***
Я никогда не отличалась особой фантазией, несмотря на любовь к искусству и рисованию, в частности. Вот и сейчас моего воображения хватает лишь на то, чтобы подсыпать неуравновешенному слабительное. Сумеречный охотник со слабым желудком — звучит весело. Классика, но эффективно и не менее унизительно, а самое главное, вполне осуществимо, так как вряд ли он заподозрит. Жаль, не увижу его лицо, когда он поймёт, кто наградил его таким подарком. Я дожидаюсь ужина, когда замученные, уставшие Эрондейл и Лайтвуд придут с очередной охоты и сметут со стола всё без разбора: съедобна пища или приготовлена мною. Напросившись к Изабель в помощники, я незаметно растворяю в гранатовом соке Джейса нужную таблетку… то есть нужные таблетки. Это я вначале думала, что хватит одной, однако вспомнив злосчастный галдёж и чуть ли не оглушающие овации в мужской раздевалке, лихорадочно высыпаю пол упаковки, из-за чего даже алый цвет напитка теряет свою насыщенность. Размешав слабительно вилкой, наливаю в другой стакан апельсиновый сок, чтобы, Ангел сохрани, не спутать с отравой Эрондейла, и ставлю возле места, где обычно располагается Алек. Из коридора доносится пара мужских голосов. Вернулись. Удовлетворённо потирая ладони, я усаживаюсь на своё место, причмокивая уже второй стакан апельсинового сока, который, не судя Лайтвуда, обожаю. Довольный Эрондейл грациозно опускается на своё место, потянувшись к соку. Моё сердце пропускает удар. — Это гранатовый? — я удовлетворённо киваю, пока психически нездоровый придирчиво осматривает напиток, вращая стакан. На кухне появляется Алек. — О, я так хочу пить, — с этими словами он выхватывает стакан у своего парабатая и в несколько глотков осушает содержимое. Всё произошло настолько быстро, что я не только не успела бы забрать напиток, но и не смогла бы вставить слово. Сердце вновь пропускает удар. Я гляжу на Алека и будто в замедленной съёмке вижу, как он возвращает уже пустой стакан Джейсу, иронично хлопнув того по плечу. Я лихорадочно трясу головой и жду раскрытия моего обмана. Кажется, прямо в следующую секунду у Алека должно скрутить живот или его должно вырвать, однако он с невозмутимым видом снова обращается к Эрондейлу: — Да брось, Джейс, это был гранатовый, ты же ненавидишь его. Лучше возьми апельсиновый, — Лайтвуд садится на своё место (хоть с чем-то я не прогадала) и через стол протягивает стакан, который я недавно поставила рядом с ним. И тут меня осеняет: я просто-напросто всё перепутала, апельсиновый сок любит Джейс. Он как-то шепнул мне что-то вроде: «Видишь, рыжая, как мы похожи. Даже сок любим один и тот же, это определённо любовь». Тем временем Иззи уже раскладывает готовый ужин по тарелкам. Я, закусив нижнюю губу, ёрзаю на стуле, пытаясь найти более-менее удобную позу, что никак не выходит. Эрондейл улыбается, как кретин, Алек же напротив, сидит с серьёзным выражением лица, кажется, размышляя о своём. Да уж, через пару минут предметом его размышлений станет вопрос о моём скорейшем убийстве. Первые минут десять проходят в спокойной обстановке, псих, на удивление, молчалив, а Изабель сообщает о скором возвращении Маризы и Роберта. Когда девушка заканчивает повествование и обращается к парням с просьбой рассказать об охоте, Алек неожиданно (ну для меня, конечно, ожидаемо) вскакивает с места, бросаясь к выходу. Нож, которым парень только что разделывал куриную ножку, с лязгом падает на пол.***
Когда Алек появляется на кухне, я к этому времени сгрызаю все ногти. Лайтвуд нарочито-медленно опускается на своё место, сложив руки в замок. — Джейс, — голос ровный, а взгляд холодный, — можешь ли ты оправдать себя? — я суетливо смотрю на неуравновешенного, который непонимающе откладывает столовые приборы в сторону. — Конечно, могу. Только не подскажешь, о каком из моих косяков тебе стало известно? — я залпом осушаю ещё один стакан сока. — Тебе что, десять лет? Тебя это веселит? — Алек поднимает нож, о котором все забыли, как только он покинул кухню. В следующую секунду столовый прибор летит в Эрондейла, мы с Изабель синхронно охаем, когда Джейс отбивает его своим. Атака Лайтвуда не трогает психа. Нож втыкается в потолок. — Ты из-за свитера Магнуса? Он всё равно никому не нравился! — неуравновешенный, хотя я теперь сомневаюсь, кому из этой семейки больше подходит данное определение, усмехается. Кажется, он даже не задумывается о том, что его парабатай только что метнул в него нож. — Ты думаешь, я поверил, что это Макс «случайно» порезал его ножницами? — Алек вскидывает брови, но лицо его не выражает ничего, кроме злости. — Ты совсем без тормозов? Чёрт с ним, со свитером. Слабительное — твоих рук дело? — Какое слабительное? Это не я… — А кто ещё? Изабель или, может быть, Клэри? Я просто не могу понять, за что… – старший Лайтвуд с такой силой ударяет по столу, что посуда подпрыгивает. Он даже не смотрит в мою сторону, зато неуравновешенный готов просверлить во мне дыру. Я уже собираюсь признаться во всём, как Джейс, после быстрого взгляда на мои руки, сжимающие ткань брюк, неожиданно соглашается. Я резко разжимаю пальцы, рассматривая Эрондейла. Он просит прощение, признавая, что шутка в этот раз не совсем удачная, и, закинув виноградину в рот, лёгкой походкой покидает кухню.***
— Только не жди, что я сейчас полезу к тебе с поцелуями благодарности. Взял вину на себя, молодец, но один благородный поступок не изменит моего отношения к тебе, — выпаливаю я на одном дыхании, как только неуравновешенный без стука заходит в мою комнату. Я имею хорошую привычку закрываться, потому что психически нездоровый не имеет хорошей привычки стучаться перед тем, как войти, но сейчас не заперлась специально, потому что знала, что он обязательно заглянет. — И с чего вдруг в тебе проснулся альтруист? — Это наши разборки. Алек стал лишь случайной жертвой, он не виноват, что ты не запомнила мой любимый сок, — Эрондейл выглядит спокойным, слабая улыбка трогает его губы. — К тому же, я выберу более изощрённый способ, чтобы отомстить тебе, чем признание Алеку. Он, в отличие от Изабель, отходчивый, а это значит, что через пару дней забудет этот инцидент, а мне нужно, чтобы ты помнила каждый день. Понимаешь? — я понимаю, ведь сама хочу того же. — Ну, хоть в чём-то мы похожи, — криво улыбаюсь, закинув ногу на ногу, облокачиваюсь о стену. Психически нездоровый ничего не отвечает и разворачивается к двери с намерением покинуть мою комнату. — Как ты понял, что это была я? — решаю окрикнуть его, пока Эрондейл не вышел. Я отчётливо помню, как он заметил мою нервозность и в следующую секунду взял груз вины, но отчего-то хочется услышать его ответ. — Всё просто, — он остался недвижим, лишь слегка повернул голову, — только ты способна на такую мелочную месть, рыжая, — и прежде, чем брошенная мною подушка его достает, он выскальзывает из комнаты. Я в сердцах тянусь за тетрадью, быстро водя ручкой по странице:Эрондейл — козёл. Сегодня моя ненависть выросла ещё процентов на сорок, уже давно преодолев цифру сто.
Усмехаюсь, читая строчки, написанные утром:Дорогой дневник, как я надеюсь, что сегодняшний день пройдёт спокойно, и я без препятствий смогу отомстить неуравновешенному.