Потерять и найти

На этот раз меня вырвал из сна не будильник. Я проснулась под трансляцию какой-то радиопостановки. Чуть в отдалении бубнили и переплетались два голоса. Один низкий, рокочущий, басовитый, с явным техасским далектом, второй — приглушенный, с изумительным британским выговором. Он напомнил мне вдруг, как мой дед — английский профессор — читал мне в детстве Шекспира, когда мы с мамой прилетали к нему из-за океана. Однако эти двое явно не Шекспира декламировали: Бас: — Ну вот, а ты сомневался? Британец (саркастично): — Я сомневался? Я сомневался… в общей разумности всей этой затеи, а не в том, что она моя дочь. Бас (озабоченно): — Не загубили ли мы ее вообще… Британец (с долей гордости): — Она все-таки дочь бога, а не простая мидгардская девка. Хотя воспитана скверно, надо признать. Бас: — Не поздновато ли ты задумался о воспитании? Где ты раньше-то был? Британец (мгновенно заледенев): — А то ты не знаешь? (мечтательно): — Я научу ее метать световые шары… Бас (смеясь): — Готов поспорить, что первый же полетит тебе в голову! Я чуть приоткрыла один глаз и застонала, увидев всю ту же, изрядно уже утомившую меня картину. Эти двое никуда не делись, черт бы их подрал! Они сидели в больших креслах на залитой солнцем террасе. Я лежала в кровати. Правильнее сказать, возлежала на подушках, похожих на сливочный пудинг. Услышав мой стон, оба костюмированных персонажа в секунду оказались рядом. — Что, плохо? — тревожно спросил мой «дядя» в сверкающих доспехах. — Все хорошо, — безмятежно ответил второй, положив мне на лоб прохладную руку. «Нет, не хорошо, совсем не хорошо — подумала я, — я вчера не пила, я уже неделю не пила ничего, кроме кофе… наркотики пробовала вообще в последний раз в университете… За что мне такие забористые глюки?» — Выйди, я сам с ней поговорю, — приказал мой самозваный папаша. Громила помялся, но все-таки направился к двери, потом обернулся и пробубнил: — Ну вы уж тут как-нибудь… я, если что, буду поблизости.., — добавил он многозначительно взглянув на подельника. — Ты мне угрожаешь? — холодно поинтересовался второй, — Выйди, я сказал. Разговаривать мне совсем не хотелось. Особенно, не хотелось — с этим мрачным типом. Я решила прикинуться мертвой, сонной, какой угодно, но только оттянуть момент. — Я знаю, что ты меня слышишь, — тихо сказал «британец», — Что твоя мать говорила тебе обо мне? Я открыла глаза с тяжким вздохом, поняв, что моя уловка не удалась. Села на кровати, провалившись в подушки, и открыто посмотрела ему в лицо, как он совсем недавно мне - там, на мосту: — Она говорила, что ты мерзавец. — Это все? — спокойно уточнил мой выдержанный собеседник, на чьем лице не отразилось никаких эмоций. Я кивнула, рассматривая его без малейшего стеснения. Он снова выглядел иначе: в кожаных штанах и зеленом вязаном… джемпере, если это можно так назвать — почти по-домашнему. У ярких глаз его были видны морщинки, складка у тонких губ. Пожалуй, он старше, чем показался мне сначала, в моей нью-йоркской квартире. — Тебе никогда не казалось странным, что ты можешь читать чужие мысли? — спросил он вкрадчиво, отвлекая меня от разглядывания его лица. Хотя уверена, что его тоже это нисколько не смущало. — Нет, это просто интуиция, она есть у многих людей, — подумав, ответила я. — У людей? — усмехнулся он и продолжил: — Тебя не никогда не смущало, что ты не начала стареть? Достигнув 20 лет, ты уже много лет остаешься прежней?  — Я никогда не думала об этом, — честно призналась я, — Ну это просто генетика хорошая, так бывает… Он улыбнулся краешком губ, и не без удовольствия, — отметила я про себя. — Ты никогда не интересовалась, какие миры и страны являются тебе во сне? — прозвучал очередной вопрос. Я рассмеялась: — Но это же просто сны! — Нет, не просто. Когда-нибудь я покажу тебе их, и ты их узнаешь, они не выдумка твоего разума. Он помолчал немного и продолжил неожиданно мягко: — Я понимаю, дитя, что тебе трудно это понять и принять. Но я действительно твой отец — Локи Лафейсон, бог и принц Асгарда. При этих словах он выпрямился и посмотрел на меня искоса, пытаясь определить, какое впечатление он произвел. Боюсь, что моя реакция его разочаровала: — А братьев ты мне все-таки покажешь? Хотя бы Слейпнира — обожаю лошадок, — подмигнула я. Меня уже начал раздражать и этот высокопарный тон, и этот допрос. — У тебя нет братьев, но у тебя есть семья, — с бесконечным терпением в голосе продолжил мой упрямый собеседник. У меня сложилось такое впечатление, что у него уже руки чешутся меня стукнуть — хотя бы книжкой, которая валяется возле кровати, но он старательно копирует кого-то, сдерживая свои эмоции. — Твои бабушка и дед занимают очень высокое положение.., — начал было он, но я его перебила, меня снова уже понесло: — Да? И что же твои высокопоставленные родственники не отмазали тебя от тюрьмы? Какая все-таки чудная семейка, высокие отношения, вот повезло-то..! — с этими словами я начала потихоньку раскапывать подушки, чтобы выбраться из кровати. Я чувствовала себя уже совсем неплохо, голова не кружилась, мухи не мелькали перед глазами, но меня начала разбирать моя давняя ледяная злость, древняя, как мироздание. Выдрать меня из моей жизни, как морковку с грядки, и потом вести светские беседы? А самолет-то мой, конечно, уже давно улетел… Я встала напротив моего новоприобретенного папаши, сидящего у кровати, и вызывающе уставилась на него. Предполагаю, что в этот момент друг на друга смотрели две пары абсолютно одинаковых зеленых глаз с холодным стальным отблеском. — Ок, даже, если все это безумие правда, то меня интересует только одно: какого черта я тебе сейчас понадобилась, Локи Лафейсон? — рявкнула я ему в лицо, когда стало понятно, что никто никому первым не уступит. — Ты так и не назовешь меня отцом? — его глаза опасно сузились, куда подевалась вся выдержка и мягкость. Он тоже встал, и выпрямился, как струна, и оказалось, что он выше меня на две головы. — Нет, — упрямо ответила я, глядя на него теперь уже снизу вверх, — иди ты к черту!  Наконец-то я произнесла вслух то, что все утро вертелось у меня на языке. Он резко развернулся, отбросив стул, и буквально вылетел из комнаты, громыхнув тяжелой дверью.