Диего Сантана опустил тонкий ломтик хамона на мягкий белый хлеб и, сделав большой глоток вина, благодарственно возвел глаза к потолку.
— Благослови тебя Бог, парень.
Я стоял поодаль, моргая и тщетно пытаясь найти объяснение происходящему. Парализованный старик-мафиози, который еще двадцать минут назад сидел в коляске у балкона, невидящим взглядом смотрел вдаль, питался жидкими супами и лекарствами, попивал красное вино, безо всяких трудностей в пережевывании твердой пищи ел мясо, овощи и хлеб, которые я стащил с кухни и чудом незаметно протащил в его покои.
Не вставая с коляски, он ногой толкнул ко мне стул.
— Садись.
Я, снова моргнув, робко уселся на стул и встретил лихой взгляд старика Сантана.
— Пей, — кивнул старик, протянув мне бокал. — Хорошее вино, урожай собирал еще мой отец.
Снова повиновавшись, я дрожащими руками сжал бокал и сделал маленький глоток очень крепкого вина.
— Вот теперь говори, — разрешил мафиози.
— Какого хрена происходит? — взорвался я, снова по команде.
Старик Сантана усмехнулся.
Нет, ну нормально?
— Вы симулянт? — вскинулся я. — Но… как… почему? Зачем? Я не понимаю.
Старик жестом пригласил (приказал?) мне присоединится к трапезе.
— Я не симулянт, — спокойно сказал он, достав из портсигара сигариллу.
Теперь я понял, почему балкон все время был открыт. Сеньор выветривал запах табака.
— Три года назад на мой дом действительно напали, — сказал он. — И я действительно получил пулю.
— В позвоночник?
— В спину, — уклончиво ответил старик.
Я снова потянулся к бокалу, доев огурец, который судорожно грыз.
— Но вы не стали парализованным? — спросил я.
Сеньор Сантана покачал головой.
— Я не понимаю, сеньор Саната. Зачем этот спектакль?
— Конечно, не понимаешь, — кивнул старик. — Потому что ты еще молодой и глупый.
— Так объясните молодому и глупому, — совсем обнаглел я.
Но старик, кажется, был благосклонен.
— Ты знаешь кто я, так ведь?
— Да.
— Тогда знаешь, что я управляю самым сильным латиноамериканским картелем. В моем подчинении около шестидесяти четырех тысяч человек по всему миру.
Я не ожидал таких цифр, поэтому немного замешкался.
Моя неосведомленность в том, что такое вообще наркокартель, никак не вязался с тем, что я несколько лет работал на один из них в Англии. Я был уверен, что это что-то вроде склада, полного запрещенных товаров и продавцов, которые его доставляют до потребителя.
Оказалось, что наркокартель в разы крупнее и могущественнее. По крайней мере тот, который держал Диего Сантана.
— Среди этих шестидесяти четырех тысяч человек есть один, а может и несколько, а может и большая часть, которые работают на два фронта, — произнес мафиози.
— На конкурента? — спросил я. — Стукачи что ли?
Старик кивнул.
— Как с языка снял. Стукачи. Их виной пять лет назад боевики картеля-конкурента впервые напали на этот дом и снесли моей жене голову, — жестко сказал он. — В прямом смысле снесли, нанизали ее на пику у ворот. Тогда мои люди отбили атаку, а я увеличил охрану дома. Три года назад мои планы снова кто-то слил конкуренту, тогда же я получил пулю.
— Мне жаль, что с вами это произошло, но я все еще не понимаю, — сказал я.
Мафиози налил мне еще вина.
— Пока я сижу в коляске и не подаю признаков жизни, я остаюсь в тени, — сообщил он. — У меня повсюду есть «уши»: в доме, в делах, везде. Так что не думай, что я не знаю тебя, парень. Недели моим «ушам» вполне хватило, чтоб узнать, с какой целью ты приехал сюда вместе с Флэтчером.
У меня внутри все похолодело.
— Сеньор Сантана, я не хотел и не хочу вас обманыва…
— Перестань мямлить, я уже наслушался твоих откровений, когда ты тут каялся.
Я осекся.
Но старик не стал развивать тему дальше.
— Когда ты беспомощный мученик, ты видишь и слышишь больше, чем если ты сидишь во главе стола в окружении тех, кому, казалось бы, доверяешь, — заверил он. — Ты видишь суть вещей. Понимаешь, кто действительно верен тебе, а кто и оказался этим стукачом.
— Вы нашли его? — поинтересовался я, впрочем, ничуть не сомневаясь.
Я уже понял, в чем был смысл безучастно сидеть в коляске под видом парализованного.
Сеньор невесело улыбнулся.
— Их, — подтвердил он. — Да, парень, я нашел их. Они сидели по правую руку от меня за общим столом и были очень осторожны.
— В этом и смысл вашего… недоброго здравия? Быть незаметным, смотреть в окно, усыплять бдительность тех, кто вас сливает, и просто ждать, пока ваши «уши» вычислят их?
— Ну можно и так сказать.
Я снова осушил бокал.
— А как же Альдо? — вообще осмелел я.
— Не разводи драму, моим детям плевать, жив я или овощ в коляске, — отмахнулся мафиози. — Как видишь, моя дочь не дежурит под дверью, а Альдо появляется только тогда, когда атташе притащит его за шкирку.
Когда старый мафиози говорил об этом, в голосе его не было ни горечи, ни обиды, что показалось мне странным. Впрочем, не станет же сеньор Сантана жаловаться на одиночество незнакомому парню, вдобавок, Наземникус описывал старика непробиваемым, с железными нервами и полным отсутствием искренних человеческих чувств.
Внезапно я вспомнил часть из своей исповеди перед «парализованным» и перепугался.
— Сеньор Сантана, то, что я сказал об Альдо… — залепетал я. — У вас замечательный сын, я лишь…
Старик Сантана сомкнул кулак, словно поглотив мой словесный поток, потому что я мигом умолк.
— Слишком много слов, — протянул он. — Я прекрасно знаю, какой он. Это не его вина, я слишком много позволял ему всегда, особенно после смерти его матери.
Я смутился, уже пожалев, что поднял эту тему.
Мафиози отставил пустую тарелку и придвинул блюдо с воздушным пирогом, покрытым грейпфрутами и апельсинами в желе.
— Попробуй, клянусь Богом, вкуснее пирога ты еще не ел. Повар не выдает его рецепт даже под дулом пистолета.
Я послушно отломал вилкой кусочек.
— Ну да ладно, черт с ним, с Альдо, — закурив, отмахнулся старик Сантана. — Лучше скажи, что мне делать с тобой.
— А давайте я принесу вам еще винишка.
— Сидеть.
Заерзав на стуле, я возвел глаза к католическому кресту, висевшему над кроватью.
— Зачем вы выдали себя? — возмутился я. — Сидели бы себе тихонечко, я бы поныл еще пару минут и ушел.
Старик Сантана закинул ногу на ногу и отодвинул занавеску в сторону.
— Есть очень хотелось, — фыркнул он. — Да и твоя исповедь была настолько животрепещущей, что не ответить тебе было бы преступлением.
Урок жизни номер тридцать: никогда не кайся.
— Простите, сеньор, — сказал я. — Кто еще знает о том, что вы… здоровы?
— Атташе, мой доктор, горничная Этель и садовник Пабло. Ну и ты теперь. Эти люди годами доказывали свою верность и пользуются моим доверием.
— А я?
Мафиози косо усмехнулся.
— А тебе предстоит доказать это, раз я не сдержался и попросил у тебя вина. Не подведи меня, сынок.
Так как у меня не было никакого желания проверять слова Наземникуса о жестокости этого человека, я закивал.
С другой стороны, теперь он мог потребовать у меня всего, чего захочет. Меня даже осенила страшная догадка: не для того ли он выдал себя мне, чтоб приставить меня к Наземникусу шпионом. Это было бы разумно и логично: только так он мог выведать, что на самом деле творит аферист с его картелем.
Будь я на месте Диего Сантана, я бы так и сделал, поэтому ждал его следующих слов с опаской.
— Боишься? — подметил старик Сантана. — Это хорошо, но зря.
— Вы приставите меня к Флэтчеру, так ведь?
— Зачем? Я не доверяю ему, но пока он приносит деньги картелю, я не буду рушить его планы.
От облегчения я потянулся к бокалу и поднес его к губам.
Старик Сантана мягко усмехнулся.
Опустив бокал и взяв протянутую мне дольку апельсина, я откинулся на спинку стула. Просто словами не передать, как я успокоился!
Мой несколько окосевший после вина взгляд упал на холеную виолончель, стоявшую в углу на подставке.
— Вы играете? — поинтересовался я. — Честно говоря, я впервые вижу виолончель.
Мафиози обернулся и глянул на инструмент с едва уловимой ноткой тоски.
— Это инструмент Альдо, — сказал он.
— Альдо играет на виолончели? — изумился я.
Образ юного наследника картеля с лицом ангела и пристрастиями самого беса никак не вязался у меня с игрой на виолончели. Инструмент добротный, громоздкий, Альдо же хрупкий, невысокий. Наверное, смотрится это карикатурно.
— И отлично играет, — заверил старик Сантана. — Раньше он играл мне, неохотно, его просила горничная. Как давно это было… я и забыл почти, если бы ты не напомнил. Хорошие были времена. Кстати, раз уж мы снова заговорили об Альдо. Я не прошу шпионить за Флэтчером, как ты уже понял. Но прошу приглядывать за Альдо.
Я чуть бокал не выронил.
— Как вы себе это представляете? — не удержался я.
— Понятия не имею, — честно ответил мафиози. — Приглядывай, это в обмен на то, что ты знаешь обо мне правду.
Я кисло улыбнулся.
Да они сговорились! То Наземникус капает мне на мозги, требуя подружиться с белобрысым садистом, то теперь его папаша-симулянт!
— Сеньор Сантана, вы считаете это разумным? — нахмурился я. — Вы доверяете мне своего сына, притом, что вы меня не знаете, притом, что я сознался, что мы с Флэтчером оккупировали ваш дом и имеем деньги с вашего картеля.
— Когда доживешь до моих лет и будешь в этой жизни кем-то большим, чем мальчик на побегушках в книжном магазине, тогда и рассуждай, что разумно, а что нет, — отрезал старик, затушив окурок о дно пепельницы. — Впрочем, ты верно подметил, ты действительно чужой в этом доме, с весьма сомнительной репутацией.
— Вот именно.
— Тебя расстреляют на закате, можешь идти.
Я замер, обдумал все еще раз.
Нет, ну не такая уж большая плата за то, что мне открылся секрет картеля Сантана. Быть нянькой для избалованного подростка… да я «вынянчил» Скорпиуса, а садист Альдо по сравнению с ним — милое дитя с чудным характером.
— Вот и молодец, — кивнул мафиози, не дождавшись ответа. — Я не прошу тебя быть нянькой.
Как с языка снял!
— Просто приглядывай за ним. Когда придет время — увезешь его из дома на полдня.
Я нахмурился.
— Что случится в этот день? — поинтересовался я, впрочем, догадываясь.
Старик Сантана долил мне остатки вина.
— Наказание тех, по чьей вине моя жена оказалась в могиле, а я — в коляске. Ну, частично в коляске. Ну, ты меня понял.
Я решил не спрашивать детали и поднес к губам бокал, как вдруг услышал практически бесшумные шаги за дверью.
Иногда быть вампиром удобно. Обоняние обостренно, слух тоже.
В коридоре чуть пахло дешевым табаком.
Я тут же догадался, кто это шастает и, вскочив на ноги, смахнул посуду на пол, засорив ковер хлебными крошками, и задвинул ногой под кровать. Пустую бутылку и бокалы осмелился протянуть сеньору Сантана, и, бесцеремонно развернув коляску к балкону, успел как раз в тот момент, когда дверь тихонечко открылась и пытливая физиономия Наземникуса Флэтчера показалась в тусклом свете.
— Поттер? — удивился аферист. — Ты что здесь делаешь?
Я растерялся, не продумав ответ. Лишь машинально потянулся к золотой статуэтке льва, стоявшей на рабочем столе, и сунул ее за пояс джинсов.
Наземникус расхохотался, явно не боясь быть шумным.
— Нашел где воровать, — фыркнул он. — Поттер, да ты безбожник. Обворовываешь старого больного старика Сантана прямо у него под носом. И ты еще заливал мне про то, что я бессовестный.
Я пожал плечами.
— Он все равно не слышит и не видит, — заверил я, указав на мафиози. — Сидит, в окошко смотрит. Не смотри на меня так.
— Жду извинений вечером. В письменной форме.
И, прихватив с комода у двери шкатулку из слоновой кости, вальяжно двинулся дальше по своим делам, ехидно хохоча.
Я облегченно вздохнул и вытащил из-за пояса статуэтку.
— Не знаю, парень, что у нас выйдет в будущем, — ухмыльнулся старик Сантана, встав с коляски и спрятав бокалы. — Но зарекомендовал ты себя очень хорошо.
— Я, наверное, пойду, — произнес я. — Статуэтка…
— Оставь себе. Покажешь Флэтчеру.
Я кивнул и, чуть поклонившись, направился к двери.
Почему-то хотелось бежать.
* * *
Недели тянулись словно нарочно медленно, а я, как проклятый, пытался расположить к себе Альдо.
Нет, конечно, он не помнил о том, как я, потеряв терпение, превратил его в милейшую собачонку, которую едва не бросил на растерзание доберманам, иначе бы произошло одно из двух: либо меня бы расстреляли на закате, как обещали, либо, если бы пареньку не поверили, Альдо провел бы остаток жизни в сумасшедшем доме.
Все попытки элементарно вывести его на контакт выглядели примерно так:
— Альдо, а давай…
— Иди нахуй.
— Но…
— Иди нахуй, я сказал.
— Да я же…
— ОХРАНА!
Альдо Сантана… самое мерзкое живое существо на всем белом свете.
Благодаря этому подростку я уже практически перестал ненавидеть Скорпиуса, вот клянусь. О, Скорпиус, как я по тебе иногда скучал, когда телохранители Альдо грозились избить меня за чрезмерное участие в жизни их молодого хозяина!
Я должен был занять его хоть чем-то, потому что это дитя социальных сетей было просто невыносимо: оно сидело сутками в доме, тыкало пальцами в экран смартфона, жрало в невообразимых количествах, а когда желудок не выдерживал постоянного потока еды, бежало блевать. Потом дитя снова жрало и играло со смартфоном. Примерно так выглядел день из жизни Альдо Сантана.
В отличие от моей сестры Лили, которая тоже сутками сидела в интернете, Альдо не смотрел фильмы и сериалы, не читал книги, не слушал музыку — я понятия не имею, чем можно заниматься в интернете целыми днями!
Однажды я предпринял радикальную попытку вывести подростка на диалог методом отключения беспроводного интернета. Закончилось все тем, что на меня натравили всю охрану виллы, а это, без малого, сорок человек.
— Я так больше не могу, — вскинулся я, расхаживая по спальне сеньора Сантана. — Альдо словно за каменной стеной.
— Никто и не говорил, что будет легко, — пожал плечами мафиози, отрезав от цитрусового пирога кусочек. — К Альдо никто так и не подобрал нужный ключик.
— И поэтому вы поручили это мне. Вот уж спасибо.
— Не жалуйся. Я не приказал тебя расстрелять только потому что ты меня подкармливаешь.
Я опустил окурок в пепельницу и присел в кресло.
— Ну хоть намекните, — взмолился я. — Что мне еще сделать, чтоб он хотя бы воспринимал меня как человека, а не как говорящее дерьмо?
— Если бы я знал, я бы сказал, — произнес мафиози. — Я надеялся, что он откроется хотя бы приблизительному ровеснику.
Я тяжело вздохнул и, забрав тарелку, в которой принес старику пирог, вышел из комнаты.
С моим счастьем, не успел я спрятать тарелку за спину, как обнаружил Альдо, сидевшего на полу справа от двери.
Ожидая бури вопросов и очередной травли телохранителями, я потупил взгляд.
— Зачем ты ходишь туда? — взъелся Альдо. — Это не в первый раз, я знаю.
— Я живу в его доме. Мне кажется, это правильно, проведывать сеньора Сантана время от времени, — бросил я.
И направился к лестнице, потому что если мои визиты в комнату парализованного старика я объяснить смог, то объяснить, почему я с тарелкой и запахом спиртного — довольно сложно.
Альдо тоже поднялся на ноги.
— И как папа? — спросил он будничным тоном.
— Без изменений, — соврал я. — На гостей не реагирует, на свет тоже, смотрит в окно, иногда шевелит рукой и…
И я понял, что с враньем переусердствовал, потому что неожиданно для меня, всех живых и Господа-Бога синие глаза Альдо наполнились слезами.
Оно умеет плакать?
Оно умеет жалеть?
Что?
— Ты чего? — сконфуженно спросил я, тронув его за плечо.
Альдо резко сбросил мою руку и оттолкнул.
Да, про тарелку и вопросы уже явно не вспомнит, потому что, быстрым шагом поднялся по лестнице и последнее, что я услышал — традиционный хлопок дверью.
Матернувшись, я не сдержался и заглянул в комнату мафиози-симулянта.
— Не стыдно? — спросил я. — Ребенок рыдает слезами, размером с грейпфрут, здоровье ваше оплакивая.
Сеньор Сантана опустился в коляску и тяжко вздохнул.
— Стыдно, — признался он. — Но это необходимая жертва.
Снова матернувшись, я вышел из комнаты.
***
Робко постучав в двойные двери покоев Альдо Сантана, я услышал вместо приглашения:
— Иди нахуй!
— Альдо, я не буду долго тебя грузить, — пообещал я, заглянув в комнату.
— Иди нахуй, я сказал!
— Я принес тортик.
Альдо утер мокрую щеку.
— У тебя десять минут, — благосклонно сказал он.
Комната Альдо оказалась такой же светлой, как и ее хозяин на первый взгляд. Светлый ламинат, белые стены, большая кровать с пологом, тоже белая, немаленький шкаф-купе, просторный круглый балкон, своя ванная комната. Книжный шкаф, уверен, был скорее для красоты, вряд ли Альдо взял из него хотя бы одну книгу.
Комната большая, красивая, но безликая, как номер-люкс дорогого отеля: ни плакатов на стенах, ни подросткового беспорядка, ничего, что бы сообщало о хозяине хоть что-то.
Я присел на край кровати и протянул подростку обещанный торт.
Альдо уселся по-турецки и с остервенением вонзил в него вилку.
— Думаешь, я не знаю, что со мной будет, когда папа умрет? — произнес Альдо, плохо скрывая нотки истерики в голосе.
— С чего ты взял, что он умрет?
— Ты его видел. Сколько ему осталось? Неделя? Месяц? Еще год? Он как овощ, сколько по-твоему живут такие люди?
«Чтоб вы были здоровы, сеньор Сантана!» — орал мой внутренний голос.
И как прикажете мне успокоить неожиданно расчувствовавшегося подростка, при этом не раскрыв тайну мафиози?
Но Альдо давился тортом, периодически отворачиваясь к окну, чтоб я не видел его заплаканных глаз.
— Когда он умрет, начнется война за картель, — жестко сказал Альдо. — Кто-то из тех, кто был папе другом, убьет меня и сестру, как маму, на следующий же день. Что ты скажешь на это? Думаешь, что сможешь успокоить меня?
— Я скажу, чтоб ты перестал жрать, вытер рожу от слез и взял себя в руки, — с остервенением сказал я.
Глаза Альдо округлились.
— Да как ты…
Не сдержавшись, я влепил ему пощечину.
Альдо едва ли на вдохе не задохнулся, прижав к щеке тонкую ладонь.
— Ты меня ударил, — прошептал он, готовясь сорваться на визг. — Ты ударил меня!
— Зато ты уже не плачешь, — сказал я, отставив торт на прикроватную тумбу. — Парни не плачут.
Альдо посмотрел на меня с нескрываемой ненавистью.
— Ты — сын Диего Сантана, и это твой картель, — холодно сказал я. — И никто у тебя его не отберет, у твоего отца есть верные ему люди, которые не бросят тебя и твою сестру. Другой вопрос, сможешь ли ты удержать картель. Лично мне не внушает доверия избалованная мразота, жрущая, как свинья, и рыдающая, как сопливая девчонка.
Внезапно мне показалось, что жалостью и сопереживанием Альдо не взять. Ясно же, что парню нужна была жесткая родительская рука, которой он был напрочь лишен.
Альдо несносный, но не потерян, я увидел, что он способен любить, бояться и чувствовать, что-то человечное в нем все же есть. Может я и не прав, что решил отрезвить его чересчур уж жесткими методами, но, признаюсь, накипело за три недели.
— Если так папу любишь, так волнуешься за него и себя, — злорадствовал я. — Какого черта я ни разу за все время, что я здесь, не видел, как ты его навещаешь? А знаешь, почему ты его не навещаешь? Потому что тебе похуй. Правильно, зачем к отцу ходить? Он же овощ, не узнает своих, можно же в это время в Твиттере посидеть и еще эклеров наебнуть, а потом пойти и по собакам стрелять. Это же важнее, чем с отцом умирающим побыть.
Альдо бледнел на глазах, а по щеке его скатилась очередная слеза.
Черт возьми, я перегнул палку в очередной раз.
Ну нельзя меня к детям подпускать!
— Я люблю папу, — огрызнулся Альдо.
— Неа, не любишь, — усмехнулся я. — Любовь — это поступки, а не какое-то там чувство в глубине душы, которое словами не передать. Уж прости, но как есть. Поэтому твои страдальческие слезы не вызывают у меня никакого доверия.
На деле же вызывают.
Наземникусом и стариком Сантана мне была дана миссия присматривать за Альдо. Что сделал я?
Сначала довел его до слез, потом ударил, потом унизил и наплевал в душу.
Чувствую, меня все-таки расстреляют, причем Наземникус и телохранители подерутся за возможность пустить в меня пулю.
* * *
За ужином я сидел как на иголках.
«Простите, сеньор Сантана, я немного искалечил психику вашего отпрыска, надавав ему по морде и смешав с дерьмом» — прокручивал у себя в голове я оправдания перед мафиози.
Наземникус сидел за столом и был настолько голоден, что не задавал мне вопросы, Рита старательно нарезала телятину в своей тарелке, возле меня крутилась горничная, подливая гранатовый сок, а я не мог отвести взгляда от пустующего места во главе стола — места, где обычно сидел Альдо.
«Рыдает в комнате» — сказал я себе. — «Или жалуется телохранителям. Или повесился. Ал, ну почему ты не мог просто держать себя в руках, накормить его тортом, вручить смартфон и уйти по своим делам?».
— Так, Поттер, как дела у Альдо? — спросил Наземникус, наколов на вилку помидор.
Я едва ли сам не заплакал. Ну что я ему скажу?
И только я открыл рот, чтоб доложить о своем позоре в мягкой форме, чтоб не травмировать еще и горничную, как до нашего слуха донеслось необычайно красивые звуки виолончели, приглушенные, но все же слышимые.
Горничная так и замерла, с кувшином в руке и возвела взгляд к потолку.
Казалось, даже ветер за окном стих, оставив лишь струнную мелодию звучать в этом доме.
— Это у старика Диего, — тоже глянув на ведущую на второй этаж лестницу, заключил Наземникус.
Слабая надежда о том, что, возможно, не так уж я и накосячил с методами воспитания Альдо, затопила меня так мощно, что я откинулся на спинку стула и облегченно вздохнул.
Я словно увидел, как тонкая рука Альдо мягко водит смычком по струнам, вторая рука сжимает гриф виолончели, а синие глаза — такие сосредоточенные, серьезные, ведь парень вспоминает ноты, движения, старается. А старик Сантана сидит в своей коляске, невидящим взглядом смотрит вдаль и изо всех сил пытается сохранить образ паралитика, не давая тонким губам дрогнуть в улыбке.
Мелодией виолончели мы наслаждались до позднего вечера. Каждый вечер с тех пор.
