w r o n g . o r . n o t

Дождь хлещет острыми струями по коже и застилает глаза толстой пеленой: а может это и слезы. Ильхун идет куда-то вперед, и его губы дрожат, но не от холода: хотя и от этого тоже. На улице жаркое лето, но под этим вечерним ливнем кажется, что температура упрямо стремится к нулю. Слепое обожание в виде розовых очков жестоко сбито с лица и втоптано в землю. «А разве ты не знаешь?», — шумом отдаются слова в голове. К таким вот моментам невозможно подготовиться: даже если не ждешь ничего, все равно режет словно резким хлыстом. Четыре выдоха на один вдох, и жгучая пустота внутри; а небо плачет тяжелыми каплями, стремящимися разорвать остатки самообладания. «Когда я успел опуститься до этого?» «Когда успел потерять последнюю ниточку реальности?» На фоне этого серого неба его майка выделяется своей пестрой белизной. На фоне близких друзей Ильхун выделяется своей пестрой любовью. И достаточно лишь нескольких фраз, чтобы понять: пора перестать жить мечтами. Он осознает, что темное пятно, маячащее перед глазами все это время — Минхек, только после того, как тот подходит к нему вплотную и начинает трясти за плечи, что-то крича без остановки: только Ильхун не понимает, что именно. Он потерянно заныривает в чужие глаза, и тогда соль окончательно вытесняет пресность с лица. Сердце вновь ударяет о ребра с оглушительной силой, выбивая дыхание, и Ильхун словно просыпается: перестает быть безвольной куклой в чужих руках и пытается вырваться. Но Минхек сжимает пальцы на его коже до синяков и на рефрене повторяет одну и ту же фразу: понять ее смысл удается не с первого раза. — Пожалуйста, возвращайся к нам. Ильхун отчаянно машет головой, не представляя, как теперь можно высидеть до конца вечера в этой компании, открыв для себя новую правду. «Ты разве не знаешь? У Минхека теперь есть девушка». И не то, чтобы Ильхун чего-то ждал когда-то: просто неизвестность была достаточно плодородной почвой для жизни в облаках. Можно было и не пытаться обрести счастье: можно было просто быть рядом. Но теперь для него все изменилось. Ильхун зажмуривает глаза, вновь вырывая себя из реальности, чтобы хоть немного притупить чувство боли. И ощущает, как теплые на фоне его ледяной кожи ладони скользят по шее и останавливаются на щеках. Он неосознанно хватается за чужие запястья, будто это могло бы помочь ему обрести контроль над ситуацией. Минхек прижимается к его лбу своим, и, кажется, он бы растягивал этот момент до бесконечности, не срывая последних границ, но руки Ильхуна с запястий перебираются к лицу, отзеркаливая его собственное положение. Минхек теряется в самом себе и, не удержавшись, выплескивает свои чувства. Он целует порывисто и глубоко: не вкладывает в этот поцелуй ни капли нежности, лишь отчаяние, которым и так пропитан насквозь. Минхек до ужаса хочет вырвать свои чувства к Ильхуну из своего сердца, но у него из раза в раз ничего не получается. И это неправильная потребность в ком-то пускает корни в его душе все больше. Он хочет позволить прочувствовать каждую свою болячку и оттого кусает губы Ильхуна почти в кровь, но тот готов принять от него все, даже себе во вред. Минхек отстраняется так же неожиданно и дышит тяжело: Ильхуну кажется, что он сквозь этот шумный ливень может слышать его тяжелое дыхание, словно заполняющее своим звуком каждый уголок в голове. — А как же… Но Ильхун не успевает договорить: Минхек кладет свою ладонь на его губы, запрещая задавать вопросы, запрещая осмыслить происходящее, и опускает свою голову ему на плечо, вцепляясь пальцами в его мокрую майку. Ильхун чувствует, как того пробирает крупная дрожь, с головой выдавая все его сомнения и терзания. Ильхун не знает, что теперь ему готовит будущее. Минхек тоже.