w r o n g . o r . n o t

Кем являются друг для друга Воншик и Хакен на самом деле сложно описать словами: кто-то говорит, что они хорошие друзья, кто-то, что держатся друг друга лишь ради определенной выгоды, как наследники состояний их отцов. Воншик хоть и знает, что все из этих ярлыков лишь слухи, сам не может разобраться, что к чему. Потому что Хакен — закрытая книга, и понять его, кажется, невозможно. Найти в этих черных глазах ответ на вопрос, почему он до сих пор держится Воншика, тоже. Нельзя даже наверняка сказать, держится ли вовсе. Когда они на людях, то привыкли изображать друзей в духе «противоположности притягиваются». Хакен, показывающий многогранность своих эмоций, при этом остающийся всегда милым и располагающим к себе какой-то детской непосредственностью. И в противовес ему Воншик, прямолинейный и устрашающий, всегда показывающий окружающим, что находится на ступень выше их. Знакомые говорят, что они отлично дополняют друг друга: Воншик становится милее и добрее, а Хакен время от времени даже бывает серьезным. Все вообще считают, что для Воншика хён — лишь мальчик для битья, над которым весело порой подшутить. Хакен в такие моменты всегда смущается и понуро опускает глаза в пол. Но Воншик знает, что это не смущение. Просто хёну нравится играть чувствительного и наивного паренька. А настоящим Хакен становится только перед донсэном. Он зарывается пальцами в белые жесткие волосы Воншика и запрокидывает его голову, заставляя смотреть на себя. Другой рукой Хакен нежно оглаживает его губы и мягкую кожу на щеках, медленно спускаясь прикосновениями на шею, усиливая на ней хватку. Воншик непроизвольно открывает губы: с них срываются шумные вдохи и выдохи, а из-за нехватки кислорода начинает кружиться голова. Воншик смотрит Хакену прямо в глаза, молча бунтуя одним лишь взглядом, но не вырывается. Потому что они должны придерживаться правил. Хакен наклоняется к лицу Воншика и шепчет ему прямо в губы: — Ты ведь понимаешь, что сейчас будет. О да, у Воншика нет ни малейших сомнений на этот счет. Они находятся в полутемной комнате незнакомого дома, за стеной грохочет музыка, и слышатся оглушительные выкрики подвыпившей толпы. Они одни посреди океана безумия, а дверь закрыта на замок. И сейчас Воншика ждет наказание. Хакен разжимает пальцы и делает шаг назад. — Ты знаешь, что делать. Воншик судорожно сглатывает и сползает с кровати, вставая перед Хакеном на колени. Все это время они не перестают смотреть друг другу в глаза. Это дарит бушующие чувства внизу живота, поэтому дальше действовать приходится почти на ощупь. Воншик скользит руками по бедрам Хакена, обтянутым грубой джинсовой тканью, и расстегивает ширинку. Слегка спустив джинсы, он проводит ладонью по боксерам и нервно облизывает губы. Хакен усмехается, потому что Воншик может и не признавать свою зависимость, но в такие моменты, как этот, в его глазах, словно море, плещется предвкушение. Хакен всегда понимал чувства Воншика лучше его самого. Именно поэтому и ведет в их отношениях. Он кладет ладонь Воншику на затылок и подталкивает его ближе, как бы позволяя продолжить. Тот оттягивает резинку трусов и достает его член, мягко надрачивая рукой. Медленно открывает рот и тягучим движением языка проходится от основания ствола до головки. Хакен начинает дышать чуть тяжелее и сильнее вцепляется пальцами в короткие волосы. Воншик все так же не отрывает от него свой взгляд, до краев преисполненный такого блядского обожания, что ноги начинают подкашиваться от чувства собственного превосходства. Воншик продолжает играться легкими влажными прикосновениями языка, пока не чувствует, что член в его руке уже стоит и пульсирует от возбуждения. Тогда он заглатывает истекающую смазкой головку и засасывает ее, втягивая щеки. Хакен издает первый за этот вечер тихий, но протяжный стон, который словно поощрение к дальнейшим действиям, и Воншик начинает двигать головой, постепенно ускоряя ритм. Хакен выдерживает лишь несколько минут, а затем фиксирует руками голову Воншика и сам толкается в его податливый рот до самого основания. Воншик от неожиданности зажмуривает глаза, все же разрывая зрительный контакт, и смаргивает выступившие слезы. Хакен запрокидывает голову и уже не сдерживает громкие стоны. Порой он оттягивает голову Воншика за волосы, чтобы почувствовать своим членом вибрацию его горла. Хакен ускоряет и без того сумасшедший темп, из-за чего Воншик сжимает кулаки на его джинсах и думает, что сейчас задохнется. Но Хакен так же резко выходит и, проведя головкой по его губам, бросает хриплым голосом на выдохе: — Язык. Воншик сразу же послушно раскрывает рот как можно шире и высовывает язык. Хакен делает последние движения рукой по члену и кончает Воншику на лицо, пачкая спермой его губы и подбородок. Он улыбается и, глядя на Воншика, судорожно хватающего губами воздух, застегивает джинсы. Медленно подходит и садится рядом на корточки, поглаживая того по голове. Воншик, сам того не осознавая, ластится к его руке словно котенок и слизывает с нижней губы уже начавшую подсыхать сперму. Горло до ужаса саднит, и навряд ли он сможет говорить этим вечером. — Хороший мальчик. — Улыбаясь, шепчет Хакен, а затем поднимается и выходит из комнаты. А Воншик остается один сидеть в темноте, снова использованный и брошенный, но почему-то очень довольный.