11:11 p.m.

23 декабря 2015 года. – Прекрасно, – вымученно бормочет Стайлз и протирает заспанные глаза, открывая входную дверь, за которой показывается Дерек, – надеюсь, ты прихватил с собой ошейник и длинный поводок? А то вдруг я захочу поссать, и меня нужно будет выгулять. – Я тебе не сторожевая псина, – обидчиво прыскает Дерек, проходя в коридор; он бросает спортивную сумку на пуфик, снимает куртку и разувается, но остается стоять на месте, – и охранять тебя никто не собирается. Просто Джону так спокойнее, если дома в его отсутствие с тобой будет кто-то ещё. Херовый Санта, кажется, всё-таки исполнил его смертельно-заветное желание. Спасибо, блядь, а не пойти бы ему в жопу? – Что-то я раньше не замечал за ним такой паранойи, – Стайлз разворачивается, уходит в гостиную комнату, устало плюхаясь на диван. – Комендантский час, домашний арест, охрана. Что ударило ему в голову? Стайлз действительно не понимает своего отца, это на него слишком не похоже. Да и поспал он всего лишь два или три часа, так что мозги пока еще отдаленно напоминают что-то, способное думать, размышлять, сопоставлять воедино факты прошлого и настоящего. – Нет никакого домашнего ареста, не неси чушь, – Дерек останавливается в дверном проеме, скрестив руки на груди, – он мне ничего подобного не говорил, а для комендантского часа слишком мало жертв, но, когда они найдут еще несколько растерзанных трупов – это будет уже другой разговор. – Черт, он сильно перепугался за меня, да? – мягко спрашивает Стайлз, поворачивается к Дереку, ощущая тошнотворный укол вины прямо в грудную клетку. Дерек кивает в ответ, не сводя со Стайлза пристального взгляда, которым можно запросто резать бетонные стены. Молчаливое столкновение длится недолго, но приносит свои плоды – Стайлз ощущает, как привычная тоска расползается змейками под кожей, медленно подбираясь к сердцу. Ощущает, как цепкими пальчиками начинает душить горло необходимость в чужих прикосновениях: теплых, мягких, тех-самых-забытых. Дерек для Стайлза, как бомба с часовым механизмом – опасная, если не подпускаешь к себе, и разрушительная, если рядом, даже на расстоянии шага. Всё потому, что рука то и дело тянется нажать кнопку пуска. – Сделать тебе кофе? – Стайлз поднимается, доставая мобильный телефон из кармана штанов – он так и уснул в одежде, – и проходит мимо Дерека, выискивая в контактах номер отца. – Садись, я сейчас принесу. – Я могу сам, – голос Дерека звучит смущенно, – от тебя ничего не требуется, я просто буду здесь на случай опасности, которой так боится твой отец. – Посади свою задницу и жди кофе, – Стайлз проходит на кухню, нажимает кнопку вызова и прислушивается к длинным гудкам до тех пор, пока отец не берет трубку: – Привет, пап, есть минутка? – Всё в порядке? – Джон начинает заметно волноваться. – Да, я…эм, просто хотел извиниться, потому что толком этого не сделал, – он включает кофе-машину, заранее проверив наличие зерен и поставив чашку на пластиковую подставку. – Прости, правда, прости, мне жаль, что я доставил тебе беспокойство, но… послушай, пап, разве я нуждаюсь в няньке за свой косяк? – Дерек тебе не нянька, прекрати, – Джон делает паузу, а на том конце слышится сирена патрульной машины, – и я принимаю твои извинения, если пообещаешь быть дома не позже десяти. – Так всё-таки комендантский час? – выдыхает Стайлз, гипнотизируя тонкую струю дымящегося кофе. – Нет, считай, что мои слова этим утром были обычным предупреждением, так что расценивай как просьбу, – шериф отвлекается, что-то шепча другому собеседнику. – У тебя всё? Я только добрался до участка, дел много. – Он обязательно должен остаться, да? – тихо спрашивает Стайлз, не желая быть услышанным, хотя Дерек уже определенно в курсе всего разговора. – Какая в нем необходимость, тем более, если нет домашнего ареста? Джон тяжело выдыхает в трубку. – Есть причина, которая заставляет просить о помощи, – шериф прочищает горло, словно ему совсем не хочется говорить на эту тему, – просто прислушайся к просьбе и не глупи, идет? – Пап? – настороженным голосом. – Слушай, сынок, это всего лишь мои предположения, они уж точно не стоят твоего внимания, – он как-то неуверенно замолкает. – Мне на самом деле пора. Дома не позже десяти, прошу тебя. – Как скажешь, и это, пап, будь осторожен, пожалуйста. – Обязательно, – короткие гудки вязким беспокойством оседают в ушах. Стайлз убирает телефон обратно в карман, открывает шкафчик, доставая сахар, и кидает в чашку всего лишь один кусочек – Дерек любит чуть сладкий кофе, блядь, лучше бы он не помнил этих мелочей, – и размешивает кубик, стараясь не стучать ложкой о края посуды. Стайлз возвращается в гостиную, держа в руках ароматно пахнущий напиток, а Дерек в сгорбленной позе сидит на диване, упираясь локтями в колени. Он создает впечатление сломанного где-то внутри механизма, что вряд ли – это же всесильный волчара, хотя человечности в нем всегда оставалось больше, чем в некоторых чистокровных людях. Что сейчас творится в его голове – черный нераспечатанный конверт для Стайлза; и что творилось ранее, раз он посмел так резко оборвать все связи, тоже загадка. Ведь тот злополучный поцелуй с Джексоном, в котором Стайлз абсолютно точно не виноват, не мог сыграть такую роковую роль. Не мог же, да? – Твой кофе, – Стайлз отдает в его руки чашку, присаживаясь на другом конце дивана, и подтягивает ноги к груди, обхватывая их руками. – Я тебе не нянька, – тихим голосом, тут же втягивая носом жженый аромат, – просто Джону иногда сложно отказать. – Почти невозможно, – кивает Стайлз, косится на Дерека и окидывает его мимолетным взглядом, снова возвращаясь к лицезрению витающих в солнечном отражении крупиц пыли. – Ты был прав, отец погорячился и списал свои нервы на обычное предупреждение. Так что, да, ты мне не нянька. Пока что. – Стайлз… – Дерек вымученно выдыхает, откидываясь на спинку, – прекращай. – Ну да, прости, вести себя как мудак – это ведь твои привилегии. Дерек на это задумчиво кивает головой, не оправдываясь. Выдерживает небольшую паузу и, сделав очередной глоток, поворачивается к Стайлзу: – Его предположения с этими цифрами вполне логичны, тем более, если учитывать, что оба убийства смахивают на ритуальные. Беспокойство твоего отца можно понять. – Он тебе рассказал? – Стайлз выпрямляется, садится в пол-оборота, подгибая одну ногу под задницу, и включает свои радары на полную мощь. Здесь явно что-то не так. – Ты обязан выложить мне всё, что знаешь, Дерек, это же важно. – Так шериф тебя не посвятил, – делает вывод для самого себя. – У него не было на это времени. Маньяк, помнишь? Папа вроде как делом занят. Дерек медленно попивает кофе, изредка улыбаясь кончиками губ, словно сдерживая радостную улыбку. То ли он радуется, что нашлась тема для общего разговора, то ли просто рад слышать заинтересованные ноты в голосе Стайлза – разбираться нет никакого желания. На самом деле, сидеть рядом с Дереком тоже нет никакого желания, хотя бы потому, что это охуительно больно. Но разве можно свалить в свою комнату, когда на кону такая информация? Если шериф что-то скрывает, значит, есть значительный резон, а Стайлз всегда любил разгадывать секреты своего отца. – Он может рассказать тебе об этом сам, – Дерек пожимает плечами, делает еще один глоток кофе и отставляет пустую чашку на краешек журнального столика, – потерпи до утра. Или твоя шиложопость не подразумевает такой опции? – Включил режим сарказма? Отключай, тебе не идет, – Стайлз усмехается, невольно замечая тягучее ощущение в районе живота: теплое, знакомое. – Допустим, он сказал, что ты введешь меня в курс дела. Давай, начинай. – Джон этого не говорил, – Дерек качает головой, расслабленно улыбаясь, – а ты по-прежнему не умеешь врать. По крайней мере, мне. – Отлично, возьми с полки пирожок, – злобно выдает Стайлз, пытаясь встать с дивана, но тормозит, когда ладонь Дерека хватает его за запястье. – Ты что творишь? – Сядь, пожалуйста, – Дерек кивает на диван, – меньше всего мне хочется, чтобы ты сейчас злился на меня еще сильнее. Медленно выдыхая слишком объемный кислород, который каждой своей частицей ощущается в глотке, Стайлз возвращается на место, молча рассматривая напряженное лицо Дерека. В глазах уже-не-его волка ненужным грузом хранится столько воспоминаний, что впору отвести в сторону взгляд, но это сложно. Почему у Стайлза всегда одно сплошное «сложно», если дело касается Дерека Хейла в последние полгода его жизни? – Ну и что же так беспокоит отца? – Стайлз обращает внимание, что рука всё еще сжимает его запястье, и тут же выдергивает её из капкана, растирая будто бы огнем обожженную кожу. – Не делай так больше. – Не прикасаться к тебе? – Дерек хмурит брови, привычным жестом сводя их воедино. – Именно так. Не прикасаться. – Хорошо, если тебе это противно, то не буду, – Дерек прокашливается от хриплых нот в голосе и продолжает после небольшой паузы: – У Джона есть теория, которая ставит тебя под удар, вот откуда беспокойство. И я почему-то склонен этой теории доверять. – А я-то здесь при чем? – с долей страха спрашивает Стайлз, заметно напрягаясь. – Дело не в тебе, а в странном совпадении цифр, – Дерек скрещивает руки на груди, закрываясь от пристального взгляда, и откидывается на спинку дивана, смотря куда-то в пространство перед собой. – Обе жертвы родились одиннадцатого числа, парнишка из бара живет на Ист-Локкор, а тот, второй, на Эмери Роуд. Да и в заключении примерное время смерти – одиннадцать вечера. – Окей, – произносит осторожно, – а при чем тут название улиц? Они ведь через перекресток друг от друга. Дерек усмехается, поворачивает голову в его сторону, застывая взглядом на ключицах, что виднеются из горловины футболки. У Стайлза, между прочим, от подобного дерьма в морской узел скручиваются кишки. Сейчас такое внимание вызывает сплошное раздражение, ну и немного смущенности, потому что, да, Стайлз в силу собственного идиотизма всё еще любит этого волчару. Не сказать, что сильно рад подобному ощущению в груди, куда размеренными и монотонными ударами бьет каждый взгляд Дерека, но борьба с самим собой пока что ведет ровный счет. Даже в сопротивлении отца против здоровой пищи Стайлз куда более успешен. – Дерек, – окликает он неуверенно, – кажется, ты не закончил. – Одиннадцать, – Дерек скользит загипнотизированным взглядом от ключиц к груди, затем по рукам и снова возвращается к темно-карим глазам, усиленно делая вид, что это в порядке вещей – вот так откровенно пялиться на того, кто больше не принадлежит. – Вторая жертва проживает в одиннадцатом по счету доме от первой. Они на одной линии, пусть даже через перекресток. Эта цифра буквально повсюду. – Странное совпадение, – Стайлз закусывает нижнюю губу, начиная складывать два плюс два, – а если учитывать, что Эмери Роуд заканчивается неподалеку отсюда, то… Стайлз испуганно, по-настоящему испуганно округляет глаза. Совпадения не просто странные – они невозможные, будто четко продуманные, только подобных совпадений не существует. Это уже заранее выстроенный план, просчитанный в нужном качестве до последнего важного факта. Стайлз уже решил необходимое уравнение, но боится произносить вслух полученный ответ. Поэтому, Дерек делает это вместо него: – У тебя день рождения одиннадцатого числа, и ваш дом, если считать от последнего убийства, ровно одиннадцатый. Теперь ты понимаешь опасения отца? – Почему он не рассказал мне об этом? – в голове Стайлза сейчас полная каша. – Не знаю, – Дерек пожимает плечами, – может, потому что посчитал достаточным рассказать об этом мне? Для твоей безопасности. Молчание от Стайлза, как понимание всего кошмара, циклично врывающегося в его жизнь. Джон не хочет пугать сына, лишний раз вываливая на него свои догадки, ведь они до сих пор остаются именно таковыми. Но какими догадками? С ритуальным подтекстом, а всё, что связано с подобной хренью никогда не отличалось логикой и смыслом, ведь если в книге сатаниста сказано: «Убей человека и сожри его потроха в сыром виде», то это значит, обещанная богами вечная молодость обязательно придет к нему после ритуала. И никаких возражений, это ведь чистая вера, которая не требует объяснений. В этом конкретном случае, постоянно мелькающая цифра одиннадцать не вызывает спокойствия. – Ты тоже думаешь, что это какой-то дебильный ритуал? – Стайлз растирает ладонями лицо в попытке прогнать из головы пугающие мысли; и будет неправильно, если он станет отрицать тот факт, что с Дереком ощущение безопасности немного выше, нежели без него. – Стремно, но догадки отца почти всегда верны. У него нюх на всю эту херню. – Не знаю, как насчет мужика, а у парнишки слили всю кровь и забрали сердце. Тянет на ритуал? – Черт возьми, но скоро ведь Рождество. Это уже как-то… слишком, что ли. – Тот, кто разрывает грудины своими пальцами, вряд ли обычный человек, так что понятие Рождества ему до пизды. Дерек усмехается, хотя для шуток вообще не время. Тут часы отсчитывают примерное время смерти Стайлза, а до одиннадцати вечера остается не так уж и много минут. Стайлз бы посчитал, сколько именно, но не в состоянии. Он не то чтобы сильно напуган, просто это не совсем приятно: осознавать, что тебе может угрожать опасность, хоть и не подтвержденная точно. Присутствие Дерека в его доме теперь тоже имеет вполне оправданный смысл, пусть его гордость немного подвинется. Ведь сколько бы Стайлз не убеждал себя в ненависти к Дереку – будучи мертвым, ненавидеть уже не получится. – Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – тихо говорит тот, улавливая волнение своей звериной сущностью, – и неважно, встречаемся мы или нет. Так будет всегда. – Мы бы встречались, не будь ты таким мудлом, – он прищуривается, вновь окунаясь в привычную ныне обиду; между ними всего один метр до соприкосновения, и Стайлз безумно хочет ощущать на духовном уровне хотя бы это крохотное расстояние, но Дерек всё еще смертельно близок, всё еще глубоко внутри. – Я даже не хочу представлять, что должно было произойти в твоей голове, раз ты с такой легкостью про меня забыл. Просто, блядь, Дерек… Стайлз усмехается, проглатывая так и не показавшиеся слезы, и поднимается с дивана, намереваясь подняться в свою комнату, но задерживается буквально на несколько секунд. Он хочет посмотреть в эти бессовестные глаза, которые даже сейчас разбивают его ко всем херам, ледяной изморозью покрывают кожу, заставляя чувствовать дрожь. Хочет выплюнуть из себя все пережитые за полгода ожидания, заклеить себя лейкопластырем вдоль и поперек, чтобы спасти, да только… – Прости, что разочаровал тебя, Стайлз, – произнесенные слова мешают сделать всё задуманное ранее, – я не смог, сломался и натворил кучу ошибок, хотя не должен был. Не думаю, что простил бы сам себя. Стайлз кивает – долго, медленно, будто в трансе, – и смотрит на Дерека без каких-либо эмоций во взгляде. Ведь опустошение не является эмоцией, правда? А после слов Дерека Стайлз ощущает именно его, опустошение, которое приносит неожиданную легкость в солнечное сплетение. Даже следующий вдох дается гораздо легче, чем предыдущий, словно услышать эти слова, как надеть прозрачную кислородную маску – спасение. – Ты хотя бы осознаешь, что виноват, и на этом спасибо, – ехидно кривит рот, с долей неприкрытого отвращения ко всей ситуации, и разворачивается, чтобы уйти к себе в комнату. – Куда ты? – слышит вопрос в спину. – Я вроде не под арестом, забыл? – замирает, оборачиваясь через плечо. – Если захочешь жрать, то холодильник в твоем распоряжении. Он уходит наверх, чтобы остаться наедине с самим собой. *** Одиночество не лишает раздумий, уснуть тоже не получается: Стайлз ворочается на кровати уже больше часа, прислушиваясь к происходящему внизу. Там вроде тихо, на часах скоро высветится пять вечера, а значит, никакой паники раньше времени. Да и вообще отставить панику. Никто ведь не уверен на сто процентов, что Стайлзу грозит опасность? Правильно, не уверен. Так что рано предвещать грядущий «бада-бум», опираясь только на догадки своего отца; оптимизм и вкусный сендвич – да простит его великий Бог сельдерея, – вот что обязательно исправит этот незадавшийся день. У Стайлза, в принципе, жизнь как-то не задалась лет так с девяти, но это и неважно. То, что нынешние проблемы совпали с возвращением Дерека в Бикон Хиллз, он тоже решает не обдумывать, иначе погрузится в него еще глубже, чем уже есть. А это гораздо опасней возможной ритуальной смерти от свихнувшегося недочеловека. Звук входящего сообщения отвлекает от мыслей. Стайлз протягивает руку к прикроватной тумбочке, берет мобильный телефон и открывает смс, присланное с незнакомого номера: «Можем прогуляться вечером? Говорят, здесь есть красивый парк. Заеду? Кай». Стайлз улыбается, словно в нескольких предложениях видит избавление от возможного провала. Чем больше он проводит времени рядом с Дереком, тем заметнее становится выедающая внутренности тоска. Обида так вообще уже настолько становится тошной, что блевать хочется, да нечем. Поэтому Стайлз соглашается, подумав, что выполнить просьбу отца можно и не сидя дома. Достаточно вернуться не позже десяти вечера, чтобы не доставлять единственно-родному человеку лишних беспокойств – про себя Стайлз и не думает вовсе. За последний час непрерывного потока мыслей он ловит себя на том, что страха уже почти нет. Что не стоит бояться каждого отцовского предположения, пусть и подпитанного некими фактами. Просто Стайлзу так легче: думать, что Дерек обеспечит ему безопасность после десяти, а всё оставшееся время и вовсе не представляет угрозы. «Этот парк недалеко от меня… ну и от тебя. Мы можем встретиться на перекрестке с Эмери Роуд, там пять минут ходьбы». Отправляет сообщение, закусывая губу в ожидании. «Черт, я почему-то был уверен, что ты не ответишь. Окей, через полчаса?» Стайлз смотрит на часы, кивая самому себе. «Отлично, оденься теплее, здесь вечерами холодает». Он прячет телефон обратно в карман и поднимается с кровати, поправляя измятую футболку. О своем внешнем виде Стайлз не запаривается от слова «плевать» и, скептически оглядев себя в зеркальное отражение, приходит к выводу, что потертые джинсы и накинутая сверху клетчатая рубашка вполне сойдут для обычной прогулки. Тем более, на нем будет куртка, а раздеваться Стайлз этим вечером точно не намерен. Да, определенно, никаких раздеваний перед малознакомыми парнями, даже назло Дереку. Особенно назло Дереку. Надев наручные часы и пригладив пальцами чуть растрепанные волосы, Стайлз почти вприпрыжку спускается по лестнице, застав Дерека на кухне. Тот разогревает себе порцию овощного рагу, отыскав его на просторах холодильника, и то ли принципиально, то ли по нежеланию, даже не оборачивается в сторону вошедшего к нему Стайлза. Если уж совсем по-честному, то между ними нет необходимости в объяснениях, кто куда собрался, и кто кого может поиметь этим вечером вне стен родительского дома, поэтому Стайлз изначально не планировал откровенных бесед. Он только поджимает губы, когда наливает в прозрачный стакан апельсиновый сок из графина, что стоит на обеденном столе, и кивает на микроволновку: – Уже отключилась, – Стайлз делает глоток, наблюдая за Дереком, который стоит будто воском застывший от холодной воды, а затем вытирает большим пальцем стекающую к подбородку каплю сока. – Эй, волче, ты уснул что ли? Дерек вздрагивает, оборачивается на Стайлза, а в его глазах такое неприкрытое удивление, что можно наизнанку вывернуться от такой резкой перемены во взгляде, в энергетике, во всем. Но потом доходит. – Прости, я не хотел, в общем… так вышло, – Стайлз нервно крутит в руке стакан, затем ставит его обратно на стол рядом с графином и, словно ни в чем не бывало, застегивает верхнюю пуговицу на рубашке. – Мне нужно уйти ненадолго. Не скучай тут, я вернусь не позже десяти, как и обещал отцу. Стайлз никогда не застегивает верхнюю пуговицу на рубашке. А еще он никогда не забудет, что позывной «волче» был для них чем-то вроде «люблю» для обычных людей. Господи, ну кто, сука, тянул его за язык? – Действительно, признаваться мне в любви ты явно не хотел. Тем более, если учитывать, что уходишь на свидание к другому. На кухне повисает молчание, только работающий холодильник издает тихое урчание, перебивая дыхание двух человек. Стайлз чувствует небольшую неловкость, когда Дерек усмехается и возвращает обратно своё привычно-похуистическое выражение лица, доставая наконец-то тарелку из микроволновки. Раньше Стайлз любил сравнивать эту гримасу с обычным кирпичом, просто ему тоже плевать: кладут из него заборчик или церквушку на окраине города. Вот и Дерек всегда старательно делает вид, что ему плевать, пусть даже бывший, но всё еще любимый парень собирается свалить на встречу с другим парнем. А то, что Дерек всё еще влюблен, Стайлзу даже проверять не надо – он умеет читать эту скрытую тоску, разочарование, злость, и видеть это в одном лишь взгляде. Дерек думает, что умеет скрываться от посторонних за толстой бетонной стеной, но на самом деле чувства выдают глаза, а их за стеной не спрячешь. – Ладно, если что-то срочное, можешь позвонить мне, – Стайлз переминается с ноги на ногу, прекрасно понимая, что нужно уходить, но в спину будто упирается невидимое препятствие. Нужно его сломать, и Стайлз ломает: – Если отец вдруг спросит, скажешь, что я с Каем. Здесь недалеко, в Бордовом Парке. Слышать, с каким звуком опускается тарелка с овощным рагу на обеденный стол, значит понимать, что ты небезразличен. Этот звук слишком громкий, противным треском отзывающийся в ушах. – Хорошо, я передам, – Дерек сжимает зубы, – если позвонит. – Вот и договорились, – голос Стайлза ломается на высоких нотах от охватившего волнения, – приятного аппетита. Стайлз быстро проваливает в коридор, обувается наспех и надевает куртку, даже не позаботившись о шарфе или шапке, впрочем, будто бы он раньше запаривался над этими вещами. Сейчас ему нужно уйти отсюда как можно быстрее, потому что не нужно быть оборотнем, чтобы ощущать бешенство Дерека. И даже тот факт, что они больше не встречаются, что Дерек сам виноват в своих допущенных ошибках, не спасает от угнетающего дискомфорта. Словно всё это неправильно, словно Дерек вообще не должен знать о Кае и всём, что с ним связано. Просто в наших жизнях существует черта, переступать которую не стоит. Как, например, рассказывать бывшему парню о возможном ухажере, особенно если он запросто может этого ухажера убить ко всем херам. Чисто случайно – хрясь, и нет Кайлера, а Дерек вообще не виноват, так вышло. Подумаешь, когти вонзились в чужую глотку, с кем не бывает. С этими радостными мыслями Стайлз выходит из дома, ёжится от прохладного декабрьского ветра и накидывает на голову капюшон от куртки. Уже начинает смеркаться, поэтому он не теряет времени – сворачивает направо, отправляясь в сторону перекрестка, где и назначена встреча. Уже через десять минут, как заключает Стайлз, глядя на наручные часы. Он не уверен, что сможет прийти вовремя, но зато точно знает, что эта встреча отвлечет его от Дерека и его дебильной ревности, которая бьет набатом по голове, заставляет терять мысли, задумываться о причинах его поступка. А это верный шаг в пропасть. Хватит с него с глубины. По крайне мере, сегодня. *** Кай поправляет воротник черного пальто и пододвигается чуть ближе. Они сидят на лавочке в Бордовом Парке уже больше часа, смотрят на гуляющих по тропинкам людей и разговаривают на отвлеченные темы: где Кай проживал до визита в Бикон Хиллз, почему выбрал именно этот город и чем планирует заниматься, если останется. О Стайлзе они пока что не говорят, потому что куда больше интереса вызывают истории Кая, пропитанные какой-то загадкой. Стайлза всегда привлекала дымка таинственности в других людях, именно так он запал на Дерека – малоразговорчивого оборотня с жуткой трагедией в прошлом, о которой тот не любил распространяться. Кай тоже не слишком-то раскрывается, отвечая на вопросы Стайлза без особого энтузиазма, но всё-таки отвечает, а это уже плюс. Вообще симпатия не-к-Дереку один большой плюс, потому что раньше Стайлз был уверен, что никогда не обратит внимание на кого-то без хмурых бровей, хищного оскала и каменных мышц. Кай внешне – абсолютная противоположность Дерека Хейла. Как анти-таблетка или что-то вроде того. – Итак, мы уже знаем, что я из Пенсильвании, одинокий художник с отвращением к молоку и переживающий смерть младшего брата, а вот о тебе… – Кай поворачивается к Стайлзу боком, заинтересованно рассматривая его лицо, – о тебе я практически ничего не знаю. Ну, если не учитывать, что ты мне разболтал в баре. Стайлза ударяет в грудь фантомный удар. Он не помнит, блядь, он ведь совершенно не помнит о разговорах прошлой ночью. Его уже совсем не беспокоит похмелье – спасибо нескольким часам почти здорового сна, – и всё, что произошло между ним и Кайлером в баре, кажется таким далеким и очень, очень неправдоподобным. Словно они познакомились где угодно и когда угодно, только не вчерашним вечером, и не в просторах пьяного и дымного помещения. – И что же я тебе разболтал? – голос звучит уверенно, насколько это вообще возможно. – Надеюсь, не номер нашего семейного страхового счета, а то я могу, знаешь ли. – Нет, – Кай усмехается, перекидывает руку через спинку лавочки, тем самым обнимая Стайлза как бы невзначай, – ты лишь рассказал, в какой школе учился, кто такой Скотт, почему у тебя строгий отец, и нахрена прошлое такое не прошлое. Кажется, это всё. – Воу, да тут и добавить нечего, – Стайлз ерзает, ощущая, как ладонь Кая поглаживает его плечо: это и приятно, и странно одновременно. – Я буквально рассказал тебе всю свою жизнь меньше, чем за один вечер. – Я бы хотел послушать еще, – Кай выдыхает на его щеку горячий воздух, оказываясь в тесной близости буквально за мгновение. – Хочу знать, какие фильмы тебе нравятся, какую ты любишь еду… на каком боку засыпаешь. Слова Кая обволакивают душу, словно мягкая сахарная вата. Легким и бережным касанием пальцев к подбородку, тот поворачивает к себе лицо Стайлза и чуть наклоняет голову, чтобы поцеловать. Стайлз же не сопротивляется: прикрывает глаза, дрожащими ресницами выдавая свое волнение, и затаивает дыхание, когда ощущает прикосновение чужих губ. Внутри маленькой армией начинают сопротивление чувства к Дереку, но Стайлз выстраивает защиту, проводя ладонью по щеке Кая, словно одним мазком отрубает всевозможные атаки. Их поцелуй медленный, осторожный, изучающий. Стайлз в этом поцелуе не ведет, а поддается, аккуратно ступая в нечто новое, еще пока не совсем понятное. Но одно Стайлз уж точно понимает: что-то здесь не так. Нет удовлетворения, нет счастья, нет того-самого. – Черт возьми, – вздыхает он, прерывая поцелуй, – прости, я не знаю, наверно, еще не готов. – Не готов к чему? К поцелуям или жить дальше, в принципе? – Кай вытирает нижнюю губу, но не отстраняется, а наоборот – проводит кончиком носа по скуле Стайлза, свободной рукой поглаживая его колено. – Да, про Эрика и ваши неудавшиеся отношения ты мне тоже говорил. – Дерек, – уже по привычке поправляет Стайлз, – чертов, нахрен, Дерек. – Наверное, у него угрюмый взгляд, гора мышц и вечно недовольное лицо, – шепотом говорит Кай, смотрит прямо в глаза и улыбается, приподнимая брови, – а еще черный Шевроле «Камаро». – По-моему, я слишком много говорил о Дереке прошлым вечером, – удивляется Стайлз такой осведомленности. Кай отодвигается, убирает свои руки в карманы пальто и закидывает одну ногу на другую, кивая куда-то впереди себя: – Нет, просто я полагаю, что это именно он наблюдает за нами через дорогу. Стайлз резко оживляется, прослеживает взгляд Кая и всматривается сквозь бордово-желтые, теряющие свои листья кусты, на самом деле замечая Дерека прямо через дорогу от парка. Они прекрасно видят друг друга, более того, Стайлз будто бы всеми внутренностями ощущает его переполненный болезненной злостью взгляд. И от этого нихрена не легче, хотя должно быть. Разве месть за совершенные ошибки не приносит облегчения? – Я сейчас, никуда не уходи, – быстро чеканит Стайлз, подрывается с лавочки и идет в сторону ближайшей тропинки, которая приведет его на другую сторону улицы. Он выходит из Бордового Парка, перебегает проезжую часть и останавливается в двух шагах от Дерека, оставаясь стоять в конце припаркованный «Камаро». Дерек не смотрит на него долгие три или четыре секунды – очень долгие, правда, – но всё-таки поворачивается к Стайлзу, когда слышит предупреждающий кашель. – И давно ты здесь? – Стайлз еще не решил: злиться ему или нет. – Видел достаточно, – грубым тоном в ответ; руки Дерека убраны в карманы куртки, но не сложно догадаться, что они сомкнуты в кулаки. – Хейл, твою мать, какого хрена вообще? Ты же должен понимать, что… – Ты мне нужен, – Стайлз от такого неожиданного предложения застывает на месте, округляет глаза и приоткрывает в немом удивлении рот. – То есть, я хотел сказать, что ты мне нужен именно сейчас… и своему отцу. Кое-что произошло. Ах, ну да, Стайлз чуточку не так понял, принял не на тот счет, да и нахуй ему не надо подтверждение чьих-то чувств. Идет этот Дерек, блин, чтоб собаки его кости грызли. Что за дерьмо, господи? – Так и будешь молчать? – не выдерживает Стайлз, пытаясь за раздражением скрыть нечто большее. – Жду, пока ты переборешь паническую атаку, чтобы не обеспечить тебе двойную дозу, – Дерек открывает пассажирскую дверь машины, на которую опирался задницей всё это время. – Садись, поговорим внутри. Шериф ждет тебя в Центральном Госпитале. – Что-то с отцом? Господи, волче, только не говори, что этот уёбок добрался до отца, пожалуйста, если ты это скажешь… – Выдохни, – Дерек поднимает вверх обе ладони, – с ним всё в порядке, а вот твое сердце зашкаливает. Успокойся, давай же, детка. Стайлз как-то упускает, что их общение сейчас похоже на то, что было «до». Упускает «волче», но улавливает умиротворяющее «детка», словно хватаясь за маятник. Тик-так. Из стороны в сторону. Глубокий вдох и паника прочь. – Лучше? – Дерек не подходит к нему, но эта близость ощущается иначе. – Садись в машину, тебе нужно съездить на опознание. – И от этого мне, по-твоему, должно стать лучше? Да вот хрен, – Стайлз взмахивает руками в воздухе, отмахиваясь от снежинок, которые начинают ронять на землю грязно-серые тучи. – Ладно, это девушка, и она полностью разбивает в пух и прах теорию твоего отца, – Дерек пытается успокоить Стайлза, как может, но его хмурая рожа этому совершенно не способствует. – Ты должен её знать – Эрика. Он часто моргает, вспоминая знакомое имя. – Да, мы с ней учились в старшей школе, она, кажется, сирота… была. – Вроде того, именно поэтому ты и нужен на опознании, эту девчонку почти никто не помнит, – кивает тот, снова указывая на пассажирское сидение, – Джон звонил тебе, но ты недоступен. Поэтому мне пришлось… Дерек замолкает, а Стайлз мысленно завершает его фразу: «…пришлось наблюдать твой поцелуй с левым чуваком». – Разве этот вечер мог закончиться иначе? – вздыхает, усаживаясь в машину. Вопрос был риторическим, поэтому Дерек на него не отвечает. А Стайлз слишком занят перевариванием новой информации, чтобы вспомнить о Кайлере, так и оставшемся сидеть на лавочке в парке. Отлично, еще один пункт в его список провалов. Одним больше, одним меньше, подумаешь.