***
Утром следующего дня, я трансгрессировал в Паучий Тупик, и, зыркнув на мальчугана, который некогда доводил меня своим мячом, одним лишь взглядом заставил его скрыться за соседским забором. «Когда ты, маленькая гнида, пойдешь в Хогвартс, я вздохну спокойно» — пробурчал я и открыл скрипучую калитку к дому Флэтчера. Поднявшись на крыльцо, я дернул дверь, вечно незакрытую, и шагнул внутрь. — Опять он здесь, черт его дери, — послышалось знакомое бурчание Морана. — Поттер, иди, работай, депрессивный ты наш. Книжный простаивает, товар скоро паутиной порастет, пока ты тут сопли на кулак наматываешь. — Или ты опять похмелиться? — Заспанный, небритый и откровенно страшный Наземникус приподнялся на диване, я явно его разбудил. — Бросай пить, а то будешь, как Моран. Моран вскинул брови и покачал головой. Я, отмахнувшись от обоих, жестом призвал всех молчать и вытащил из внутреннего карман куртки сложенный вдвое лист пергамента. — Мы богаты, — прошептал я, подняв лист над головой так, словно это был мой торжественно пойманный в матче снитч.***
… на этом спешу закончить свои показания, потому как далее не помню ничего, вплоть до обнаружения мною моего трупа. За более подробной информацией о моей несвоевременной кончине обращаться к Луи Уильяму Уизли, совершившему это злодеяние.Скорпиус Гиперион Малфой 17.11.2006 — 1.07.2025
Наземникус дочитал показания Скорпиуса и, почесав небритый подбородок, кажется, ликовал. — Шампанского всем! — вдруг воскликнул он. — Акцио! — Шампанское? — насмешливо спросил я. — Ну, ладно, загнул. Забродившего пунша всем! И тут же Манящие чары организовали нам пыльные стаканы и пластиковую бутылку с этим незамысловатым пойлом. Я благоразумно отказался, а сам Флэтчер, бережно опустив лист на стол, потянулся к бутылке. Моран же тоже не собирался запивать веселье. Более того, я ни разу не видел браконьера выпившим. Как для ирландца, он был подозрительно трезвым. — Напомни, ты вытащил это признание из Малфоя, которого никто кроме тебя не видит, потому что он как бы мертв? — зыркнув на меня своими черными глазами, спросил Моран. — Так точно, — кивнул я. — И мы должны в это верить? — Вы же волшебник, Моран, — усмехнулся я. — И должны верить во всякую мистику. Или зря кичитесь своей чистой кровью похлеще любого аристократа? — А ты часом не дегустируешь товар, а, студент? А то тебе уже мертвые Малфои мерещатся. — А чем вы не довольны? — возразил я. — Ваша теория полностью себя оправдала, у нас есть ясная картина того, что случилось в Малфой-мэноре первого июля. Вы вчера так громко орали наперебой, как потратите благодарность министра за имя убийцы, а сейчас, когда на руках все карты, начинаете вые… — Моран, ну в самом деле, — пришел на подмогу Наземникус, опустив короткопалую руку, унизанную перстнями на мое плечо. — Что конкретно тебе не нравится? — Отсутствие доказательств, — прогремел Моран. — Или вы к министру с этой писаниной явитесь? А вот это уже серьезный аргумент. Объяснять аферистам о «живом-мертвом» Скорпиусе — это одно. Попытаться втолковать это его деду, недавно пережившего похороны — совсем другое. А махать перед его лицом пергаментом с показаниями… как бы самим за это не получить. — С министром я поговорю, — заверил Наземникус. Я едва ли не расхохотался, представив, как высокий статный Люциус Малфой с презрением смотрит на то, как чумазый запойный коротышка топчет дорогой ковер в его кабинете и что-то мямлит про «дайте нам денег», «нашли убийцу», «очень старались». — Кто тебя к нему пустит, старый? — поинтересовался я. — Я трех министров пережил, — заверил Флэтчер. — И каждый меня как короля в кабинете встречал. С такими как я, политикам нужно дружить. — С такими — это какими? — снова влез Моран. — Оборванцами? — Алкоголиками? — вскинул брови я. — А ты, сыночек мракоборца, вообще мне про алкоголизм не говори, что, давно портвейн с горла глушил? — обиделся Наземникус. — И ты, Моран, не скалься. То тебе план не нравится, то тебе аргументов не хватает… так и скажи, не хочу в долю. — Нет, ну если все получится, то хочу. — Святая простота, — буркнул аферист. — Логику он здесь включает! В моем доме! Учти, поделим деньги с Поттером: ему — сорок процентов, мне шестьдесят, а тебе и кната увидеть не дадим. — А чего это мне сорок? — нахмурился я. — А кто министру мозги пудрить будет? — важно сказал Флэчтер. — Кто аргументы и доказательства найдет? — А кто покойного опрашивал? — парировал я. — А кто это все придумал? — не отставал Наземникус. — А чей кузен убил? — Тем более, родственникам убийцы — максимум процентов пятнадцать. — Разошлись по разным углам, — закатил глаза Моран. Что мы и сделали. Наземникус решил с действиями не тянуть: протерев лысину и надушившись своим мерзким одеколоном, он натянув свою лучшую мантию и, в полной уверенности, что Люциус Малфой, которому больше заняться нечем, кроме как слушать разных жуликов, трансгрессировал в министерство. Жажда несказанного богатства, грозящегося обвалиться на нас, явно заставила его забыть такую мелкую деталь, как розыск, в котором Наземникус находился чуть ли не со времен своего одиннадцатилетия. Я уже почти был согласен со скептицизмом Морана. Доказательств не было. Были сомнительные детективы, раскрывшие дело за день и мертвый Малфой, которого кроме меня никто не видел. Чем я и поспешил поделиться с Мораном. — Да кто ж его знает? — пожал плечами браконьер, опустившись на стул. — Оно-то конечно правильно, но Флэтчер зубы заговаривать умеет. Кто его знает, может, достанет где ножик, кровью измазанный, и скажет министру, что этим вот его внучка и прирезали. Слабое, но утешение. — И, помяни мое слово, министр сейчас в том состоянии, когда готов поверить в то, во что он хочет. И, что самое интересное, Моран оказался прав.***
Это был мой самый насыщенный событиями август. Я думал, зрелищ с меня хватит, однако я ошибался. Не знаю, что делал Флэтчер, что и как говорил, как доказывал и как настоял на своем, но поздним вечером этого же дня, мы с моим учителем проводили конец суток не в доме за выпивкой, а, грубо говоря, на другом конце Англии, в деревне Билбери. Это напоминало кинотеатр под открытым небом: мы вдвоем сидели на скамейке одной из редких в этом регионе ферм, прямо рядом с добротным домом с горящим в окнах ярким светом, и, скрываясь под колпаком Дезиллюминационных чар, безучастно наблюдали за работой мракоборцев, которой руководил мой бледный и явно не в силах осознать происходящее отец. — По какому праву?! — грубо и с неожиданной силой развернув к себе одного из мракоборцев, гаркнула высокая женщина, совсем еще не старая, но с длинными, струившимися до самых бедер седыми волосами. — По какому праву вы забираете моего сына?! Я немного опешил. Или забирали кого-то другого, или эта женщина явно спутала Луи с кем-то. — Луи Уильям Уизли обвиняется в убийстве Скорпиуса Малфоя, что мы уже зачитали перед задержанием, — с каменным лицом отрапортовал мой отец, говоря о Луи так, словно понятия не имеет, кто это. — Отпустите мракоборца и не препятствуйте задержанию, мисс Галлагер. Наконец в поле зрения показалась и высокая фигура Луи, который был под прицелом семи волшебных палочек. Глаза Луи бегло осматривали периметр: оборотень явно гадал, сможет ли ускользнуть. — И с каких пор, уважаемый мистер Поттер, мракоборцы так живо работают, что без суда и следствия обвиняют людей? — рычала женщина. — Три месяца назад, когда на этом самом месте были убиты мои дети и муж, ни единого, слышите, ни единого мракоборца здесь не было! — Ну сравнили, убитые оборотни и убитый Малфой, — хихикнул Наземникус. — Не думал, что Моран оставил живых. — Ты так спокойно об этом говоришь, — процедил я. — Сам посуди. Рыжего не добили, так он Малфоя не убил. Ставлю весь свой портвейн, что эта рычащая мадам тоже не ровен час кого прирежет. Его все-таки забрали. Мракоборцы, сжимая руки Луи с обеих сторон, трансгрессировали, понятия не имею куда, оставив моего отца одного. Седовласая женщина, блеснув желтыми глазами, зарядила ему мощную пощечину, и, зашагала к дому. Странное зрелище: моего отца только что треснула по лицу какая-то миссис Галлагер, а он стоял, даже не вытащив волшебную палочку, и с горечью смотрел, как за ней закрылась дверь.***
Этой ночью, кажется, мало кто спал. Стащить мантию-невидимку было проще простого, потому что сонная мама даже не спросила, откуда я заявился такой бледный, с синяками под глазами и в час ночи. Лили, думаю, спала и видела десятый сон, в комнате Джеймса горел свет, но он не вышел в коридор. Отца дома не было, что и позволило мне беспрепятственно вытащить из сундука мантию-невидимку, после чего громко пожелать маме спокойной ночи и трансгрессировать в Отдел Мракоборцев. Я должен был увидеть Луи и понимать, что будет дальше. Он убил, он виновен, но если его посадят в Азкабан, то это будет только моя вина. А его посадят в Азкабан. Отца я нашел не сразу, в отделе бушевал ночной завал: кто-то бегал из кабинета в кабинет, быстро подписывались бумаги, на жердочках ухали совы, протягивая лапы, к которым были привязаны письма. Кто-то уже засыпал стол одного из мракоборцев громовещателями, что прибавило еще больше шума. Бедная молодая помощница была на грани истерики: папки с бумагами валились из ее рук, а совы, кружащие рядом, то и дело клевали ее, силясь привлечь внимание и отдать письма. Наконец Гарри Поттер появился в поле зрения. — Я не буду сейчас это разбирать, — крикнул он кому-то в кабинет. — Не сегодня. Бросайте все, связывайтесь с Визенгамотом как хотите. Пошли, но быстрее. Последние слова явно не были адресованы его коллеге. Поравнявшись с отцом, я увидел перед ним Доминик, бледную настолько, что мой цвет кожи казался рядом с ней чуть ли не смуглым. Отец, взглядом пробежав по тому месту, где стоял я в мантии-невидимке (сердце мое похолодело), снова развернул Доминик к двери и, положив руки на ее плечи, быстро куда-то повел. — У тебя минута, не больше, — говорил он. — Я сейчас нарушаю все законы и предписания. — Спасибо, — тихо сказала Доминик. — Но на каком основании, дядя Гарри? — По личному приказу министра магии. О том, что здесь было, об аресте и всем прочем не говори никому, даже родителям. Мы спускались вниз уже около пяти минут. Подвальные помещения очень походили на средневековые казематы, впрочем, примерно так дело и обстояло: мы оказались в узком и прохладном помещении, с обеих сторон которого располагались одиночные камеры. Над потолком висели свечи, что немного напомнило о Большом Зале Хогвартса, если, конечно, включить фантазию. Кивнув на входе мракоборцу, следящему за будущими подсудимыми, отец пропустил Доминик вперед и, не став заходить сам, прикрыл дверь. Я, просочившись следом, поспешил за кузиной. Коридор камер оказался длинным, но заключенных я насчитал всего четверо: высокий горбатый колдун, чертящий на стене что-то длинным ногтем, ведьма из Лютного переулка, которую я как-то видел мельком, вполне прилично выглядящий маг в восточных одеждах, и, наконец, почти в самом конце, я заметил Луи. Тот, услышав шаги, резко повернулся к решетке и, завидев сестру, вскочил на ноги. Близнецы, оказавшись друг напротив друга, просунули руки через решетку и крепко обнялись, насколько это было возможно. — Я не убивал его, — прошептал Луи. — Ты веришь мне? Доминик только громче зарыдала. — Все будет хорошо, — улыбнулся Луи, погладив ее по растрепанным волосам. — Идиот, — всхлипнула Доминик. — Думай, как избежать. — Не избежать, мне сразу сказали. Доминик сунула руку в карман вязаной кофты и, оглянувшись на дверь, в надежде, что за ними не наблюдают, протянула брату свою волшебную палочку. — Возьми. — Перестань. — Трансгрессируй, у тебя получалось, — взмолилась Доминик, сунув палочку в карман джинсов Луи. — Огребем оба, — строго сказал Луи. — Не выйдет ничего, я надеюсь на суд. У них нет улик. — Не успокаивай меня. — Время! — крикнул отец так, что я вздрогнул. Луи, сунув волшебную палочку обратно сестре, сжал ее руки. — Я не убивал его. Шаги отца стали все громче. — Ты не веришь? — тихо сказал Луи. Доминик не сказала ничего. Что творилось у нее в душе, я боялся представить, но одно я знал наверняка: в лицо брата она смотрела смелее, чем в горькую правду. Отец увел ее без пререканий и мольбы. Луи, провожая сестру едва живым взглядом, уткнулся лбом в холодные решетки. Я все еще не знал, стоит ли поговорить с ним (и добить окончательно), или смыться куда подальше. Я просто смотрел на то, как самый мерзкий мне человек понимает, что ему не жить. А дальнейшие события, секундами позже, окончательно перевернули мою картину мира: — Она не верит тебе, — прошептал Скорпиус, усевшись на твердую каменную лавку. Как он здесь очутился? Наверняка проследил за Доминик, или мной, или моим отцом. Видимо, ему наскучило сидеть в четырех стенах на Шафтсбери-авеню. Луи обернулся. Глаза его выражали крайнюю растерянность. — Это то, о чем я говорил тебе, Луи, — улыбнулся Скорпиус. — Когда-нибудь и Доминик от тебя отвернется, и ты останешься совсем один. — Уходи, — прошипел Луи. — Я только пришел. Посмотрю на тебя в последний раз. Уж прости, не буду навещать в Азкабане, — грустно произнес Скорпиус. — Убить внука министра магии… думаю, это пожизненное, если дементоры будут благосклонны. — Зачем ты пришел? — прорычал Луи, зверея на глазах. — Злорадствовать? — Нет, — отрезал Скорпиус. — Мне есть что сказать. И, поднявшись на ноги, подошел к Луи. Я замер на месте, молясь, чтоб сквозняк не сдул с меня мантию. — Не ты убил меня, Луи, — шепнул Скорпиус ему в самое ухо. Я мог лишь догадаться о смысле фразы по лицу оборотня. Зеленые глаза Луи словно остекленели. — Так вот кто организовал мне такой подарок. — Голос его дрогнул. — За что, Малфой? За что так шутить? — Я же обещал, что уничтожу тебя, — расплылся в улыбке Скорпиус. — А ты не поверил. Знаешь, в чем твоя беда? Нет? Ты думаешь, что ты умнее всех, так вот, подсудимый, ничего подобного. Попрощайся с Доминик — ты потерял ее. Родители на суде увидят своего потерянного сына, которого уведут дементоры. А ты умрешь в Азкабане. Как-то жестоко даже. На лице Луи не дрогнул ни один мускул. — Но, увы, все так замечательно сложилось, — пожал плечами Скорпиус. — Прощай, Луи. Приятно было познакомиться. И исчез в тот самый момент, когда Луи, забывшись, занес руку для удара. Кулак врезался в стену, и Луи так и замер в этой позе, тяжело дыша. Я стоял, как статуя, и забыв напрочь о том, что хотел сказать Луи, не помня себя направился прочь, забывшись, даже хлопнул дверью, насторожив мракоборца-охранника. В ту ночь я впервые осознал, что Скорпиус Малфой — отнюдь не наивный дурачок.