Глава 30
24 марта 2016 г. в 08:15
Спустя две недели напряженных занятий после скорбных событий я почувствовал, что Гермиона в достаточной мере успокоилась, и позволил себе посетить доктора Лектера. Как бы я ни старался скрывать и ни пытался забыть, но себе врать не мог, мое психологическое состояние было далеко от стабильного. Жизнь снова разделилась на до и после, я снова чувствовал, что мое сознание может рухнуть в бездну отчаяния.
Я привычно откинулся в кожаном кресле и окинул взглядом полки с книгами. Привычность происходящего, неизменность обстановки, самая простая обычность успокаивали меня.
—И Вы всегда возите с собой целую библиотеку? — не выдержав, спросил я.
—Там в основном профессиональная литература, книги по искусству и совсем немного художественной. Так что да, приходится возить с собой небольшую библиотеку. Люблю что-нибудь почитать вечером.
—Мне, наверное, стоит подарить Вам безразмерную сумку.
—Боюсь, меня не пустят с ней в самолет, или она вызовет слишком много вопросов, — Лектер ответил намеком на улыбку.
Я больше не знал, что сказать, но переходить к беспокоющему меня вопросу совсем не хотелось. Я прикрыл глаза, чувствуя на себе изучающий взгляд Ганнибала, и стал думать, о чем бы поговорить, чтобы не касаться острой темы. Весь запал, с которым я заставлял себя думать о Гвенде и Джеке и анализировать свои мысли, куда-то пропал.
Лектер терпеливо молчал, словно зная о моей внутренней борьбе и догадывался о ее важности. Я про себя усмехнулся своей паранойе, откуда ему узнать о том, что случилось с родителями Гермионы, для магловского мира, это происшествие, скорее всего, не так уж значимо. Эта мысль успокоила и придала уверенности, подавив желание отмолчаться, я тихо сказал:
—Это произошло снова. Родителей Гермионы убили и это снова случилось из-за меня.
—Почему Вы так решили?
—Убийство явно совершено волшебниками. В магическом мире есть только две силы, которым это могло быть выгодно, и обе сконцентрированы на мне, — горько ответил я.
—Как на это отреагировала мисс Грейнджер?
—Она сильная, но я думаю, что она не до конца отошла от шока, не осмыслила все.
—Вы чувствуете свою вину, — я не стал даже кивком подтверждать такой очевидный вывод, опустив голову на руки.
—Вы уже решили, что только Вы определяете, что будет происходить в Вашей жизни. Теперь Вам надо сделать следующий шаг. Вы должны понять и признать, что Вы не можете контролировать все внешние обстоятельства. Вы должны понять меру своей беспомощности так же, как и меру своего незнания, и стремиться уменьшить ее.
—Но я не хочу быть беспомощным!
—Это уже Ваш и только Ваш выбор.
—Они были такими хорошими людьми, так хорошо ко мне отнеслись! Я же мог попробовать защитить их, не совершать опять глупых ошибок.
—Величайшей тайной мироздания является то, что смерть — неотъемлемая часть жизни. То, что однажды началось, должно закончиться, чтобы началось что-то новое. Во вселенной нет ничего бесконечного, по крайней мере, мы об этом не знаем. Вы чувствуете, что это так, но боитесь в это поверить.
—Но это так несправедливо!
—Справедливость чисто человеческое понятие. И как любое абстрактное понятие она почти всегда субъективна. Вы говорите, что ситуация несправедлива, но относительно кого она такова?
—Относительно всех: меня, Гермионы, ее родителей.
—Попробуйте изменить свое восприятие, отойти в сторону от собственного "я" и рассмотреть эту несправедливость с объективной точки зрения. В мире каждую секунду умирают люди, и это никак не мешает развитию всего человечества, а скорее даже ускоряет его. Что значит смерть двух человек с точки зрения жизни в целом?
—Но я нахожусь на своей точке зрения и нахожу ситуацию несправедливой. К тому же, какое мне может быть дело до всего человечества?
—Вы являетесь его частью, и каждым своим действием двигаете его вперед. Вы пользуетесь тем, что было создано до Вас, и вкладываете свои силы и знания в общую копилку развития.
—Но сейчас мне совершенно плевать на человечество! У меня есть Гермиона и я сам. Зачем я нужен человечеству и зачем человечество нужно мне?
—В Вас говорят эмоции, человечество нужно Вам для выживания, точно так же, как и Вы ему. Глупо отказываться от всех положительных сторон этого симбиоза, только потому, что Вы отказываетесь рассматривать себя частью целого.
Я тяжело дышал, пытаясь успокоиться. Конечно, он был совершенно прав, в современном мире нельзя выжить без социума и цивилизации.
—Хорошо, — мягко сказал Ганнибал. — А теперь задумайтесь, почему Вы сказали, что Ваше положение несправедливо. Откуда Вы вообще знаете, когда оно справедливо, а когда нет? Почему Вы уверены, что реальность должна соответствовать Вашим внутренним представлениям о ней, не важно правильные они или нет?
Усилием воли я остановил рвущиеся возражения и серьезно задумался. Через некоторое время я медленно сказал:
—Внутри меня есть какая-то убежденность, что мир должен быть справедлив. Я чувствую уверенность в этом. Почему это так?
—О, это очень старая загадка о сути человека. Еще с самых древних времен в человеческом обществе существовали табу на некоторые действия. Они ограничивали индивидуума и помогали выжить социуму. Таким табу, например, является запрет на убийство. С течением времени запреты преобразовывались во внутренние императивы, передаваемые из поколения в поколение, некие не подлежащие сомнению правила, которые знали все члены социума. Так появились понятия добра и зла, совершенно искусственные сначала, они стали частью нас. Например, среднестатистическому современному человеку сложно совершить убийство из-за внутренних запретов и переживаний, а еще каких-то пятьсот-шестьсот лет назад считалось вполне нормальным убить без предупреждения того, кто принадлежит к враждебному клану или роду. Современное общество возвело понятие зла в абсолют, перенеся его на природу и вселенную в целом. Но природным явлениям и стихиям не знакомы абстракции, они не добрые и не злые, они просто есть. Так и смерть не является чем-то злым или добрым, она просто часть жизни.
—Но ведь хорошо, что убийств стало меньше, жизнь стала безопаснее! — убежденно сказал я, вспомнив прочитанные летом исторические хроники.
—Даже, если это мешает развитию? В природе животное почти никогда не может быть спокойно. Всегда есть конкурент, более сильное животное, хищник, который может незаметно напасть. Такое положение вещей подстегивает развитие защитных и атакующих механизмов. А чем так сильно отличается человек?
—Человек разумен, ему нет необходимости в прямой конкуренции, чтобы развиваться.
—Умение говорить еще не означает наличие интеллекта, — холодно усмехнулся Ганнибал. — Человечество стоит на вершине пищевой цепи, поэтому ему самому приходиться порождать хищников и создавать механизмы, приводящие к войнам.
—То есть Вы предлагаете выйти на улицу и рубить людей направо и налево ради прогресса? — я скептически хмыкнул, — Мало того, что это вряд ли продлится долго, так еще и сомневаюсь, что Вы чего-то добьетесь.
—Нет, конечно. Я лишь говорю, что мораль и нравственность полезны и правильны, но, как искусственные понятия, не могут быть применены однозначно в любой ситуации. Абсолюты и императивы ограничивают человека и его сознание, пусть иногда это и полезно.
—Хм, — я в задумчивости потер переносицу.
Носить очки на наши встречи я опасался и всегда использовал линзы, а так же одевал только ту одежду, которая хранилась на Тисовой улице. Пусть Дамблдор и знал о моих встречах с Лектером, но я совершенно не хотел, чтобы он знал, о чем мы говорим. Еще одним фактором было то, что Добби ежедневно находил несколько следящих заклятий на моей одежде и, конечно, сразу удалял их. Естественно, это мог быть только прием, усыпляющий мою бдительность.
—С Вашим утверждением сложно не согласиться, — после недолгого раздумья заключил я. — Но я не могу принять все Ваши выводы, нравственное поведение полезно и правильно.
—Это просто тема для размышлений, ничего более, — сказал он, внимательно следя за мной. — Думаю, на сегодня хватит, Вам есть о чем подумать.
Я только кивнул, попрощался и отправился в Хогвартс.