До поздней ночи демонстрируя все свои навыки чудо-уборщика, я бродил по дому, очищая заклинаниями стены и пол от крови, чиня мебель чарами, превращением мелкого хлама в пыль и совершая прочую малоприятную работу по приведению виллы Сантана в жилой вид. Оценить, какая огромная вилла, я смог лишь когда за ночь убрал ее.
На последних силах я направил струю воды из волшебной палочки на тротуарную плитку, смывая следы крови и земли. Затем открыл в доме все окна и балконы, чтоб впустить внутрь свежий воздух и ветер со стороны океана, но, отчаявшись даже таким способом выветрить запах мертвых тел (наверное, только вампиры могут этот запах въевшейся крови различать), я набрызгал каждую комнату освежителем воздуха.
Теперь пахло еще и химией.
Отчаявшись, я, не раздеваясь, без сил рухнул на диван в холле и, стянув у спавшего Финна часть пледа, закрыл лицо рукой и уснул прежде, чем успел тяжело вздохнуть.
Казалось, я проспал не больше пятнадцати минут, настолько резким и противным выдалось пробуждение.
— Закрой окно, — стуча зубами от холода, бурчал я, не открывая глаза.
— Иди нахуй, — пробормотал Финн, перевернувшись на живот.
Зарывшись в плед, я уткнулся холодным носом в его теплые дреды и только подумал о том, что мне срочно нужен личный раб, который будет приносить мне одеяла и закрывать все окна, как у двери послышались громкие шаги.
— Доброе утро, — цокая каблуками, объявила Сильвия, раздвинув шторы и впуская еще больше утренней свежести в дом.
Я зашипел.
— Половина десятого, солнышко светит, все нормальные люди уже давно попили чай с пирожными, а мое ОТП спит, — насмешливо сказал Альдо, плюхнувшись в кресло напротив.
— Что такое ОТП? — сонно спросил я, потирая щеку.
— Общество Тупых Придурков.
— Заткнись, Альдо, — отозвался я. — Мы до ночи убирали дом.
— Вы засрали, вам и убирать, не ной, экстрасенс.
— Мы отжали картель!
— Вы потоптали мои белые голландские розы, — холодно сказал Альдо. — То, что я не приказал вас расстрелять — мое милосердие.
Матернувшись, я натянул очки и потрепал Финна по плечу.
Финн нащупал рукой мою голову и треснул о подлокотник дивана.
Альдо довольно захохотал.
Потирая лоб, я отправился на кухню и, нашарив мерзкий молотый кофе, который здесь попивали люди Флэтчера, поставил на плиту турку.
— Если Альдо не увидит племянника через десять минут, то вчерашняя резня покажется тебе фолк-фестивалем, — тихо сказала Сильвия, наклонившись ко мне. — Просто напоминаю.
Я чуть кофе не разлил.
Ребенок!
Я совершенно о нем забыл.
— Где Матиас? — поинтересовалась Сильвия.
— Кто?
— Сын твой.
— А, — смутился я. — Не волнуйтесь, я оставил его с надежным человеком в надежном месте.
— Конкретнее.
— На рынке отбросов в прокуренном баре, на попечение русского анимага, словарный запас которого состоит на семьдесят процентов из мата.
Зарядив мне подзатыльник, Сильвия сильно сжала мое ухо.
— Быстро дуй за ребенком, Альдо ждать не будет.
— Слушайте, как атташе вы очень злая… ладно-ладно, — отмахнулся я. — Кофе дайте попить.
— Немедленно.
Отставив чашку, я недовольно вздохнул:
— Финн!
— Да оставь ты его в покое, пусть отдохнет после вчерашнего, — прошипела Сильвия.
Закатив глаза, я поднялся на второй этаж, чтоб Альдо не видел (хотя он был слишком занят своим смартфоном в холле), я трансгрессировал.
Толкнув двери бара «Борзый Конь», я бросился к стойке, но вместо Михаила увидел за ней высокую фигуру светловолосой девушки в коротких джинсовых шортах и майке.
— Здравствуй, Джейн, — улыбнулся я во весь рот. — Нальешь текилы вдовцу, который отчаялся в жизни и так нуждается в хрупком девичьем плече для поддержки?
— Во-первых, я не Джейн, а Женя, тупой мудазвон, — треснула меня кухонным полотенцем девушка. — А, во-вторых, если еще раз подкатишь ко мне свои яйца, мой папа тебе их оторвет. Уяснил?
— Предельно, — фыркнул я. — Ладно, где Михаил?
Женя принялась тереть полотенцем пивной бокал.
— Тебе повылазило? — послышался сварливый голос за дальним столиком. — Очки протри. Женя, дай ему тряпку, пусть протрет.
Действительно, могучую фигуру бармена за столиком не заметить было очень сложно. Но я, спихнув это на недосып, бросился к столику.
На коленях бородатого бармена сидел ребенок, подозрительно похожий на моего сына (но это не точно), а на столе стояла тарелка с алым супом, в котором плавал кусок говядины.
— За мать, — сказал Михаил, зачерпнув ложкой супа и поднеся ее ко рту ребенка. — За отца.
— Что ты делаешь? — не понял я.
— Кормлю Ивана борщом.
— Какого Ивана, его зовут Матиас.
— Теперь его зовут Иван Михайлович, — отрезал Михаил и снова поднес ко рту ребенка ложку. — Давай, за революцию семнадцатого года…
— Ему нельзя борщ, ему полгода! — взвыл я.
— У нас в Сибири материнское молоко на шестьдесят процентов состоит из борща, на двадцать — из водки и на двадцать из молока, — заверила Женя за стойкой.
Этот цирк пора было заканчивать.
— Спасибо большое, Михаил, я его заберу, — улыбнулся я.
Но бармен, ударив меня по протянутым руками, опустил широкую ладонь на макушку Матиаса.
— Где Лариса? — нахмурился Михаил.
— Кто? — опешил я.
— Мое ружье.
Вот это подстава.
— Ты назвал ружье Ларисой?
— Где ружье?
Да понятия я не имею, где ружье. Финн куда-то отшвырнул его в кусты, когда патроны закончились, а я и не помню, находил ли я его во время уборки.
— Принесешь Ларису, верну Ивана.
— Матиаса.
— Ивана, — с нажимом сказал бармен. — Ты сам сказал, что он теперь моя проблема. Иван, давай еще борщеца наебнем.
Чуть не заорав в голос, я трансгрессировал.
— Так, где мой племянник? — сухо спросил Альдо, попивая кофе, когда я промчался на улицу мимо него.
— Еще спит, — соврал я.
— Я схожу к нему?
— Нет. Я сам его принесу.
— Неси, — кивнул Альдо. — А то я припомню тебе розы.
И снова уткнулся в смартфон.
Я молниеносно обшарил кусты и, совсем отчаявшись, вскинул волшебную палочку.
— Акцио, Лариса!
Ноль эффекта. Я начал паниковать.
— Акцио, ружье! — вспомнил я.
Старое добротное ружье выпорхнуло из зарослей разросшихся кустов и с грохотом упало у моих ног.
Схватив его, я трансгрессировал снова.
— Вот, — запыханно сказал я, опустив ружье на стойку.
Михаил критически осмотрел ружье.
— А патроны?
— Да ты издеваешься!
Рыча от негодования, я достал из кармана джинсов смятую купюру и протянул бармену.
— Дай ребенка, — выплюнул я, схватив сына, который тут же заплакал, оказавшись у меня на руках.
— Кто разрешил тебе плодиться? — буркнул Михаил. — Женя, нам такой зять не нужен. Бухает, нихуя не умеет, детей плодит. Мне американец больше нравится.
— Он же гомосек, — отозвалась Женя, налив ведьме в широкополой шляпе виски.
— То, что у пацана длинные волосы и сережка в носу — еще не значит, что он гомосек. Может он пират.
— Голубая Борода?
— Женя, будь толерантнее, ты оскорбляешь чувства пидорасов…
Крепко сжав орущего ребенка, я трансгрессировал в очередной раз.
— Не ори, — прошипел я. — Это я должен орать. Я. Заткнись, хули ты ноешь?
Вырастешь, начнутся у тебя душевные страдания, безработица, кредиты, бесконечный ремонт, жена-дура. Тогда будешь плакать, а сейчас… иди к дяде Альдо.
Альдо, оторвав взгляд от телефона, тут же расплылся в белоснежной улыбке и протянул руки.
На секунду я задумался, можно ли давать Альдо ребенка, вдруг в избалованном молодом мафиози снова проснется юный садист, и он разобьет хрупкую голову Матиаса о мраморный пол, поэтому руки мои дрогнули.
— Ну, — нетерпеливо сказал Альдо, настойчивее протянув руки.
Протянув ребенка, я внимательно взглянул на Альдо, и, не обнаружив на лице того кровожадного выражения, немного успокоился.
Предвкушая то, что наконец смогу выпить кофе и проснуться, я направился на кухне, но не судьба, видимо.
— Милый, давай без «не», я уже записала тебя на прием, — послышался с кухни голос атташе. — О, Поттер.
Я потянулся за чашкой и замер.
— Ребенок доставлен, дом чист, можно я выпью кофе?
— Быстрее, — распорядилась Сильвия. — Мы с Альдо будем заняты подбором персонала для виллы.
— Собачья у вас работа, — фыркнул я.
— А ты отвезешь Финнеаса в больницу и проследишь, чтоб он прошел осмотр.
Налив себе остывшего кофе, я нахмурился.
— Осмотр?
Финн, сидевший на высоком табурете, закатил глаза.
— А я говорил тебе закрыть окно, — злорадно напомнил я. — Что, продуло? Или ты все-таки подхватил в тюрьме что-то интимное и очень заразное?
— Вообще-то, его вчера приложили головой, — холодно напомнила Сильвия.
— А, тогда понятно. Голова — слабое место Финна. Я бы сказал слабое мягкое место.
— У него все симптомы сотрясения мозга.
— Нечего сотрясать там, Сильвия. У Финна может быть только сотрясение вакуума, потому что в голове у него именно вакуум.
Сильвия треснула меня свернутым журналом.
Я всегда замечал, что к Финнеасу суровая мафиозная атташе относится куда сердечнее, чем ко мне, но не понимал почему. Может быть, брутальный Финн с мозгами чихуахуа являлся тайным предметом ее эротических фантазий. Может, давно забытые материнские чувства Сильвии вылились в такое вот русло. Может, что наиболее вероятно, Финн напоминал ей молодого старика Сантана своими вспышками агрессии и темным прищуренным взглядом.
Вот и сейчас, она опять защищает его. Казалось, между Сильвией и Финном есть какая-то скрытая договоренность о незаметной другим дружбе.
— Я нужен Альдо, — произнес Финн. — Не в больнице.
— Я еду выбирать повара, думаю, обойдусь без твоей консультации, — хмыкнул Альдо. — Так что избавь меня от компании Поттера на день.
— А если врачи по анализам поймут, что Финн немного не человек? — спросил я.
— То вопросов задавать не будут, — поставила точку Сильвия. — Вперед.
Я закатил глаза и поманил Финна за собой, взглянув на него оценивающим взглядом. И тут же почувствовал болезненный укол совести.
Почему-то я даже не задумывался о том факте, что Финнеас Вейн может плохо себя чувствовать, ведь я же видел его бледное лицо с рассеченной скулой, багряные синяки от широких ладоней наемника на шее, помнил, как сильно он ударился вчера головой. Но я, хоть убейте, воспринимал Финна как оружие. Как бармен Михаил свое ружье Ларису. У оружия ничего не может болеть, оно же… оружие.
Мне правда казалось, что Финн совершенно неубиваемый. От ранения в ногу оправился через пару дней и на четвертый уже ходил, пусть и прихрамывая. Он не мучился от всех «прелестей» перевоплощения в вампира, хотя, наверное, я этого просто не замечал.
Как-то я слишком черств к нему, подумалось мне, когда мы шли к машине. Он же живой, в большей степени.
Но выводы я делать не умею, поэтому практически забыл свой благородный порыв быть мягче с Финном, только мы переступили порог больницы и сели под кабинетом.
Такое ощущение, что Сильвия нарочно записала нас в самую длинную очередь, чтоб не мозолить глаза драгоценного Альдо моим перекошенным очкастым ликом.
— Усядься, — буркнул я, устав от того, что Финн ходит туда-сюда.
Послушно опустившись рядом, Финн запустил руку в дреды и принялся пристукивать ногой по полу.
— Да ты издеваешься? — прошипел я, не отрываясь от книги, которую прихватил с собой. — Возьми журнал, почитай. А, ну да, я забыл… картинки посмотри, там есть занимательная брошюра о болезнях кишечного тракта.
Финн испустил судорожный вздох и я, опустив книгу, впился в него ошарашенным взглядом.
— Ты боишься врачей, — прошептал я, как молитву.
— Завали.
— Ты боишься врачей! — На мой возглас обернулись люди.
Финн метнул в меня ледяной взгляд.
— Ой, а сам-то, вчера такое хлебало от страха перекосоебленное было, — буркнул он.
— Страх смерти, — напомнил я. — А у тебя страх вра…
— Заткнись.
Я захлопнул книгу и похлопал Финна по спине.
— Финн, ты главное, не бойся, — сказал я. — Врачей нельзя бояться. Ну что они там тебе сделают?
Бывший телохранитель повернул голову в мою сторону.
— Ну максимум палец насквозь пробьют, сольют два литра крови, не больше. Ну, еще в голове просверлят дырочку, это если есть сотрясение, и…
Финн так стремительно побледнел, что слился с белыми стенами.
— Все хорошо будет, — заверил я. — Если повезет. Но это не факт.
— Давай скажем Сильвии, что я сходил, — с каменным лицом сказал Финн. — А я не пойду.
— Да успокойся, — усмехнулся я. — Слушай, Новый Орлеан, я тебя не понимаю. Ты же дикий. Чего боишься? Уколов? Хотя, по лицу вижу, что уколов.
Финн вскочил на ноги и снова принялся расхаживать.
— Не понимаю, — продолжил я. — Ты весь в татуировках. У тебя два прокола на теле.
— Три.
— Даже не хочу знать, где третий, — серьезно сказал я. — Но сам факт. Без иголок тату не сделать, дырку в теле тоже. Какого черта ты боишься?
— Я не боюсь, — огрызнулся Финн. — Я просто немного нервничаю.
— Я вижу.
Очередь двигалась медленно, поэтому я снова вернулся к чтению.
***
— Господи, Финн, все хорошо будет. Я уже сам начинаю нервничать, — сжимая дрожащие руки Финна, сказал я. — Зайди в кабинет.
— Нет.
— Я с тобой зайду.
— Нет.
— Возьми себя в руки, тряпка, — шикнул я и постучал в белую дверь.
Заглянув в кабинет, пахнувший цветочным освежителем воздуха, я улыбнулся добродушного вида медику.
— Здравствуйте, можно заводить? — спросил я.
Медик поздоровалась и кивнула.
— Вы с ребенком?
— Да, с мальчиком.
— Сколько лет вашему мальчику, сеньор? — поинтересовалась медик, принявшись что-то писать.
— Двадцать шесть, — ответил я, схватив Финна, пятившегося к выходу, за дреды. — Заходи.
***
— Полтора часа в очереди, три обморока, нервный срыв, и мы, наконец, закончили, — констатировал я, разглядывая снимок томографии. — Боже, Финн, у тебя в голове…
— Что там? — снова побледнел Финн.
— У тебя в голове… есть мозг. Фотошоп, наверное. Не ожидал я таких результатов обследования. Ладно, пошли, отметим в баре это событие.
Мы зашли в туалет и в очередной раз за сегодня, я трансгрессировал на далекое расстояние.
Впрочем, я, если уж честно, хотел не текилу пить, совсем не текилу.
Но что-то снова пошло не так.
***
— Беги! Беги, придурок, он убьет тебя! — орала хамоватая девушка, которую я упорно называл Джейн, накинув на голое тело длинную рубашку. — Беги, не возвращайся сюда! Спасайся!
На ходу застегивая штаны, я бежал по ступенькам вниз, и только, справившись с ширинкой дрожащими руками, выбежал из домика у небольшого озера, как над головой моей прогремел выстрел.
— Иди сюда, Поттер! — послышался рык бармена. — Умри, как мужчина, а не как хуйло. Сюда подошел! Женя, съеби в дом!
А меня предупреждали. Но мои бушующие гормоны выдались сильнее здравого смысла.
— Спокойно! — крикнул я, спрятавшись за дерево. — У нас с Джейн любовь.
Страшное медвежье рычание подкосило мои колени.
Волшебники из деревни явно наслаждались развернувшейся картиной «Казнь барменского зятя».
— Папа, это мой парень! — возмущалась девушка, вцепившись в медвежью шкуру.
— Это мой парень! — нахмурилась ведьма в венке из алых роз и нарисованным на лице человеческим черепом.
Закрыв лицо руками, я взвыл.
Меня сейчас раздерет разъяренный медведь, две мои любовницы выясняют отношения, но вот оно, мое спасение, мой новоорлеанский ангел-хранитель спешит на помощь.
— Вы че? — возмутился Финн, закрыв меня собой и вцепившись руками в медвежью морду. — Вы че творите?
Михаил, обернувшись человеком, тяжело задышал и кинулся бы на меня, но Финн уперся ему в плечи.
— Эта гнида хитровыебанная мою дочь, мою принцессу, мою красавицу…
— Дамы, уймитесь, это мой парень, — разняла схватку двух ведьм слепая жрица.
Финн, развернувшись, с силой врезал мне по челюсти.
У меня чуть голова не отлетела.
— Ты оху…
— Да ты заебал уже, самец дрищеватый, со своими девками, — выплюнул Финн, треснув мне по почкам. — Сука, да сколько можно…
— Отойди, — рявкнул Михаил, отпихнув Финна. — Сейчас я ему очки в харю вдавлю.
Финн снова юркнул между нами и упер лоб в лоб бармена.
— Это моя сучка, только я могу ее бить, — прорычал он.
— Кто я?! — возмутился я.
Но меня явно не слышали.
— Отошел, — пропыхтел бармен.
— Сам отошел, — ответил Финн и перевел взгляд на трех ведьм, шумящих неподалеку. — А вы, бляди, вообще молчите. Нравится пиздюк? Под пули за него лезьте, а пиздеть почем зря я тоже умею.
— Ты кого блядью назвал? — задохнулся Михаил и, вероятно, открутил бы своими мощными руками Финну голову, как крышечку от бутылки.
Но Финн быстро опустил руку на пистолет за ремнем.
— Дай мне повод, и я перебью здесь всех.
— Финн, какого черта? — возмутился я, перестав от негодования даже прятаться за его спиной.
Ситуация складывалась явно не в мою сторону, поэтому я, схватив Финна за руку, трансгрессировал до того, как на меня кинулся поток моих женщин, их отцов и прочих недовольных.
— За что? — обалдел я, когда кулак Финна треснул меня по челюсти, спустя мгновение после того, как мои ноги снова почувствовали под собой землю.
— Я сказал тебе разобраться со своими бабами, — бросил Финн, зашагав в виллу Сантана. — Ты не разобрался.
— Мне кажется, это совершенно не твое дело, — холодно сказал я. — Тем более, я сомневаюсь, что нам отныне рады на колдовском рынке.
Финн покачал головой.
— Вообще-то у меня там были друзья. Если вдруг тебе интересно.
— Не интересно, — признался я. — Какие у тебя могут быть друзья? Ты дикий. И убедительно прошу тебя не лезть в мою личную жизнь. Я могу спать с кем хочу.
— Твоя личная жизнь что-то как-то затягивает тебя в дерьмо по уши.
Я закатил глаза.
— Будто я прошу тебя вытаскивать меня. Мне во многом не нужна твоя помощь, не переоценивай себя, Финн. Я обязательно обращусь к тебе, если мне понадобится ускоренный курс выживания в тюрьме или просто нужно будет разорвать кому-нибудь рот.
В доме пахло чем-то явно очень вкусным, и ответ тому нашелся, стоило мне заглянуть в столовую.
Альдо Сантана проводил кастинг (иначе и не назовешь) нового повара, сидя за столом, уставленным тарелками с красиво оформленными блюдами.
— Это самый вкусный клубничный пирог, который можно себе представить, — восторженно воскликнул Альдо, расплывшись в белоснежной улыбке. — Вы приняты, сеньора!
Низенькая женщина радостно заулыбалась и убрала со стола пустую квадратную тарелку.
— Иди сюда, — приказал Альдо, дернув Финна за руку и усадив за стол. — Ешь. И ты ешь, уродище.
Я усмехнулся и сел на стул, пока атташе о чем-то тихо говорила с поваром на кухне.
Юный мафиози, счастливый, как ребенок у рождественской ёлки, придвинул к себе блюдо с малиновыми эклерами.
— Почему такие кислые? — облизав губы, поинтересовался Альдо. — Это меня бесит.
— Рентген показал, что в голове Финнеаса есть мозг, — заключил я, взяв чашку с чаем. — К таким новостям я был не готов.
Альдо скривился.
— А в твоей голове есть мозг?
— А ты как думаешь?
— Мой ответ далеко не очевиден.
— И кто мне это говорит, — вздохнул я, глядя, как Альдо усердно фотографирует эклеры.
Альдо пнул меня под столом ногой.
— Как ты его терпишь? — поинтересовался он у Финна. — Тебе никогда не хотелось ему набить морду?
— Сегодня я это сделал, — сухо сказал Финн.
— А что так мелко? Где сочащиеся через ноздрю вытекшие глаза? Я бы за это тебе зарплату прибавил.
Я многозначительно кашлянул.
Как раз в тон моему кашлю прозвучал приглушенный детский плач со второго этажа.
— Альдо, что там по поводу няни? — сразу спросил я.
— Ничего, — отмахнулся Альдо, взяв очередной эклер. — Твой сын плачет.
И что мне делать?
Как же это бесит. Это «ты же отец, сделай что-нибудь».
Да что я могу сделать, люди, какого родительского чувства вы ждете от меня?
— Финн, будь другом, — улыбнулся я.
— Какие у меня могут быть друзья, — холодно отозвался Финн.
— Ты глянь, запомнил, — усмехнулся я. — Серьезно, у тебя с детьми лучше получается.
Цокнув языком, Финн все же поднялся со стула.
— Поттер, — проговорил Альдо Сантана, налив себе чаю. — Ты в моем доме. В этом доме только я имею право приказывать. Сильвии, тебе, новому повару, людям картеля. Но я ни разу не позволил себе неуважительно обращаться к Финну.
Я взглянул на Альдо, как на слизняка.
— Ты это к чему?
— К тому, что не ты пытался спасти Камилу и папу, когда люди Флэтчера пришли. Не ты решил сражаться за картель. Ты сам до сих пор жив и сейчас жрешь за моим столом пирожные только потому что этот вот глупый американец защищал тебя, — сказал Альдо.
— Он защищал меня, потому что обещал твоему отцу.
— Ну ты и идиот, — покачал головой Альдо. — Клинический.
— Да иди ты, — буркнул я и встал из-за стола.
Еще не хватало, чтоб сопляк, которого я насильно в школу будил, отчитывал меня. Но слова Альдо, наверное потому что были сказаны именно им, больно резанули.
Его послушать, так я прям уж такой деспот. Нормально я к Финну отношусь, раз он до сих пор не слинял.
Я не помню, куда шел, наверное, к себе, когда решил по велению укола совести заглянуть в детскую, из которой плач уже не доносился.
Никакого прилива нежности у меня не вызывала светлая комната с кроваткой под шифоновым пологом и большими игрушками, в половину моего роста. Сам факт того, что в кроватке спит мой ребенок (мой ребенок!) воспринимался как шутка.
— Ходи к нему чаще. — Я настолько засмотрелся на парящую под потолком карусельску с тряпичными ангелами, что заметил Финна только когда он встал у двери и закрыл собой вид.
Моргнув я, нахмурился.
— Он забывает тебя, — сухо сказал Финн, осторожно обойдя меня и направившись к лестнице. — Хочешь, чтоб он в будущем относился к тебе нормально, сделай сейчас хоть что-нибудь.
Еще один учитель на мою голову.
— Финн, — окликнул я, когда он уже опустился на ступеньку ниже. — Прости. За то, сегодняшнее.
— Забей, — бросил Финн. — Просто разберись уже со своими бабами. Чтоб в следующий раз я за тебя не впрягался.
Я вымучено улыбнулся.
— Да уж. Не будь тебя рядом, я бы с перепугу забыл как трансгрессировать.
— Куда бы я делся, — пожал плечами Финн. — Я же обещал.
— Мы оба знаем, почему ты на самом деле рядом.
Наши бесцветные взгляды на мгновение пересеклись.
— Это так заметно? — холодно спросил Финн.
— Это заметно из космоса, — отозвался я, хлопнув его по плечу. — Ну, что я могу тебе сказать, Новый Орлеан… у тебя очень плохой вкус. Ты обречен на одиночество.
— А то я не знаю, — фыркнул Финн и направился в холл.
Только его мягкие шаги стихли, за дверью снова заплакал ребенок.
«Твою мать» — выдохнул я, с дергающимся глазом зашел в детскую и навис над кроваткой как дементор.
