w r o n g . o r . n o t

Хосок сидит и уплетает за обе щеки свой скудный перекус, когда к нему неожиданно подходит Юнги и первым делом одергивает полосатый ворот его свитера. — Оп, что тут у нас. Хосок бьет своего хёна по руке и недоуменно на него смотрит, не понимая, что происходит, и с какого перепуга на него теперь уставились слишком хитро. — Попросил меня, значит, неделю назад устроить тебе личную жизнь. Я ему тут свидание выбиваю. А его предполагаемая пассия мне вдруг заявляет, что все уже знают, что у него кто-то есть. Хосок неосознанно открывает рот и замирает так на какое-то мгновение, всем своим видом показывая свое презрительное удивление. Юнги плюхается за стол рядом с ним и отзеркаливает его физиономию. — Еще скажи, что это не так. Хосоку и сказать то нечего, потому что да, это не так, но и рассказывать как-то о том, что это вышло по случайности с Чон Чонгуком, не сулит ничего хорошего. Поэтому он лишь недоуменно пожимает плечами и оставляет все это несказанным, где-то в секции скелетов в шкафу: неважно где, лишь бы не у Юнги в памяти. И старший, к счастью, не слишком интересуется. К несчастью, в следующую минуту к ним подсаживается очень даже сведущий Намджун. — Привет, Юнги-хён. Привет, совратитель-малолетних-хён. Как дела? Юнги сразу же перестает зариться на кофе Хосока и заинтересованно заваливается в сторону Намджуна. — Стоп, а про малолетних давай поподробнее. А то этот мелкий упырь не хочет сознаваться, кто ему целую кучу меток оставил на шее. — Так, — лицо Намджуна сразу становится серьезным, и он переводит взгляд на Хосока, который сейчас, ощущая всю безнадежность ситуации, безразлично ковыряется палочками в еде. — Я так и знал, что что-то не чисто, когда моя бэйба сказала, что Куки не вернулся домой к полудню. Можно было догадаться, что ты опять совратил невинного ребенка, и вы снова устроили свои голубые ролевые. Намджун корчит страдальческое лицо, Юнги впадает в прострацию, а Хосок безбожно фейспалмит, размышляя о том, что хуже просто некуда. Но жизнь — беспощадная стерва — доказывает ему обратное. Хосок видит, как в их сторону, пробираясь сквозь толпу, движется Чонгук, радостно маша рукой и со своей вечной улыбкой на лице. Одет он так, что засосы на его шее видны всем и каждому: если он сейчас появится около этого столика, все будет слишком очевидно. Поэтому Хосок не тянет ни минуты: срывается с места, хватает донсэна за руку и тащит за собой куда подальше. Намджун это, конечно же, замечает и, цыкнув, только утверждается в своих подозрениях об одном извращенном педофиле и сразу же начинает представлять, как ему за это настучат по голове. А Юнги, наконец очнувшийся от оцепенения, первым делом произносит: — Только не говори, что это тот самый Куки. Хосок же тем временем ищет как можно более уединенное место, пока Чонгук плетется за ним с блаженным выражением лица. Старшему нужна гарантия того, что их разборки никто не услышит, но куда бы он не кинул свой взгляд, везде кто-нибудь обнаруживается. Это уже начинает раздражать, когда вдруг он чувствует, что младший тянет его за собой и затаскивает в какую-то кладовку. Хосок уже хочет спросить, что они тут забыли, но Чонгук обрывает излишне взбудоражено: — Круто, хён. Всегда мечтал потрахаться в универе. Не думал, что ты предложишь. Хосок вообще ничего такого не предлагал, не предлагает и никогда не собирается предлагать. — Ты в своем уме? И Чонгук отвечает хёну самым эффективным способом: вжимает его в жесткий деревянный шкаф, полки которого больно врезаются в спину, и целует сразу глубоко, не отдавая себе отчета в необходимости какой-нибудь прелюдии. Поначалу Хосок пытается царапаться и отбиваться, но потом рука донсэна скользит по его торсу, и кровь моментально отливает от головы, мешая думать о том, что было бы правильнее. Вместо этого Хосок прижимает Чонгука к себе еще ближе и пытается перенять инициативу. Младший на какое-то время замирает, но затем позволяет языком проникнуть в свой рот, запустить руки под футболку и оглаживать позвонки чуть выше поясницы. Сам Чонгук опускается ладонями к ногам и сжимает в руках задницу Хосока, вырывая из него судорожный стон. Тот уже податливый, как мягкий пластилин и, кажется, согласен зайти немного дальше, когда его донсэн отстраняется и смотрит на него с подозрительным ожиданием. — Хён, а у тебя ведь есть презервативы? Хосок тяжело вздыхает и запрокидывает голову назад, больно ударяясь затылком о неудачно торчащую железку. — С какого перепуга они должны у меня быть? — Как, с какого? Это ведь была твоя идея. Хосок закатывает глаза, отпихивает от себя Чонгука и пробирается на выход, проговаривая что-то о том, что поднимать серьезные разговоры с этим донсэном не стоит, так как ничем хорошим это явно не обернется. Но младший нагоняет его со спины и заключает в свои объятья, положив голову на плечо. — Хён, — шепчет он на ухо, отправляя табуны мурашек по шее хёна. — Прости меня. Хосок уже ожидает услышать слова, которые окончательно добьют всю его самооборону, после чего он уже не сможет сопротивляться этому мальчишке, но Чонгук оказывается слишком Чонгук. — В следующий раз, я буду наготове, и мы обязательно сделаем это прямо здесь. Хоть завтра. И, пожалуй, нет. Пока что Хосок еще не готов сдаваться без боя.