Слово на "О" (The 'F' Word)

Падме не могла отвести взгляд от мужа и их молодого гостя. Ей не нужна была Сила, чтобы знать, что что-то произошло. Они были до странности замкнуты и погружены в самих себя. Между ними не было разногласий, как раз наоборот. Они казались настолько созвучными друг к другу, что их взгляды, выражение их лиц были зеркальным отражением. «Так похожи. Словно братья», — подумала она в сотый раз. Падме могла только догадываться о том, что произошло сегодня, но она знала, что что-то глубоко резонирует между ними. Единство, гармония сердца и души, что было страшно смотреть. Они были потеряны в своих собственных мирах, и все же она чувствовала - словно пуповина была натянута между ними, держащая их вместе несмотря ни на что. Или возможно из-за этого. Она инстинктивно провела рукой по животу в ласкающем жесте. По какой-то причине ребенок вел себя неспокойно в присутствии Люка. Возможно, это было связано с тем, что юный джедай не принадлежал этому времени, и ребенок это чувствовал и реагировал на него. Все же это дитя Энакина Скайуокера. И именно в этот момент взгляды ее и Люка пересеклись, и самая горькая и печальная улыбка искривила его губы. Ее сердце пропустило удар от чувства обескураженности и тревожащего ощущения дежавю. «Я знаю этого юношу. Я должна знать его! — кричал ее разум. — И я - дура, идиотка не узнаю его! Почему?! Это безумие!». Как будто в ответ на ее мысленный крик сильная рука обняла ее. Она узнала бы это прикосновение везде. В любом месте. В жизни и в смерти. Она повернула голову, вглядываясь в эти глубокие глаза и видя в них то же смятение и отчаяние, но не знание. После обеда они сидели в гостиной и наслаждались беззаботной беседой, но Падме могла сказать наверняка - что Энакин, что Люк мысленно пребывали в другом месте. Она покачала головой и опустила взгляд. Она видела Энакина в таком состоянии один или два раза до этого, но вид Люка снова открыл ей глаза на то, что быть Джедаем - это предназначение. Они могли ощущать и чувствовать вещи вне ее досягаемости и вне ее понимания. Это делало их отличными от других и более уязвимыми. Она призывала мужа поговорить с Оби-Ваном о вещах, которые он не мог с ней обсуждать из-за ее явного непонимания этого вопроса, но в большинстве случаев Энакин отказывался. Она знала, что это не их тайна сдерживала Энакина. Даже среди джедаев Энакин отличался. И независимо от того, что он искал, в чем нуждался, ни она, ни его товарищи джедаи не могли ему этого дать. Ребенок больно толкнулся и, сделав глубокий вдох, она снова положила руку на живот, слегка его поглаживая. «Я знаю, что ты дашь своему отцу все, в чем он нуждается. Он так глубоко погрузился в себя, оставшись наедине со своими мыслями и страхами…» — говорила она мысленно ребенку. — «У него, наконец, будет тот, с кем он сможет поговорить. Тот, кто действительно поймет его, как…» Она автоматически посмотрела на Люка, и ее сердце на секунду замерло. "… как и он", — какая-то часть ее закончила мысль. И Падме знала, что ей нужно делать. Она медленно поднялась и поставила пустой бокал на овальный столик. Люк и Энакин быстро последовали ее примеру. — Все в порядке? — Энакин стоял перед нею, готовый защищать. Она чувствовало его беспокойство как темный оттенок предчувствия. — Да, — улыбнулась она. — Но я хочу ненадолго прилечь. — Тогда… Падме приложила пальцы к его губам, заставляя замолчать. Она встала на цыпочки и с любовью поцеловала его в щеку, пряча лицо от смущенного взгляда Люка, который уже уважительно отвернулся, давая им секунды уединения. — Поговори с ним, — прошептала она ему на ухо. — Он может помочь тебе, — она посмотрела ему в глаза и снова мягко улыбнулась. Что-то промелькнула в глазах Энакина, и, кивнув в согласии, он притянул ее ближе к себе, жарко целуя. — Я люблю тебя, — выдохнул он ей в губы. Когда они отстранились друг от друга, Энакин нежно прижал руку к животу Падме: — Я люблю вас обоих, — обратился он к своему ребенку в словах и мыслях. Люк отвернулся, закрыв глаза и кусая губы. «Я знаю, отец. Я знаю!" — ответил он всем сердцем. Он почувствовал, как его мать подошла к нему, и повернулся, с трудом растянув губы в дрожащей улыбке. Падме протянула ему руку, и он, в благоговении взяв ее в свою, склонился и поцеловал тыльную сторону ее ладони. — Приятного отдыха, — пожелал он с толикой сожаления, наклоняя голову набок. Она кивнула, награждая его изучающим взглядом. И вдруг, преисполненная нежности, импульсивно наклонилась вперед и поцеловала его в щеку. Люк сморгнул слезы, молясь, чтобы мама не заметила. Молодые люди смотрели вслед Падме, пока она не скрылась из вида, и только тогда Люк подошел к панорамному окну, уставившись неподвижным взглядом на сотни спидеров, мчащихся в идеальных линиях как илезийские стрекозы. Энакин присоединился к нему. — Иногда она не слишком тактична, — смущенно улыбнулся он, находясь в некотором замешательстве. — Особенно для сенатора, — прокомментировал Люк с нежностью. Энакин, посмеиваясь про себя, вспомнил несколько случаев, когда его жена менее всего следовала поведению сенатора. — Тем не менее, я уверен, что это одна из причин, почему ты ее любишь, — осмелился сказать Люк, зная, что прав. После недолго молчания, Энакин все же ответил: — Она все для меня. Все. Люк прикрыл глаза. Больно. О, Сила, как же больно! Он пытался сдержать дрожь, когда теплая рука опустилась ему на плечо. — Я благодарен Силе, за то, что ты здесь. Ты не представляешь, как сильно я тосковал по… другу. Другому форсюзеру, с которым я мог бы поговорить обо всех своих сомнениях и вопросах, о секретах, которыми я никогда не мог ни с кем поделиться, даже со своим мастером, — Энакин смиренно вздохнул. — И пусть только на несколько дней — когда я больше всего в этом нуждался — я получил то, что хотел. Это даст мне сил, для того, что я должен сделать… что должно быть сделано. У Люка кровь застыла в жилах. — И что это значит? — спросил он обманчиво нейтральным тоном. — Все, что требуется, — был леденящий душу ответ. — Я не потеряю ее. И в этот момент Люка посетила ужасающая мысль. Может ли его присутствие быть катализатором для падения отца? Временные парадоксы и их последствия могут быть ошеломляющими, чтобы даже начать задумываться о них. Он так старался быть осторожным! Он медитировал снова и снова и ни разу не получал даже малейшего намека, что такое может случиться. Но он не мог знать наверняка. Он был уверен, что попал в прошлое по значительной причине, которую Сила откроет ему со временем. А до тех пор, что он должен был делать? — Позволь мне сказать тебе кое-что, — его собственный голос, произносящий слова застал его врасплох, но он не остановился и продолжил. — Несколько месяцев назад у меня было видение, что мои друзья попали… в плен, — он скрипнул зубами, восстанавливая в памяти те ужасные события. — Их пытали, и я чувствовал их боль. Я должен был идти к ним, — он опустил взгляд и шагнул вперед, чувствуя, как рука Энакина соскользнула с его плеча. — Мой учитель посоветовал мне завершить обучение, но я не послушал. Я боялся, что они погибнут, а я ничего не смогу с этим поделать. Я должен был помочь им! — он оглянулся на Энакина, нуждаясь в каком-то прощении и понимании его нетерпения и безрассудства, которое так много стоило ему. И Энакин решительно кивнул в молчаливой поддержке. — Так, я бросил свое обучение и помчался к ним на выручку. И знаешь, что случилось? — в его глазах плескалось отвращение к себе. — Им удалось выбраться самостоятельно. Они даже вернулись, чтобы спасти меня. Мои действия ничего не изменили. Я потерял руку, чуть не потерял себя и свой рассудок, и я ничего не добился, — он резко отвернулся сердито вытирая повлажневшие глаза. — То есть, ты хочешь сказать, что я должен сидеть, сложа руки, и ничего не делать, чтобы спасти Падме? — в голосе Энакина слились возмущение и тревога. Люк обернулся и посмотрел на Энакина тоскливо-горьким взглядом, которого молодой джедай никогда не видел прежде. — Все, что я хочу сказать — мы должны учиться контролировать наши страсти, потому что невозможно связно думать, когда мы находимся в их власти. Броситься на помощь друзьям было самой большой ошибкой в моей жизни, и я заплатил за нее, — черты его лица неожиданно ожесточились. — Но поверь мне, все могло быть гораздо хуже. Темный взгляд в красивых голубых глазах заставил Энакина отшатнуться, перед его мысленным взором предстал образ Лорда Ситхов в устрашающей маске. Энакин широко распахнул глаза, когда осознал всю ту опасность, с которой столкнулся Люк в тот день. Этот монстр держал жизнь его друга в своих руках в буквальном смысле. Не только жизнь, но и душу. Нет, это было невозможно! Как бы ни был велик соблазн, Люк никогда не падет! Чуть раньше он сказал, что его молодой друг находится вне самых темных оттенков человеческих эмоций, и он твердо в это верил. Люк и он были так похожи во многих вещах… но это была одна из сторон их личности, где они были совершенно разные. Трудно было признать, но Люк был внутренне чище и лучше, чем он. Даже вися на краю пропасти, Люк нашел в себе силы и мужество отступить и сделать все правильно. Он мог сказать то же самое о себе? Полностью обескураженный, он отошел и прислонился к оконной раме. — Тогда, в чем смысл наших видений? — спросил он подавленно. Люк с горечью кивнул. Этот вопрос он задавал себе бесчисленное количество раз. — Может быть… — задумчиво протянул он, — …может, они действуют как напоминание о том, что, несмотря на наши способности и Силу, мы ничем не лучше других. Сила дает нам преимущество, но это не делает нас всесильными. Мы также несовершенны и нам свойственно ошибаться, и мы должны учиться мудро использовать наш дар из-за большой ответственности, что мы несем. Энакин резко повернулся к нему. — В таком случае у наших видений действительно есть цель! Мы должны найти эту мудрость внутри себя и… — Простите, — спешность в голосе Падме положила конец их разговору. — Что случилось? — серьезно спросил Энакин, стремительно подойдя к жене. — Я только что получила сообщение от Канцлера. Он искал тебя, — ее взгляд был острым и нетерпеливым. — Он хочет немедленно встретиться с тобой. Люка бросило в холодный пот. Ядовитая тень, которую ему удавалась держать на расстоянии, прорвала его щиты, полная решимости завладеть отцом, завершить соблазнение, создаваемое годами и приближающееся к завершению. Внутренности скрутило узлом, и он сел на диван так спокойно, как мог, сопротивляясь накатывающим волнам тошноты. Не обратив на него внимания, Энакин спросил: — Где? — Он в Галактической Опере, — ответила Падме. — Ждет тебя в своей ложе. Взволнованность Энакина была очевидна. — Это должно быть действительно что-то важное, если он хочет увидеть меня в столь поздний час. Надеюсь, что для разнообразия это хорошие новости, — он повернулся к Люку. — Пожалуйста, позаботься о ней. Я вернусь, как только смогу, — и, коснувшись поцелуем лба Падме, стремительно ушел. Падме проводила мужа взглядом, задумчиво прикусив губу и тихо вздохнув, повернулась к их гостю, мгновенно заметив нездоровую бледность лица и сгорбленную позу. — Люк! — воскликнула она, торопливо присаживаясь рядом с ним. Она коснулась ладонью его щеки и вздрогнула, почувствовав, как холодна была его кожа. — Что случилось? Тебе плохо? С трудом взяв себя в руки, Люк поднял взгляд на мать и вымученно улыбнулся. — Думаю, мне стоит ненадолго прилечь, — прошептал он, иронично вскинув бровь. Падме поднялась. — Я пойду с тобой, — непреклонно заявила она. — Пожалуйста, не нужно, — попросил Люк. — Я справлюсь. Падме пристально и немного раздраженно посмотрела на него. — Послушай, мне наплевать на изменение истории, пространственно-временного континуума и всего прочего, что с этим связано. Я собираюсь вызвать врача, — твердо сказала она. — Ты нездоров с тех пор, как сюда попал и… — она замолчала на полуслове, понимая, что подразумевали ее слова. Люк кивнул, подтверждая ее ошибочное предположение. — Никакой врач здесь ничего не сможет сделать, — мягко сказал он ей. — Именно в том, что я здесь, причина моего состояния, — он покачал головой не в силах смириться с тем, что в некотором смысле его слова были абсолютной правдой. Он виновато посмотрел на нее, — я сожалею, что не могу позаботиться о вас как он меня просил… — Не глупи. Я беременна, а не больна, — Падме успокаивающе сжала его ледяные пальцы. — Но если тебе не станет лучше, ты должен дать мне знать. Договорились? — Договорились, — согласился Люк, чувствуя, как в груди все скручиваются в тугой узел. Сила, он не может вынести это. Не может! С огромным усилием, Люк заставил себя отпустить маленькую ладонь, через которую он чувствовал внутреннюю силу и заботу. «Мама! Что мне отдать, чтобы почувствовать твое прикосновение еще раз!» Полностью сосредоточившись на коротком путешествии в гостевую комнату, Люк без сил рухнул на кровать. Он скинул обувь и, отвернувшись от двери, уткнулся носом в подушку, радуясь темноте. Это было так близко! Охотясь на него, на нее, упиваясь последними часами Республики, так уверена в себе и своей победе… сгустившаяся пелена тьмы, в которой все гибнет. Он чувствовал, что она вытягивает его жизненную силу каплю за каплей. Он должен уйти отсюда, прежде чем она поглотит его полностью. То, что начиналось как оправдание, оказалось смертельной реальностью. Сама его жизнь была в опасности. Он больше ничего не мог сделать. Он узнал все, что ему нужно было знать. Настало время для него, чтобы вернуться домой и исполнить свою судьбу. Его до этого твердая решимость спасти отца еще больше укрепилась после знакомства с Энакином Скайуокером. Далеко не идеальным человеком с множеством недостатков, но и с неизмеримой способностью к любви и состраданию. Он хотел разжечь свет, что все еще теплился в сердце отца. Он выполнит обещание, данное Бену перед отлетом с Дагоба. Он никогда не откажется от борьбы за душу этого человека. Звук открывающейся двери вывел его из размышлений. Тихие шаги приблизились к кровати. Мама! — Как ты себя чувствуешь? — прикоснувшись ладонью к его щеке, мягко спросила Падме. — Мне лучше. — Испарина прошла, слава небесам, — кивнула сама себе Падме, вздохнув с облегчением. Нагнувшись, она подхватила покрывало в ногах кровати и укрыла им Люка. — Если тебе опять станет плохо, просто позови меня, — она скользнула пальцами по его волосам в материнском жесте. — Тебе тоже нужно отдохнуть, — напомнил ей Люк, с трудом проглотив ком в горле. — Кто о ком здесь заботится? — мягко упрекнула его Падме. Не было никакого объяснения, почему Люк вызывал у нее такие эмоции. Такое яростное чувство защищать! — Теперь спи. Утром все будет лучше, — успокоила она его, будто он был маленьким ребенком. — Спокойной ночи, — прошептал Люк, буквально впитывая в себя угасающее ощущение ласкового прикосновения матери. — Спасибо, — одинокая слеза скатилась по его лицу и упала на подушку. — Спокойной ночи, Люк, — тихо попрощалась Падме. И в последний раз мягко коснувшись его лба, она удалилась также бесшумно, как и пришла. Юный джедай, прикусил кулак, заглушая стон и проклиная свою беспомощность. Слезы лились непрерывными ручейками, пока он, утомленный, не задремал. *** — Энакин, ты знаешь, что я не могу полагаться на Совет Джедаев. Если они еще не посвятили тебя в свой заговор, то скоро это случится. — Я не уверен, что понимаю. — Ты должен понимать, что мне приходится подозревать. Совет Джедаев хочет контролировать Республику. Они планирует предать меня. — Я не думаю, что… — Энакин, прислушайся к своим чувствам. Ты «знаешь», не так ли? — Я знаю, что они не доверяют вам. — Или Сенату, или Республике, или Демократии, если уж так. — Я должен признать, что мое доверие к ним было подорвано. — Почему? Они попросили тебя сделать что-то, что заставило чувствовать себя бесчестным, не так ли? Они попросили тебя шпионить за мной, так? — Я не… Я не знаю, что сказать. — Вспомни начало своего обучения. Все, кто добился власти, боятся ее утратить, даже Джедаи. — Джедаи используют свою силу во благо. — Хорошая точка зрения, Энакин. Ситхи и джедаи одинаковы почти во всех отношениях. В том числе в их стремлении к еще большей силе. — Ситхи полагаются на страсть для силы. Они заботятся только о себе. — А джедаи нет? — Джедаи бескорыстны, они заботятся только о других. — Ты когда-нибудь слышал о трагедии Дарта Плэгаса Мудрого? — Нет. — Как я и думал. Это не то, что бы джедаи рассказали тебе. Это легенда Ситхов. Дарт Плэгас был темным владыкой ситхов. Столь могущественный и мудрый, что он мог использовать Силу для воздействия на мидихлорианы, чтобы создать жизнь. У него были настолько глубокие познания о темной стороне, что он мог спасать тех, кто ему дорог от смерти. *** — НЕТ! Люк вскочил с постели, больной и дрожащий, как никогда до этого. Он бесцельно метался по комнате, заламывая руки и почти задыхаясь. Наконец он остановился и уперся головой в стену, прикладываясь об нее лбом. Снова и снова. Монстр! Коварный, вероломный, лживый монстр! Откуда он мог знать? Как он узнал? Но эти вопросы, как оказалось, теперь не имеют значения. Единственное, что важно — это тщательная, безупречная ловушка, которую Палпатин создал для отца. Он обнаружил и пестовал слабые места Энакина все эти годы, и теперь собирал семена, которые терпеливо и старательно сеял. Он убедился в том, что отец будет подозревать весь Совет Джедаев, даже Оби-Вана. Он успешно сжигал все мосты, чтобы у Энакина не осталось того, кому бы он мог доверять. Он использовал в собственных интересах сомнительные манипуляции Совета в попытках обойти его полномочия, чтобы выглядеть загнанным в угол — безупречная партия. И сейчас он нанес последний удар, который поставит клеймо на судьбе отца. Он представил темную сторону как единственную надежду Энакина на спасение любимой жены. Это было невероятно. Это был совершенный в своей простоте план, по которому играл канцлер ими всеми, как бестолковыми фигурами, у которых никогда не было и шанса. Ощущая неприятную дрожь от окружающей его темноты, Люк стремился к открытому пространству, где бы он мог свободно вздохнуть. Дверь с тихим шипением открылась, и он вышел в коридор, ведущий в гостиную. Но он не почувствовал себя лучше. Темнота окружала все. Он не мог унять дрожь и озноб. Неестественный страх пронизывал его до самого естества. Совершенно измученный, он остановился перед панорамными окнами, открывающими вид на планету-город, горизонт которого, казалось, простирался в вечность Этого было недостаточно. Ему было нужно больше пространства, чтобы двигаться, ходить, дышать. Он сделал маленький шаг вперед, и прозрачная преграда раздвинулась в стороны, будто приглашая его на полукруглый балкон. Он вышел и оглянулся, любуясь насыщенной жизнью этого мира даже ночью. Он чувствовал себя таким маленьким, таким ничтожным! Вот он, путешественник во времени, смиренный ученик джедая, совершивший неслыханный подвиг, зная, что он мог лишь в отчаянии наблюдать за происходящими событиями. Не было никакой надежды. Никакой надежды ни для отца, ни для матери, ни для миллионов тех, кто умрет в следующие десятилетия. Сила не предложила ни утешения, ни ответа, ни даже малейшего намека на то, чего он не должен делать. — О, ты еще не спишь! Люк застыл потрясенный. Возвращение отца прошло мимо него. Он был так растерян, что связь с Силой была ослаблена. Было страшно осознавать, до какой степени страх может заглушить его чувства и потерять связь с окружающей его реальностью. И в неожиданном озарении пришло понимание, что в таком душевном раздрае отец жил с тех пор, как увидел сон об умирающей в родах Падме. Неосознанно он отгораживался от своих чувств и ощущений, что облегчало Палпатину плести свою лживую сеть. Энакин встал рядом с ним, сразу расслабляясь в присутствии Люка. — У меня хорошие новости. — В самом деле? — с иронией спросил Люк. — Да. Кто бы мог подумать, а? — улыбнулся Энакин скептицизму Люка. — Разведка клонов обнаружили местоположение генерала Гривуса в системе Утапау. Мы совершили огромный шаг к тому, чтобы положить конец этой войне. «Еще одна пешка Палпатина, которой тот пожертвует, чтобы заполучить главный приз», - обреченно подумал Люк. — Возьмешь на себя эту задачу? — спросил он. — Канцлер считает меня лучшим выбором для выполнения этого задания, и я был бы рад отправиться за этим монстром лично, — сказал Энакин. — Но не думаю, что Совет одобрит. Они, наверное, пошлют Оби-Вана. И только в этот раз я с ними согласен. Я предпочел бы остаться здесь, пока… — он тяжело выдохнул. Люк напрягся и невольно закрылся от внешнего мира. Он не хотел так поступать, но он ничего не мог поделать. Энакин взглянул на него, чувствуя, что Люк отгородился. От него. — Что такое? — спросил он обеспокоено. Закрытость Люка причиняла боль. Люк повернулся к нему вполоборота. — Могу ли я задать тебе вопрос? Э…неприятный? — его голос был полон горечи. — Да, — кивнул Энакин. — Твое видение о м-Падме, — неуклюже начал Люк, — ты действительно видел, как она умирает? Видимая волна дрожи прошла по телу Энакина, от облечения в слова его худшего кошмара. Он закрыл глаза, пытаясь спрятаться от образов, тут же захвативших его. — Я вижу, как она плачет от боли. Она умоляет меня помочь, и я чувствую, как ее жизненная сила уходит, — он тряхнул головой, желая избавиться от видений, неотступно преследующих его днем и ночью. Люк кивнул себе. — Зачем? — хрипло выдавил Энакин. — Я… — Люк тихо вздохнул. — Я просто вспомнил, как это было с моим видением. — Ты чувствовал боль своих друзей и думал, что они умрут. Но этого не случилось, — сказал Энакин. Люк в подтверждении склонил голову. На миг у Энакина возникли сомнения. — Но то, что так было в твоем видении, не значит, что тоже самое будет с моим, — возразил он. — Я должен знать наверняка и сделаю все, что в моих силах, чтобы оно не сбылось. Люк прикрыл глаза. Бороться против Судьбы было похоже на попытку остановить прилив. Бессмысленно. Не имеет значения умрет ли его мать во время родов или нет. Страх Энакина и его действия в ответ на него - вот, что поставит печать на судьбе каждого. «Возможно ли, научиться этой силе?» «Не у джедая». — И я, возможно, нашел путь. Единственную альтернативу. Даже голос отца потемнел, заметил Люк, вздрогнув. Неуверенно, как ребенок, заглядывающий под кровать, зная, что там прячется монстр, который хочет его съесть, Люк открыл свои чувства. От отца так и разило Темной Стороной. Она кружила вокруг него словно зловонный призрак. Соблазнительная, дразнящая, манящая, как чувственная любовница. Дверь в душу Энакина была открыта, и уже невозможно было отвернуться от предложенных ей обещаний. И в этот момент что-то в душе Люка погасло. Его последняя надежда. — Я… Если ты меня извинишь, я пойду спать. Я очень устал, — пролепетал он. — Спокойной ночи, — он опустил голову и повернулся, чтобы уйти. — Подожди! — воскликнул Энакин, чувствуя как будто внутри него что-то ломается при виде уходящего Люка, и схватил его за запястье. Люк остановился, подняв на него взгляд. «Сила, словно я вижу отражение своей собственной души». Дух Энакина дрогнул в мгновение самосознания, которое он не мог объяснить. — Я-я сделал что-то, что причинило тебе боль, и я… Я не… — опустил глаза Энакин. В тусклом свете он мог разглядеть поврежденную синтетическую кожу на тыльной стороне ладони, что он держал. В груди что-то сжалось от безжалостной, мучительной боли. Он мягко поглаживал кончиками пальцев поврежденный участок снова и снова в тщетной попытке исцелить. Храбрая и нежная душа, у которой никогда не будет шанса цвести и процветать, как это было задумано! Принявшая удар миллиона сил, которые превратят ее в жалкую, безумную, мерзкую насмешку над красотой, какой она всегда должна была быть. Люк не смог бы остановить себя, даже если бы от этого зависела его жизнь. Он обхватил свободной рукой затылок Энакина и притянул к себе. — Принадлежность к Темной Стороне не обязательно предполагает убийство мужчин, женщин и детей. Это происходит, когда тебя больше это не волнует, — прошептал он отцу, не в силах остановить слезы огромной любви к нему, что текли по его щекам бесконечным потоком. Закрыв глаза, он торопливо запечатлел на лбу отца поцелуй прощения, прежде чем отступить и стремительно броситься в свою спальню. *** Энакин ошеломленно замер, глядя вслед Люку. Он не мог поверить в случившееся. Он не мог объяснить это, не мог понять, но боль… О, боль в его сердце! Он чувствовал, будто его пронзили самым прекрасным клинком. Было больно дышать, больно думать, больно существовать! Он повернулся и облокотился о перила, чтобы не упасть. Он смотрел на здания вдалеке, на спидеры, на мир и не видел их. Вскоре он почувствовал влагу на щеках. Он закрыл глаза. Боль. Была только боль для него. Внутри и снаружи. Даже Люк, казалось, запятнан ею. Что случилось с этим миром, что за безумие, загрязняющее все? Он, казалось, нес его глубоко внутри, пачкая все, до чего дотрагивался. Он был разбит, растерян и так устал. Только Люк, казалось, приносил частицу здравого смысла, покоя и света. И теперь было похоже, что его друг терял это тоже. Падал духом, терял веру в себя и… в него. Сила, выражение этих глаз! На секунду он даже почувствовал, что… что Люк знал… знал про путь, что открыл рассказ канцлера… шанс. Может быть, его единственный шанс. Его последние слова были… Да, Люк знал… Так или иначе. Он, почти казалось, знал, что лежит по ту сторону завесы… и в глубине его сердца. И эта горечь…эта бесконечная печаль. Столь мужественный и столь отчаявшийся… И горький поцелуй на лбу…как будто освобождающий его… но от чего? С силой вцепившись пальцами в перила, Энакин решил, что пора перестать сдерживаться. Появление Люка в этот момент, в самый важный момент его жизни…должна быть причина для этого. Он запретил себе задавать любые вопросы, даже думать о них. Если Люк пришел из будущего — и он полагал, что это так и есть — то последствия вмешательства в прошлое могут быть катастрофическими. Он понимал скрытность Люка больше, чем кто-либо. Но уже той первой ночью, точнее, в тот самый момент, когда он взглянул на молодого джедая, он почувствовал это. Связь, уверенность в том, что их что-то связывало, во времени и пространстве, вне жизни и смерти. Духовная связь, чувствовавшаяся живой. Ближе, чем плоть и кости. Возможно, Люк и он знают друг друга…в будущем? А как насчет других людей и событий, что он избегал обсуждать? Был ли его страх изменить историю единственной причиной такой уклончивости и осторожности? Сильная дрожь прокатилась по его позвоночнику. Его инстинкты говорили ему, что он что-то упускает. И эти инстинкты вели его к почти забытой информации, которая избежала его внимания в тот вечер. Чему-то важному. Ему нужны ответы, только для знания правды. И если пресловутая суетливость Трипио не дала осечку на этот раз, то у него была идея с чего начать.