w r o n g . o r . n o t

Юнги теперь привык, что вся его нынешняя жизнь пронизана мягкоголосым «Шуга-хён» вдоль и поперек, и, кажется, без надежды на спасение. Юнги и не хочет спасаться бегством с этого корабля: напротив, чем дальше, тем больше желание занырнуть еще глубже. Но как бы сильно он этого не хотел, каждый семимильный шаг вперед дается ему с огромным трудом ценой отказа от собственных принципов. Юнги не хочет думать только о себе, но иногда просто ничего не может с этим поделать: он замыкается в себе, в очередной раз выискивая несостыковку между сознательным и подсознанием. Бэмбэм в такие моменты чувствует себя брошенным, но терпеливо ждет, когда хён к нему вернется. Сначала уйма времени проходит, прежде чем Юнги привыкает просто держаться за руки. Даже если он точно знал, что их никто не увидит, внутри все равно сжимался противный комок страха. Следующий тяжелый шаг — объятья, лишенные какой-либо двусмысленности: с мягкими движениями ладоней по спине, с дыханьем, щекочущим шею, и легкими касаниями губ к открытой коже. Юнги опьяняется переизбытком эмоций, он чувствует, что только этот человек идеально дополняет его, но все равно не может, наконец, решиться и перестать медлить. — Шуга-хён, — шепчет еле слышно Бэмбэм, поворачивая голову на коленях Юнги, чтобы увидеть его лицо. — А ты не жалеешь, что мы начали встречаться? Пальцы старшего, перебирающие в этот момент волосы донсэна, замирают. Его взгляд останавливается на шее Бэмбэма. Больше всего Юнги боялся услышать именно этот вопрос. Бэмбэм тогда так и не дожидается ответа, резко меняя тему, хотя Юнги уже почти находит верные слова. Потом собирается слишком быстро и уходит, оставив хёна в смятении и недоумении. И тогда Юнги понимает, что нельзя больше топтаться на месте. На следующий день он упорно вызванивает Бэмбэма и, хоть это и занимает некоторое время, все же дозванивается. — Что, хён? Я сейчас сижу на парах, а ты названиваешь без конца. Никак нельзя отложить до вечера? Юнги передергивает, потому что раньше его донсэна такое точно не волновало. — Зайдешь ко мне, как освободишься? У меня есть серьезный разговор. Бэмбэм замолкает почти на целую минуту, и тоже не разрывает тишину, ожидая ответ на свой вопрос. Когда младший, наконец, заговаривает — Юнги не уверен слышится это ему, или так и есть на самом деле — голос его почти неуловимо дрожит. — Хорошо, хён. Я зайду, — после этого Бэмбэм кладет трубку, не прощаясь. Юнги нервно вертит сотовый в руке и ощущает, как паническая дрожь поднимается и пробирается в кончики пальцев. Но, решает он для себя, пути назад уже нет. Бэмбэм приходит после пар почти сразу, но очень долго мнется внизу около подъезда: Юнги украдкой наблюдает за ним из окна и ждет, пока донсэн все же решится подняться. Ему до ужаса хочется курить, но тогда бы пришлось открывать окно и сдавать себя с поличным, поэтому терпит и от волнения теребит занавеску, за которой скрывается. Когда младший все же звонит в дверь, Юнги уже чувствует, что достиг предела терпения: еще бы немного, и он бы сам спустился вниз. Юнги открывает дверь и заглядывает в лицо Бэмбэму, замечая и натянутую улыбку, и нервно блуждающий взгляд. И понимает, что сейчас ситуацию лучше не усложнять. Юнги хватает донсэна за ворот футболки и резко тянет на себя, от чего тот почти сбивает его с ног. Юнги не взвешивает «за» и «против» впервые за последнее время, а просто поддается порыву, стремительно застилающему сознание. Он целует грубо и отчаянно, пытаясь вложить в этот поцелуй все свои чувство и переживания. А самое главное — мысль, что этот мелкий ему действительно нужен. Бэмбэм ошалело замирает, округлив глаза и не смеет пошевелиться даже после того, как хён отстраняется, неловко косясь в сторону и тыльной стороной ладони вытирает губы. Юнги тяжело дышит, разбавляя своим дыханием тишину, а затем судорожно кивает головой в сторону своей комнаты и дрожащим голосом спрашивает: — Ты останешься сегодня?