***
Слишком большая шахматная доска, чтобы быть настоящей. После всего, она снова оказалась в плену собственного разума. Игры с самой собой у нее получались хуже всего. — Эй! Ты меня не слушаешь! — голос, ее голос. — Зачем мне тебя слушать, ты уже достаточно натворила, уходи, мне надо подумать, — ответила она себе тем же голосом, но более усталым. — Я хотя бы попыталась что-то изменить! — возмущенно вскрикнула Юуки-вампир. — Чем? Ты обратила бедную Суми в вампира. Ты сделала Зеро больно в очередной раз. Предала доверие нашего любимого. Чуть не убила ни в чем невиновную Саюри-сама. Продолжать? — сказала Юуки-человек и обхватила руками свои колени, пытаясь успокоиться. Пустая доска перед ней угнетала. Фигур больше не было. Не было планов на будущее или идей, как выбраться из этого ада, — может, стоит просто оставить все как есть? Может быть пришло время сдаться? Все пошло наперекосяк, когда я снова стала вампиром. Кажется, что это не моя судьба. И лучше никогда не просыпаться, чтобы больше никому не навредить. — Ты не слышишь, что я пытаюсь сказа… — Да, сестрица, кажется, ты совсем не слышишь себя, — послышался знакомый голос. И пусть он и был так похож, но это не его голос. Любимый может быть никогда с ней больше не заговорит, если она решит открыть глаза. — Убирайся из моей головы, онии-сама! — строго сказала она, не оборачиваясь на него. — Ты сейчас слишком слаба и не можешь меня вытеснить, — сказал он самодовольно, оставаясь верен своей манере вести разговор. — Тогда окажи мне услугу из вежливости, тебе нечего здесь делать, — ее голос дрожал, страх столкнуться с последствиями не покидал Юуки. А Канаме был лишь очередным напоминанием о том, что она сотворила. — Я вообще-то пытаюсь помочь. Поэтому замолчи и слушай, будь так добра, — брат ответил ей очень резко, будто это было вопросом жизни и смерти, а она подводила его тем, что сопротивлялась. Даже здесь это гнетущее чувство, что Юуки была всем обузой, не отпускало. — Тогда говори. Все равно мне некуда идти. — Она - это ты. Ты это она. Вы не две разных личности. Вы - раздробленное одно целое. Юуки не понимала к чему он клонит, но ее вампирская сущность притихла, будто внимая каждому слову. — Все они - это разные ипостаси тебя самой. То, что ты пытаешься забыть или закопать поглубже в себя, потому что ты решила, что только добрая Юуки, полная света, самоотверженности и человеческой морали достойна присутствовать в этом мире. И даже такой ты никогда себе не нравилась. Я знаю, о чем говорю, я профессионал в ненависти к себе. Но вместо того, чтобы получить опыт и жить с ним, становясь сильнее, ты раз за разом все отрицаешь и возвращаешься туда, где была. Но нельзя выживать и быть в гармонии с собой, рассчитывая лишь на свою добродетель. Потому что грехи - тоже важная часть нас. И то, как мы с ними справляемся, делает нас теми, кто мы есть. Понимаешь, что я имею в виду? Она повернулась к нему и неуверенно спросила: — Ты сказал “все они”? Канаме кивнул в сторону доски. Она больше не была пустой. Там была Юуки. Юуки, которая больше всего на свете любила братика и родителей и никогда не видела солнца. Юуки, которую спасли от вампира в ту снежную ночь. Юуки, что увидела Канаме с Лукой тогда в Лунном общежитии. Юуки-страж с короткими волосами и в форме Дневного класса. Юуки в окровавленной ночной сорочке, что кусала себя еще год назад. И много других воплощений ее самой. Кто-то стоял на черной клетке, кто-то на белой. Все они были на одно лицо. Все они были ею. — Я спрошу еще раз, милая, ты понимаешь. О чем я говорю? Девушка ничего не ответила, она просто пошла в сторону доски. Канаме усмехнулся. — Кажется, ответ “да”. Значит моя работа здесь закончена. Его проекция в разуме сестры померкла, и он исчез. Юуки продолжила идти вперед, и пока она шла, все фигуры, будто взрываясь, распадались на яркие огоньки, свет их тянулся к ней и, достигая, растворялся внутри нее. Когда доска снова опустела, она увидела, что ферзь почему-то был за ее пределами. Рядом с ним стояла еще одна Юуки. Она была выше и выглядела на несколько лет старше. Ее взгляд излучал доброту и уверенность. Она протянула нынешней Юуки руку, улыбаясь. Не колеблясь, та приняла ее и, сделав шаг вперед, покинула наконец черно-белую доску. Все вокруг залил белый ослепляющий свет.***
— Что ты сделал? — спросил Король, скрестив руки на груди, когда юный Куран открыл глаза и убрал руку от головы спящей Юуки. Он все еще не доверял молодому принцу, но его польза для дела сейчас была неоспоримой. — Подтолкнул ее, чтобы ускорить процесс, — он откинулся на спинку стула у кровати и посмотрел на своего предка. У него очень хорошо получалось скрывать беспокойство за настороженностью, но с ним это не пройдет. Юноша вздохнул, — она рано или поздно сама бы к этому пришла и без моей помощи, но я слишком сильно хочу от тебя избавиться. Чем раньше она очнется, тем быстрее вы отсюда уедете. Канаме-старший улыбнулся, все-таки они были очень похожи не только внешне. Просто этот мальчик имел привычку говорить прямо. — К тому же, — он почесал затылок и перевел взгляд на капельницу, чтобы оценить уровень крови, — я очень хорош в самоконтроле. Часто мне приходилось балансировать на грани, чтобы отделить тебя от себя. Полезный навык. Но это довольно сложно, когда твои воспоминания и эмоции перемешаны, будто в банке с двумя разными специями. — Интересная аналогия, — ответил Король, размышляя над тем, что он, пожалуй, слишком хорошо понимает Канаме, учитывая голос Ридо, постоянно гадко нашептывающий что-то в его голове, — тебе помогло то, что мы сделали? — спросил он, убирая волосы с лица Юуки. — Дождусь вашего с Саюри-сама очередного рандеву прежде, чем дать тебе окончательный ответ, старик. Канаме-старший поднял на него уничтожающий взгляд, намекая, что вопросы его личной жизни лучше не обсуждать во избежание тяжких телесных повреждений. — Я, пожалуй, пойду поболтаю с ректором, — юноша поднялся, собираясь уйти, еще раз мимолетно взглянув на капельницу, — она просыпается. Думаю тебе есть, что сказать ей. Когда Юуки открыла глаза, они с Канаме остались вдвоем. Тело предательски болело, практически не позволяя двигаться. Она думала что-то сказать, но сразу же засомневалась, хватит ли у нее сил даже на то, чтобы открыть рот. Мужчина помог ей лечь чуть повыше, чтобы им проще было говорить. Как только Канаме убедился, что Юуки удобно устроилась, он улыбнулся и ласково погладил ее по голове. — Удивлена, что ты вообще можешь смотреть на меня, — выдавила наконец она, горько улыбаясь, поражаясь тому, каким чужеродным и хриплым был ее голос. Каждое слово далось ей с трудом. Мысленно девушка убедила себя, что это временно, и она очень скоро окрепнет. Им нужно было поговорить, чтобы каждый из них наконец успокоился и продолжить жить. — Я как-то спросил у тебя, сможешь ли ты выдержать прикосновения моих запятнанных кровью рук, — сказал он, задумчиво продолжая гладить ее по волосам, — кажется, теперь мы квиты. Хотя твои последние действия даже рядом не стояли с тем, что обычно приходилось совершать мне, но ты не создана для этого. Тебе ни к чему вся эта грязь. — Это не значит, что я могу просто взять и простить себя, — ответила Юуки, делая глубокий вдох почти после каждого слова. Произносить звуки было сложно, и не только физически. Канаме вел себя, как обычно. Спуская ей с рук почти все, что она творила. — Полагаю, что в таком случае тебе предстоит еще очень много работы. Мы оба знаем, что для тебя это самая сложная в мире вещь. Но ты не столь слаба, как тебе кажется, и сможешь пройти через это. Принцесса опустила голову, размышляя над его словами. Много предстояло сделать. Но с чего ей начать? Навязчивая мысль, что мир превратится в агонию, как только он оставит ее, как только она выйдет из этой палаты на своих ногах, вгрызалась в ее душу, желая оставить от нее пустоту. Но это иллюзия. Все это время Юуки жила в окружении созданными ею миражами, пытаясь удержать кого-то, пытаясь угнаться за кем-то, не замечая, что само ее существо рассыпалось прахом. Значит ли это, что стоит простить себя, и жить дальше? Это звучало так сладко и обещало избавление. Но как она могла? После всего, что произошло? — Что будет потом, Канаме? Вампир задумался. Вероятно Юуки тяжело воспримет его желание покинуть город вместе с Саюри. Она будет переживать. Но лучше сообщить ей об этом сейчас, чтобы у нее было время справиться с этим. — Как только ты поправишься, мы с Саюри уедем. Тишина. Девушка и так была в не очень радостном расположении духа. А теперь совсем поникла. “Вот и все”, — подумала она. И не нашлась, что ответить. Сказав только: — Вот как… — Но прежде, я хочу, чтобы ты меня выслушала. И я объясню тебе, почему принял такое решение. — Да… Слезы стояли в ее глазах, и она все еще не поднимала голову, не хотела, чтобы он видел ее еще более слабой и подавленной, чем до этого. — Я люблю тебя. Она неожиданно посмотрела на Канаме. Смысл того, что он говорил, все дальше ускользал от нее. Мужчина улыбнулся, утирая слезы, которые наконец свободно потекли по ее щекам. — Тебя это удивляет, — он печально вздохнул, — я никогда не переставал тебя любить. Но даже тот год, что мы провели вдвоем в особняке... моя любовь не приносила тебе никакой радости. По каким-то причинам, ты казалась мне несчастней, чем когда-либо. — В этом не было твоей вины, — тихо сказала она. — Это лишь отчасти правда, моя милая Юуки. Ты очень привязана ко мне. Я знаю это. И ты любишь меня, в этом я никогда не сомневался. Ты все время оглядываешься назад, цепляясь за прошлое. Ты смотришь вперед, пытаясь отыскать меня где-то вдалеке и догнать. И не замечаешь, что в действительности, я рядом, и тебе стоит лишь немного повернуть голову. И это мешает тебе сделать самую важную вещь. Полюбить себя. Понимаешь? Юуки улыбнулась сквозь слезы, думая, что часто эта мысль тихонько проскакивала в ее голове, но она не обращала на нее внимание. Он была занята тем, что казалось для нее более важным: погоней за миражами. — Кажется это ты пытался сказать, прямо перед тем, как мой добросердечный брат прострелил мне спину? — Пожалуй, что так. И я рад, что ты начала это осознавать. Он осторожно взял ее лицо в свои руки, и прикоснулся губами к ее губам. Поцелуй получился почти целомудренным, но Юуки обрадовалась, что не была отвратительна ему, даже несмотря на то, что Канаме решил все закончить. — Поэтому я должен уйти, чтобы ты могла идти вперед, не думая о том, что сможешь найти мой образ там, где меня никогда не было. И даже если сейчас тебе очень больно, станет легче. Я прожил очень долгую жизнь, чтобы быть уверенным в этом. — Да — просто ответила Юуки. Перед тем, как уйти, Канаме поцеловал ее в макушку. Когда девушка осталась одна, она смогла наконец просто уснуть обычным сном, думая теперь, что, возможно, все наладится. Только ей предстояло очень многое для этого сделать.***
— Где Саюри-сама? — спросил Канаме-младший, нетерпеливо крутя между пальцами белую фигуру слона. Король сидел в кресле прямо напротив него. Глаза его были закрыты. Он пытался визуализировать доску у себя в голове, просчитывая все варианты для предстоящего хода. — Пару часов назад ходила попрощаться с ювелиром в мастерскую. Сейчас, вероятно, дает указания садовнику где-то внизу, чтобы все растения дожили до нашего приезда сюда, — мужчина наконец открыл глаза и осторожно передвинул коня, съедая фигуру соперника, подбираясь все ближе к королю. В отличие от своего двойника, юноша сидел в кресле расслабленно, полуразвалившись. Для него игра был лишь способом приятно провести время. Он не был так одержим шахматами, как его оппонент. — Позволь полюбопытствовать, — спросил старший, пока принц обдумывал свой ход, — в чем состоял твой первоначальный план? — О? Ничего особенного. Я просто хотел вернуть тебе давнюю возлюбленную и, когда ты станешь достаточно счастлив, забрать ее у тебя. Конь Канаме отправился на край стола к прочим выбывшим из игры фигурам. — Довольно вычурный и сложный план. Ты мог бы просто убить Юуки, не дожидаясь моего всепоглощающего счастья. Тот же результат с минимумом усилий и в более короткие сроки. Молодой Канаме усмехнулся. Казалось, что старик всю жизнь воспринимает, как шахматную доску. Юноша был почти в шаге от того, чтобы посчитать своего прародителя психопатом. — Если говорить начистоту, то это не то же самое. Терять кого-то второй раз всегда больнее, потому что у тебя в этом случае была уверенность, что теперь ты не допустишь непоправимого. А насчет Юуки. Ты же не веришь на самом деле, что я мог бы ее убить? Даже теперь, когда у нас с тобой больше нет кровной связи? Король посмотрел на него угрожающе: — Кстати об этом, — он задумчиво потер подбородок, одновременно подбирая слова и думая над следующим ходом, — если ты причинишь ей боль… Молодой вампир поднял руку, обрывая его: — Вряд ли когда-нибудь это случится. И не строй из себя заботливого старшего брата. Это ведь я ее брат. Канаме-старший наконец сделал ход и ответил: — Я предупредил тебя. Я очень хорош в том, чтобы приводить в действие свои угрозы, так что не разочаруй меня. — Боже, ты невероятно угрюмый и скучный. Как она тебя выдерживала всю свою жизнь?! Мужчина взглянул в окно, где-то вдалеке было слышно, как Саюри отчитывает садовника. Он улыбнулся и вернулся к доске. — Я задаю себе тот же вопрос.***
Саюри несколько раз повторила инструкцию для садовника. Она даже любезно записала рекомендацию к уходу и передала ему. Но что-то подсказывало, что часть растений все же не доживет до их с Канаме визита сюда. Женщина собиралась уже вернуться в дом, чтобы обсудить детали поездки с любимым. Взгляд ее случайно упал на окно комнаты Юуки. Принцесса не задернула портьеры и с задумчивым видом ходила из одного конца комнаты в другой, явно обдумывая что-то важное. Вероятно также, что она унаследовала их с Канаме почти мазохисткую любовь к солнечным лучам, иначе Саюри не смогла бы сейчас глядеть на нее с улицы. Как только Юуки достаточно окрепла (больше морально, чем физически) и впервые за несколько недель вышла из своей комнаты, первым делом она постучалась в дверь к прародительнице. Саюри подумала, что на всю жизнь запомнит эти растерянные, полные слез огромные глаза. Девочка по понятным причинам очень напоминала ей собственную сестру - Юрико. И когда она пришла к ней поговорить, вампирша просто не могла отказать. Первое, что сделала Юуки — попросила прощения. Извинения она произносила хоть и расстроенно, но легко и естественно. Принцесса действительно чувствовала себя виноватой. И Саюри нашла в себе силы простить ее. Потому что считала это правильным. И лишь немного в глубине души надеясь, что это прибавит Канаме душевного равновесия. Ей хотелось видеть его счастливым. Так они с Юуки проговорили всю ночь. Она наконец высказала все то, что ее тревожило большую часть жизни. Часто, юная вампирша срывалась на слезы. В эти моменты Саюри держала ее в объятиях, уже во второй раз убеждаясь, как же сильно девочке не хватало матери, а она этого даже не осознавала. Так что женщине пришлось, пусть на короткое время, примерить на себя эту роль. Принцесса покинула ее уже засветло, и прародительница искренне обрадовалась, увидев улыбку на лице девочки. — Берегите его, Саюри-сама. Пожалуйста. Он заслуживает счастья после стольких лет горькой пустоты. Саюри молча обняла ее, давая понять, что Канаме в надежных руках, и они наконец распрощались. Тем утром она долго не могла уснуть.***
Юуки сидела на пуфике за туалетным столиком в довольно странной позе. Одной рукой она оттягивала прядь своих волос, другой — держала раскрытые ножницы. “Нужно лишь проявить немного точности”, — подумала она. — Что, черт возьми, ты делаешь?! — возмутился Канаме, который внезапно появился позади нее в зеркале. Он не терял времени и снова, как несколько раз до этого схватил ее за запястье, перекрыв ток крови. Ножницы улетели в другой конец комнаты. — Мне отчаянно хотелось что-то изменить, — ответила она, надувая губы, будто семилетняя девочка, пытаясь вернуть себе контроль над рукой. Но брат не поддавался. — И ты решила сделать это сама, не прибегая к помощи профессионалов. Ты невозможна, — сказал он, поднял ее за талию вверх и, легко удерживая ее на весу, занял место Юуки на пуфике. Девушка каким-то волшебным образом обнаружила себя сидящей на коленях у брата. Положение шаткое. Если ничего не изменить, они легко потеряют равновесие. — Итак, — сказал он, расчесывая ее волосы пальцами, и поглядел на нее снизу вверх, — ты хочешь обрезать волосы. Ради Бога, почему? — Я уже сказала, захотелось изменений. — Чушь! — сказал Канаме, и почесал ее затылок, как котенку, — я же тебя насквозь вижу. Рассказывай. Девушка вздохнула. Любимым занятием Канаме было выводить ее из себя, заставлять вампиршу чувствовать себя некомфортно. Будто это тоже часть какого-то плана. Но в то же время, ей показалось, что таким образом он пытался заставить ее задуматься о чем-то, о чем сама она думать бы не стала или постыдилась бы. — Это метафора, — ответила она, и увидела, как вампир выгнул бровь. Это могло означать, что угодно. Сарказм, удивление, недоумение или просто приглашение продолжить рассказ. Такое уж у него штатное выражение лица, — в школе произошло кое-что. И мне отчаянно хотелось побороть тогда нашу связь с… другим Канаме. Тогда я обрезала волосы. Я почувствовала себя чуть более обособленной. Но когда я стала вампиром, волосы вновь отрасли. И сейчас мне кажется, что только ради него я все еще не обрезала их снова. Вот так… Она сжала губы, думая о чем-то. Канаме улыбнулся, и ожидал теперь от нее возмущенного возгласа на его выражение лица. Не то, чтобы он не знал все то, что сейчас услышал. Но было важно заставить ее сказать это самой, запустить мыслительный процесс. Юуки часто игнорировала какие-то проблемы или тревоги, и это выливалось в итоге в нечто не очень приятное, если взглянуть на недавние события. — Всего-то? — спросил он, продолжая улыбаться. Лицо девушки из серьезного стало угрожающим, — Юуки… Она вздрогнула от звука собственного имени произнесенного его голосом. Он нечасто называл ее по имени. Обычно он говорил “сестрица”, “милочка” или что-то подобное. А теперь, услышав это, она поняла, что голос Канаме имеет какой-то особый привкус. Но подходящие слова, чтобы описать это, ускользали от нее, и девушка не заметила, как краснеет от собственных мыслей. — Что значит “всего-то”, Канаме?! — Юуки, — и она снова вздрогнула от этого звука, и пуфик угрожающе зашатался. Спустя какую-то долю секунды он опрокинулся, и они полетели вниз. Мужчина теперь лежал на полу на спине, а Юуки так и осталась сидеть на нем сверху, как и до этого. Ей показалось, что сейчас она сгорит от стыда. Но Канаме сделал вид, что ничего такого не произошло и не происходит, и просто продолжил говорить. — Волосы - это просто волосы. Ты можешь обрезать их, потому что тебе неудобно, или ты считаешь себя более привлекательной с прической покороче. Ты можешь оставить длину по той же причине. Но ты должна делать это только для себя. Потому что ты этого хочешь. Ведь на самом деле ваша с ним связь совсем не в волосах. А твоей голове и твоем сердце. Но поскольку я не вижу, как ты пытаешься покончить жизнь самоубийством, то все в порядке, разве нет? Он аккуратно погладил ее щеку большим пальцем. Он не думал о том, что может заставить сестру чувствовать себя некомфортно. Просто ему по какой-то причине хотелось до нее дотронуться. И он был счастлив, что это желание теперь было всецело его собственным. Она краснела и смущалась, как и тогда на балконе, но не отстранялась. Это значило, что он на правильном пути. — На самом деле, это же потрясающее время, чтобы делать то, что действительно хочешь. Тебе семнадцать. А ты пытаешься решать судьбы мира, вместо того, чтобы позволить себе естественным образом взрослеть, набивая шишки в каких-то элементарных вещах. Удивительно, что именно это ты решила оставить за бортом, будучи человеком. Юуки сосредоточилась на ощущении его пальцев на своей щеке, чувствуя как предательские мурашки захватывают ее спину. Она отчаянно боролась с желанием прикрыть глаза и просто чувствовать. Странно. Но сопротивляться и выражать негодование совсем не хотелось. Хотелось, чтобы время замерло в этой комнате, а его теплые руки вечно трогали ее лицо. Но, может быть, хотелось и чего-то другого. Повинуясь сиюминутному желанию, девушка наклонилась к нему и поцеловала. Сначала Канаме не ответил, и вампирша уже собиралась отстраниться, расстроенная невзаимностью. Но на самом деле, он просто дразнил ее. Буквально через секунду он обхватил руками ее затылок, зарываясь в шелковые пряди волос, и поцеловал ее так, как она и не думала, что он способен. Юуки больше не чувствовала неземного благоговения, как когда целовала другого Канаме. Ей не хотелось дрожать всем телом, как от того божественного, казалось, действа. Нет. В этот раз она сделала то, чего ей на самом деле хотелось прямо сейчас. И это было очень приятно. Приятно было целовать Канаме. Приятно было обхватывать его почти огромные бицепсы руками, цепляясь за закатанные рукава рубашки. Приятно было чувствовать, как он играет горячим языком с ее клыками. И не менее приятно было целовать его в ответ. Это было правильно и хорошо. И это первое, что она действительно сделала для себя. Он осторожно поднялся. Это было легко, Юуки ничего не весила. Она почти инстинктивно обхватила его бедрами, чтобы не упасть, и в тот момент, когда Канаме разорвал поцелуй, девушка будто в бреду сказала что-то вроде: — Нет, пожалуйста, нет… Он ничего не ответил, и когда они оказались на кровати, Канаме снова стал ее целовать. Ему почему-то отчаянно хотелось быть сверху, но в то же время, он не желал, чтобы девушка лежала на твердом полу. После очередного долгого поцелуя Юуки отстранилась и внимательно поглядела на него. Она собиралась сказать что-то, и в глазах ее мелкой рябью плясало смущение. — Что такое, малышка? — Просто ты очень большой, — выпалила вдруг она со свойственной ей непосредственностью, будто ожидала, что ее тотчас отругают. Нет. Он подумал, что именно сейчас не позволит себе рассмеяться и испортить такой момент. Хотя это желание предательски щекотало горло, пытаясь процарапать бесстыдному голосу путь наружу. Никакого смеха. — Посмотри на это с другой стороны. Я отлично заслоняю солнце. Юуки снова приоткрыла рот, чтобы сказать что-то, принц принял это за приглашение и наклонился, чтобы снова ее поцеловать. Воздух между ними натягивался, словно не слишком податливая ткань, обещая в какой-то момент треснуть, давая окончательное освобождение от каких-либо ограничений. Но когда Канаме все таки услышал треск, звук показался слишком реальным. И тут он понял, что девушка разорвала на его спине футболку. Ему хотелось ликовать от наслаждения и одновременно рассмеяться. Око за око. Кто-то позади нервно прокашлялся, дабы сообщить о своем присутствии. Мужчина повернул голову в сторону двери, не меняя их замысловатой позы, не оставлявшей пищи к какому-либо размышлению. Не было никакого смысла теперь цепляться за какое-то мнимое достоинство. — Чем обязаны визиту, Сейрен? — Канаме-сама и Саюри-сама готовы к отъезду. Они желают попрощаться с молодыми господами. Сказала она сухо, словно мировой судья, как впрочем всегда говорила. После этого она молча склонила голову и ушла. Юный Куран вернул свое внимание Юуки и, прислонившись лбом к ее лбу, громко засмеялся. Больше сдерживаться не было сил. — Мы забыли закрыть дверь, понимаешь? Девушка закрыла глаза, пытаясь думать о чем-то существенном, о чем-то важном. Но все бесполезно, когда между ними практически не нашлось бы пространства даже для случайного вдоха. — Не уверена, что кто-то из нас был достаточно в своем уме, чтобы позаботиться об этом. Канаме поднялся с кровати, давая ей возможность дышать свободно. Но ей не хотелось этого дыхания. Ей хотелось, чтобы он вернулся и продолжил целовать ее. Это было так чудесно и так необходимо сейчас. — Первое правило тайных подростковых поцелуев в спальне - спальня должна быть заперта, — сказал он, рассматривая свою спину в зеркале, — конечно, очень приятно, когда в порыве страсти на мне рвут одежду. Но как, скажи на милость, я теперь выйду, чтобы проводить стариков? В таком-то виде? — Ну… — протянула она задумчиво, — если не будешь поворачиваться спиной, то будет не так заметно. Канаме посмотрел на нее через плечо. Да она же откровенно потешалась над ним! Он раздосадованно потер переносицу, как обычно делают люди, которые подолгу носили очки. — То ли ты держишь старших Куранов за идиотов, то ли пытаешься выставить меня на посмешище. Мужчина протянул ей руку, и Юуки нехотя выползла из кровати, что еще хранила немного случайное тепло их тел. — Идем, малышка. Хочу посмотреть, как дорога стелется перед ними скатертью. — Грубиян, — фыркнула девушка в ответ, и они вышли из комнаты, чтобы спуститься к подъездной дороге, где их уже ждали.***
Водитель планомерно нагружал машину оставшимися чемоданами. Кураны решили отправиться в путь налегке. Не в классическом понимании, конечно. Большую часть места занимали недавно прибывшие от портнихи платья Саюри. Складывая каждое из них, она вспыхивала улыбкой, будто увидела кого-то дорогого, кто показался наконец вдалеке. Им с Юуки приходилось периодически выгонять Канаме, как из ателье, так и из комнаты прародительницы. И она была уверена, что мужчина подозревал о том, что у девушек есть какая-то страшная, неведомая ему тайна. И он был прав. Одно из платьев, пошитое буквально за пару дней до этого, было длинным, утонченным, очень изысканным и… белым. Саюри долго спорила с молодой вампиршей, что в таком платье у нее нет необходимости, но Юуки ответила, что это рано или поздно произойдет, и что ей не стоит дожидаться, пока Канаме решит, что все фигуры на его воображаемой доске наконец примут правильное положение. И добавила, что всегда есть вероятность не найти на новом месте столь хорошей модистки, как та, что была у них в распоряжении. Так у Саюри появилось свадебное платье. Прикосновение Канаме к ее руке вернуло женщину в реальный мир. Юуки и юный Канаме спешили к ним, о чем-то жарко споря. Девушка постоянно закатывала глаза и наигранно хмурилась, а принц будто припечатал замысловатую улыбку к своему лицу, и пока они шли, оно ни разу не изменило выражения. — А вот и вы! Мы уже собирались уехать не попрощавшись, — сказала Саюри, когда молодые Кураны наконец оба встали перед ними. — Вам все равно придется периодически возвращаться, потому что кое-кто здесь возглавляет правительство вампиров. — Канаме! — одернула его принцесса, будто он произнес что-то совсем непристойное в приличном обществе. — Время отправляться, — ответил тот самый глава правительства, и протянул руку другому мужчине, чтобы пожать ее. Юноша ответил на рукопожатие без свойственных ему острот и учтиво кивнул. Юуки сначала порывисто обняла Саюри и что-то очень быстро и заговорщически ей нашептывала. Потом проделала то же самое, со старшим Канаме и быстро и очень легко поцеловала его в щеку. Он улыбнулся, когда девушка отстранилась, и та улыбнулась ему в ответ. Ветерок грусти скользнул в ее глазах, но быстро покинул их, словно она подумала о чем-то еще. — Приезжайте, когда будет такая возможность. И, спасибо за все. Вам обоим. — Это может произойти скорее, чем тебе кажется, — ответил Король и, увлекая за собой Саюри, сел в автомобиль. Черный линкольн скрылся из виду, и очень скоро покинул имение. Юуки подумала, что потребуется время, чтобы заполнить пустоту в этом доме. Но пустота открыто намекала, что у нее для этого уже есть подходящий кандидат.***
В машине они сидели чуть поодаль друг от друга, но каждое слово, каждый случайный жест, по миллиметру, но стремительно и неминуемо приближал их. Лишь присутствие третьего человека сдерживало всепоглощающее желание прикосновений. — Итак, ты решила не показывать мне платье, — сказал он, наконец, хитро улыбаясь, тем не менее, жадно вгрызаясь взглядом в каждую черточку ее лица, пытаясь оставить как можно больше их отпечатков в памяти и в сердце. — Решила не рассеивать ореол таинственности, — ответила Саюри, мысленно сокрушаясь, что ее раскрыли. — Пожалуй, я мог бы сейчас сказать, что у нас есть все время мира, и не стоит спешить. — Но? — подтолкнула она его. — Но проблема состоит в том, что я уже заказал кольца. Саюри тихо, но искренне рассмеялась. Она хотела было его поцеловать по такому случаю, но вместо этого взяла его за руку. Куда торопиться, когда они и впрямь бессмертны. И она твердо решила, что как только они останутся по-настоящему вдвоем, будет целовать его долго и горячо, пока ей не станет дурно. По-настоящему вдвоем, в вечности, которая уже не казалась столь одинокой. Это, пожалуй, и было определением счастья. Дорога стала словно бесконечно прямой, и теперь они несколько часов будут преследовать заходящее солнце, пока не окажутся наконец дома.