Калека

      Наверное, ему стоило бы порадоваться тому, что он жив.       Он проснулся в темноте, но довольно хорошо ощущал привычное окружение. Упругость пружин в матрасе, на котором он лежал, потёртое тёплое одеяло, окутавшее тело. Он знал, что это была комната, и знал, что случилось что-то плохое. Это было очень знакомое состояние: сейчас он, как и всегда, медленно вспомнит.       Он видел сон, но не мог вспомнить, что именно снилось.       Он сел. Головная боль была просто невероятной. Она сосредотачивалась на лице, в районе глаз, а затем била прямо в мозг.       Щёки и переносица тоже болели, но это были мелочи по сравнению с тем, что творилось внутри головы, поэтому он не особо обращал на это внимание.       Под одеялом было слишком жарко - пришлось стряхнуть его, сминая, отпихнуть к концу кровати. Удалось вспомнить, что сейчас стояло теплое время года, и Генри даже не был уверен, почему вообще решил укрыться.       Намереваясь встать, он, как обычно, соскользнул к концу кровати, пока ноги не свесились через край. Но темнота была странной: он не двигался в ней, она двигалась с ним. Генри осознал, что у него на лице повязка, видимо, поэтому вокруг и царил мрак. Очень туго завязанная, и он чувствовал толстые подушечки, прижатые к глазам. Пожалуй, из-за повязки головная боль становилась только сильней. И наверняка глазам пользы тоже не приносила - их будто бы просто вдавило в глазницы. Подняв руку, чтобы снять повязку, он задел щёку, тут же поморщившись от боли и порезов, которые удалось нащупать на коже. Прослеживая одну из линий средним пальцем, Генри задался вопросом, что же с ним произошло. А когда указательный палец внезапно наткнулся на искривленную отметку на щеке чуть дальше носа, он отследил и её тоже, осторожно продвинув пальцы выше, под повязку. Генри представил получившийся рисунок, и его внутренний голос наконец начал орать, сначала отзываясь эхом где-то на заднем плане, затем, всё громче и громче, пока он наконец не осознал: «О, Боже, разве ты не помнишь?! На них он тоже вырезал!». Но его одурманенные пальцы продолжали двигаться по лицу к кривой линии на носу, еще одна изогнутая и прямая линии оказались на второй щеке. И тогда он понял, что ощупывал неправильно, задом наперед, и мысленно перевернул рисунок.       Он почти перестал дышать. 21121. 21/21.       Быть того не может. Генри стянул повязку с головы, чтобы суметь добежать до зеркала в ванной и убедиться. Только вот, когда ткань выскользнула из пальцев, а толстые подушечки упали с лица, он всё ещё ничего не видел. Прохладный воздух проник в его глазницы: боль ужалила, заставив вздрогнуть. Что-то было не так. Он попробовал моргнуть, но не чувствовал век. Он поднял руки, чтобы осторожно проверить глаза, но стоило слегка надавить на закрытые веки, тонкая кожа прогнулась в две пустые впадины в его голове.       У Генри тряслись руки, когда он отвёл их от лица: потревоженные веки породили новый всплеск боли. На пальцах чувствовалась липкая влага. Исчезли. Его глаза исчезли. Матерь Божья. Он обшарил кровать в поисках повязки, нашёл её и попытался надеть обратно на голову до сих пор дрожащими руками. Он чувствовал две пустые впадины на собственном лице. Его затошнило. Голова пульсировала от боли. Повязка была слишком тугой: у него не получалось надеть её обратно.       Теперь он вспомнил. Позволив полоске ткани снова выпасть из пальцев, он прикрыл рот руками. Вспомнил, как очнулся, закутанный в тонкий покров, в необъятной боли, ползущей по всему телу, как безуспешно пытался отбиться от того, что на него напало, что бы это ни было. Затем ткань разошлась, и свет заполнил его глаза, и он смотрел вверх на этот свет, льющийся с высоты. Боль всё ещё не отступала, и он был покрыт кровью, и какая-то женщина взывала к Богу, а затем Уолтер Салливан схватил его за голову и засунул пальцы в глазницы и вырвал!!!       После этого он больше ничего не мог вспомнить. И вряд ли хотел.       Его глаза... Его глаза.       Он услышал как открывается дверь и тут же вскинул голову в сторону звука. И, хоть он и не мог видеть, в его голове - странно и пугающе - вспыхнула мимолётная картинка входящего в комнату Уолтера Салливана. Тот смотрел на Генри с этой своей пустой улыбкой. Почти так же быстро образ исчез. Генри вскочил на ноги, натыкаясь на стул возле стола, чуть не споткнулся об него, но сумел восстановить равновесие, обогнуть препятствие, и вернулся к окну. Он услышал шорох шагов, направляющихся в его сторону. Вытянул руку в поисках рабочего кресла, нащупав, схватил его обеими руками и отчаянно бросил в направлении мягкой поступи, но услышал только ворчание и грохнувший об пол стул. Генри ахнул, когда Уолтер внезапно оказался рядом, почти вплотную, и схватил уступавшего ему в росте мужчину за запястья, чтобы тот не мог удрать. Таунсенд поморщился: Уолтер был ещё более ужасающим теперь, когда Генри не мог его даже видеть.       - Не расстраивайся, - сказал Уолтер.       Генри не был уверен, должен ли отвечать, но несколько мгновений протекли в зловещей тишине. Наконец, слова Уолтера гулким эхом отразились в его и так уже звенящей голове. Не расстраиваться? Накатила вспышка гнева, и Генри забился в хватке мужчины:       - Ты, УБЛЮДОК! — прокричал он, пытаясь вырваться, но захват Уолтера был непоколебим. - Мои глаза, чёрт подери! Вы, чёртовы больные ублюдки! Какого хрена?!       - Ш-ш-ш, - сказал Уолтер, как будто пытаясь успокоить ребёнка, - Это было необходимо. Форма в своём прежнем виде не подходила для того, чтобы ты занял своё положение.       - Моё положение?! - закричал Генри, - Какое, к чертям, положение?!       - Это тебе объяснят позже, - ответил бестелесный голос.       Позже? Позже? В голове Генри промелькнула абсурдная мысль о том, что, вообще-то, очень грубо вырвать чьи-то глаза и даже не сказать, зачем это сделали.       - Да пошёл ты! - взорвался он, могучим рывком освободив одно из запястий и сразу же послав кулак туда, где предположительно должно было находиться лицо Уолтера. Догадка оказалась правильной — костяшки врезались в щёку. Но затем руку снова схватили, и Генри поморщился, ожидая ответного удара.       - Пожалуйста, не делай так, - попросил Уолтер. Его голос прозвучал лишь слегка раздражённо.       - Что... Что происходит? - потребовал Генри, внезапно ощущая себя разбитым и испуганным. И, мать вашу, слепым.       - Мать Миранда всё расскажет. Тебе надо успокоиться.       И гнев вернулся:       - Успокоиться?! Какого хрена ты подразумеваешь под спокойствием?! - прорычал Генри, - Господи Боже, да ты действительно чокнутый!       - Генри, остановись...       - О, хорошо! Да, я просто приму как должное весь бред вашего треклятого культа! Почему бы тебе, чёрт побери, в следующий раз не отрезать мой язык, а?! - Генри постепенно скатывался в истерику. После всего, что произошло, он был не в силах больше держаться, на него слишком многое свалилось. Слишком многое. - Ты не мог позволить мне просто сдохнуть, да? Этого было недостаточно! Ваша чёртова извращённая церемония ещё не окончена! Ты, чёртов ублюдок! Клянусь Богом, я убью себя, клянусь, я сделаю это, до того, как вы попытаетесь использовать меня снова, я, чёрт побери, перережу своё...       У него перехватило дыхание в горле, когда Уолтер внезапно обвил его руками и привлёк ближе к себе. Генри мог чувствовать дыхание убийцы у своего рта, пока тот говорил:       - Всё хорошо, - прошептал Уолтер в явной попытке успокоить. - Я здесь, чтобы заботиться о тебе.       Генри ничего не сказал. Его разум, однако, вопил о том, насколько сильно тон голоса и рука, игравшая с его волосами, были неправильными. Заботиться о нём? Какого чёрта это значит? Мать вашу, он же его убил!       - Что? - наконец тупо переспросил Генри.       - Я буду беречь и защищать тебя, - сказал Уолтер. Генри почувствовал, как к волосам прижался нос мужчины.       - ЧТО?! - только и смог он выпалить. Мозг наконец-то сумел приказать телу принять хоть какие-то меры, и Генри, уперевшись руками в грудь Уолтера, оттолкнул того, - О чём ты говоришь?!       Уолтер ничего не сказал, и Генри ощутил как в груди снова нарастает сильное чувство паники. Всё это не имело никакого смысла. Он должен был быть мёртв. Уолтер не должен быть... добрым с ним. И он не мог видеть. Он не мог, мать вашу, видеть.       Генри понятия не имел об этом, но Уолтер смотрел на него весьма взволнованно. Салливан упрекнул себя. Нельзя было действовать так прямолинейно. Миранда предупреждала его о том, насколько растерянным будет Генри, когда проснётся. И, судя по тому, как тот враждебно держался и тяжело дышал, возможно, сейчас лучше всего уйти.       - Я дам тебе время, чтобы подумать, - сказал Уолтер жутко спокойным голосом. - Я скоро вернусь.       Генри ничего не ответил. Он даже не двигался, пока не услышал, что дверь закрылась. И только после этого слегка расслабился и отошёл от окна. Он просто стоял посреди комнаты, точно не зная, что же делать. Не было сейчас никаких кровавых записок, которые вели бы его и давали подсказки. Вот дерьмо, да даже если бы и были, он бы их даже прочесть не смог, потому что у него больше нет глаз, их нет больше, и что ему теперь делать, но он должен успокоиться и подумать. Надо рассуждать рационально. Он не мог позволить себе раскисать. Один раз умереть и так уже было достаточно хреново. Господи, слышать крики Айлин...       Айлин...       Генри застонал и прикрыл рот рукой. О Боже. Айлин. Он не спас её. Он не был достаточно быстр. Она вошла прямо в этот резервуар с бурлящей кровью, прямо в чёртову «мясорубку», и он мог слышать как механизм разрывает её на части, и...       Стоп.       Надо остановиться. Остановиться и подумать.       Внезапно он осознал, во что одет: простая рубашка с длинными рукавами, похоже, хлопковая, и пижамные штаны из того же материала. Странная одежда только усилила его смятение. Сейчас он ничего так не хотел, как снова оказаться в своих собственных джинсах и в одной из простых футболок. И толстые белые носки и чёрные ботинки тоже бы не помешали, поскольку он отметил, что стоит босой.       Он задел ногой одну из подушечек, которая упала с его лица на ковёр. Генри снова слишком чётко осознал, насколько пустой ощущалась голова сквозь пульсирующую боль. Он нагнулся и схватил подушечку, а затем наугад обшарил ковёр в поисках её компаньонки. Она нашлась под кроватью. Повязка лежала на одеяле, и пришлось изрядно повозиться с узлом, пока тот не развязался. Запрокинув голову, Генри снова поместил подушечки на глаза и закрепил на лице повязку, чтобы они не спадали. Она не была такой же плотной, как раньше, но даже меньшее давление каким-то образом дарило некоторое успокоение.       И, Господи, сейчас ему именно это и требовалось.       Но об этом он думать не мог. Думать надо было о ситуации.       Он был мёртв. Это совершенно точно. Он помнил, что вернул Уолтера в смертную форму, когда проткнул копьями то... то существо. А потом просто нашпиговал его тело пулями из револьвера Ричарда. И Уолтер умер, рухнул на землю, протягивая руки в пустоту, и позвал свою мать, а потом испустил дух. Или так казалось Генри. Но в тот момент он казался вполне мёртвым. Но вокруг что-то всё ещё присутствовало, что-то злое и гнетущее, прямо как заражение призраками в его квартире. Оно...       Его кожа сама собой начала лопаться, образуя текущие ручейки крови. Как будто невидимые ножи пустились в пляс по телу. Охваченный болью и паникой, от резкой кровопотери он рухнул на каменный пол.       Он вспомнил, что, пока лежал, истекая кровью, успел увидеть как Уолтер зашевелился: сделал усилие и сел, и все его раны исчезли. Он посмотрел на Генри и увидел, что тот умирает, а потом просто улыбнулся и подполз ближе. Некоторое время разглядывал его, прежде чем пробормотать:       - Да, Мама, Последний Знак.       Уолтер достал нож из куртки и, когда Генри умер, вырезал числа у него на лице. Генри слишком поздно понял, для чего были нужны свечи. Он не собрал достаточное количество. Духи, собиравшиеся в его квартире, как он теперь понимал, были свидетельством растущих сил Святой Матери. Он не подавил её в необходимой мере. И когда её сын не преуспел, она взяла на себя завершение ритуала, использовав то немногое, что смогла накопить.       Очевидно, что его последние воспоминания о зрении (не стоит об этом задумываться подробней) были финальными мгновениями воскрешения. Так он предполагал. Он абсолютно точно чувствовал себя живым, а смерть по ощущениям не может походить на жизнь. Так ведь? Он мог видеть, он может слышать, различать запахи, вкус, и безусловно, осязать. Наверняка в смерти отсутствовало бы одно из или все чувства. Или же Она их как-то изменила бы. Или что-то вроде того. Господи, он понятия не имел, о чём говорил сам с собой. Насколько он знал, осознание смерти было бы как... как... Он не знал. С этим он ни к чему не придёт. И голова его просто убивала. И, подумав об этом, он почувствовал себя... странно.       Генри выругался на себя: ну, естественно он чувствовал себя странно. Его глаз больше не было, чёрт побери! Он никогда больше ничего не увидит! Ни свою мать, ни закат, никаких фотографий.       Он просто... Он просто не в состоянии сейчас думать. В этом не было смысла. Как он вообще может сделать что-то в этой ситуации, если не способен видеть?

***

      Прошло какое-то время — Генри показалось, что около часа — прежде чем Уолтер вернулся, а настроение Генри не улучшилось. У него случилась ещё одна вспышка видения входящего в комнату мужчины в голубом пальто, только в этот раз в руках у того оказались стакан и миска, через край которой был перекинут обрывок ткани. И, как и раньше, изображение померкло практически сразу. Это нервировало Генри, но он не стал задавать вопросов. Он выяснит всё самостоятельно.       Раздался тихий лязг, когда миску поставили на стол. Генри поднялся на ноги, напряженный и собранный с того самого момента как Салливан вернулся в комнату, но всё, что он догадался сделать, когда мужчина схватил его за запястье, так это отступить назад и попытаться вырваться. Но Уолтер не отпускал, правда, ничего больше и не предпринял. После нескольких мгновений бездействия Генри понял, что Уолтер проверяет его пульс. Он едва поборол желание спросить, зачем это, и просто стоял молча.       Уолтер одобрительно хмыкнул. Генри полагал, что должен порадоваться своему прекрасному сердечному ритму. Было бы неплохо порадоваться хоть чему-нибудь. Затем Уолтер разжал его ладонь и вложил туда что-то большое, холодное и цилиндрическое. Генри сомкнул пальцы вокруг стакана, но не сделал ни единого движения, чтобы поднести его ко рту.       - Пей, - подбодрил его Уолтер.       Генри этого не сделал. Кто его знает, что там за дрянь налита!       - Это вода, - заверил его Уолтер.       Ага. Конечно. Вода.       - Генри, - это явно было предупреждение. И когда Генри к нему не прислушался, Уолтер забрал стакан. Одна из его рук тут же оказалась у лица Генри, сжимая щеки, нажала на челюсть. Чтобы избежать боли, пришлось открыл рот, чем Уолтер тут же воспользовался, залив немного воды, пока слепой мужчина пытался освободить лицо обеими руками. Ничего не получилось, и, несколько раз подавившись, разбрызгивая текущую в рот жидкость, Генри наконец начал глотать то, что действительно на вкус походило на воду. Как раз в тот момент, когда Генри начал думать о том, насколько воздух необходим для выживания, Уолтер отпустил его, и поток воды остановился. Генри проглотил то, что ещё оставалось у него во рту и тут же согнулся пополам, откашливаясь на пол. Когда он снова выпрямился, Уолтер вернул стакан ему в руки:       - Пей.       Генри допил остатки, и Уолтер отставил стакан в сторону. Затем высокий мужчина вздохнул, и Таунсенд ощутил на лице рукав его куртки, смахивающий капли воды с подбородка, а потом и мокрые следы на переде рубашки. Это до жути напомнило Генри, как мать протирала ему лицо, когда он был ребенком; он поскорее отстранился.       Его внезапно схватили за плечи, вынуждая сесть на кровать. Генри издал звук протеста, который оборвался воплем, когда он почувствовал как пальцы Уолтера проскользнули под ткань на его голове.       - Отвали от меня! - наконец огрызнулся Генри, схватив руку Уолтера и отпихивая её прежде, чем повязку смогли бы снять.       Голос Уолтера остался бесстрастным:       - Я должен очистить твоё лицо, - объяснил он спокойно, снова потянувшись к марлевой повязке.       Генри замахнулся кулаком и, хоть и промахнулся, услышал, что Уолтер отступил назад.       - Я, чёрт подери, Богом клянусь, лучше отвали от меня к хренам собачьим!- прорычал он.       - Если не очистить, - сказал Уолтер, - начнётся инфекция.       - О, инфекция? - Генри рассмеялся. - Если ты так обеспокоен по поводу инфекции, может стоило, чёрт подери, оставить мои глаза там, где они были?!       - От инфекции станет только хуже.       - Хуже? - повторил Генри с горькой усмешкой. - Как это, чёрт возьми, может стать ещё хуже?       - Из-за инфекции боль будет сильнее. И она может привести к повреждению тканей, и нам придётся удалить что-нибудь ещё, - что-то в его тоне наводило на мысль, будто он декламирует по памяти. Генри понял, что во всех своих действиях Уолтер руководствовался чьими-то указаниями.       Несмотря на это, он точно не хотел, чтобы что-нибудь ещё вырывали из его тела. Сжав зубы, Генри позволил снять повязку. Лица коснулась прохлада, а затем лёгкое тепло, когда к коже осторожно прижали ткань. В полнейшей тишине Уолтер промывал кожу над щеками и веки над пустыми глазницами Генри. Достаточно сказать, что ощущения были неприятными. И болезненными. Должно быть, веки опухли, были в кровоподтёках. Генри напряженно сидел на кровати, сжимая в руках одеяло.       Начнётся инфекция, да? Тогда он не может быть мёртв. Значит, он жив, верно?       Но... он чувствовал себя странно. Это не имело ничего общего с его бесповоротной слепотой. Это было что-то другое. Не хватало чего-то ещё.       - Готово, - сказал Уолтер почти что счастливо.       Генри ожидал, что повязку заменят, но услышал как Уолтер уходит.       - П-подожди! - выпалил он.       - М?       - Разве ты не собираешься... забинтовать мне голову снова или что-нибудь вроде того?       - Ты этого хочешь?       Без ощущения мягкости напротив того места, где когда-то были его глаза, он чувствовал себя болезненно уязвимым. Но просить о чём-то Уолтера всё ещё казалось странным.       -...Да.       Прошёл ещё момент, а затем голову Генри отклонили назад, и разместили подушечки над глазницами. Поверх них осторожно легла полоса ткани, а потом он почувствовал по обеим сторонам своей головы руки Уолтера, когда тот связывал концы повязки, чтобы она держалась так же крепко, как раньше. Узел был затянут на затылке.       - Хорошо, - мягко сказал Уолтер.       Генри чуть по привычке не ответил «Спасибо», но быстро вспомнил, в какой ситуации находится, и только хмыкнул. А потом тихо охнул от неожиданности, когда Уолтер взял его за подбородок и заставил поднять голову. Сначала он предположил, что мужчина просто проверял, правильно ли лежит повязка, но мгновения текли одно за другим, а он всё не отпускал.       - Что? - наконец сказал Генри, освобождаясь из его лёгкого захвата. - А? - второе слово раздалось, когда он почувствовал и услышал как Уолтер двинулся навстречу. Потрясение же лишило его вообще всех слов, когда он ощутил мазнувшие по лицу длинные волосы и губы, прижавшиеся к щеке. Затем ощущение чужого присутствия исчезло, и он услышал удаляющиеся к двери шаги.       - Завтра начнутся твои уроки, - сказал Уолтер сквозь звук открывающейся двери.       - Что...Я... - Генри внезапно вскочил на ноги и, пошатываясь, направился через всю комнату к двери. - А ну-ка погоди, чёрт побери! - рявкнул он, прежде чем метко врезаться в мужчину, за которым последовал. Уолтер схватил его за руку, не дав уступающему в росте мужчине упасть, но как только равновесие было восстановлено, Генри выдернул её.       - Прежде всего, - начал он, потрясая пальцем в направлении, как он надеялся, лица Уолтера, - не... НИКОГДА... больше этого не делай!       - Не делать что?       Генри замер на полуслове, приоткрыв рот от такого ответа, но быстро оправился и выпалил:       - Ты знаешь, что!       - Я всего лишь показывал свою привязанность.       Это были не те слова, которые Генри хотел бы услышать.       - Мне не нужна твоя чёртова привязанность! - заорал он. Острая боль в черепе усилилась из-за крика, и он прижал к голове руки.       - Я попрошу завтра у Матери Миранды что-нибудь от твоей мигрени.       - Миранда? - повторил Генри, ради блага своего мозга сохраняя голос тихим.       - Она Верховная Жрица «Ордена», - Уолтер тоже понизил голос. - Она объяснит тебе всё.       - О, как мило с её стороны, - саркастично пробормотал Генри. Миранда... Должно быть, это она велела Уолтеру заботиться о нём. По представлению Генри, из всех людей на свете Уолтер в последнюю очередь подходил на роль человека, способствующего чьему бы то ни было выздоровлению.       - Пожалуйста, отдохни. Я буду здесь, если тебе что-нибудь потребуется. Спокойной ночи, Генри, - и дверь закрылась.       Была ночь? Знать, какое сейчас время, оказалось приятно. И хоть он и бодрствовал довольно недолго, Генри осознал, что снова устал. Может причиной этому послужило, ну... возвращение из мёртвых. А может быть то, сколько он орал. Генри вспомнил обо всём, что кричал Уолтеру. Он не привык злиться. Конечно, его ведь никогда раньше не преследовали как жертву культа, а потом не воскрешали, чёрт его знает, для каких целей. Господи, как же он устал.       Но последнее, что он хотел бы сделать, так это пойти спать.       «Буду здесь, если что-нибудь потребуется», да? Что ему потребуется, так это... алкоголь. Много, много алкоголя. Он подумал о той последней бутылке белого вина, разбитой об голову какой-то нежити. Сейчас он не мог вспомнить, какой именно, но что за напрасная трата.       Таким образом, всё, что он знал, так это что был жив, и культ Сайлент Хилла - «Орден» - имел на него какие-то планы. То есть, он до сих пор был по уши в дерьме, точно так же, как и до смерти. И всё, что он мог сделать — ждать, чтобы узнать, что эта Миранда должна ему сказать, потому что он точно никуда, мать вашу, не идёт, по крайней мере не сейчас.       Генри забрался обратно в постель. Он больше часа лежал не двигаясь и отчаянно пытаясь не думать, прежде чем сон наконец-то его сморил. Ему снилась успокаивающая красная комната и руки, утешительно обнимающие его. И низкий женский голос, напевающий на ухо: «Мой Взыскующий Мудрости».