Другая Королева

One, I love hurting you Two, I love your pain Three, let’s get together and Play the sinner’s game Four is for the torture and Five is for the shame Cause every time you want it I get off on this game ©Korn — Lullaby for a sadist

Это было смешно. Это было нелепо. Могла бы позволить себе чистокровная леди истерично хохотать от всей абсурдности происходящего? Конечно, не могла бы. Но так отчаянно хотелось забиться в угол и хохотать словно сумасшедшая, хохотать и хохотать, пока слезы не начнут сыпаться градом, а хохот не перерастет в стонущие рыдания. Все это разрывало Юуки изнутри. Она почти физически чувствовала, как внутренние стенки каждого миллиметра ее тела поддаются этому незримому давлению, как к горлу подступают крики. Такие чувства пугали, не приходилось ей прежде сталкиваться с подобным. Страшнее всего прочего ей показались собственные мысли. Они словно покрылись грязью. Она не узнавала себя в каждом обрывке фраз, что намеревались сорваться с ее языка ежесекундно, будто словесная рвота. Девушка посмотрела на себя в зеркало. Лицо предательски выдавало каждую эмоцию, даже не вооруженным глазом можно было заметить, что у нее на душе. Гнев сотряс все тело подобно электрическому разряду, заставляя каждый волос на теле встать дыбом, учащая дыхания, делая воздух чересчур горячим и… мерзким. На вкус он чувствовался как угарный газ. Отражение покрылось сетью трещин, словно линиями на ладонях. Послышался звон. Осколок стекла ранил Юуки, оставляя тонкую, ровную и гладкую красную полосу на щеке. Принцесса внимательно вгляделась в отраженную изуродованную версию себя самой, не обращая внимания на порез. Каждая мышца на ее лице выстроилась в гримасу раздражения. — Даже зеркало считает меня отвратительной, — юная Куран хмыкнула и направилась к лестнице, ведущей в гостиную. Стук тонких каблуков эхом отражался от белых мраморных стен коридора. Ей все равно придется встретиться с этой женщиной лицом к лицу. Уж лучше сейчас. Когда она спустилась вниз, ее уже ждали. Где-то на середине лестницы она почувствовала запах роз, горячий и сладкий. Он мгновенно заполнил легкие, на секунду снимая напряжение, рассеивая ауру враждебности, что создала юная леди вокруг себя. Делая предпоследний шаг, она ненадолго остановилась и замерла, думая, что, возможно, имеет смысл вернуться в спальню и дождаться Канаме. Бред. Чтобы она там ни чувствовала, эта женщина была их гостьей. Да и не могла Юуки все время возлагать решение проблем на его плечи. Прародительница сидела на диване перед небольшим столом, на котором было накрыто все для чаепития. Слишком умиротворенная атмосфера создавалась.  — Доброе утро, Юуки-чан! — Саюри с выражением лица полным приятного удивления обернулась к девушке. Она сменила платье Сары, которое, к слову, было ей слегка велико, на другое, более простое, светло-горчичного цвета с рядом пуговиц посередине. Вырез был неглубоким, лишь немного приоткрывал ключицы. Наряд определенно был ей к лицу. Проблема была лишь в том, что платье принадлежало Юуки. И как бы девушка ни старалась, она не могла думать о действительно важных вещах. Как черный бездонный омут ее тянули вниз мысли о том, кто дал ей это платье, почему, почему никто не спросил разрешения? Это был подарок Канаме! Ей! А не этой особе! То холодная ярость, то жаркий гнев окутывали юную леди. Тем печальнее было ей от осознания всей недостойности и неправильности этих чувств. Молодая на вид женщина добродушно улыбалась, жестом попросив Юуки присесть в кресло напротив, разливая чай по чашкам, пододвигая ей одну из них. — Эта девушка, Сэйрен, любезно согласилась помочь мне приготовить чай. Мне так повезло, что она знает твои предпочтения. Почему она говорила это, как ни в чем не бывало?! После всего, что произошло, она просто собирается сидеть и распивать с ней чаи? Женщина снова улыбнулась снисходительно, почти по-матерински. Но не прошло и мгновения, как лицо ее стало серьезным, с тяжелой печатью глубокой, почти бесконечной усталости. — У тебя, должно быть, много вопросов. Я решила, что нам с тобой стоит поговорить с глазу на глаз. Сейчас крайне подходящий момент для этого. Ты не возражаешь? Юуки кивнула, но даже сидя в кресле с чашкой самого вкусного в мире чая, она чувствовала себя словно на иголках. Женщина удовлетворенно улыбнулась, поднеся дымящийся сосуд к губам, сделав глоток сладкой обжигающей жидкости. — Хорошо. Тогда позволь мне начать. Меня зовут Куран Саюри. Он держал ее тело в своих руках, такое хрупкое, нежное, податливое. Он целовал ее губы сначала легко и нежно, затем страстно и горячо, с каждым разом все сильнее и глубже. Его пальцы гладили ее лицо, шею, плечи, аккуратные ключицы, пропускали сквозь себя длинные шоколадные локоны. А она так доверчиво и смущенно смотрела на него, то краснея, то бледнея, порой робко тянулась к нему своими хрупкими девичьими руками. И эти глаза, этот чудесный умоляющий взгляд полный любви, недоумения, застенчивости и, Бог знает, чего еще. Будь у него душа, он бы продал ее за этот взгляд. — Канаме… — это имя подействовало на него будто ледяной душ, с градом. Холодно, больно, отрезвляюще. Канаме снова проснулся весь в поту, дрожа, словно только что был под проливным дождем. Тошнота подступала к горлу, голова гудела, будто ее засунули в колокол и ударили по нему. Он снова видел это. Эти сны не оставляли его ни на день. Мерзко ощущать влюбленность в собственную сестру. Даже принимая тот факт, что среди чистокровных — это норма. Ему все равно было мерзко. Потому что юный вампир знал, все эти чувства, что он пронес почти сквозь всю свою жизнь — не его. От этого было особенно противно, что он разделял с Королем сны, желания, сомнения. Вампир крепко в бессилии сжал пальцы простыни своей односпальной кровати. Он скучал по Саре. Он знал, что все испытанное по отношению к ней, по крайней мере, принадлежало ему одному. И этого у него не мог отнять никто. До заката было еще далеко, но снова засыпать ему не хотелось. Он стянул мокрую почти насквозь пижамную рубашку через голову и отбросил ее прочь. Но липкое ощущение никуда не уходило. Мужчина поднялся и пошел в сторону душевой. После смерти его приемного отца, комната юноши превратилось в некое подобие армейской казармы на одного человека. Многое в доме было переделано в течение последних двух лет. Только лаборатория осталась неизменной. Сначала Канаме хотел оставить комнату отца в прежнем виде, но позже решил, что ему нужно больше места для исследований. Так что лаборатория осталась единственной памятью о человеке, который его вырастил. Как и ожидалось, душ подействовал на его самочувствие крайне благотворно. Наконец, он мог мыслить здраво. Оглядываясь в зеркало, чистокровный думал, что для высокородного упыря он недостаточно изящен. На фоне Короля он выглядел, как несуразный громила. Манерами он тоже не отличался. И был этому страшно рад. Ему хватало уже того одного, что они с ним были почти на одно лицо. И этого достаточно. Больше ему не хотелось ничем походить на этого монстра. Обмотав вокруг бедер полотенце, он решил, что стоит проверить, как дела в лаборатории. Светло-розовая жидкость, похожая на разбавленный вишневый сок, поблескивала в колбе. Темный бордовый осадок на дне сильно увеличился в объеме за последние несколько часов. Мужчина, улыбнувшись, потянулся за журналом на другом конце стола. Перечитывая результаты прошлых опытов, он на ощупь нашел что-то, чем можно было записать то, что наблюдалось сейчас. Кажется, это был карандаш. Вампир был доволен ходом эксперимента, но встал один вопрос. Он почесал обратной стороной грифеля мокрые растрепанные волосы. — Как вывести эту дрянь из организма? — сказано это было в пустоту. Канаме в глубине души надеялся, что дух покойного отца поможет ему найти решение. Ему были не рады в гильдии охотников, но он на иное и не рассчитывал. Кросс Кайен пытался выглядеть строгим и серьезным, в определенные моменты ему это даже удавалось. Ягари Тога даже на официальном мероприятии был с сигаретой в зубах. Аура неодобрения сгущалась, окутывая его, подобно смогу, и запах у этих эмоций был такой отвратительный, что хотелось сплюнуть. Канаме не давала покоя мысль, что всех этих людей он может убить в эту самую секунду, даже не ударив при этом пальцем о палец. Однако какой смысл был в силе, если не контролировать подобные порывы? И какой смысл был уничтожать угрозу людям, взамен становясь этой угрозой? Чтобы там ни думали охотники, ему было нужно лишь оправдать себя ровно настолько, чтобы от него отвязались. Внезапное возвращение Саюри меняло все. И Юуки… какие мысли возникли у его драгоценной девочки, после увиденного? Он как в бреду прикоснулся пальцами к своим губам, вспоминая, как вчера целовал Саюри. Снова после стольких лет. Даже пусть это был жест помощи, чувство восторга не оставляло его. Раньше Канаме даже не подозревал, что так тосковал по ней. Он смирился с ее «смертью», и Юуки почти полностью вытеснила все эти чувства. Как теперь ему следует поступить? — В рассказанное тобой очень трудно поверить, Канаме-кун! — голос действующего главы гильдии был таким непривычно авторитарным. Эта перемена в нем резала слух подобно иголке, оцарапывающей кожу. Можно терпеть, но неприятно. — Почему бы вам не пригласить Нагамичи Айдо и Зеро Кирию в качестве свидетелей, если Вам так тяжело поверить в мои слова? — Канаме было все тяжелее сохранять спокойствие и приводить разумные доводы, он хотел как можно скорее уйти, терпение подходило к своему логическому концу. — Айдо Нагамичи мертв, а Зеро не станет свидетельствовать в твою пользу, — сидящий по правую руку от Кросса Ягари едва сдерживал злорадную ухмылку, снова крайне неуместно и с наслаждением затягиваясь и выпуская кольца белого мерзко пахнущего дыма. Уж не думал ли он, что им, наконец, удалось одержать над Королем верх? Канаме повернул голову в его сторону, одарив одноглазого охотника самой ядовитой улыбкой из всех, что имелись в его арсенале. — Я бы не был в этом так уверен, Ягари-сенсей, — сказал чистокровный, и как бы в подтверждение его слов, в зал заседаний явился тот, кого Тога мгновение назад окрестил покойником. Шах, уважаемая гильдия. Никто не удивился такому повороту. Лишь злоба отражалась на лицах охотников, не считая, конечно, Кросса. Все они с нетерпением ждали, что смогут избавиться от него, несмотря не свое недавнее желание просто стоять в стороне и наблюдать за тем, как чистокровные друг друга перебьют. Вторая позиция казалась Канаме более разумной. Но тот факт, что люди эти все же были одержимы убийством вампиров, в какой-то степени, даже больше, чем их бывшее оружие, заставлял Канаме испытывать к ним отвращение. Люди, которые меньше, чем люди. Вспомнив об оружии, он невольно подумал о Саюри. Интересно, как она себя чувствует? Чем она занята? Юуки… Почему он думает о Саюри так много? Почему такую незначительную мелочь, как глупость этих людей он умудряется свести к мыслям о ней? Так точно быть не должно. У него есть Юуки сейчас, и как бы он ни был привязан к своей давней возлюбленной, их отношения в далеком прошлом. Он смирился с ее утратой. Тогда зачем уже который раз за последние дни ему приходится себя в этом убеждать? Убеждать усерднее с каждым разом. — Ваше присутствие, Айдо-сан, говорит лишь о том, что мы не можем обвинить Курана Канаме в вашей смерти. Но глава клана Ханадаги по-прежнему мертв, так же, как и Сара Ширабуки, — Кайен будто прятался за своими очками, стараясь ни в коем случае не встретиться взглядом с обвиняемым. Уж не скрывает ли он чего? Нагамичи Айдо нервно поправил красный галстук. Хоть аристократ был полон решимости вступиться за Канаме-сама, но он также, в некотором роде, опасался, что его слова могут сыграть с ними обоими жестокую шутку и только ухудшить положение. — Я уже сказал, что Сара Ширабуки вырвала сердце Ханадаги-сама. Канаме-сама лишь спасал мою жизнь. Неужели в вашем обществе это ничего не стоит? — настаивал вампир. — И это не отменяет того факта, что Сара Ширабуки убита. А ваш господин — главный подозреваемый, какую бы чушь про неожиданно выжившего ребенка четы Куранов он ни нес, — Ягари Тога стукнул по столу привычным для него импульсивным и гневным жестом. — Прекрати, Ягари! Ни к чему сейчас злиться! Ситуация и так напряженная! — одернул его Кросс и продолжил. — Если кроме Юуки, у тебя нет никого, кто будет непредвзято свидетельствовать в твою пользу, Канаме-кун, мы будем вынуждены заключить тебя под стражу немедленно. Пока будет проходить расследование, по крайне мере, — ректор немного понизил тон, говоря это, словно ему действительно было не в радость обвинять чистокровного в этом. Очень уже по-отечески прозвучало. Король едва не почувствовал себя загнанным в угол. Дверь вновь открылась. Вошел тот, кого, похоже, все ожидали видеть еще меньше, чем внезапно воскресшего Айдо-доно. Юноша не скрывал крайней степени недовольства сложившейся ситуацией, и, похоже, не испытывал никаких положительных эмоций от того, что произнес перед собранием охотников и двумя вампирами. Особенно перед одним конкретным вампиром. Но он должен был это сказать. — Я собираюсь свидетельствовать в пользу Курана Канаме. Таков был Зеро, ни приветствия, ни предварительного заявления. Он просто ворвался в зал заседаний и сразу перешел к делу. Канаме едва ли был удивлен, скорее насторожен. Если Зеро решил помочь ему, без каких-либо манипуляций с его стороны, то что-то здесь явно не так. А вот члены гильдии, судя по всему, были в ужасе. Айдо и ректор почти синхронно облегченно вздохнули. Короля не покидало ощущение, что все это — плохо поставленный спектакль с бездарными актерами. — Канаме всегда был таким… отстраненным? — этот вопрос был, наверное, уже сотым в бесконечном потоке интересующих ее вещей. Юуки пыталась быть последовательной, но ее любопытство вперемешку с гнетущими ее чувствами не помогали мыслить здраво. Девушка допила последнюю каплю и поставила пустую чашку на стол. Саюри, похоже, размышляла над ее вопросом или просто изображала задумчивость. Пока что она почти мастерски уклонялась от всех расспросов принцессы, отвечая размыто и двусмысленно, по сути, не говоря ей ничего конкретного. А ей так хотелось знать! — Я бы сказала, что он был еще более отстраненным, чем сейчас. Он самый старый вампир в мире. Кажется, даже я какое-то время прощала ему его угрюмость, — она чуть усмехнулась и почти просияла, словно вспоминая что-то хорошее, — он был старше меня почти на тысячу лет. Так что… Юуки больше не могла это выдерживать, эта женщина, словно издевалась над ней самым безобидным и одновременно самым жестоким образом. — Вы все еще любите его? — спросила девушка, сжимая челюсти, будто процеживая каждый слог, сквозь сомкнутые, норовящие раскрошиться зубы. — Юуки-чан, если ты хочешь узнать больше о Канаме, почему не спросишь его сама, вы ведь так близки? — Что? — принцесса недоумевала. Действительно, почему? Потому что он был скрытным? Потому что он лжец? Или, может, Юуки просто боялась? Считала, что ей не стоит знать? — Отвечая на твой вопрос, дитя, конечно, я люблю его. Это не те чувства, что могут так просто исчезнуть. И твое право видеть во мне угрозу, — сказала прародительница, расслаблено откинувшись на спинку дивана, —, но я несколько тысяч лет провела в качестве оружия против себе подобных. Прямо сейчас мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя и решить, что же делать дальше. Я бы сказала, что даже дышать учусь заново, так непривычно снова ощущать себя в живом теле, — женщина обхватила горло руками, делая глубокий вдох, внимательно наблюдая за реакцией Юуки. Где-то под столом, руки юной Куран дрожали от того, как сильно она их сжала в кулачки. Какой бы милой и доброй ни была эта женщина. А она была, и девочка это понимала. Ей не удавалось унять эту неприязнь, и девушка почти насильно заглатывала гневные горькие слезы. — Знаешь, Юуки-чан, у тебя с первыми чистокровными есть кое-что общее… Открылась входная дверь в особняк. Сэйрен, будто из воздуха, появилась перед ней, чтобы поприветствовать хозяина. Канаме выглядел усталым и слегка недовольным. Он, почти не глядя, вручил стражу свое пальто, и направился к девушкам, чью беседу прервал только что своим появлением. — Добрый вечер! Я вижу вы хорошо ладите, — мужчина присел на диван слева от Саюри, и Юуки почувствовала, как желудок завязался в тугой узел. — Юуки-чан — очень милая юная леди, — ответила прародительница, улыбнувшись, повернув голову, чтобы посмотреть на Канаме. Вампир сначала подумал, что мог бы бесконечно смотреть на ее улыбку, а воспоминания о том, какая она была многие годы назад, неожиданно захлестнули его. Почувствовав, что смотрит на женщину почти слишком долго, едва не создавая неловкую паузу, он обратился к Юуки, задавая вопрос, который уже задавал тысячи раз до этого: — Ты в порядке, Юуки? Нет! Нет, не в порядке! Я зла! Я не хочу видеть эту женщину рядом с тобой! Даже просто сидящей рядом с тобой! Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу поделать с собой! Одной из нас точно не должно здесь быть! Юная чистокровная абсолютно точно знала, что никогда, ни при каких обстоятельствах, она не произнесет этих слов вслух. Поэтому ответила, как полагает леди, хотя ее руки и побелели уже оттого, как сильно она их сжимала. — Да, все хорошо. Я буду улыбаться тебе. — Но я не смогу задержаться здесь. Хотя я понимаю… — Скоро нужно возвращаться в академию. Что ревность съедает меня изнутри… — Я президент Лунного Общежития, у меня есть ответственность. Превращая все светлое во мне, что ты так любил… — На самом деле, я ждала тебя, чтобы попрощаться, Канаме. В мерзость! Девушка встала и быстро направилась к выходу, не проронив больше ни слова, даже не взяв верхнюю одежду. — Юуки! — Канаме чуть крикнув, направился за возлюбленной. Он был немного удивлен подобной выходкой. Что такого она себе напридумывала, что решила так внезапно уйти? Саюри, будто на автомате, последовала за ним, но тут же поняла, что не может стоять. Окружающие предметы внезапно потеряли четкость и стали сумбурно сменять друг друга в пространстве, пока она падала. Уже приготовившись встретиться с твердым полом, чистокровная внезапно поняла, что чьи-то теплые руки не дали ей упасть. Канаме держал ее, стоя на коленях, не позволяя соприкоснуться мраморными плитами, пусть и покрытыми коврами. Юуки обернулась как раз в то мгновение, когда Король поймал Королеву. Это укрепило ее желание покинуть поместье. Больше она не оборачивалась, и, в конце концов, дверь за ней закрылась. — Спасибо! Мне, похоже, придется и ходить заново учиться, — сказала она с легкой иронией, гладя ему в глаза сверху вниз. И было что-то невероятно знакомое в этом рыцарском жесте. Саюри подумала о том, каким сильным и уверенным в себе он стал, мысленно сравнивая их первую встречу, последнюю и то, что происходило сейчас. Теплые руки даже сквозь одежду вызывали приятное покалывание во всем теле, напоминая о тысячелетней жажде человеческих прикосновений. Ей хотелось закрыть глаза и отдаться ощущению этой невинной, мимолетной, случайной близости. Но как она могла? Особенно теперь, когда прошло столько лет? — Тебе нужно идти за ней. Только помоги мне добраться до спальни, пожалуйста! Он поднял ее, все еще поддерживая за талию. Саюри уловила странную улыбку на его лице. Она почти тут же пропала. Но женщина была готова поклясться, что он улыбнулся! — Эй, чему ты улыбаешься? — спросила она, чуть краснея, удивившись своему смущению. — Просто, — ответил он, невольно прижимая ее крепче к своему правому боку, — я что-то не помню тебя такой беспомощной. Я нахожу это милым, — сказав это, он улыбнулся, в этот раз широко и открыто, почти без насмешки. — Это совсем меня не касается, но, похоже, между вами все очень сложно, — внезапно сказала Саюри, достаточно тихо, чтобы услышать мог ее только он. Канаме посмотрел сначала на нее, затем повернулся к парадной двери, за которой только что скрылась его невеста, и, тщательно пытаясь скрыть свою боль, сказал: — Любовь никогда не будет чем-то простым. Ректор Кросс, а также по совместительству глава Гильдии Охотников, наконец, был дома. Он страшно радовался, что может снять с себя достаточно официальную рабочую одежду, и надеть более удобные домашние вещи из натуральных и мягких тканей, а также любимый фартук. Кулинария всегда нравилась ему больше, чем политика. Кроме тех времен, когда он был угрюмым охотником, который хотел уничтожить весь вампирский род. Сейчас он воспринимал свое техническое бессмертие, как возможность сделать больше полезного для людей, ну и освоить бесконечное множество рецептов. Он был чертовски хорош как минимум в одном из этих пунктов. Грибной крем-суп уже закипал. Невероятный сливочный запах наполнил всю кухню. В сочетании с чесночными гренками — это будет просто божественно! — Довольно вкусно пахнет! Вы мастер своего дела не только в Гильдии, Кросс-сан. Ректор резко обернулся на голос, рефлекторно потянувшись рукой за спину, чтобы достать меч из ножен. Но его там не было! Он был в домашней одежде! Опомнившись, он увидел, кем был его ночной гость, и глубоко вздохнув, сказал: — Ты мог бы постучать, Канаме-кун. Совсем необязательно было меня пугать, — чуть пискляво ответил Кросс, пуская крокодиловы слезы. — Я пришел поблагодарить Вас за то, что Вы сделали сегодня. Отец говорил, что Вы — хороший человек, — Куран Канаме-младший присел за стол, продолжая смотреть на легенду охотников в нелепом фартушке. Как он умудряется быть и легендой, и чучелом одновременно? Как человек может быть столь многогранным и противоречивым? Кайен подошел к кастрюле с супом, и поочередно наполнил густой сероватой жидкостью две глубокие тарелки. — Я стал тем, кто я есть, благодаря твоим родителям. Твой приемный отец был мне хорошим другом, пока он работал в Гильдии. Я все равно хотел дать Канаме возможность избежать наказания, учитывая обстоятельства. Тебе не за что меня благодарить. Хотя я и не одобряю твоих действий с Сарой и печью, — водрузив тарелки на серебряный поднос, добавив к ним вазочку с гренками и ложки, мужчина направился к столу. — В любом случае, я признателен, — ответил юноша, проследив взглядом за перемещением Кросса от плиты к столу. Ректор широко улыбнулся, в самой доброй и отеческой манере, на которую только был способен. — Тогда раздели со мной ужин. — С большим удовольствием! Юуки сидела за столом. На столе покоилась шахматная доска. На доске Король. И две Королевы. Которая из них Юуки? Черная или белая? Должно быть, черная, если подумать о тех вещах, которые то и дело всплывают у нее в голове. Первый раз, когда девушка пожалела, что оставила неизменной комнату Канаме в Лунном общежитии. Она была даже, пожалуй, менее угнетена каждым напоминанием о нем, когда он начал свою охоту на чистокровных. Запах его был еле уловимым, но все равно отдавался жаждой, обжигающей горло. Юная Куран поднялась из кресла, где обычно проводил в раздумьях свои вечера ее возлюбленный. Она решила, что если откроет окно, то будораживший ее аромат выветрится, оставив после себя покой. Из этого окна открывался вид на довольно большую территорию академии. Часто ли он наблюдал за снующими студентами отсюда? Юуки прикрыла глаза. Она думала, что как только останется одна, даст чувствам волю, и, наконец, вдоволь наплачется. Но вожделенное освобождение так и не приходило. Как бы ей ни было плохо, как бы она ни старалась, ей не удалось выдавить из себя ни слезинки. Интересно, чем сейчас были заняты те двое? Девушка уже хотела потянуться к ручке, чтобы впустить немного свежего воздуха, но внезапно запах усилился. Голос, заставил ее остановить руку на полпути. — Ты знаешь, что это не поможет тебе избавиться от жажды — повелительный тон Короля… Канаме, говорил о том, что он зол. Возможно, он пришел, чтобы ее наказать? Плевать! Он потерял право контролировать ее жизнь, после появление этой женщины и брата. Теперь она будет сама по себе. — Зачем ты пришел? — спросила Юуки, продолжая глядеть в окно. Ей не хотелось его видеть или говорить с ним сейчас, но в голову не пришло больше ничего, что она могла бы сказать. В темной тишине комнаты она слышала, его медленное спокойное дыхание, сердцебиение, ток крови. Казалось, что она вот так может ощущать каждую его клеточку на расстоянии, но его чувства и мысли были ей недоступны. Резким движением, сильно сжав плечи Юуки, мужчина развернул ее к себе лицом. Взгляд его был полон вопросов, недовольства, разочарования. Девушка была в немом ужасе. Чего он добивался? — Хочешь поговорить об этом? — он все так же пристально смотрел ей в глаза, будто пытался что-то в их глубине отыскать, хоть какой-то ответ. Да и о чем именно он хотел поговорить? — Нет, — ответила она, и он наклонился к ней ближе, так, что они почти соприкасались лбами. — Хорошо, я сейчас не в настроении для разговоров, — сказал он и прикоснулся к ее губам своими. Прикосновение было больше похоже на удар. Юуки внезапно оказалась прижатой спиной к стеклу, между ними не осталось никакого свободного пространства. Она задыхалась, ноги отчаянно кричали, что не удержат ее. Он никогда раньше так ее не целовал, будто пытаясь забрать все ее естество через этот поцелуй. Это было больно, глубоко, горячо, и, Бог знает, еще какие чувства это в ней вызывало. Девушка ощутила, как узел, который раньше связывал все ее внутренности, исчезал, растекаясь чужим незнакомым теплом по всему телу. Подобного ей еще не приходилось переживать. Она должна была вырваться, должна была это прекратить, но не могла. Канаме крепко ее держал. И он был тем, кто прервал поцелуй. Его дыхание сбилось, губы были влажными, глаза были еще темнее, чем она привыкла их видеть. В них был туман. Она подозревала, что сама сейчас выглядит точно так же. — Канаме… — он приложил палец к ее губам, предостерегающе посмотрел на нее, прежде чем опуститься к ее шее. Поцелуи один за другим влажные, горячие, медленные и одновременно такие нетерпеливые покрывали ее. Вопреки его немой просьбе, она все же это произнесла: — Ты голоден? Хватка на ее плечах усилилась, сжимая до материально ощутимой боли. Он тут же поднял свою голову, чтобы взглянуть Юуки в лицо. Он был раздражен. Опять она сказала что-то не то? Он снова поцеловал ее, в этот раз еще глубже, больнее, впиваясь губами и зубами, прижимаясь к ней всем телом еще сильнее. Юуки ощутила себя беспомощной. Страх кричал где-то глубоко в ней. Страх по отношению к нему, потому что он был зол и груб. Боязнь самой себя, потому что жар, окутавший все тело, и мерзкая электрическая дрожь никуда не делись. Что с ней происходит? Послышался треск ткани. Канаме снова оторвался от ее губ, не удостоив ее даже взгляда. Порванный лиф платья обнажал плечи и частично грудь. Очередной поцелуй, больше напоминавший укус, пришелся в правое плечо, посылая волны тепла даже к кончикам пальцев. Юуки попыталась поднять руку, чтобы оттолкнуть его, но он продолжил ее целовать, и тело отказывалось что-либо менять. А потом все прекратилось. Канаме отпустил ее, и она, как безжизненная кукла, осела на пол. Он, возвышаясь над ней, внимательно смотрел, как она стыдливо пытается привести платье в порядок. Принцесса дрожала всем телом, ей было жарко, но она не понимала, что это за чувства. Сердце стучало где-то в висках, кожа горела, все внутри пылало и жаждало чего-то еще. Ей казалось, что так быть не должно после того, что он только что сделал. — Я так долго позволял тебе принимать решения. Я сделаю это и теперь. Но для этого мне придется оставить тебя здесь со всеми этими чувствами. Одну. И в подтверждение сказанного, он распался на сотни летучих мышей, исчезая. Он действительно решил оставить ее в одиночестве. Рассвет уже почти наступил, Саюри шла по коридору в комнату, которую она могла бы назвать своей, неважно, как долго это будет правдой. Кончики волос были влажными, и оттого более тёмными. В светло-розовом халате она выглядела очень юной. Пожалуй, она даже могла бы сойти за ровесницу Юуки. Наверное, неприлично ходить по коридору в таком виде, но вампирша решила воспользоваться случаем, пока в особняке никого нет. Едва повернув ручку двери, она почувствовала, что теперь это было не совсем так. — Что ты здесь делаешь? Неприлично навещать покои леди в столь поздний час, — Саюри чуть хихикнула, но тут мужчина поднял свою голову, и она увидела, что он был абсолютно разбит. — Я сделал ей больно, — сказал он тихо и обреченно. — В любви так бывает, ты не хотел этого, Канаме. Король в два шага молниеносно преодолел расстояние между ними. Они оказались лицом к лицу, ближе, чем могли позволить правила приличия. — Нет, я хотел, хотел сделать ей больно, — выдохнул он ей в губы, голосом тихим, полным отчаяния. Саюри не успела ничего предпринять, Канаме просто неожиданно поцеловал ее. Чистокровная ожидала, что он будет нежным после столь долгого времени. Но ошиблась. Сейчас в каждом прикосновении губ было столько боли и жажды, что женщина, казалось, чувствовала их, как будто они внутри нее. Бедный, бедный мальчик. По телу прокатилась волна возбуждения, давно позабытого ею. И сейчас губы его на вкус были такими же, как она помнила, словно очень крепкое, сладкое вино. С каждым мгновением, она все отчетливей помнила каждое его прикосновение тысячи лет назад. Но Саюри не могла позволить ему продолжить, как бы ей этого ни хотелось, какие бы ниточки в ее душе он только что ни задел. Поэтому, собрав все имеющиеся силы, она толкнула его в грудь. К ее удивлению, Король поддался. — Не нужно вымещать свою невысказанную страсть к этой девочке на мне, Канаме. Этим ты наказываешь всех троих, — сказала она строго, но, видит Бог, далось ей это с огромным трудом. Дыхание слегка сбилось, и вампирша боялась, что ее слова не прозвучат убедительно. В глубине души, она надеялась, что так оно и было. Но лишь на секунду и очень глубоко. — Прости, — сказал он, лихорадочно дотрагиваясь до своих губ, будто только сейчас осознал, что сделал, — прости… Канаме упал на колени, хватаясь за голову, пытаясь понять, что же, в конце концов, он чувствует, как ему следует теперь поступить? Он не знал. Впервые за свою долгую жизнь мужчина был растерян до глубины своей пропитанной кровью души. Временное успокоение настигло его внезапно. Саюри подошла к нему и, прижав его голову к своей груди, стала гладить его по волосам, приговаривая: — Хороший мальчик, Канаме. На плечах остались синяки. Они недолго были напоминанием о произошедшем. Все-таки у бытия чистокровным вампиром есть некоторые преимущества. Юуки внимательно посмотрела на себя в зеркало, лишний раз убеждаясь, что ничего в ней не выдаст ни капли о случившемся. Разорванное платье заполнило собой мусорную корзину. Никто не станет по этому поводу задавать вопросы. Теперь девушка могла сделать вид, что она спокойна, хотя внутри нее все кипело. Она больше ничего не знала, ничего не понимала. Ни в чувствах к Канаме, ни в чувствах к самой себе. Все внутри нее стало хаосом, в котором невозможно было что-либо разобрать. Лишь две вещи принцесса осознавала четко: она ревнует Канаме к Саюри, и она должна увидеть Зеро. Прямо сейчас ей жизненно важно посмотреть ему в лицо, поговорить с ним. Да что угодно, лишь бы ощутить хоть какое-то равновесие, хоть немного твердой почвы под ногами. На часах было восемь утра. Юуки знала, что сейчас Зеро остановился в крыле ректора. Если ей повезет, она застанет его до начала занятий. Девушка уже почти дошла до двери и занесла руку, чтобы постучать, но тут послышались голоса. — Ты всегда такой умный? Или иногда случаются проблески интеллекта? — этот голос был очень мужским и крайне низким, даже немного грубым. Издевательские нотки в голосе не оставляли сомнения. Голос принадлежал ее брату. Зачем ему нужен Зеро? — Заткнись! Она никогда не была моей! — рявкнул Зеро нервно и сдавленно. О чем это они? — Она была прямо перед тобой, на блюдечке, тепленькая, тебе стоило только захотеть. А ты повел себя, как полный дурак, абсолютно не в состоянии побороть идиотские ребяческие порывы. Но… — последовала небольшая пауза, издевательский тон сменился на чувственный и немного коварный, — раз она тебе не нужна, может быть, я заберу ее себе? — Клянусь, я сделаю все, чтобы этого не произошло, Куран, — Зеро сказал это тихо, но Юуки все же услышала. — О! Я боюсь, ни один, даже самый сильный, чистокровный не доживет до дня, когда ты будешь способен выполнить это обещание. Юуки резко толкнула дверь, но было уже поздно. Куран Канаме-младший крепко держал сопротивляющегося Зеро в своих руках, и вводил ему через шприц какую-то розовую жидкость прямо в шею. Охотник пытался что-то кричать, вырывался, но уже через несколько секунд глаза его закрылись, а когда шприц опустел, чистокровный просто отпустил юношу, и тот рухнул на пол, словно тряпичная кукла. Шприц мгновенно исчез в черном пламени из рук нападавшего. — Канаме! — вскрикнула девушка — Что ты наделал! — Она тут же бросилась к пострадавшему, сердце бешено колотилось. Нет! Только не Зеро! Только не сейчас, когда он так ей нужен! Брат посмотрел на нее чуть снисходительно и принял задумчивый вид, будто размышлял, рассказать ей, что он сделал или нет. — Экспериментальная сыворотка. Пару недель поваляется в лихорадке. Либо умрет, либо станет человеком. Все просто, — он говорил так, будто речь идет о самой простой и естественной вещи в мире. Юуки была в ярости, но вместо того, чтобы спросить у него о причине таких действий по отношению к Зеро, она сказала: — Зачем ты убил Сару-сан? — принцесса намеренно не поднимала на него взгляда. Ей было стыдно, что она задала именно этот вопрос. — Не ее я хотел видеть своей Королевой, — ответил Канаме, скрываясь за дверью, оставляя Юуки сидеть на полу рядом с Зеро в полнейшем недоумении.