Другая Королева

В безделье время почему-то текло слишком медленно. Король понимал, что это лишь иллюзия, но прямо сейчас он не мог заставить себя сделать даже небольшое движение. Солнце настойчиво пробивалось сквозь щели в занавесках, будто знало, что в этой комнате вампир, жаждало причинить боль. Канаме не стал прятаться под одеяло. Хотя жжение то и дело пыталось убедить его в обратном. Он часто намеренно бодрствовал при свете дня, подвергая себя нападкам солнечных лучей. Оттого, наверное, что надеялся втайне — солнце рано или поздно сжалится над его существованием и подарит, наконец, покой. А, может, он затем возродится из пепла, подобно фениксу, и получит право на новую, лучшую жизнь. И это тоже было иллюзией. Боль ушла внезапно. Канаме открыл глаза и увидел ее. Она стояла к нему лицом, заслоняя собой солнце. Саюри светилась, словно богиня, сошедшая с небес. Тысячи лет назад он видел ее во сне именно такой. Будто она была его солнцем, его светом, не причиняя при этом боли. И прямо сейчас она была реальной. Только она и была… — Ты не можешь больше просто лежать здесь! — посреди тишины и безмятежности этой комнаты голос ее звучал, будто раскат грома. И потому, в том числе, что предвещал надвигающуюся бурю. Когда она направилась к постели, он смог лучше разглядеть черты ее лица. Даже в моменты серьезности, они были мягкими, изящными, каждая линия была плавной, так что тяжело было относиться к ее глубокой озабоченности с должным пониманием. Хотя он и был обязан сделать это по отношению к ней. Как только Саюри оказалась в нескольких дюймах от кровати, Канаме резким движением поднялся и, взяв ее за талию, повалил девушку в беспорядочный омут шелковых простыней. Он сделал это даже прежде, чем успел подумать, желание обнять ее пришло внезапно, и вампиру не хотелось сейчас копаться в собственных мыслях в поисках ответа, что это желание вызвало. Сейчас ему хотелось ее обнять — теплую и живую. Несколько секунд они молча лежали, глядя друг другу в глаза. Раздался оглушительный звонкий смех. Саюри почему-то сочла происходящее крайне веселым. — Зачем ты это сделал? — продолжая смеяться, спросила она, утирая выступившие слезы — Это же такое ребячество! Канаме сделал очень серьезное лицо, будто готов представить результат исследования или план по захвату мира, и ответил: — Потому что захотел. Веселье было окончено. Она должна поговорить с ним о том, что произошло. Ей было важно знать, что с ним все в порядке. Саюри знала, что он уже не тот забитый и нелюдимый вампир, которого она когда-то знала. Он сильно изменился за то время, что она провела в горне. Но это не значило, что она стала меньше за него волноваться. — Мы не говорили о произошедшем с тех пор, как она ушла. А ты лежишь здесь после нашего визита в академию. Ты расстроен? Канаме внимательнее вгляделся в ее лицо. Он наслаждался, как ее карамельные глаза поблескивали в полумраке, какое сильное желание понять его боль теплилось в них. О, Саюри! Если бы она только знала! Аккуратно обводя подушечкой пальца очертания ее уха, убирая упавшую на щеку небольшую прядь, заплетенную в привычную косу, мужчина ответил: — Я зол. Саюри не придала значение милому чувственному жесту с волосами. Ее глаза расширились в удивлении от его признания. Он с наслаждением наблюдал за тем, как менялось выражение её лица в разных эмоциях. Так изумление перешло в задумчивость. И через пару секунд она сказала: — Ты имеешь право злиться на нее. Она поступила неправильно по отношению к тебе. Канаме решил, что довольно с него взглядов и прижал девушку ближе. Его рот был прямо над её ухом. Она попробовала сопротивляться такой смене позиции, но оказалась слабее, или просто не очень этого хотела. Живое прикосновение так или иначе было то, в чем чистокровная нуждалась. Тысячелетняя жажда прикосновений и тепла тел давала о себе знать. — Я никогда не смогу злиться на нее, Саюри. Никогда не смогу ее возненавидеть. Я бы лег на ковер из гвоздей и позволил бы ей пройти по моей спине. Я бы встал перед ней на колени и ждал, пока она заберет мою жизнь, если так ей будет стоить угодно. Я простил бы ей все, кроме того, что подвергает опасности ее жизнь. Уголки губ Саюри опустились. Она недооценивала его чувства к этой девочке. В какой-то момент она даже почувствовала невесомый укол ревности. Хотя и понимала, что он не уместен. Но как в таком случае он может обнимать ее, лежа в постели, пока его возлюбленная лежит без сознания? В глубине души жила надежда, что он держит обиду на капризное дитя. Но Канаме всегда обладал способностью ввести ее в недоумение. В особенности теперь, когда Саюри стала неоперившимся младенцем в пучине нового, незнакомого ей мира. Ей стоило приложить немного сил, чтобы не звучать разочаровано. — Почему тогда ты зол, если не из-за ее поступка? — спросила она. Он чуть потерся губами о ее скулу, и ответил, обжигая ухо горячим дыханием. — Я зол на Канаме за то, что он с ней сделал. Естественная реакция, не находишь? Саюри задумалась о естественной реакции, чувствуя, как собственное тело предательски расслабляется под давлением близости и всех этих его мимолетных ласк. Однако она так и не решилась разорвать объятия. Хотя и могла. Но она хотела увидеть, как далеко он готов зайти в своих прикосновениях. И даже в тайне желала, чтобы это было достаточно далеко. Не мог же он не понимать, какие ощущения в ней вызывает? Он слишком стар и слишком умен, чтобы не понимать. Чего же он добивался? Саюри кивнула, лишь потом осознав, что Канаме этого не видит. А он продолжил, будто и не ждал от неё ответа. — А еще я привык управлять ходом вещей. И пока у меня нет способа вернуть себе эту власть, я уязвим. Это тоже заставляет меня злиться, — сказал он, легко и непринужденно перебирая волосы у нее на затылке, посылая вереницу мурашек от основания шеи и по всему позвоночнику ниже. Ей было приятно. От прикосновения, от осознания того, что он помнил, как ей это нравилось. Она неожиданно вздрогнула, будто спазм накрыл все тело. Канаме заметил это, но девушка и не думала отстранятся. Такая у них была небольшая абсурдная игра. Она ждала, как далеко он зайдет, он наблюдал, как далеко она позволит ему зайти. Молчание… — Моя кровь не помогла ей проснуться. — Твоя кровь не может решить все проблемы. Ты же знаешь, — говоря это, Саюри невольно прислушалась к ней, текущей по его венам крови, чувствуя, как размеренно пульсирующее сердце приводит ее в движение. Тяжело сопротивляться соблазну, когда они так близко. В конце концов, они вампиры и всегда ими будут. Девушка поняла, что дыхание ее начало учащаться, а жажда уверенно наступать. Было страшно, что тысячелетнее самообладание подведет ее, и она выставит напоказ алые глаза. Ей этого не хотелось. Время неподходящее. Саюри сделала глубокий вдох, замедляя биение своего сердца, ощущая, как жажда отступила, продолжая маячить где-то на фоне. Но теперь, чистокровная хотя бы могла мыслить здраво. Если Канаме и заметил ее минутную слабость, то виду не подал. — Ты порой можешь быть жестоким в своих словах. А твои мазохистские склонности даже через десять тысяч лет не оставляют тебя. Не стоит взваливать вину за произошедшее на свою голову. Больше всего сейчас ей хотелось немного облегчить его ношу. Ему кажется, что судьба всех абсолютно и бесповоротно зависит от его поступков и решений. Самое наивное мнение для старика, подобного ему. А она была лгуньей. Потому что на самом деле, ей хотелось укусить его, почувствовать, как густая и горькая кровь заполнит рот, как она будет обжигать горло, и какое восхитительное послевкусие останется, еще долго напоминая о себе. Канаме приподнялся, держась за голову. Солнце уже почти село. Свет едва пробивался сквозь занавешенные окна. Вампир посмотрел на все еще лежащую на кровати Саюри. Она тихо и печально сказала: — Хотела бы я, чтобы то, что ты любишь, не делало тебе больно. Мужчина чуть усмехнулся, протягивая руку к ее волосам: — Мне казалось, это ты покончила с собой ради благой цели в самый расцвет наших отношений. Он взял в руку длинную тонкую косичку, которую несколько минут назад убирал с лица девушки и стал ее расплетать медленными движениями длинных пальцев. — Я думала, что ты уже отпустил это, и что ты делаешь с моими волосами?! — сказала она смущенно, не понимая, зачем он решил уничтожить тщательно и аккуратно заплетенные косы. — Разумеется, отпустил. Но я решил не упускать такой момент подколоть тебя. А к вопросу о волосах… ты переродилась. Я думаю, что стоит дать новую жизнь твоей прическе. Прежде, чем Саюри успела возразить, она уже сидела спиной к нему, пока он расплетал вторую косичку. — Я не думаю, что именно ты должен это сделать, — сказала она, протестуя. — Просто доверься мне, — выдохнул он ей в волосы, аккуратно расчесывая их, пропуская между пальцами. Каждым своим движением, он вызывал в ней импульсы блаженства, заставляя расслабиться, отдаться на милость его рукам. Он был удивительно ловок в таком невероятно не мужественном занятии. Ловко переплетая между собой тонкие и широкие пряди оттенка светлого каштана, он превратил, ранее простую, олицетворяющую Саюри прическу в две сложные замысловатые косы. Каждая из них начиналась буквально над ее лбом, сливаясь со всеми остальными волосами, плавно переходила в свободную, больше похожую на обычную, косу. — Готово, — сказал Канаме, закрепляя кончики так, чтобы все это великолепие не распалось. Саюри сделала движение в сторону края кровати, в надежде посмотреться в ближайшее зеркало, но поняла, что не может. Мужчина держал ее, не давая покинуть постель. Она прекратила попытки вырваться. Ожидая, что он ей скажет, если скажет. Он прижал ее к себе крепче, обнимая, окутывая теплом, прошептал: — Жажда может быть мучительной. Поверь мне, я знаю. Саюри нравились крепкие объятия. Его объятия. Но она не могла сейчас просто выпустить на волю все свои желания. Существуют правильные поступки, и она намерена придерживаться их. — Я справлюсь с этим, отпусти меня, Канаме, — сказала она, хотя последняя фраза была больше похожа на мольбу сделать совсем обратное. — Нет, не справишься, — ответил он, стягивая шелковую пижамную рубашку через голову, отбрасывая ее в сторону. Саюри повернулась к нему лицом, не понимая, что происходит, почему он внезапно ее отпустил. Увидев его полуобнаженного, она отчаянно боролась с желанием потрогать каждый сантиметр этого совершенства. Однажды ей было позволено так делать без всякого зазрения совести. Но сейчас все не так. Она опустила глаза, глядя на свои ладони, размышляя, как же выйти из этой ситуации с максимальным достоинством. У Канаме были другие планы. Резкий запах крови ударил ей в нос, девушка подняла голову. Аккуратная рана на шее, сделанная им самим, сочилась багровой жидкостью. Мужчина поднес окровавленные пальцы и провел ими по ее губам. Саюри сделала самую большую глупость, которую только можно было придумать сейчас. Облизнула их. Он улыбнулся, зная, что теперь девушка поступит так, как он того хотел. Так что взяв ее за локоть, притянув максимально близко к себе, он не встретил особого сопротивления. Послушно, как девчонка, она сначала облизнула рану, но поняла, что этого будет мало. Саюри занесла голову и, подобно змее, обнажая клыки, укусила его, делая процесс насыщения более комфортным. И не было ничего прекраснее, чем возможность касаться его обнаженной кожи безнаказанно. — Хорошая девочка.