Вальс для Элли

Их знакомство с новым напарником Ника прошло не слишком-то удачно — конечно, если можно считать состоявшимся знакомство, в котором один из участников не заметил, как на его тело наступили ногой в грязном ботинке и громко взвизгнули. — О ужас, мистер Валентайн, тут, кажется, кто-то умер! — Если бы… — сказал Ник со вздохом. А потом наклонился к лежащему телу: — Марти, проклятый ты бурдюк, хоть бы до кровати дотащился! Но, судя по всему, Марти было комфортно лежать у порога, и своим положением он был весьма доволен. — Это… и есть ваш напарник? — с недоумением поинтересовалась Элли, легонько тыкая его носком под ребра. Марти захихикал во сне и попытался перевернуться на другой бок, но Ник взял его под руки и потащил куда-то под лестницу. — Он самый, — проворчал он. — Наверное, он очень полезный, если нужно изобразить бездыханное тело, — ехидно предположила Элли, поставив на пол потертый чемоданчик и осматриваясь. В офисе царил жуткий беспорядок даже по её меркам (а уж она не отличалась особой любовью к чистоте): повсюду раскидан хлам непонятного предназначения, два стола завалены нескрепленными листами, придавленными друг к другу пустыми чашками, и (привычным взглядом приметила она) по дальним углам запрятаны пустые бутылки. Это уже не говоря про слой грязи, покрывавший пол. На том месте, где возлежал детектив Буллфинч, остался небольшой островок относительной чистоты — видимо, жертвой во имя этого пал его серый в полосочку костюм. Короче говоря, перед ней простиралось огромное поле для деятельности. — Марти не такой уж и плохой, — мрачно рассказывал Ник, не очень-то бережно закинув все еще бессознательного напарника на кровать, стоящую под лестницей на первом этаже. — К сожалению, он считает, что, когда выпьет, в нем просыпается гениальный детектив. Но погоди, сейчас проспится и сам расскажет историю про то, какой высокий потенциал у его подсознания, — сказал Валентайн с иронией в голосе. Элли что-то невнятно пробормотала. Ей пришло в голову, что сейчас, раз уж Марти занял свое спальное место, то куда же теперь ей самой деваться? Она была совершенно измотана сборами и переходом до Даймонд-сити и была бы счастлива упасть на какую-нибудь относительно мягкую горизонтальную поверхность, независимо от того, настолько та будет чистой. Ник словно угадал её мысли. — Но ты устала, наверное? Будешь спать там, наверху — это и есть комната Марти, но, как видишь, ему бывает несколько проблематично добираться дотуда. Элли хотелось спросить, значит ли это, что вторая кровать — для самого Ника, и зачем она ему, но сама отвечает на свой вопрос — затем же, зачем он постоянно смолит свои горькие сигареты. Она только подхватила свой чемоданчик, заполненный едва ли наполовину — не так много у неё было своих вещей, — как в дверь тихо постучались. Валентайн кивнул ей — иди, вроде как, без тебя обойдусь, — и Элли послушно пошла наверх, вслушиваясь в разговор Ника с каким-то мужчиной. — Валентайн, ты её нашел? — Да, Сэм, нашел, — приглушенно прозвучал голос Ника. — И… как она поживает? Ник осторожно покашлял. — Лежит мертвая на одном из складов в Добрососедстве. «А-а, так вот зачем он приходил!» — подумала Элли. Её интерес возрастал. Кто же эта «она», почему Ник ей ничего не рассказал? — Черт, Валентайн, я… мне надо выпить, — странным голосом ответил мужчина и вдруг хрипло рассмеялся, — ты знаешь, я тогда думал, что лучше б она умерла, чем убежала с этим ублюдком, и тут вдруг так вышло… — Давай-ка я провожу тебя до дома, Сэм, — предложил Ник, и заговорил уже громче, явно обращаясь к Элли: — Ухожу, скорее всего на всю ночь. Следи, чтобы Марти вел себя прилично. Она спрыгнула с кровати, на которой уже успела расположиться, свесила голову с лестничного пролета: — Ник, а как я ему объясню, что ты меня нанял? Но дверь за ним уже закрылась. «Ладно, — подумала Элли, — скорее всего, этот тип еще долго проваляется в отключке. Мне ли не знать».

***

Полноценное знакомство с Марти Буллфинчем состоялось несколькими часами позже. Ну, если считать полноценным знакомством то, в котором один участник крепко спит, а второй… — Черт побери, это как же я вчера напился? — вслух понедоумевал Марти хриплым голосом. Посреди ночи он ухитрился свалиться с валентайновской постели и доползти до своей на втором этаже, не заметив, что там уже кто-то есть. А может, и заметив, но сейчас он уже ничего не помнил. Сейчас он знал одно: вчера он пил, очень, очень много пил, потому что ему нужно было понять, на кого указывают полученные в доме одного убитого улики, и ему необходима была помощь супер-Марти, таившегося в его подсознании. Но, видимо, в какой-то момент он переборщил и даже супер-Марти отрубился, и между картинкой, как он пьет в баре, и тем, как он сейчас лежит на своей кровати с юной незнакомкой, была только темная пустота. Но девчонка была не плоха, к тому же так мило прижималась к нему во сне, — как будто плюшевого медвежонка обнимает, — что он решил принять происходящее как должное. Супер-Марти в очередной раз не оплошал. Кроме того, сейчас он вполне был бы не против повторить произошедшее прошлой ночью (а о произошедшем свидетельствовали все улики, тут и детективом быть не нужно), поэтому сонно приоткрывшей глаза Элли он улыбнулся самой сладкой улыбкой, надеясь, что после страстной ночи любви с его альтер-эго её не сильно смутит запах перегара: — Доброе утро, солнышко! Ответом ему был душераздирающий визг. Марти уже во второй раз за последние десять часов свалился с кровати. — Дорогая, неужели всё было настолько плохо? — поразился он с пола. — Вы… вы — Марти Буллфинч! — возмущенно выдала девушка. — Он самый. К вашим услугам, мисс, — галантно отозвался Марти, поднимаясь на ноги и отряхиваясь. — А вот вашего имени, я, к сожалению, не припоминаю… — Я Элли… Элли Перкинс. Меня мистер Валентайн нанял! — девушка продолжала смотреть на него с ужасом, но он не обращал на это внимания. «Ох уж этот Ник, старый проказник», — подумал Марти с умилением. «Знает ведь, как поддержать друга. Надо будет намекнуть, чтобы в следующий раз девочек он заказывал ДО того, как я надерусь, а не после.» Вслух же он сказал, мечтательно глядя в сторону: — Черт подери, как бы я хотел это видеть. — Что видеть? — девица была явно не больно-то сообразительна, и Марти поморщился — он не любил обьяснять очевидные вещи. — Ну, милочка. Видеть, как проржавевший святоша Ник заказывает шлюху для своего напарника, — нетерпеливо пояснил он. — Наверное, что-то в схемах закоротило… Эй! Элли Перкинс сначала покраснела, потом побледнела, а потом рывком сдернула одеяло (Марти с недоумением отметил то, что она была полностью одета) и, вскочив на ноги, отвесила детективу звонкую пощечину. От возмущения Марти не мог вымолвить не слова. — Вы — ужасный человек, мистер Буллфинч! — сообщила она. — И если бы вы вчера не надрались до отключки и не валялись на пороге, как свинья, то знали бы, что… Марти не был святым и тоже начал медленно приходить в ярость. Слыханное ли дело, какая-то незнакомая девчонка просыпается в его, Марти, постели, и еще смеет читать ему нотации и строить из себя оскорбленную невинность. А уж что невинным в его кровати еще никому не удавалось проснуться, он мог бы поклясться на всех замшелых книжонках, хранящихся у Валентайна в шкафу! Или его имя не Марти Буллфинч. — Знаете что, мисс, — угрожающе начал он, и тут входная дверь негромко хлопнула. После чего последовало деликатное покашливание. — Элли, не трудись здороваться, твой нежный голос я услышал еще на подходе. Марти, в чем дело? Зачем ты обижаешь нашего секретаря? Марти начал задыхаться от злости. Он сбежал по ступенькам и уже хотел схватить синтетическую оболочку Валентайна за грудки и хорошенько потрясти, но тот приподнял брови, усмехаясь, и он остановился. — Ник, — невероятно спокойным голосом начал Буллфинч, скрестив руки на груди. — Сегодня утром я проснулся в своей кровати и увидел там эту молодую особу, как ни в чем ни бывало дрыхнущую рядом. О чем я мог подумать? Тут же медленно по лестнице спустилась и Элли, покрасневшая до корней волос. — Мистер Ва-алентайн, — жалобно сказала она. — Я так уснула, что ничего не заметила. Он, наверное, во сне туда пришел. Ник, явно чувствуя себя до крайности неловко, извлек из кармана пачку сигарет и протянул одну напарнику, которую тот автоматически взял. Потом вытащил еще одну и поджег. — Хм, — произнес он, — Видимо, тут случилось некоторое недоразумение. Но, надеюсь, что вы, эээ, оставите всё в прошлом, нам все-таки еще вместе преступников ловить. — Но, Ник… — А тебе, Марти, я могу только в очередной раз посоветовать побольше времени проводить в трезвом состоянии. Если не я, то твоя печень тебе спасибо скажет. — Полностью поддерживаю, — вставила Элли, торжествующе глядя на Марти. — А тебе, Элли, я скажу, что решать проблемы насилием — не лучший способ, — строго сказал Валентайн, выразительно посмотрев на след от ладони, все еще краснеющий на щеке Буллфинча. Она сразу опустила глаза. — Конечно, в Добрососедстве другие порядки, но ты теперь у нас в команде, а мы играем по другим правилам. Да, Марти? — с нажимом спросил Валентайн. Буллфинч скривился, как будто шеф заставил его съесть сырую печень болотника. — Да, мистер Ва-алентайн, — передразнивая новую девушку, отозвался он, и Ник кивнул, верно, довольный, что все так благополучно разрешилось. — Вот и славно. А теперь приступим к работе. Надеюсь, Марти, ты в состоянии заниматься делами. Мне сейчас нужна твоя помощь, наш психопат опять сбежал. А ты, Элли, можешь пока почитать нашу писанину. Заодно рассортируй её как-нибудь, что ли… Марти остыл почти сразу, а вот Элли так и не перестала питать неприязнь к напарнику Ника. Не то, чтобы он был таким плохим, — она чувствовала, что где-то в глубине души он еще не совсем безнадежен, вот только не хочет этого показывать, — просто раздражал он её до крайности. Её раздражали его тонкие нахальные усы, его грязный черный костюм с засаленной шляпой, а его скрипучий, как несмазанное колесо, голос, почти вызывал у неё головную боль. Словно специально испытывая её терпение, он частенько наведывался в контору, вызывая косые ухмылки Валентайна: — Что-то ты зачастил на работу, Марти. Поди, в барах забудут, как ты выглядишь. — Даже моему желудку иногда приходится брать выходной, мистер Ва-алентайн, — отвечал он и подмигивал Элли, которая закатывала глаза и принималась яростно перекладывать папки в картотеке. Он так достал напарника своим «мистером Ва-алентайном» (это обращение всегда исполнялось им пискляво и с жалобной интонацией по пять раз на дню), что Ник не выдержал и решительно потребовал от Элли называть его на «ты» и по имени. Но даже несмотря на присутствие Марти, все равно жить здесь, в Даймонд-сити, оказалось здорово, в тысячу раз лучше, чем в отеле Рексфилд. Элли совершенно не скучала по своей подружке Джесси — напротив, как только она перестала слушать её поучения, то стала чувствовать себя гораздо уверенней. Она познакомилась со Скарлетт, и та ввела её в местный «клуб книгочеев», который собирался раз в неделю, чтобы его члены могли обменяться книгами и поделиться мыслями о прочитанном. Главой клуба был тихий Ефим (впрочем, стоило ему разойтись, и он становился чуть ли не шумнее своего братца), у которого они обычно и собирались — правда, десять крышек за аренду комнаты на вечер он придирчиво разделял на всех. Элли нравилось туда ходить и обсуждать старые довоенные книги — в Добрососедстве и в голову никому бы не пришло заниматься такими глупостями, — да она обычно никого, кроме как гульши-продавщицы, с книгой и не видела. Элли быстро освоилась в Даймонд-сити, хотя местные жители иногда казались ей какими-то странными, слишком вежливыми и не вызывающими доверия. Тут почти не было такого рода людей, к которым она привыкла в Добрососедстве — не было грубоватых пришельцев, которые появлялись так же неожиданно, как и исчезали, и с ними вместе исчезали те вещи, которые лежали недостаточно хорошо, включая чужие кошельки. Нигде в темных переулках не валялось обдолбанных наркоманов, которые своим видом вызывали смешанное чувство: не то хотелось помочь с дозой, не то пристрелить из жалости. Из неожиданных мест не появлялось сосредоточенное лицо Безносой Бобби, одержимой какой-нибудь новой идеей заработка и набирающей помощников. Добрососедские женщины при всех их недостатках казались Элли каким-то более честными, чем кумушки на рынке, обсуждающие новое платье и самодовольный вид секретарши мэра Макдонаха. И добрососедским мужчинам никогда бы не пришло в голову красить стены и наводить порядок — местные же были заинтересованы в благоустройстве своего города, и можно было, проходя по улице, услышать, как один сосед говорит другому, что из старых железных труб, если их распилить поперек, получаются отличные водостоки. Тут были «аристократы», как иронично называл их Ник — люди, которые жили на верхнем ярусе и почему-то считали всех, кто жил ниже, существами второго сорта. Услугами их агентства они, правда, пользоваться не гнушались — хоть их и можно было узнать по какой-то особенной брезгливости, с которой они осматривали стул, когда им предлагали присесть. Непривычно было то, что ночью почти никто не выходил на улицу — местные жители ночами предпочитали спать, и только один бар братьев Бобровых работал в любое время суток. В три часа ночи можно было зайти туда и увидеть за стойкой зевающего Ефима, погруженного в чтение какой-то толстенной книженции. Или Вадима, шумно режущегося с кем-нибудь в «Радиус взрыва». Зато уже с утра жители набирались какой-то невероятной бодрости, и город буквально оживал на глазах — с рыночной площади, сердца города, во все уголки просачивалась эта энергия, и ею невозможно было не заразиться. А еще здесь не было ни одного гуля. Она уже так привыкла к мрачным разлагающимся физиономиям дружинников, которые велением Хэнкока днем и ночью патрулировали улицы городка, что сначала не понимала, что же не так с Даймонд-сити. Местные охранники были безликими фигурами в броне и шлеме, закрывающем лицо, и, хоть по открытым участкам их кожи было видно, что это обычный человек, не подвергшийся критическому воздействию радиации, они почему-то вызывали больше беспокойства, чем изуродованные лица гулей с автоматами. О Добрососедстве ей напоминал только их маленький узкий переулочек с неоновой вывеской детективного агентства Валентайна, которая в дождливые вечера отражалась разбитым сердцем в большой глубокой луже. В свою первую неделю она выбросила добрую половину хлама, скопившегося за годы в валентайновском жилище, и даже собственноручно отволокла на помойку уродливое продавленное кресло, которое Марти использовал как склад для хранения какого-то особого алкоголя. (Конечно, он так и не поблагодарил её за этот труд.) Спустя некоторое время Ник вместе с Марти вдвоем отправились на поиски человека, который убил жену Сэма и еще, предположительно, четырех женщин — сам Валентайн думал, что их было куда больше. Когда она спросила у Ника, почему он ей сразу не рассказал про это, когда они встретились в Добрососедстве, он ответил ей с шутливой смущенностью, даже почесал в затылке: — Ей-богу, ума не приложу. Должно быть, это совсем вылетело у меня из головы. — Ник, не ври! Признайся, ты решил, что я еще недостаточно взрослая для того, чтобы знать про существование маньяков-убийц? Он только улыбнулся. — Просто подумал, что с тебя станется полезть геройствовать. — И никогда я такого не делала! Мне бы и в голову не пришло. Хотя ты знаешь, Ник, раз уж этот человек охотится на женщин, то можно поймать его на живца… — Вот именно об этом я и говорю. — Нет, Ник, ну серьезно! Ты можешь полноценно рассчитывать на меня. Я готова помочь. У меня талант приманивать к себе всяких психов, должен же он пригодиться когда-нибудь. — Ну, — протянул синт, отодвигая шляпу на затылок и ухмыляясь, — раз уж на то пошло, то, так как этот тип специализируется по замужним женщинам, нашему Марти нужно будет изображать твоего счастливого супруга… — …но, с другой стороны, кто тогда будет следить за офисом? — Я так и знал, что тебе не понравится это предложение. Элли начиталась записей по этому делу и перед уходом Ника на несколько дней впала в состояние паники — какой, оказывается, опасный тип, этот псих. А вдруг Валентайн не вернется, что ей тогда делать? Они распрощались еще вечером, когда Элли собиралась лечь спать (Ник выдвигался ранним утром, а Марти ждал его у выхода из города), но она только проворочалась всю ночь, не желая беспокоить шефа, который занимался на первом этаже какими-то своими делами — собирал вещи в дорогу, перечитывал записи, подкручивал отверткой что-то у себя внутри. Пару раз она даже представила себе, что проходит неделя, а потом и месяц, но Валентайн не возвращается. И вот в ночи в офис вваливается Марти и сообщает, что они попались в ловушку и Ник трагически погиб, спасая его, Марти. И он, Марти, теперь её новый шеф. Мысль об этом заставила её проникнуться жалостью к своей нелегкой доле и даже немножко поплакать в подушку. А утром она вскочила, лишь услышав, как он тихо открывает дверь, и стремительно сбежала вниз прямо в одной своей ночной рубашке. — Ник, ты ведь будешь осторожен, да? — она замерла, обхватив себя руками. — Я-то буду. А ты не бегай в таком виде — замерзнешь и заболеешь, — в своей обычной поучительной манере сказал Ник, а потом улыбнулся и ушел, прихватив свою старую шляпу. Она подумала, что в таких случаях нужно стоять на пороге и печально провожать глазами удаляющийся силуэт, пока он не скроется из виду в этом розовеющем предрассветном свете, но Ник бросил на неё такой грозный взгляд, пройдя пару шагов, что она сразу же шмыгнула обратно в дом и закрыла за собой дверь. Конечно, он вернулся. С рассказом о неожиданной полезности Марти, который внезапно стал проявлять чудеса дедукции, налакавшись трофейного довоенного виски. («Такая бутылка в былые времена стоила как три наших гонорара. Видел бы кто из тогдашних ребят, как Марти хлебает его из горла в каморке, воняющей немытыми рейдерами.») После того, как Буллфинч испытал свой звездный час, самолично выследив маньяка и изловив его живьем («Это было то еще зрелище: представь, на кровати под одеялом возлежит Марти в белокуром парике, я для подстраховки стою в шкафу с пистолетом. Входит этот тип и включает свет. Подходит к кровати, и тут Марти скидывает одеяло и вопит «сюрприз!»), он забрал свою часть гонорара и торжественно объявил, что намерен пуститься в дорогу в поисках лучшей жизни. «Возможно, я найду место, где мои таланты больше оценят», — многозначительно сказал Буллфинч, а Ник с очень большим сомнением покачал головой. Вернулся он через неделю с фингалами под обоими глазами и мрачным рассказом про то, как банда гулей-рейдеров в каком-то рейдерском баре под названием «Кровавая каша» сначала обжулила его в покер, а потом один из них наширялся винтом и под дружный ржач своих собратьев собрался сожрать его мозги, но он вовремя смылся. Потом он то и дело приставал к Нику, явно желая воспользоваться приобретенными покерными навыками, чтобы поправить свое печальное материальное предложение. Кажется, Ник так и не сумел ему объяснить, что-то, что придумали эти гули-рейдеры, совершенно точно не было ни одной из разновидностей этой игры. — Между прочим, Валентайн, один из этих гулей до войны был крупье в казино где-то в Техасе, — обижался Марти. — Который из них — тот, что обещал сожрать твои мозги? Тем не менее, два вечера подряд Ник резался вдвоем с напарником в Техасский Холдем, пока ему не надоели вечные обвинения Марти в жульничестве. — С синтами бессмысленно играть, — злился Буллфинч. — У вас же этот гребаный математический мозг. Да и кто тебя знает — может, ты своими глазами видишь другую сторону карты. Ник тяжело вздыхал. Элли тоже вздыхала, потому что так до конца и не поняла правил игры, хоть и внимательно следила за происходящим. С карточными играми Марти окончательно завязал после того, как хитрые братья Бобровы обыграли его на двести крышек. «Самое главное в этом деле — умение строить из себя идиота», — с радостной улыбкой объяснял Вадим, наливая мрачному Марти бесплатной бражки в качестве утешения. Ник выдал Элли пятьдесят крышек за первый месяц, и она первым делом купила приличный швейный набор. Иглой она орудовала весьма посредственно, но её навыков хватило как раз на то, чтобы кое-как зашить и поставить пару заплат на его старый плащ (раз уж никакие увещевания не могли заставить его расстаться с этим рваньем). Иногда по вечерам Ника пробивало на рассказы о старых временах, и Элли слушала его, зачарованная — а он рассказывал очень хорошо. Про книги, которые он читал, — ну, то есть не он, а тот, другой Ник, — про фильмы, которые смотрел. Про то, каким был мир, какие были люди. В такие моменты он начинал курить, одну за другой, окутывая себя плотным клубом дыма, и Элли, полуприкрыв глаза, представляла себе, каким он был бы, если б был человеком. «Если бы он до сих пор был человеком, то был бы гулем», раздраженно подсказывала ей логика. Но она представляла себе довоенного Ника — высокого, с темными волосами, с пронзительными серыми глазами и тонкими губами, всегда готовыми улыбнуться. «Дура, это не наш Ник», — не унимался голос разума в её голове, но она ничего не могла поделать с собой. Она грустила и с нетерпением ждала каждый раз, когда он уходил по делам, а, когда он возвращался, радовалась настолько, что изо всех сил старалась не запрыгать вокруг него, как собачка. Она скороговоркой перечисляла все, что сделала за день: — Ник, к нам заходила Молли, просила передать, чтобы ты больше не следил за её мужем, она его уже выгнала. А еще я купила новую полку, там теперь будут все твои выполненные дела, вроде как портфолио. А в ящике стола — все текущие. Я уже все разложила. Посмотри, красиво? Местные жители действительно задавали им работы: Элли всегда казалось, что жизнь детектива полна опасности и приключений, но выяснилось, что на десять расследований интересным окажется только одно от силы, и то не всегда. В основном горожане просили разузнать, куда подевалась их любимая кошка, и не уходит ли дорогая женушка под видом проведывания мамы к любовнику-рейдеру. За два месяца после поимки того маньяка, наделавшего шороху во всех крупных городах Содружества, самым увлекательным расследованием стало дело о местных браминах, которые почему-то ни с того ни с сего отощали и перестали давать молоко. Оказалось, что какой-то умник-наркоман решил напитать землю, на которой они паслись, радиоактивной кровью. Но на этом все не кончилось: через этого товарища они случайно вышли на целый подпольный притон, приторговывающий паленым винтом и ментатами, и Ник в процессе разборки с главным местным варщиком даже заполучил пару новых «отверстий для вентиляции», как он называл дыры от пуль. В тот раз он вернулся вместе с Марти, и она с бледным лицом наблюдала, как он помогал Нику с хладагентом. — Все будет в порядке? Тебе больно? — взволнованно спрашивала она, и Ник успокаивающе улыбался, — нет, Элли, у меня нет нервных рецепторов, — а Марти заливался хохотом. — Нужно что-то посильнее, чтобы сбить с ног наш ржавый боевой тостер, — язвил он, и Элли недовольно хмурилась. Ей не нравилось, как Марти обзывал Ника то тостером, то ведром, то еще каким-нибудь бесполезным изобретением старых дней. А сам Ник только усмехался на все эти выпады, отвечая напарнику той же монетой: Марти Пивной Бурдюк, Марти Сизый Нос, — и говорил, что, если Марти укусит бродячая собака, то она до конца своих дней будет ходить на заплетающихся лапах. Иногда Элли казалось, что она не в детективном агентстве работает, а в местной школе, с начальными классами. Через несколько месяцев после её появления в городе какая-то женщина на рынке завела с ней разговор и сказала, что не понимает, как Элли терпит такое. Она удивилась: — Вы о чем? Женщина тоже удивилась — по тем временам подобный вопрос был довольно очевиден. — Ну как, жить с синтом в одном доме! Я понимаю, что это наш Ник, но все-таки я бы не смогла. Элли пожала плечами. — А я уже и забыла, что он синт, — сказала она холодным тоном и ушла, бросив недоеденную лапшу. Она рассказала об этом Нику, пыша негодованием, и тот на минуту задумался. Элли сидела на его столе, раздраженно подергивая ногой в воздухе, а он сидел рядом, перечитывая одно из своих новых скучных дел. — Видишь ли, Элли, люди — странные существа, — сказал он, бдительно отодвигая подальше от девушки свою чашку с кофе (еще одна из привычек двухсотлетней давности — ему, конечно, не нужно было пить, но он все еще мог чувствовать запах). — Много лет назад один синт, из новых, устроил тут бойню прямо на рынке — никто так и не понял, замкнуло ли что-то в его схемах, или он это изначально планировал. Эту историю все знали, даже маленьким детям из Добрососедства она была с пеленок известна. Но это было так давно… — Люди убивают друг друга каждый день. Но то, что непонятно, их пугает сильнее. Я уже давно перестал обращать внимание на таких, как эта твоя собеседница с рынка. Элли помолчала немного, задумчиво покусывая нижнюю губу. — Ник, если тебя замкнет и ты захочешь меня убить — честное слово, я спрячусь куда-нибудь и подожду, пока тебя не перемкнет обратно… Валентайн тихо рассмеялся. — Да уж, будем надеяться, что шансы на это невелики. — С другой стороны, если тебя замкнет и ты захочешь убить Марти… — она мечтательно улыбнулась. — Да-да, я понял. Не переживай, я и без замыкания близок к этому. — Да и я. Если что, все спихну на тебя. — Ну разве ты не само очарование? Ник ухмылялся, и, кажется, его совершенно не волновало, что какие-то горожане считают, что его лучше бы выгнать из города подобру-поздорову. — И все равно я этого не понимаю, — Элли дернула плечом, пытаясь вложить в этот жест все презрение, которое она испытывала по отношению к этим жалким синтоненавистникам. — Вот я никогда так о тебе не думала. Ты для меня как человек, Ник. Только… самый лучший из всех. Почему-то, сказав это, она смутилась и слегка покраснела. Валентайн опустил взгляд на свою чашку, от которой шел ароматный кофейный пар. Ему чертовски хотелось сделать глоток и вспомнить этот горьковатый вкус. — Спасибо, Элли, — тихо поблагодарил он, а она, протараторив, что совсем забыла про сегодняшний клуб, спрыгнула со стола, схватила книжку, лежащую на одном из ящиков картотеки, и выбежала из офиса. Ник проводил её задумчивым взглядом, а потом невесело усмехнулся каким-то своим мыслям, откинувшись на спинку стула. Он поднес свою чашку к губам, зная, что если даже попытается его выпить, то все равно ничего не почувствует. Что бы Элли не говорила, но он не человек.