Сonciliator

      Меряя широкими шагами дощатый пол, Грандин не замечал, как волнуется и бьется одинокий язычок пламени свечи, еле освещающий обстановку. О том, что его могут услышать, он не волновался: врожденная легкая эльфийская поступь не раз и не два выручала его, позволяла незамеченным прошмыгнуть мимо увальней-храмовников на кухню, а когда стал постарше — и в соседние спальни, где можно было почти до утра играть в «яйцо грифона» — азартную игру на мелкие монеты и вещи, болтать, обсуждать магов-учителей, а то и с кем-нибудь обжиматься. У него никогда не было предубеждений ни насчет людей, ни насчет эльфов — из детства он запомнил слишком мало; практически все, что отложилось в памяти, начиналось с Круга. Просто люди почему-то всегда нравились ему больше. Казались надежнее, выносливей, крепче… Но на деле все вышло иначе: хрупкий долиец, «элвен», носитель полузабытого наследия их народа — глава Инквизиции, и кажется, что не возьмешь его ни заклинанием, ни острым мечом, а вот Джейса, высокого, стройного, так не похожего на большинство изнеженных орлесианцев, взяла всего-то пара гакконитских стрел… Блондин встряхнулся и неосознанно дернул головой в сторону двери: острый слух и нарастающая, клокочущая внутри жажда воздаяния слились в одну сильную способность чуять врага на многие и многие метры вокруг. И она не подвела: как разведчик и думал, после того, как стражник-лентяй уйдет в свой угол и задремлет на бочке, его заклятые враги — вернее, то, что от них осталось — придут за своей добавкой. Затушив свечу дыханием, Грандин, неслышно ступая, подкрался к двери и выскользнул из помещения на морозный ночной воздух. Холод, как ему это свойственно, отрезвлял. Пройдя вперед по стене крепости с десяток метров и поняв, что гаккониты еще далеко, блондин понемногу успокоился и воскресил в памяти совсем недавний разговор со странным малым, что в последнее время так часто попадался у него на пути. Вновь стало немного совестно: в конце концов, он никогда в жизни еще не встречал никого, кто так искренне хотел бы помочь, как этот… Коул. Белесые, все время словно испуганные глаза, сумбурные речи, эти резкие несдержанные движения — во всем этом было что-то такое раздражающе-правдивое, что не было сил принять, только оттолкнуть, отринуть, сбежать прочь — но потом в итоге все равно вернуться к нему мыслями. Как, собственно, сейчас он и делал. Слова о том, что сегодняшние смерти навсегда его изменят, причем отнюдь не в лучшую сторону, если не напугали Грандина, то все же заставили задуматься, пробудив в подавленном влиянием Возмездия разуме остатки рационального мышления. Дух же продолжал тянуть одеяло на себя: поднять сейчас тревогу почти наверняка означало спугнуть пришельцев; принести им гибель чужими руками было бы позорно, а позволить убийцам уйти — тем более неприемлемо! Из чего следовало лишь одно. Однако и Грандин чувствовал, что как минимум доля истины в словах парня-из-Тени была: их шаткий альянс с беспокойным духом находится на краю пропасти, из жерла которой уже не будет возврата, и именно очередная огненно-кровавая расправа и станет их золотой монетой для оплаты путешествия в один конец. Внизу, у основания стен, послышались первые крадущиеся шаги. Медлить с принятием решения было уже нельзя. Грандин, низко пригнувшись, заозирался по сторонам: сваленный в углу строительный мусор, до конца не убранный гномами-рабочими, ящики, сверток грубой кожи, на дальнем краю стены — бочки. Бочки… сразу несколько идей родилось в голове эльфа. Быстро и бесшумно он метнулся к бочкам, при этом ощущая, как буквально над ухом летят гакконитские крюки для влезания на стену, снял с пояса кинжал и ковырнул древесину: как он и ожидал, из проделанного отверстия тонкой струйкой потекло масло. — Отлично, — в темноте растворилась его хищная ухмылка. Изрядных усилий ему стоило опрокинуть бочку на бок так, чтобы враг не услышал треск дерева; силы духа Возмездия, трепещущего от нетерпения, кипятящего кровь в венах эльфа, пришлись очень кстати. Масло, словно скверна, сулящая смерть всему живому, стремительно потекло по каменной кладке. Первая темная фигура с белыми полосами характерной для гакконитов боевой раскраски, пригнувшись, перелезла через край стены и замерла, оценивая обстановку, ожидая остальных — Грандину, впрочем, даже не нужно было видеть всех интервентов, Возмездие чувствовал их. Второй, третий, пятый... и когда последний из дикарей перевалился через ограждение, а главарь шайки сделал шаг вперед, глаза притаившегося во тьме эльфа наполнились голубым светом, а с пальцев сорвалась всего одна искра. И ночь вдруг окрасилась красно-рыжей вспышкой и единым могоголосым вскриком.

***

      Неподалеку от конюшен — там, вверху, на два пролета старинных ступеней выше — на стене крепости он уже издалека заметил сутулую фигуру, размеренно, но от этого не менее нервно бьющую пятками о каменную кладку. Свет крупной, почти полной луны, теперь вышедшей из-за облаков и засиявшей во всю свою мощь, ярко освещал одинокого парня в огромной несуразной шляпе, чуть вздрагивающего с каждым ударом, что-то-бормочущего себе под нос. Эльф, почти не задумываясь больше о судьбе гакконитов — где-то в глубине души он теперь уже был уверен, что устранил эту угрозу навсегда — твердым шагом направился прямо к нему. Как Грандин и ожидал, этот странный молодой человек не обернулся к нему; даже за то короткое время, что они были знакомы, он успел отметить про себя эту его особенность: Коул редко смотрел собеседнику в лицо, а в глаза — и того реже. Вот и сейчас он просто продолжил бубнить, глядя куда-то в пустоту перед собой, так, словно Грандина здесь и не было: — …из-за того, что больше человек, не мог стереть, не мог помочь. Попробовать снова, по-другому, объяснить, чтобы не поддался, не пошел, но теперь поздно. Все из-за того, что… — Эй. Э-эй, — блондин неуверенно коснулся его плеча, чуть потряс. Как ни странно, под ветхой тканью одежды он почувствовал не эфемерную плоть духа, но худощавое, чуть теплое, вполне живое человеческое тело с костями, жилами и мышцами, напряженными и задеревеневшими. — Что с тобой? Что ты тут делаешь? Словно вдруг вынырнувший из сна, Коул обернулся на звук его голоса и удивленно захлопал глазами. — Но… я думал, ты умер! Вы оба умерли. Сгорели, испепелили все в себе, пожрали последних и стали ненасытны. Ждал колокол и тревогу, все бегут, белое пламя Каллена, красный меч Кассандры, синие молнии Лавеллана… Рука на плече доверчиво и удивленно смотрящего парня почему-то смутила его; Грандин поспешно убрал ее, спрятав зачем-то за спину. Возмездие где-то в недрах его сознания ворочал мысли о том, что расписанный бывшим Состраданием мрачный сценарий абсурден, но сейчас эльф-разведчик впервые за последнее время не особенно желал его слушать: его душевная боль и жажда мести наконец немного притупились, запнулись об искренность безвозмездного желания помощи того, кому ему самому теперь уже хотелось помочь. — Нет, я, — тут в разговор вклинился и дух, горделиво и чуть с превосходством заявив: — я застал их врасплох; одни очистились огнем, другие вознеслись высотой, третьи — успокоились в объятиях ужаса. Я приложил к тому руку — но при том не обагрил ее кровью. Словно сам себе, в задумчивости парень в шляпе кивнул и, глядя куда-то за Грандина, проговорил: — Хитрость..? Да, я понимаю. Это нужно было сделать, безопасность Инквизиции, всех, кто есть. Это правильно. Хорошо, что ты послушал. — Я знаю, — в тон своим словам кивнул эльф. Довольный уже даже такими словами, дух-сосед притих, и молодой эльф ощутил, что он вновь полноправный хозяин в своем собственном сознании. И только в этот момент он действительно понял, как близок был к тому, чтобы потерять себя окончательно, положившись на сожителя по разуму, вспыльчивого, яростного и бездумного. — А тебе с-спасибо, что меня предупредил, — выдавил Грандин. Стыд от того, как обошелся с этим добрым созданием в самом начале их знакомства, заставил кончики его подмерзших ушей заалеть. — Тебе вовсе не нужно быть духом, чтобы помогать. Духи безудержны, они не понимают природы созданий из плоти, наших долгих сложных эмоций и переживаний — теперь я это знаю, поверь. Ты же… ты особенный. Чувствуешь, как житель Тени, но можешь помочь, как человек. Это удивительно. Не нужно жалеть о том, что выбрал это. — Я жалею только, что понимал слишком долго. Помогал неправильно… но тогда, наверное, по-другому и не мог. Еще жаль Коула. — В смысле? Ты жалеешь себя? — Грандин недоуменно вскинул брови. Этот парень говорил искренне, с горечью, но что-то странное — что-то, что явно должно было звучать как-то иначе. — Нет! Коула! Меня - и не меня! Резко перекинув ноги в сторону лестницы, он вдруг спрыгнул с каменной кладки и быстро побежал вниз по ступеням, почти сразу же растворяясь в тенях; эльф не успел его даже окрикнуть. С неприятным чувством, что сказал что-то необдуманное или грубое, он остался стоять в одиночестве на стене, глядя на щербатую луну, безучастно висящую над Скайхолдом.