Догонялки

Разрывая холод и снося снежинки, нёсся поезд, словно чёрная ненасытная змея, переваривающая людей. Змея тащила их совсем не в тёплые штаты, поближе к морю и экзотике. Напротив, она везла их в пучины самого ада, обледеневшего средь деревьев. Напрасно стучали колёса, напрасно старались окутать жертв пеленой сна. За внешним безразличием людей скрывался целый котёл чувств. Страх кипел в сердцах, нарезанная кружочками безысходность варилась, и аромат её становился с каждым днём, с каждым преодолённым километров всё явственнее и явственнее. За решёткой окна серым небом мелькала свобода; как бы прощаясь с людьми, махали ветками ело̀ки*. Снег падал на остывшую землю и деревья, накинув на их нагие тела белые шубы. Вдалеке виднелись горы, их шапки особенно выделялись на серо-фиолетовом небе, напоминая узор на пасмурном шарфе. Но его творец всегда недоволен результатом, поэтому постоянно распускает свой шарф и начинает работу с самого начала, надеясь однажды связать идеальную зиму. Год за годом творец опутывал планету, убаюкивая теплотой льда всё, что оказывалось под этим шарфом. Этот творец, имея такую власть над миром, совершенно не интересовался людьми. Да и зачем? Они убаюкают друг друга и без его помощи. Но люди отчаянно тянулись к нему глазами, неотрывно, до отупения долго смотрели в окно, наслаждаясь последними часами природы, ставшей синонимом жизни. Эти люди чужды природе, она не создавала их и в итоге отвергла. Чудовища. Наручники, похожие на детские браслетики, превращали любое телодвижение в непосильный труд, а ошейники на шеях готовились разнести голову особенно агрессивного человека. Преступники, накачанные успокоительными наркотиками, словно овощи в теплицах, сидели в ряд и хлопали глазами. Конечно, их выводили в туалет, ослабляя действие наручников, но неприятные случаи разного рода всё равно бывали, поэтому о запахе, царящем в «теплицах», лучше умолчать. Кирилла же не рискнули посадить в «теплицу» или, не дай боже, к детям. Особенности его тела сводили на нет все усилия наручников и ошейников безопасности, ломающихся после нескольких минут, а то и сразу после одевания. Решено было положить Кирилла в купе полицейского вагона, где за ним неустанно наблюдали и откуда сбежать ещё труднее. Для пущей безопасности его сковали цепями и пичкали снотворным, стоило ему хоть немного очнуться. Кир принял очередную дозу, но, не проспав и часа, проснулся: тело вновь выработало иммунитет. Осторожно Кирилл приоткрыл глаз. На кровати напротив дремал охранник, совсем молодой мужчина, который, по-видимому, очень долго боролся со сном и, дождавшись, когда напарник отлучится, наконец-то сдался. Монстр до этого благополучно спал, недавно вновь принял снотворное. К чему волноваться? Кирилл присел. Тошнота клубком свернулась где-то в горле и перебирала коготками, отчего Кир каждый раз прикусывал губу, пытаясь сдержаться. Его тошнило от всего: от мыслей, от ярких пятен перед глазами, от головной боли, от воздуха, от самой жизни. Голова, тяжёлая, словно налитая свинцом, клонилась к земле, готовясь оторваться от слабой шейки. Давно Кирилл не чувствовал себя таким разбитым. Когда мысли и мир немного прояснились, Кирилл встал, о чём тут же пожалел. Нога предательски подогнулась, и Кир свалился, больно ударившись подбородком о выдвинутый столик, а затем ещё и приложившись об пол. Всё содержимое стола разлетелось по купе с таким грохотом, что проснувшийся мужчина и сам отлетел, едва не упав. «Какого?! Т-ты… Ты же должен был спать!» – прокричал он и, осознав сказанное, отшатнулся от Кирилла, как будто перед ним лежал не парень, а отвратительное, склизкое чудище. Но чудище, с трудом встав, даже не обратило на него внимания. Окно – вот что занимало его. С ужасом Кирилл разглядывал лес, сливавшийся в единую бело-коричневую полоску, напоминавшую флаг. Даже намёка на город нет. Неужели он уже так далеко?! «О Господи!» – только и успел подумать Кирилл, прежде чем стало трудно дышать. Ему не добежать до города, не сбежать из тюрьмы, не сбежать даже из лаборатории, потому что бежать уже некуда. Ощущение безысходности накрыло его тяжёлой подушкой и душило, душило… Опять?! Опять эти тесные стены, побои и унижения?! Добегался, добегался Кирилл! Доворовался! Рука, так неожиданно опустившаяся на плечо, вывела Кирилла из оцепенения. С удивлением он посмотрел на охранника, его лицо было таким грустным, таким сожалеющим!.. Чёрным пламенем ярость, горящая на дровах отчаянья, вспыхнула в душе Кира. «Убить его?» – в безумном исступлении подумал он. Какое милое, трогательное сочувствие от ублюдка, который везёт человека на смерть! Злость почти сожгла кислород внутри тела, она требовала выхода. Кирилл задрожал. В последний раз он взглянул на жертву и… потух. Из сочувствия к молодости мужчины, из человеколюбия из нежелания… Да много ли причин ещё нужно назвать, чтобы сохранить кому-то жизнь?! С криком Кирилл принялся биться головой о стол. Впервые молодой охранник видел столь звериное, безумное отчаянье. «Смотри! – орал в мыслях Кирилл. – Я тоже чувствую! Я тоже живой! Смотри!!!» На звуки ударов сбежались и другие охранники. Напуганные, словно животные, они кинулись в атаку. За шиворот Кирилла скинули с кровати и приложили лицом о ребро стола. Удар ногой в живот заставил упасть, ещё один вынудил отлететь и стукнуться затылком о койку, а затем скорчится от боли. Нога прижала многострадальную голову к полу, не позволяя встать. – Мразь. Раздался противный харкающий звук, и уже сам харчок шлёпнулся на щёку. Мерзкая жизнь вновь вернулась за Кириллом, отчаянно убегавшим от неё несколько лет. И КАК он убегал! Ни друзей, ни роскоши, ничего, о чём можно пожалеть! Только сомнительная свобода от обязательств, ради которой он воровал и порой даже убивал. – Бляди! – только и мог кричать Кир. Люди, избивая, упивались его редкими вскриками, упивались ощущением уходящего страха и осознанием силы. Кир кусал губы, чтобы не радовать их стонами. Но он кряхтел. Монстр кряхтел! Значит, не так уж он и опасен, верно?! Люди лишь раззадоривались, начиная испытывать раздражение от невозможности проучить как следует. До крови, летящих зубов и слёз. Удары становились сильнее, но целью стали уже не живот или спина, а лицо. Начальство не найдёт следов побоев, словам заключённых никто не верит, так почему бы не повеселится? В кои-то веки можно, ничего не боясь, сорваться и избивать столько, сколько душа пожелает. Эти монстры заслужили. Нелюди, машины для убийств, оружие, восставшее против хозяина и не имевшее более права на жизнь. А охранник, пожалевший Кирилл, просто стоял и смотрел. – Сочувствуешь, ёбанный трус?! – закричал Кирилл. – Эй, может ему ещё и второй глаз повредить? – с усмешкой спросил один из мужчин, ища в карманах сигареты. – Нельзя. – Такую мразь и не жалко. Скольких людей пришил, а? – Да уж не больше, чем такой кусок говна, как ты, – прошипел Кирилл, за что вновь получил несколько ударов в область солнечного сплетения. Мужчина не собирался останавливаться, но его прервал старший по званию. – Фла̀рэнт, иди за снотворным! Мы его удержим. Губы Кирилла растянулись в кровожадной улыбке, а в глазах появился огонёк безумия. Не-э-эт, он не позволит им отнять свободу. Да лучше сразу сдохнуть, чем постепенно сходить с ума! Вывернувшись из хватки охранника, Кирилл вцепился зубами в его руку. Словно бешеная псина, он, перемазанный кровью, зарычал и вновь кинулся на человека. Не имея возможности пользоваться руками, Кир бил людей головой, разбивая им носы, губы и лбы. Он кусал их за руки, выдирая куски мяса и откусывая пальцы. «Только бы жить! Только бы жить!!!» – умолял в нём страх. В конце концов Кирилл победил. Враги, ещё живые, валялись на полу. С ужасом молодой охранник осел на пол, а затем подскочил и, запинаясь, с криком выбежал из купе. Только что Кир создал очередное чудовище. Он подошёл к окну, несколько секунд в глубокой задумчивости разглядывал его, а затем со всей силы ударил головой. Сердце бешено барабанило в груди, а тело потряхивало от напряжения, но Кир не хотел этого замечать, как не хотел замечать боли. Звук разбиваемого стекла смешался с человеческими криками. Вбежавшим не хватило пары секунд, чтобы поймать вываливающегося преступника. Холодный ветер наполнял лёгкие, но не остужал тело, которое прокатилось несколько метров по обжигающему снегу. Волосы прилипали к мокрому лбу и впивались в глаза, а капельки пота стекали по шее, затерявшись под футболкой. Кирилл вскочил, понимая, что минуты промедления очень многого стоят. Он побежал в сторону виднеющегося леса. Его мало волновал тот факт, что на улице минусовая температура, кругом снег, а он бежит навстречу смерти в футболке с оторванным рукавом да в джинсах. У безумца не было даже обуви! За спиной прекратились звуки. Поезд уехал или же остановился? Бежать! Быстрее! Нет времени выяснять, но свыше распорядились иначе. Запнувшись обо что-то торчащее из снега, Кир пропахал лицом пару метров. Повернув голову, чтобы разглядеть торчащий из снега предмет, Кирилл замер, даже позабыв дышать. Огонёк безумия сменился пламенем ужаса. Человеческая рука! Обгорелое мясо, торчащая кость, даже обрывки ткани! Похоже, здесь произошло побоище – очередная битва с революционерами. Нет, это определённо не то, о чём следует думать беглецу, за спиной которого остановился поезд. Кирилл встал и продолжил бежать в сторону леса. Уже близко. Ещё немного. Если бы Кир посмотрел под ноги, то заметил бы множество человеческих трупов, которые вмёрзли на несколько сантиметров в багровый лёд. Кирилл бежал по телам мертвецов, лишая их снежного покрывала. Он просто сдирал его ногами, словно коросту, высвобождая гной Дьоддафуза. Но он не думал об этом. Всё, что сейчас волновало его, – это собственная жизнь. Да лучше он сдохнет и вмёрзнет в лёд, чем будет сидеть в кубике бетона, испытывая богатство и изощрённость человеческой фантазии! Он сдохнет сам, по собственному желанию! По лесу разносились мужские голоса, передавались сигналы, указания и приказы. Вот уже час вооружённые люди с собаками носились по лесу, пытаясь найти всего лишь одного преступника. «Быстро же они среагировали! Подохнуть не дают, сучары!» – подумал Кирилл, готовый выть от досады. Силы уже на исходе. Он чувствовал себя зайцем, на одну персону которого несправедливо спустили стаю шавок, мечтающих принести его издохшее тельце хозяину. Кирилл оперся спиной о ствол дерева, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не упасть. Он задыхался, давя одышку. Было так странно слышать удары сердца в ушах. Если он не уйдёт от погони сейчас, то точно издохнет от болезни, что радовало. А может, Кирилл умрёт уже сейчас, ведь мир так забавно мутнеет? Рядом послышались мужские голоса. С трудом отрывая мокрую спину от дерева, Кирилл сделал шаг, но за соседним деревом мелькнул звериный силуэт и послышался лай. – Блядь! Хули так вопить! – смачно выругался Кирилл и одним ударом ноги снёс кинувшийся на него комок. Собака с визгом отлетела, ударившись о ствол дерева, и рухнула на белый снег. Язык вывалился из её пасти, пробуя на вкус смешанный с кровью снег. В один момент мир в глазах Кирилла, будто в предсмертной агонии, прояснился. Совсем близко вновь кто-то заговорил. Дрянная сука выдала его местоположение, но сдаваться, не помотав преследователям нервы, Кирилл не хотел. Собрав остатки сил, он побежал, замечая, как быстро редеет лес, а со всех сторон виднеются человеческие силуэты, гонящие его на поле. В центре неровного круга, состоящего из вооружённых людей, стоял всего один парень, не имевший оружия и даже банальной возможности пользоваться руками. Разве это честно? Молчание резало уши и действовало на нервы. Все боялись сделать лишний вздох, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Кирилл посмотрел в глаза их главного. Его ненависть гипнотизировала. В ту же секунду Кир кинулся на мужчину. Гром выстрелов; стаи птиц устремились ввысь. Кирилл ощущал какое-то болезненное чувство облегчения и счастья лишь оттого, что ему удалось лечь. Только тьма спасёт его от боли. Толстые стены исписаны посланиями, лозунгами и просто неприличными словами, каждое из которых хранило свою историю: корявые оптимистичные выкрики кончались безумным набором слов; прыгающие от истерики буквы выравнивались к концу; простое ёмкое слово в знак протеста; скучная каллиграфия и кровь самоубийц (возможно, именно ей и писались слова). Стены оплетали вековые паутины, владельцы которых живы лишь потому, что питаются ползающими бла̀ттами*. Под потолком издевалось маленькое окошко, шутливо дувшее в уши и дразнившее редкими лучами Лючѝды. Огромная толстая дверь преграждала единственный путь к свободе. Сколько вмятин, сколько крови, сколько разбитых судеб въелись в её сущность? И при всех этих предосторожностях за ней имелась решётка. Хотя зачем она? Неужели хоть кому-то удавалось выбраться? Приваренная к полу мебель, углы которой украшала надоевшая кровь, наводила на новичков ужас – самоубийство будет самым лучшим решением в таком месте, вот только средств маловато. На нижнем ярусе койки лежал высокий и мускулистый парень. Внешне он походил на панка, что не портило, а наоборот, дополняло его резкие черты лица. Длинноватая чёлка ярко-красных волос лезла в правый глаз. Преступник осматривал окружение своими зелёными глазами с явной ленцой и безразличием, а его пальцы, не находя занятия, выписывали в воздухе геометрические фигуры и слова. Его сосед спал на противоположной кровати, закутавшись с головой в одеяло. Красноволосый встал, направляясь к столу, на котором лежала однородная масса с растворенными в ней кристалликами сахара. Когда-то она была хлебом, а теперь напоминала пластилин. И вот, после пятиминутного отдыха, взяв «пластилин», парень вновь начал разминать его, стараясь придумать, чтобы такое слепить. Работа шла тяжело то ли потому, что лепить совсем не хотелось, то ли потому, что хлебный мякиш плохо размят – трудно понять. Но борьбу нежелания творить и желания хоть чем-то заняться прервал скрип решётки. Мирно посапывающий мужчина вздрогнул и сжался в комок в попытке слиться с кроватью в единое целое. Сидящий на скамейке отложил материал для будущей фигурки и повернулся к двери. На его лице заиграла улыбка, но голос звучал грустно: «Ну начинаются маски-шоу…» Вбежали люди в масках – носители экзоскелетов, которые увеличивали их силу. Парня прижали к полу, крепко держа за ноги, за руки и даже за голову. «Ты живой?» – спросили лежащего мужчину, после его скинули на бетонный пол. Ответом стал лишь стон боли. «А-а-а, всё-таки живой!» Пока заключённых избивали, в камеру втолкнули Кирилла. Спустя несколько ударов, они оставили его корячиться на полу вместе с другими заключёнными.