрекращающийся звонок в дверь, на который можно было бы и забить, снова уснув, если бы не вопящий в то же время телефон, затерявшийся где-то на столе под горой тетрадок. Решив, что если надо – перезвонят, Юнги идет к двери и, не заглядывая в глазок, открывает ее. Оправдать он себя может только тем, что спросонья всегда туго соображает. Потому что по ту сторону двери стоит Бэмбэм, прижав телефон к уху, и смотрит на него странно: то ли со злостью, то ли со страхом, а на минуту и вовсе кажется, что с надеждой. А Юнги ведь тормоз, когда проснется. Он забывает, что у Бэма к нему вроде как надежды на что-то, и впускает его в квартиру, пробормотав что-то в духе «ну и хули встал у порога, проходи уже». Бэмбэм такого точно не ожидал. Он ждал, что его за шиворот выкинут и скажут больше на глаза не появляться, на крайний случай, просто обматерят, а может даже и изобьют. Но взамен ему наливают чай и рассказывают о том, как хуево потерять голос, что даже температуру пришлось симулировать, лишь бы дома отсидеться. - Шуга хён, я думал, ты меня избегал. - С чего бы мне тебя избегать? И тут Юнги вспоминает, что вообще-то есть с чего. И так-то с этого все и началось, а почему он сейчас так свободно себя с донсэном ведет, не понимает. Зато Бэмбэм воспринимает эти слова так, как хочет он сам, и просто срывается к Юнги с поцелуем. Он проводит языком по нижней губе хёна и, надавив рукой на его затылок, пытается поцелуй углубить. Но Юнги не отвечает и, недолго думая, дает с локтя под дых, тем самым от себя донсэна отлепляя. Бэмбэм чувствует, что вот сейчас он точно перегнул палку, и возмездие его все же настигнет. И непонятно, кто в итоге больше удивляется, потому что в ответ: - Придурок, я же болею. С этим потом. У Юнги, кажется, проблемы не только с памятью, но и с остатками разума.