Глава 31
26 марта 2016 г. в 07:36
Воскресное утро встретило меня хмурыми тучами за окном, мелким дождем, от которого хотелось съежиться под теплым одеялом, и неприятной слякотью под окном. В голову лезли не менее хмурые мысли о вчерашнем разговоре с Лектером. Я не хотел и не мог согласиться с его словами, но и отказать им в правдивости тоже было невозможно. Каковы верные для меня нравственные установки? Имею ли я права делать то, что считаю нужным? Должен ли я принимать в расчет чьи-либо суждения, кроме своих?
Охваченный сомнениями я не обращал ни на кого внимания, механически поглощая завтрак, пока меня не окликнула Макгонагалл. Она передала мне записку, на которую я недовольно уставился, допивая кофе. Мысли приобрели другой оборот, этот клочок бумаги много менял. Теперь, как и любое действие, мое бездействие тоже будет иметь значение и может принести последствия, о которых я могу даже не подозревать. Я снова ощутил себя в запертой клетке. Каждый шаг мог спровоцировать подбирающихся все ближе хищников на немедленные действия, а бездействие сулило верную гибель.
—Что там за записка? — нетерпеливо спросил Рон. — Какие-то новости о Сам-Знаешь-Ком?
—Нет, не важно, — я смял кусочек бумаги и положил в карман. Не обращая внимание на озадаченного Рона, я сжал ладонь Гермионы и встал.
—Нам пора в библиотеку. Пока, Рон, увидимся позже, — правильно поняла меня Гермиона.
Выйдя из Большого зала, я показал ей записку, в которой Дамблдор приглашал меня вечером в свой кабинет. Гермиона тревожно посмотрела на меня и стиснула мою руку. Я только печально улыбнулся в ответ, мы начали опасную игру, и она не могла не понимать, что нельзя избежать всех рисков. Я условным образом провел пальцами по ее ладони и дождался ответного движения.
Мы свернули на самый долгий путь к библиотеке, проходящий по обычно безлюдным коридорам, в которых по некоторой «случайности» не было портретов и рыцарских доспехов. Я зашипел на стену, и мы быстро нырнули в открывшийся туннель и зажгли палочки. Обмануть такими играми Дамблдора, конечно, не получится, где мы находимся он поймет довольно легко, а вот узнать, о чем мы говорим, надеюсь, не сможет.
Еще во время первого посещения Тайной комнате мы начали исследовать ее свойства. Как оказалось, при закрытой двери в нее не мог проникнуть даже Добби по моему зову, хотя теоретически предполагалось, что для этого не существует преград. Некая защита от перемещений домовиков, конечно, имелась, но перемещение по зову хозяина она обычно сдержать не могла. Хотя выбраться, например, из Азкабана так бы точно не получилось, поскольку обратно прыгать с человеком домовик не сможет, поскольку второго хозяина, который его позвал бы еще раз, в принципе существовать не может. Такое положение вещей объясняло, почему комната находится в запустении. Добби вообще странно вел себя в Комнате, он был беспокойным, напуганным, даже с открытой дверью мог колдовать гораздо хуже, чем вне нее. При закрытой же двери Добби лишь жалобно смотрел на меня и просил выпустить. Встревоженные открывшимися фактами, мы попробовали колдовать сами, но особых различий я не заметил, хотя Гермиона и утверждала, что устает сильнее. Сильных поводов для беспокойства не было, но мы старались не использовать волшебство без особой необходимости.
Пока мы находились в Тайной комнате карта Мародеров не отображала нас, что вообще говоря, было совсем не удивительно, ведь о ее существовании мой отец с друзьями и не подозревали. Странным было то, что стоило нам пройти по тоннелю обратно достаточно далеко, как наши точки появились на Карте, но вне коридоров. Этот факт давал надежду, что Комната действительно изолирована от следящей сети Хогвартса.
Но прежде всего, подтвердилась гипотеза Гермионы о большом количестве входов и выходов из разветвленной системы тоннелей. Строить такую сеть тоннелей с одним единственным выходом, тем более не самым удобным, было, как минимум глупо, к тому же, как иначе василиск мог так активно передвигаться по замку. Салазар Слизерин по всем свидетельствам был кем угодно, но не глупцом, так что, собравшись уходить в тот раз, мы прошли по случайно выбранным тоннелям, очищая их и делая условные пометки на стенах. Карта помогла безопасно и незаметно открыть внешние двери, и мы нашли несколько удобных проходов, один из которых сейчас и использовали.
К сожалению, основную сеть тоннелей исследовать пока не получилось. Так же мы не успели подробно изучить и очистить саму Тайную комнату, поэтому, войдя в темный зал, залитый мифическим зеленоватым светом, Гермиона первым делом убрала сладковатый запах гниющего василиска. Центральная зала была достаточно большой, чтобы пока не обращать внимания на некоторые неудобства, называть их мелкими язык не поворачивался.
В любом случае, уборку нам пока пришлось оставить на потом, усевшись на два принесенных из заброшенной аудитории стула в противоположном от туши конце залы. Я поделился с Гермионой своими мыслями о положении в условном противостоянии с Дамблдором, и мы начали думать, что же вытянуть из него за доступ в дом Блэков. К сожалению, отказывать на пустом месте в доступе и дальше было не только бессмысленно, но и не безопасно. Мы сошлись на том, что главная задача — создать иллюзию сотрудничества с директором, тянуть время и узнать, как можно больше, информации. Гермиона, узнав суть дела, сразу предложила сосредоточиться на информации, как минимум, о Лорде и, как максимум, об источнике Блэков. Разговор с Дамблдором ожидался тяжелым, его последствия сложно было предсказать, но стратегия и цели на ближайшее время были определены. Детально обговорив, что именно стоит узнать у Дамблдора, мы отправились на ланч, а потом засели в библиотеке.
Спустя несколько часов я постучал небольшим бронзовым молотком по тяжелой деревянной двери кабинета директора Хогвартса. Дверь бесшумно отворилась, и я, нацепив дежурную улыбку и изгнав из головы все сомнения, прошел в кабинет. Дамблдор сидел за своим столом, добродушно улыбаясь. Он посмотрел на меня ярко-голубыми пронзительными глазами поверх очков-половинок и сказал:
—Добрый вечер, Гарри. Проходи, садись, — я аккуратно сел в удобное кресло, старательно наблюдая за ним. Я постарался принять обманчиво-расслабленное состояние, готовый мгновенно рвануть с места и подать сигнал Добби о бегстве.
—Добрый вечер, профессор Дамблдор, — держать маску легкой улыбки было гораздо проще, чем сохранять невозмутимость.
—Может быть чая?
—Большое спасибо, не хочу портить аппетит перед обедом.
—Ну как хочешь, — Дамблдор отпил немного из появившейся у его руки чашки. — Как чувствует себя мисс Грейнджер? Я слышал, вы много времени проводите вместе.
—Она постепенно приходит в норму, — я решил не концентрировать внимание на том, откуда Дамблдор мог слышать о Гермионе. — Я могу понять ее горе, сейчас ей очень нужна поддержка.
—Да, конечно, ты прав, — директор печально вздохнул. — Только прошу тебя, помни, что мы не редко подставляем под удар тех, кого любим и ценим больше всего.
Я внутренне скривился, но не стал ничего отвечать на это высказывание.
—Так о чем Вы хотели сегодня поговорить? — постарался я подобрать наиболее нейтральную формулировку.
—Ты, кажется, организовал небольшой клуб сторонников?
—Мы просто делаем вместе домашнее задание и помогаем друг другу, — я подавил желание скрыть свое волнение, отведя взгляд. — Вы же сами говорили, что нам нужно объединиться перед лицом общего врага. Гермиона, кстати, очень мне помогает в организации.
—Да, ты, безусловно, прав, Гарри. Но какова ваша цель?
Я выпрямился и твердо сказал:
—Сделать этот мир более справедливым, — я был убежден, что это так. Помочь нуждающимся, спасти тех, кто попал в беду, освободить угнетенных — это были те цели, в которые я верил сейчас всем сердцем, желая прожить жизнь ради их осуществления. Легкое касание чужой воли почти незаметно подправило ход моих мыслей, изменяя их смысл. Благие намерения постепенно сменялись желанием повелевать, помогая, я развращал и ослаблял потенциальных противников, насаждая справедливость, я стремился к большей власти и величию. Игнорируя замеченное присутствие чего-то чужого, все мое существо разъярилось, отталкивая неправильные, несправедливые последствия, отказываясь от всего ради других, хотя в глубине души затаенно желало признания.
Дамблдор удовлетворенно улыбнулся, хитро сверкнув очками, а я только ухмыльнулся про себя, прячась за маску, начавшую испытывать теперь некоторую чуть большую привязанность к Дамблдору, Великому и Мудрому Наставнику. Противостояние продлилось не более нескольких секунд, но первый раунд остался за мной, больше чужой воли в своем сознании я не ощущал.
—Очень благородная цель, Гарри. Я горжусь тобой, — произнес Дамблдор, закрепляя полученный эффект.
—Спасибо, — я слегка смутился и поплыл под таким добрым и мудрым взглядом, но вовремя взял себя в руки.
—Но все-таки перейдем к делам, а то ты, наверное, не хочешь надолго задерживаться в обществе старика.
—И что же это за дела? — я постарался прикинуться бревном.
—Ты должен дать мне доступ в дом Блеков, это самое удобное место для штаб-квартиры Ордена Феникса.
—Да, конечно, — легко согласился я. — Что мне для этого нужно сделать?
—Нам нужно будет вместе побывать в доме. Думаю, безопаснее и незаметнее всего сделать это на рождественских каникулах.
—Вы же хотели рассказать мне какую-то информацию, — вовремя «вспомнил» я.
—Ты прав, Гарри, — Дамблдор достал из бокового шкафчика уже известный мне Омут памяти и поставил передо мной. — Я нашел несколько интересных воспоминаний о жизни Волдеморта, думаю, они нам помогут. Давай начнем их изучение.
Погрузившись в Омут, мы посмотрели не самую приятную сцену в семье неких Гонтов из воспоминаний посетившего их сотрудника Министерства Боба Огдена. Вынырнув из воспоминаний, я вопросительно посмотрел на Дамблдора.
—Эти люди — мать, дед и дядя некоего Тома Риддла, а магл, о котором они говорили, его отец. Меропа Гонт приворожила его, но когда приворот спал Том Риддл Старший бросил ее с ребенком на руках.
Я вздохнул, пытаясь оставаться сосредоточенным.
—Это все, о чем Вы хотели мне рассказать? Не вижу ничего особо полезного в этом воспоминании, разве что местность кажется мне знакомой.
—Именно на ближайшем к этому дому кладбище ты и оказался, когда возрождался Волдеморт, — пояснил Дамблдор. — Я надеялся, что мы сначала обсудим это воспоминание.
—Я думаю, мне стоит увидеть всю картину целиком, прежде чем делать какие-то выводы.
Дамблдор укоризненно на меня посмотрел, но запустил руку в складку мантии, вынув несколько пузырьков с воспоминаниями. Он вылил их в Омут и перемешал волшебной палочкой.
Мы повторно окунулись в воспоминания, в основном принадлежащие самому Дамблдору. Почти во всех из них будущий уже состоявшийся директор присматривался к сироте Тому Риддлу. Еще на одном будущий Лорд явно захотел получить медальон Слизерина и чашу Хаффлпафф для каких-то своих нужд. Присутствовало так же воспоминание, принадлежащее, очевидно, профессору Слагхорну, в нем говорилось о неких крестражах, но профессор зельеварения явно пытался скрыть информацию, не очень умело, зато эффективно.
Последним шло воспоминание Дамблдора о том, как Лорд хотел устроиться работать в Хогвартсе на должности преподавателя ЗОТИ. Оно вызвало во мне гораздо больший интерес, чем все остальные. Стараясь не показывать заинтересованность, я постарался запомнить все в мельчайших подробностях. Недолгий разговор Лорда и Дамблдора характеризовал обоих моих соперников с неизвестной мне стороны. Я старательно подметил полутона и возможные вторые смыслы беседы, но решил вернуться к этому позже во время медитации.
Повторно вынырнув из Омута, я посмотрел на часы. Как я и думал, времени прошло совсем немного. Некоторая дезориентация при просмотре воспоминаний была понятна и логична, но мне стало интересно, как работает Омут памяти. Вероятно, он каким-то образом воздействует на кору головного мозга напрямую, обходя органы чувств, и вживляет в сознание соответствующие воспоминания. Мотнув головой, я выбросил ненужные мысли из своей головы и задал очевидный вопрос:
—Вам не удалось получить полное воспоминание у профессора Слагхорна?
—Да, Гарри. И я хотел бы попросить тебя уговорить профессора Слагхорна поделиться им. Мне кажется, у тебя больше шансов, чем у меня.
Я слишком плохо знал Слагхорна, он проявлял ко мне некоторое повышенное внимание на занятиях, но не более того. Зелья были определенно интересным предметом, но я еще был не готов задавать ему правильные вопросы, к тому же мы ни разу не оставались наедине.
—Может быть Вы и правы. Профессор Слагхорн, возможно, будет доверять мне больше, чем Вам. Но прежде всего, что такое крестраж? И почему это так важно? Я вполне уверен, что Вы это и так знаете.
—Тебе пока рано знать об этом, Гарри, — печально произнес Дамблдор.
—Что ж, но как я тогда смогу доверять Вам на столько, что покажу Вам воспоминание профессора Слагхорна?
—Хорошо, раз ты настаиваешь, — директор выглядел недовольным. — Крестраж — это некий материальный объект, в который волшебник может поместить часть своей души. При этом он не сможет полностью умереть, пока существует крестраж. Но ты должен усвоить, что это очень темная ужасная магия, Гарри. Именно она превратила Волдеморта из достойного мага в то, чем он сейчас является.
—И что же в крестражах такого темного? — я чувствовал недосказанность в его словах и не собирался отступать.
—Создавая крестраж, волшебник разрывает на части свою душу.
—И каким образом он это делает? — терпеливо спросил я, пытаясь найти смысл в том, о чем говорил Дамблдор.
—Душа раскалывается, Гарри, если волшебник совершит самое противоестественное деяние — убийство, — с печальной торжественностью произнес директор.
По выражению его лица и тону я понял, что больше не добьюсь никаких пояснений, эта тема была табу для Дамблдора. Он не понимал той неправильности, которую я видел в его словах, которые он открыл мне, как великую тайну. В голове звучал голос Ганнибала: «Смерть — неотъемлемая часть жизни». Противоестественное деяние. Почему убийство так противоестественно в глазах Дамблдора?
—То есть, чтобы убить его, необходимо уничтожить крестраж? — я постарался перевести разговор в более практическое русло, когда вновь спрятал свои мысли за маску. По лицу директора прочитать что-либо было совершенно невозможно, и я еще больше напрягся.
—Боюсь, что все не так просто, Гарри. Ты уже уничтожил один крестраж, но Волдеморт смог вернуться.
—Дневник, — недолго думая, сказал я. — То есть Вы хотите сказать, что у него более одного крестража?
—Как это ни странно, но да. Он первый в истории, кто осмелился создать более одного крестража. И я уничтожил еще один, — Дамблдор поднял руку, покрытую старческими морщинами, и показал кольцо с черным треснутым камнем. — Это кольцо Гонтов. Я обнаружил его этим летом, теперь оно перестало быть крестражем, за что я чуть было не заплатил жизнью.
Дамблдор показался необычайно усталым в неровном свете факелов, я даже с некоторой жалостью подумал, что он уже очень стар. Однако, не все вопросы, что вертелись у меня на языке, были заданы, и я отбросил неуместные чувства.
—И сколько же тогда крестражей он сделал? И что они из себя представляют? Камни, тетради, книги или что-нибудь еще более незаметное?
—Именно ответы на эти вопросы я и хочу узнать из воспоминаний профессора Слагхорна, — директор посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
—Понятно, тогда я очень постараюсь их достать, — я не чувствовал изменения хода мыслей или настроения, но не стал рисковать и отвел взгляд.
—Гарри, то, о чем мы сегодня говорили — величайший секрет. Ты можешь рассказать о нем только тому, кому полностью доверяешь.
—Конечно, профессор. До свидания.
Я медленно встал из кресла, подошел к двери и, не оборачиваясь, вышел. Спускаясь по каменным ступеням, я подумал, как много неясности и неопределенности осталось после разговора. Появилась огромная потребность обсудить все с Гермионой, но перед этим я должен под большим секретом поведать ей и Рону историю о крестражах.