***
Честно говоря, я иногда ловил себя на мысли о том, что мертвый Скорпиус счастливее живого. В чем-то Луи был прав, когда говорил, что Малфой — это большой одинокий ребенок, по крайней мере при жизни он точно был таким. Сколько у него было радостей при жизни? Идиотские выходки, любимая девушка и пагубные привычки. Три фактора явно не перевешивали явные жестокие реалии: постоянные конфликты с отцом, вечная грызня с меняющимися мачехами, зависимости, наша неустойчивая дружба, родственники, которые ждут от него достижений. И это только о том, что я знаю. А сколько он еще скрывает? В последнее время Скорпиус Малфой выглядел и чувствовал себя явно счастливее, чем при жизни, взять хотя бы радость тому, что он научился брать в руки предметы, а не проходить сквозь них. Радость мелкая, казалось бы, даже ничтожная, но, надо признать, тогда я даже восхитился своим заклятым другом — тот умел видеть счастье даже в крохотных вещах. Я действительно хотел бы выслушать, как бы повел себя на моем месте Скорпиус в противостоянии с обозленным контрабандистом. Уже даже репетировал в голове пояснение, в котором не было ни намека на наркоторговлю, как оказалось, в квартире Скорпиуса не было. В гостиной, взобравшись на диван с ногами, сидела Доминик и что-то старательно рисовала чернилами в большом блокноте. — У тебя перепуганное лицо, — заметила она, не отрываясь от рисования. — Тебя снова в подворотне избил первоклассник? — Очень смешно, — протянул я, вытащив из уха кузины наушник. — Долго репетировала эту шутеечку? Ладно, не перегружай мозг, лучше скажи, где твой белобрысый муж? Макнув перо в чернильницу, Доминик пожала плечами. — Совсем не знаешь? Да что ж ты за жена такая? — вздохнул я. — С утра исчез. Думаю, вернулся в мэнор, он часто почему-то там, — отрезала Доминик. — А зачем тебе Скорпиус? — Хочу ему напомнить, какая у него чуткая и отзывчивая супруга. Давай, рисуй дальше фаллос, не буду мешать. — Это Пизанская башня! — прорычала Доминик, ткнув меня под ребра. — И это просто такой ракурс. — Это просто у тебя руки из жопы, — констатировал я. — Все, ухожу-ухожу. Какова была вероятность застать призрака, на том же месте, учитывая, что передвигаться по городу (стране, миру?) он мог беспрепятственно? Но все же рискнув, я трансгрессировал, не потрудившись выйти из квартиры по всем правилам этики.***
Оказавшись у знакомых высоких ворот, я беспрепятственно просочился на территорию особняка и, искренне надеясь, что на сей раз не придется лезть в дымоход, первым делом использовал Дезиллюминационное заклинание. И не прогадал: окно на первом этаже было приоткрыто, впуская холодный воздух, а значит, в мэноре определенно кто-то был. Из-за сдвинутой в сторону шторы я увидел в раскрытом окне незнакомую мне молодую особу, лет двадцати двух: довольно высокую, стройную, светловолосую, с лицом красивым, однако совершенно не запоминающимся. Одета она была по-магловски, да и магла в ней сразу угадывалась — портреты на стенах при виде нее замерли без движения и не перешептывались, наверняка приказ хозяина дома. А рядом с незнакомкой, буквально в двух шагах, в высоком кресле полулежал Скорпиус и, бесцеремонно задрав ноги на каминную полку, наблюдал за метаниями маглы с воистину мефистофелевской улыбкой. Неужели это очередная мачеха? Ну конечно, это объясняло, что она делает в Малфой-мэноре, хотя, я был уверен, что мистер Малфой не приводит любовниц в родовое гнездо, а подыскивает место не столь пышущее магией на каждом углу. — Скорпиус, — шикнул я. Чары скроют меня, но голос может выдать мое присутствие. Скорпиус одарил меня взглядом и жестом гостеприимного хозяина пригласил войти. Тут же прокравшись за спиной маглы к камину, я разглядел огромное количество пустых бутылок из-под бурбона на полу в углу, а так же множество смятых бумаг. Куда вообще смотрят домовые эльфы? — Что ты делаешь? — прошептал я, а женщина, услышав звук, вздрогнула, но почему-то не обернулась. — Ты мне очень нужен, пошли домой. Но Скорпиус меня и не слышал. Его огромные глаза безотрывно смотрели на мачеху. Я и сам взглянул в ее сторону и оторопел — огромная картина, прямо перед молодой женщиной была изуродована: клочки холста свисали с бронзовой рамы. Снова огляделся. У лестницы обнаружил груду осколков. На стене, справа от широкой лестницы, на этой дорогой отделке, чем-то черным, то ли краска, то ли уголь, было крупно написано «Поиграй со мной». Ну все понятно. Скорпиус, пользуясь тем, что магла его не видит, занимался своим излюбленным делом — выживал из дома мачеху. — Перестань, — снова шепнул я. — Пойдем. Но Малфой снова не удостоил меня взглядом. Лишь опустил руку, нашарил пустую бутылку и, прицелившись, швырнул в сторону мачехи. Я так громко ахнул, что едва не раскрыл себя. Бутылка угодила в стену напротив женщины, которая, отскочив назад, то ли проплакала что-то, то ли выругалась, то ли помолилась, не поймешь. А Скорпиус с таким упоением расхохотался при виде того, как чуть не угробил бедную маглу, что я всерьез задумался о его душевном здравии. Когда же он взял следующую бутылку, я понял, что это уже совсем не смешно. Хорошо, что я среагировал моментально, и с помощью Манящих Чар «перехватил» бутылку в полете. Скорпиус одарил меня крайне недовольным взглядом. — Быстро домой, — прошипел я. — Я дома, — шепнул в ответ мой друг и, запустив мне руку в карман брюк, выудил флягу. — Свиная кровь? Или говяжья? — Лорд Малфой, что за мерзкая привычка лазить по карманам? — Не суть, — отмахнулся Скорпиус, и исчез в мгновение ока. Только я завертел головой, в поисках этого безумного мстительного создания, как услышал тихий вскрик его мачехи: она, вытаращившись на очередное нацарапанное на стене послание («Тебе здесь не рады»). Пока я, искренне надеясь, что магия маскировки работает, кипел от злости, Скорпиус снова появился на виду. Он стоял на верхних ступенях лестницы и, свесившись с перил, отвинчивал от моей фляги крышечку. Я тут же понял, что сейчас будет и закрыл лицо рукой. Густая говяжья кровь тонкой струйкой полилась вниз, а несчастная магла, которой судьба уготовила участь стать любовницей Драко Малфоя, почувствовав, что что-то полилось на ее голову, медленно прижала дрожащую ладонь к мокрой от крови макушке. Страшный вопль неподдельного ужаса прокатился по мэнору эхом, а Скорпиус, захохотав еще громче, прижал пустую фляжку к груди. Мачеха же, рухнув на каменный пол в глубоком обмороке, уже не могла слышать того, как я, взбежав по лестнице, хотел было треснуть Малфоя по лицу, однако моя ладонь прошла сквозь его физиономию, крайне удивленную, почему это я вдруг решил заняться рукоприкладством. — Ал, ты чего? — тихо и обиженно спросил Скорпиус, прижав руку к впалой щеке, будто ее только что обожгло ударом. — Ты понимаешь, урода кусок, что если довел ее не до инфаркта, то до дурдома точно? — рявкнул я. У Скорпиуса была масса недостатков, однако жестоким он не был никогда, наверное поэтому я не мог принять то, с какой циничностью он выживал из дома эту несчастную. Самое страшное, что сам Малфой не понимал, что делает страшные вещи, ему казалось, что его действия логичны, правильны и абсолютно обоснованы. — Да что не так? — возмутился Скорпиус. — Она не должна быть здесь. Когда папа встретит хорошую женщину, которая полюбит его, а не его деньги, я не стану мешать… И что ты здесь вообще делаешь? — Домой, — прорычал я. — Быстро. Или я, не шучу, позову экзорциста и уберу твой дух нахрен из квартиры. Оскорбленно вздернув длинный нос, Скорпиус послушно исчез. Я спустился к бедной мачехе и перевернул ее на спину. Еще не хватало, чтоб в Малфой-мэноре умер еще один человек. Подумать только, я еще собирался спросить у Скорпиуса совета, как спастись от браконьера! Чем я думал? И я, будучи занят тем, что искал у женщины хоть какие-нибудь признаки жизни, не услышал, как где-то на втором этаже хлопнула дверь. Услышав скрип паркетных досок на втором этаже, я встрепенулся и, растерявшись, задул свечи и юркнул под лестницу, напрочь забыв о том, что на мне Дезиллюминационное заклинание. Почему-то мысль о том, что мистер Малфой может быть дома, меня не посетила. Однако самого хозяина мэнора я увидел не сразу. Сначала раздался приглушенный писк, и с лестницы, пролетев добрые пару метров, полетел домовой эльф, одетый в темно-зеленое полотенце, завязанное на худеньком плече на манер римской тоги. Я вздрогнул. Эльф, всхлипывая, поднялся на колени и отполз, что-то судорожно повторяя себе под нос. Когда же ручка его наткнулась на лужицу говяжьей крови, эльф округлил огромные голубые глаза, а увидев лежавшую на полу женщину, и вовсе завизжал. Когда Драко Малфой наконец спустился в гостиную, одного лишь запаха мне хватило, чтоб понять — мистер Малфой пьян, потому и так долго спускался. Он только было открыл рот, чтоб проорать что-то бессвязное в адрес эльфа, как сам увидел ту вакханалию, которую устроил мстительный дух в его поместье. С грохотом опустив полупустой графин с виски на столик, мистер Малфой даже не наклонился к своей женщине, а, переступив через нее, провел рукой по искромсанному холсту одной из картин. — Мистер Малфой, — провыл тоненьким голосом эльф, комкая свое полотенце. — Мистер Малфой… В ответ мистер Малфой, словно немного протрезвев от увиденного, развернулся и пнул эльфа. Затем, схватив его за полотенце, поднял на уровень своей груди. — Где эта чертова змея?! — гаркнул он, тряхнув домовика, как игрушку. Эльф залился слезами. — Тебе было приказано уничтожить ее! Почему я сегодня узнаю, что она пропала? Ты ослушался приказа и тебе хватило тупости признаться мне, что она пропала?! — Мистер Малфой… — От писка эльфа сжималось сердце. — Ничтожное создание! Ты ослушалось хозяина, понимаешь, что за этим следует? И, даже не колеблясь, швырнул эльфа в камин, где потрескивали горящие поленья. Эльф запищал, а Малфой, дрожа от ярости, трансгрессировал невесть куда. Надеюсь, его расщепило. Кинувшись к камину, я струей воды из волшебной палочки затушил огонь и вытащил брыкающегося эльфа, самозабвенно принимавшего свое наказание. Несмотря на Дезиллюминационное заклинание, эльф меня увидел, недаром их магия отличалась от магии волшебников. — Мистер Поттер, — прошептал эльф. Глаза его увлажнились. Откуда он мог знать меня? При жизни Скорпиуса я бывал в мэноре пару раз, но эльфа не видел. Неужели он запомнил меня? Неужели эльфы помнят всех, кто когда-либо гостил в доме хозяина? — Что вы здесь делаете, мистер Поттер? Хозяин Драко будет очень кричать, хозяин Драко не ждет гостей. Но я отмахнулся. — О какой змее говорил хозяин Драко? — шептал я. — О мраморной змейке? С каминной полки? Эльф взвизгнул. — Твинки не должен говорить. Твинки не может говорить, — залепетал он и дернулся в моих руках, явно в желании начать биться головой об пол. — Он заставил тебя уничтожить змейку? — допытывался я, встряхнув эльфа. — Отвечай. — Твинки не может… — Он заставил тебя уничтожить отколо… Как вдруг меня словно молнией ударило. Смерть наследника в стенах мэнора, мраморная змейка в камине, запуганный эльф-домовик — возможный свидетель. И пьющий без просыху Драко Малфой, для которого погром в гостиной и тело любовницы на полу не так важны, как потеря какой-то статуэточки. — Почему ты не уничтожил змейку? — спросил я. — Не смей трансгрессировать. Слышишь меня? Почему ты ослушался приказа? Домовик замотал головой. Его огромные уши захлопали, как крылья летучей мыши. Я тяжело вздохнул. Ну не бросать же его в камин снова? — Твинки, — как можно мягче сказал я. — Ты прятал змейку, потому что хотел, чтоб ее нашли и узнали правду о том, что здесь произошло. Я это понимаю. Ради этого ты ослушался приказа. Я могу помочь этой правде, как ты и хотел. Змейка у меня. На секунду мне показалось, что домовик задыхается. Его глаза чуть не вылезли из орбит, а губы задрожали, как в припадке. — Если ты поможешь мне, я отведу тебя к хозяину, который не будет издеваться над тобой, — пообещал я. И откуда это сочувствие. — Ты ослушался приказа потому что любил хозяина Скорпиуса, правда же? И боялся, что никто не узнает, почему он погиб, да? Из глаз домовика полились крупные слезы. Я жал на нужные рычаги. — Это он убил его? — спросил я, не рискуя назвать имени. Мы поняли друг друга без слов. Домовик снова зарыдал, спрятав лицо в руках. — Мистер Малфой не хотел этого! — задыхался он, снова ослушавшись приказа и заговорив. — Он сделать это случайно и долго переживать... Твинки пришлось наказать себя, когда он это увидеть. В этот момент я простил Скорпиуса за все: за школьную тиранию, названую дружбой, за чудачества, за все мои убитые нервные клетки, за то, что он едва не угробил мачеху, которая все еще лежала без чувств на холодном полу. Настолько было за него обидно и больно, что, серьезно, я бы простил ему все грехи человечества. За что умер Скорпиус Малфой? За то, что рискнул злить отца? За то, что женился не на той, с кем его свели еще в подростковом возрасте? За то, что стоял слишком близко к каминной полке? Я не знал, что мне делать с этой информацией. — Мистер Малфой приказать Твинки уничтожить отколотую змею, — причитал эльф, колотя кулачком по полу. — Сказать, что мракобрцы увидеть ее и понять, чем ударился хозяин Скорпиус. Но Твинки не послушался, гадкий, гадкий Твинки! И горько зарыдал, заливая слезами свое темно-зеленое полотенце. Вот как бывает в жизни. Самое громкое убийство за последние несколько лет оказалось раскрытым сыном Гарри Поттера, тем самым непримечательным Альбусом, только потому, что домовой эльф Твинки любил своего хозяина Скорпиуса настолько, что не побоялся нарушить приказ и не уничтожил главную улику. Что делать с этим, я согласился решить завтра, потому как был совершенно разбит. Эльфа забрал на Шафтсбери-авеню, пообещав ему увидеть «хозяина Скорпиуса»: на деле же я понимал, что узнай Драко Малфой о том, что Твинки не стал молчать, страшно представить, что сделает с ним. Твинки, как я и предполагал, духов тоже видел в силу своей особенной магии, и долго рыдал у ног Скорпиуса, который, к слову, при виде эльфа, сам едва не пустил слезу. — Считай, что это единственный гувернер, который от меня не сбежал. Он фактически меня вырастил, — позже пояснил Скорпиус, когда эльф радостно (и каким-то образом совершенно незаметно) возился на кухне. — Ну, когда мама бросила, а папа… не мог. Ал, я даже подумать не мог, что ты это сделаешь. Я только поразился — где это успел я проколоться и сказать ему о том, что узнал от эльфа-домовика, как Скорпиус продолжил: — Прийти в мэнор за моим эльфом, которого я так люблю. Я вообще не ожидал, что ты можешь подумать о том, как это мне важно. Бедный глупый Скорпиус. Прав был Луи: он как ребенок. Большой одинокий ребенок. Который, что самое грустное, очень любит своего отца.