Глава 29
21 марта 2016 г. в 08:19
Меняется ли мир вокруг нас? Или это мы меняем к нему свое отношение и это единственное на что способно наше, заключенное в ограниченном теле, сознание. На сколько вообще возможно изменить Вселенную? Маленькая песчинка может вызвать оползень, способен ли один человек изменить целое человечество или хотя бы самого себя. Где найти ту точку опоры, которая позволит перевернуть весь мир. Существует ли что-то за его пределами?
Нереалистично возвышенные мысли посещали меня, пока я сидел, на половину прикрыв глаза, в мягком кресле, наблюдая за Гермионой, работающей за соседним столом. Знакомые любимые черты лица обострились и стали выразительнее, копна волос, собранная в толстый хвост, спускалась по спине. Карие глаза, в которых я часто видел нежность, сочувствие, понимание, интерес, желания, были сосредоточены на мелких строчках, покрывавших лист тетради. Изменилась ли Гермиона? Однозначно нет, она, так же как и я, лишь стала по-другому смотреть на мир вокруг нас. Ее восприятие стало более жестким, требовательным, рациональным, продуктивным, от себя она требовала того же, что и от всех остальных. Даже использование тетради вместо пергамента подчеркивало изменившиеся взгляды. Все ради эффективности! Я уже не мог представить, что она захочет защищать несчастных домовиков или бороться за равенство прав угнетенных. Такова была моя Гермиона, и я находил это удивительно восхитительным.
Прошло уже больше недели после похорон, но я все еще опасался оставлять ее наедине с горем. С переменным успехом я пытался отвлечь Гермиону так же, как она делала для меня летом.
Гермиона отвечала непробиваемым молчанием на любые попытки заговорить о родителях, и я был полностью с ней в этом согласен. Об их смерти вышло несколько статей в лучших традициях «Пророка» на первой полосе с огромными цветными фотографиями Темной метки на пол страницы, хорошо еще, что журналисты не смогли сфотографировать тела. Многие подходили к Гермионе и задавали вопросы о родителях далеко не в самой приятной и приличной форме. Только один раз она потеряла концентрацию. Мы тогда выходили из большого зала, Рон молча шел с нами. Его неловкие извинения пришлось принять, он был слишком важен для наших планов. Мы почти не сомневались, что он был рычагом влияния Дамблдора на нас, так что было логично держать его на виду. Но даже Рон сообразил, что ничего уже не будет, как прежде. Около одного из чуланов для метел к нам ленивой походкой подошел Малфой с гадкой ухмылкой. Растягивая слова, он произнес:
—О, Грейнджер, скоро и к тебе придут, как к твоим родителям. Они долго мучились? Надо будет спросить кого-нибудь, тебе же наверняка интересны подробности.
Я еще только тянулся за палочкой, когда побледневшая Гермиона, не двигая палочкой и не произнося ни слова, уже наколдовала на него Силенцио, прекращая его словоизвержения. Невербальные заклинания Малфой пока не освоил, так что он остался полностью беззащитным, хватая ртом воздух. В ее глазах мелькнул отблеск ненависти, но она взяла себя в руки. Легким движением палочки она срезала с его груди значок старосты.
—Это я, пожалуй, возьму себе, и твою палочку тоже — сказала она, едко ухмыльнувшись и обезоружив его. — Десять баллов за неаккуратную форму и десять за оскорбления. Твои вещи я отдам профессору Макгонагалл, скажу, что нашла их на полу в коридоре.
Направив палочку на Малфоя она втолкнула его в чулан и заперла дверь. Кинув на нее заглушающие звуки чары, она гордо выпрямилась и пошла дальше, поигрывая значком. Только вечером, когда все разошлись по спальням, и я обнял ее, Гермиона уткнулась мне в плечо и расплакалась.
В целом политика полного игнорирования через несколько дней принесла свои плоды, и градус интереса к этой истории в Хогвартсе понизился, чего нельзя было сказать об остальном магическом сообществе Британии. Паника и истерия на страницах «Пророка» ежедневно подогревалась новыми анонимными сообщениями о сбежавших Пожирателях Смерти и выступлениями министра. По сообщениям того же «Пророка» многие уже начали готовиться к непонятным катаклизмам, скупая продукты и запасаясь распространяемыми Министерством брошюрами по самозащите. Кто и зачем публиковал подобные статьи оставалось не понятным, поскольку ситуация была выгодна обеим сторонам конфликта, оставалось только следить, кто грамотно воспользуется народными настроениями в свою пользу в подходящий момент.
Успокоение мы оба находили в работе. С раннего утра и до вечера мы почти всегда занимались, это позволяло отвлечься от печальных мыслей. Гермиона снова взялась за исторический проект, который был заброшен из-за более насущных дел. Я же пытался найти закономерности в арифмантических расчетах известных заклинаний и рунных конструкций.
Особых успехов я пока не достиг, но основные принципы уже были близки к пониманию. Заклинания и рунные цепочки часто состояли из одного или нескольких стандартных элементов. Одни и те же символы, движения палочкой, звуки, слоги, или целые слова, повторяющиеся в сотнях заклинаний, отражались одинаковыми формулами и зависимостями в расчетах. Это не могло быть случайным, поэтому я начал составлять общую таблицу таких элементов. Но как они связаны с магией? Почему природная сила откликается только на определенные слова и действия?
Я так же продолжал свои эксперименты с невербальной магией, пытаясь отказаться от того, чтобы представлять жест или произносить про себя слова заклинания. Карандаши и ручки покорно взлетали над поверхностью стола, но только, когда я полностью представлял себе и слова и жест. Они взлетали ровно вертикально верх, не вращаясь ни по одной оси, и так же ровно опускались. Я мог поднять три карандаша одновременно, мог регулировать высоту подъема, мог перемещать их вокруг себя, но не мог сделать этого без движения и слова! Только спустя несколько часов подобных экспериментов, я понял, что совершенно не знаю, из-за чего двигаются карандаши, какие силы заставляют их подняться в воздух. Задумавшись, я решил уделить большее внимание физике и биологии, прежде всего, анатомии и физиологии человека.
Не были забыты и занятия ЗОТИ в Легионе. Правда, они уже перестали напоминать обычные занятия. По совету Гермионы я делал больший упор на физическую подготовку и разучивание тактик магического боя из книги, подаренной Грюмом. Тренировки были тяжелыми и изматывающими. У многих появились признаки отчаяния, но в глазах некоторых я видел упрямство и упорство в движении к цели. Таких людей я выделил в отдельную группу, а остальным немного снизил нагрузку. Себя я совсем не щадил и тренировался наравне со всеми, лишь иногда закусывая губу, напоминая себе о боли и цели впереди.
На последнем занятии возникли давно спрогнозированные проблемы с дисциплиной. Захария Смит, замеченный в тихом недовольстве, наконец, в открытую вызывающе выступил с требованием еще снизить нагрузку и рассказать, для чего мы так упорно тренируемся. Я видел, что некоторые прекратили упражнения и молчаливо поддерживают его. Что ж, пришло время подтвердить статус лидера.
Я спокойно подошел к Смиту, протянул руку и холодно сказал:
—Легион больше не нуждается в Ваших услугах, мистер Смит. Вы исключаетесь за нарушение дисциплины. Прошу Ваш значок и галеон для связи.
Смит злобно посмотрел на меня, но молча отцепил значок и сунул его мне вместе с нашим средством связи.
—Членские сборы не возвращаются, прошу перейти в комнату для открытых собраний.
Я отвернулся от покрасневшего Смита и обвел взглядом ребят. Большинству Смит не нравился, и они были в целом удовлетворены, хотя я заметил и сочувствующие взгляды.
—Запомните раз и навсегда, Легион Справедливости не просто клуб по интересам, — негромко, но разборчиво проговорил я, когда за моей спиной хлопнула дверь. — Сменив название, мы поменяли и свою суть. Вскоре мы составим кодекс Легиона и обсудим его, каждый будет придерживаться общих правил. Я хочу, чтобы наш Легион существовал и за пределами Хогвартса, а для этого мы должны быть едины! И испытания, которым вскоре подвергнется наше общество, а это произойдет, и не получится сбежать или укрыться от них, лишь еще больше сплотит нас. Единым кулаком мы ответим всем угрозам, которые встанут перед нами! Мы будем готовы, ведь членство в Легионе — это не право и не обязанность, это привилегия и честь!
Я еще раз обвел всех взглядом, замечая, как действует на них легкое упоминание пропаганды, «Пророк» уже сделал за меня половину работы. Я остановил взгляд на Гермионе в дальнем углу, она чуть заметно кивнула. Пора было делать следующий необходимый шаг, Легион был готов заявить о себе.
—Нашим главным порывом станет стремление к Справедливости с большой буквы! Мы станем теми, кто принесет ее миру! Мы покончим с дискриминацией и унижениями! И начинать нужно уже сейчас! В ваших силах сделать это! Всегда помогайте тем, кто в этом нуждается, может быть словом, а может и делом. Не проходите мимо униженных и оскорбленных! Встаньте стеной на их защиту! Помните, что вы не одни, за вашими плечами Легион! Мы Легион Справедливости и мы не уступим!
Последнюю фразу я прокричал, вскинув кулак вверх. Невилл, Луна, Рон, Джинни и Гермиона были заранее предупреждены и сделали тоже самое почти одновременно со мной. Я удовлетворенно отметил для себя, что все гриффиндорцы почти мгновенно повторили жест, гул их нестройных голосов заполнил комнату. Хаффлпафцы и ревенкловцы, оглядываясь на соседей, тоже вскинули руки и прокричали фразу, которая с этого момента станет нашим девизом. Было лишь несколько сомневающихся, я был уверен, что Гермиона запомнила всех. С ними надо будет поработать особенно, а так же продумать, как сгладить все еще имеющееся деление по факультетам.
—Предупреждаю, с каждым случаем жалоб буду разбираться лично, — спокойно сказал я. — Осознавайте свою силу и используйте ее разумно. Каждый, кто опозорит Легион, будет исключен. Продолжаем занятие.
Гермиона вырвала меня из воспоминаний, сев ко мне на колени и положив голову на грудь. Я только сейчас заметил, что наступил вечер, и гостиная опустела. Слова не выражали той новой близости, что я ощущал после смерти ее родителей. Только себе я не боялся признаться, что отчасти рад произошедшему.