Ученик афериста

Что есть отцовство для человека, который сам еще ребенок? Мне было двадцать четыре года, по сути, совсем уже не ребенок. Моему отцу было чуть больше двадцати, когда у него родился первый сын, и отец реализовался как отец просто великолепно. У меня с этим были проблемы. Я даже подумал, что это мне кара за то, что смеялся над тем, что Луи заделал ребенка слишком рано. Моему сыну было чуть больше полугода, и я понятия не имел, что будет дальше, если сейчас, когда он лишь спал, ел и орал, проблем было выше крыши. Во что вырастет Матиас при таком папе, как я? По сути, ребенком занимались Альдо и Финн. То есть, у сына есть перспектива вырасти или копией высокомерного мафиози, или двойником новоорлеанского потрошителя. За что мне все это? Самая большая проблема, с которой я столкнулся — отсутствие крепкого сна. В тот день плач Матиаса раздался, словно пароходная сирена, ранним утром. Закрыв лицо подушкой, я обессиленно вздохнул. Обычно плач продолжался недолго, потому что к ребенку спешил Финн и снова убаюкивал. Поэтому, терпеливо дожидаясь этого самого момента, я отнял подушку от лица и взглянул на часы. Семь утра. Ребенок орет. Орет уже минуты три. — Твою мать, — выплюнул я, встав с кровати и накинув халат. Разъяренно распахнув дверь соседней детской, я был весьма зол, когда не обнаружил там Финна, и склонился над кроваткой. — Спи, — прорычал я. Ребенок прищурился и, как назло, заорал еще громче. — Что ты хочешь? — скривился я. — Есть? Я тоже хочу есть. Точно, надо его покормить. Трижды прочитав инструкцию к молочной смеси, я бы, вероятно, поджег кухню в попытке сотворить из пахнущего молоком и какими-то примесями порошка нечто съестное. Помогла новый повар и, быстро нашаманив из порошка некое питье, налила его в бутылочку и протянула мне. Прижав теплую бутылочку ко рту Матиаса, я снова взглянул на часы. Оказалось, что все довольно не так сложно: намешать еду, залить ее в бутылочку, дать ребенку, а дальше мелкий сам разберется. «Срань Господня, да я ж отец». Получив плюс десять очков к самооценке, я даже ухитрился поправить игрушечного зайца в кроватке и вернулся в комнату, досыпать. Но полежав не больше часа, я услышал в коридоре шаги. — Мистер Вейн соблаговолил проснуться, — буркнул я, спрыгнув с кровати и распахнув дверь. Но в коридоре оказался Альдо, одетый в светлые льняные одежды. — Доброе утро, ничтожество, — буркнул Альдо Сантана. — Вижу, ты встал. — Ребенок не дает спать. — Удивительно, а мне спалось замечательно, — гаденько улыбнулся Альдо, спускаясь по лестнице. — Идешь завтракать? Или твоя кислая рожа не будет сегодня мозолить мне глаза? Фыркнув, я отмахнулся. — Ты умеешь нормально общаться с людьми, Альдо? — Умею. Но не хочу. Спустившись к завтраку, я сел за стол и первым делом потянулся к кофейнику. Идиллия. Напротив сидит Альдо Сантана, не смотрит, что и чем ест, тыкает пальцем в экран смартфона, грызет шоколадное печенье. Все как несколько лет назад. Ничего не меняется. — Сегодня мы с Сильвией едем за виноделом, на дегустацию, — произнес Альдо, когда в холле послышался цокот каблуков атташе. — На дегустацию? — ахнул я, почувствовав, как сердечко забилось. — Да, будем дегустировать вино. Сто пять сортов красного, шестнадцать мастеров, мне нужен лучший. Поттер, что с тобой? — Сто пять красного, шестнадцать мастеров, — прошептал я, съехав по стулу. — Если бокал одного сорта — пятьдесят миллилитров, сто пять сортов — пять тысяч двести пятьдесят миллилитров в итоге. А это почти пять с половиной литров красного вина… а еще шестнадцать мастеров… — Ты с нами не едешь, — отрезал Альдо, кивком пригласив Сильвию за стол. — Не хочу, чтоб говорили, что с Альдо Сантана ходит какой-то алкаш. — Ты не пьешь, Альдо, а Сильвия просто не выпьет пять литров вина. Вам никуда без моей помощи, — заверил я, решительно отставив от себя кофе. — То, что у тебя проблемы с алкоголем, мы знаем, — сказала Сильвия, одетая в широкие брюки и черный пиджак, застегнутый на голое тело, взяв крохотную чашку крепкого кофе. — У меня нет проблем с алкоголем. У меня с ним гармония и взаимовыручка: он мне нравится, я его пью. Нет, ну правда, как вы выпьете пять литров вина? — Не волнуйся, — отрезала Сильвия. Я насупился. — А Финна, небось, возьмете с собой? — буркнул я, как обиженный ребенок. — Финн уехал утром. Мои глаза расширились. — В смысле? Куда уехал? — Я отпустил его домой, — сказал Альдо, зачерпнув ложечкой крем на кексе. Мир остановился. — А когда он вернется? — нахмурился я. — Вообще-то, он мой телохранитель, а я никуда его не отпускал. — Вообще-то это мой картель, — напомнил Альдо. — И Финн захотел уйти. Я его понимаю, это клятая работа, мучиться с тобой. — Ты в своем уме?! — взревел я. — Он — лучший боевик картеля! — Незаменимых нет, — жестко ответила Сильвия. — Если Альдо попросит, я найду ему десяток лучших убийц. Я от возмущения чуть на вздохе не подавился. А мафиози и его атташе, переглянувшись, вернулись к завтраку. — Милый, я советую тебе не забрасывать виолончель, — произнесла Сильвия, наколов на вилку кусочек омлета. — Я не забрасываю. Думаешь, мне стоит продолжить обучение здесь? — Талант нельзя зарывать. — Хорошо, тогда найди мне учителя, — распорядился Альдо. — Видишь, я к тебе прислушиваюсь. — Это лучшая награда, — улыбнулась Сильвия. — Когда будем на дегустации, постарайся расположить к себе как можно больше… — Вы в своем уме оба?! — взревел я, вскочив на ноги. — Да кто вам дал право снимать с моего раба ошейник?! — Совесть, — кивнула Сильвия. — Злорадство, — добавил Альдо. — ГДЕ МОЙ ФИНН?! — Кажется, самолет у него был рано утром, так что где-то возле… Смахнув со стола посуду около себя, я метнул в атташе такой ледяной взгляд, что едва сдержался, чтоб не выколоть ее волоокие глаза волшебной палочкой. — А ты чего хотел? — отозвался Альдо. — У него наконец-то лопнуло терпение. Давно пора. — Заткнись, Альдо. — Э! Охрана! — Зови охрану, ушлепок, спорим, я всех уложу? — сверкнул глазами я, свесившись с перил лестницы. Это оказалось не шуткой. Я долго надрывал горло, выкрикивая имя Финна в коридорах, но тот не отзывался. Во дворе и на пляже его тоже не оказалось, что стало для меня последней каплей. — Мы уезжаем на дегустацию, — объявил Альдо, высунувшись из окна «Мерседеса». — Ты с нами, алко-очкарик? — Нет, идите нахуй, — прорычал я. — Сто пять сортов красного. — Идите нахуй, — отрезал я, поправив рюкзак за спиной. Альдо захохотал. — Куда собрался? — Куда я собрался? — рявкнул я, вцепившись в ручку на автомобильной двери так, что та жалобно скрипнула. — По вашей милости, я лишился единственного человека, которому не было наплевать на мою жизнь. Сильвия глянула на меня из тонированного окна и закатила глаза. — Будто мы насильно его вытолкали. Это был его свободный личный выбор, уйти. Ты достал его, Поттер. Выпустив ручку, я захлопнул дверь так резко, что водитель за рулем подпрыгнул. — Поехали, — скомандовал Альдо. — Осторожно, Рико, не переедь ненароком психопата. Я вышел за ворота раньше, чем машина тронулась с места и, совершенно не заботясь о конспирации, трансгрессировал.

* * *

Когда дверь бара скрипнула, и я переступил порог, показалось, что стихла и негромкая музыка, и голоса клиентов. Зато щелкнул предохранитель ружья. — Спокойно, — поднял руки я. Первая пуля просвистела в паре сантиметров от моего уха, и бородатый бармен снова прицелился. — Я пришел за Финном, — крикнул я, закрыв голову. — Я говорил, что пристрелю тебя, если снова увижу? — рявкнул Михаил, которого, кажется, совершенно не смущали клиенты, перед которыми он устроил вендетту за поруганную честь своей дочери. — Я прошу прощения за свое поведение, но… — Что ты там пиздишь, гнида? Вскинув волшебную палочку, я обратил на себя внимания еще больше, чем бармен. Волшебники за столами напряглись. — Твоя дочь — взрослая девушка, она может сама решать вопросы своей личной жизни, — жестко сказал я. — Не надо в меня стрелять, это правда. — Учи меня детей воспитывать, — гаркнул бармен, снова выстрелив. Я рухнул на пол, закрывая голову. — Ей двадцать два года, она же так замуж никогда не выйдет, ты же всех мужчин распугал, — крикнул я. — Согласен, я виноват. Но дай ты Джейн свободу. — Пидор, я Женя! — гаркнула девушка за стойкой. — Да, пидор, она Женя! — крикнул Михаил. Я снова схватился за палочку. — Я пришел за Финном, — повторил я. — Он здесь? Бармен закатал рукава рубашки и, швырнув ружье на стойку, побив пару стаканов для виски, мотнул головой. Неужели все-таки уехал? Ну же, Ал, признай, рано или поздно ты бы его достал. Чему ты сейчас удивляешься? — И он не приходил? — настаивал я, осмелившись сесть за стойку. — Он должен был попрощаться с тобой, Михаил, он тебя другом считает. — Какие у него могут быть друзья? — буркнул бармен, взмахнув палочкой. Крупные осколки тут же собрались в стаканы. — Если он уехал куда-то и не сказал тебе, то, видать, голова у этого парня все же работает. Рассвирепев, я схватил Михаила за пышную бороду и, потянув на себя, уперся лбом в его лоб. — Ему нельзя в Новый Орлеан, тупое животное, он в розыске. И если он вернулся домой, у него два пути: или в тюрьму, или в притон, и если он все же хоть что-то тебе сказал, советую выкладывать. Разжав кулак, я выпустил бороду. Я знал, что Михаила на рынке побаивались, и известно почему: с его могучим телосложением, крутым нравом и, что примечательно, с одной из немногих волшебных палочек в деревне, это было вполне объяснимо. Наверное, поэтому мой жест колдуны в баре восприняли с благоговейным молчанием, затаив дыхание. Священник в рясе даже перекрестился, сжимая в руке стопку текилы.

* * *

— Вообще-то создавать порталы собственноручно — тяжкое преступление… — Закрой рот, очкастый пиздопляс. — От твоей лексики, Михаил, у меня просто лингвистический экстаз. Русский анимаг достал из чехла на поясе волшебную палочку довольно грубой работы, с резьбой у основания, и, направив ее на грязное кухонное полотенце, гаркнул: — Портус. — Но это нарушение закона о… — снова напомнил я, но Михаил, треснув меня порталом по лицу, заставил крепко схватиться руками за жирный на ощупь край полотенца. В области живота так резко дернуло, словно ледяным крюком, что я, едва не выпустив портал, потерял всякое чувство ориентации в пространстве и раскрыл глаза лишь когда треснулся лопатками о холодный каменный пол. Сильная рука, схватив меня за шкирку, поставила на ноги. Перед глазами все плыло, но, поправив очки и проморгавшись, я осмотрелся и узнал место, куда нас перенес портал. Это был большой зал с массивными колоннами, каменным мозаичным полом, витражными окнами, из которых толком не попадал свет внутрь. Казалось, что огромное холодное помещение освещалось лишь парящими под потолком свечами и зеленоватым пламенем каминов, из которых прибывали волшебники. Где-то под потолком хлопали крыльями совы, летали кусочки пергамента, словно раскиданные ветром, а прямо перед нами строилась вереница колдунов. Когда ко мне подлетел кусочек пергамента с номер четырнадцать, приклеившись на лоб, я вспомнил окончательно. Портал перенес нас на магическую таможню. — Почему мы сразу не могли перенестись в город? — потирая ударенное плечо, прошипел я, заняв очередь за волшебником в феске. — Потому что все прибытие и отбытие в МАКУСА происходит только через таможню, — прогудел Михаил, став за мной со своим номерком. — В Штатах всего одиннадцать пунктов таможни: Нью-Йорк, Чикаго, Атланта, Индианаполис, Сакраменто, Уичито, Новый Орлеан, Бостон, Портлэнд, Провиденс и Остин. Даже если пытаться попасть в другой город, тебя все равно перекинет на ближайшую таможню. — Откуда ты это знаешь? Михаил, сняв фартук, запихал его в мой рюкзак. — Я работал таможенником в России. — Серьезно? — Нет, блядь, я родился барменом, — гаркнул Михаил. — Жил и мечтал о карьере наливалы на рынке в самых ебенях политической карты. На нас обернулась половина очереди, поэтому пришлось притихнуть. — Цель визита в Соединенные Штат Америки? — лениво поинтересовался таможенник с явными следами недосыпа на гладковыбритом лице. — Хотим узнать коды пуска ядерных боеголовок для Кремля, — серьезно сказал Михаил, но, заметив, как таможенник поперхнулся кофе, протянул документы. — Шучу, янки. Может быть. Туристы мы. Пристально изучив паспорт бармена (просматривал в два раза дольше, чем мой), таможенник нехотя прижал печать к какому-то документу. — Добро пожаловать в Соединенные Штаты Америки. Не задерживайтесь у нас. Следующий. Мы вышли на улицу, где было довольно душно, словно после летнего дождя, и только в этот момент я понял, что не знаю, куда идти. — Будь я парнем без мозгов, денег и инстинкта самосохранения, куда бы я направился? — В армию, — кивнул бармен. — А если серьезно? — нахмурился я. — В политику. — Вы издеваетесь? — Нет, я Михаил. Ноги сами вывели нас на людную улицу. Итак, нам нужно найти в самом густонаселенном городе штата Луизиана одного-единственного человека, и это притом, что я был в Новом Орлеане один раз, и то моя экскурсия проходила по маршруту шлюшатня-отель. Шлюшатня.

***

Так как дорогу к вейловскому борделю я помнил поразительно хорошо, ориентируясь на огни французского квартала и граффити подворотен. Все то же мерцающее алым светом здание, с мигающей вывеской «Дом Марианн Ле-Солей Леван». Я был удивлен, что бордель все еще работает, хотя его прелестная хозяйка была застрелена в голову. — Главное, не теряй голову, — шепнул я бармену, толкнув дверь. Колокольчик звякнул, и я первым вошел в душное, пропахшее духами и благовониями помещение. Голова закружилась тут же, настолько был резкий контраст между свежим воздухом и запахами в коридоре борделя. На вешалке я заметил мужской пиджак. Значит, бордель все еще работает. Михаил сразу же сжал волшебную палочку, не дожидаясь возможных подвохов. Стоило мне обойти пустующее место администратора, за которым некогда сидел Финн, закинув ноги на стойку, и заглянуть в коридор, как два невообразимо страшных существа с остроклювыми мордами и чешуйчатыми крыльями перегородили нам путь, издавая резкие звуки: не то хрип, не то рев. За моей спиной послышался утробный рык. Массивная медвежья лапа отпихнула меня в сторону, и русский анимаг, явно приготовившись броситься на этих «прелестниц», царапающих когтями стену, снова зарычал. Как по щелчку пальцев, остроклювые морды проституток сменились совершенно одинаковыми симпатичными мордашками с пухлыми губами, небольшими носиками и невинными фиалковыми глазами. — Уходи отсюда, — сладким голосом проговорила вейла, откинув волну гладких черных волос за спину. — Ты уже достаточно сделал. Опустив руку на голову медведя, я повернулся к милой близняшке говорившей со мной вейлы. — Мне нужен Финнеас Вейн. — Финнеас Вейн? — звонко рассмеялась вейла. — Если найдешь его, пусть возвращается. — Обязательно ему передам, — проскрипел я. — Где мне искать его? Близняшки хитро переглянулись и пожали плечами. — Дамы, вы, наверное, забыли, что именно после моего визита вашего заведения погибла ваша сутенерша и коллеги, — вкрадчиво сказал я, наклонившись к вейле, чувствуя жар ее щеки скулой. — Я могу это повторить. Вейлы захохотали, будто услышав анекдот. Я тоже усмехнулся и, впился зубами в румяную щеку. Проститутка завизжала, теплая кровь хлынула мне в рот, Михаил, превратившись в человека, скривился, а вторая вейла, прижавшись к стене, прижала руки к губам. — Итак, — протянул я, демонстративно жуя кусок кожи, как жвачку. — Где я могу найти Финнеаса Вейна? Прижав руками кровоточащую рану, вейла залилась слезами, а ее сестра, побледнев, снова становилась похожей на уродливую птицу. — Сейчас я откушу щеку и тебе, для симметрии, — сжав ее острый клюв, сказал я. — И подожгу вашу шлюшатню. Но если я услышу, где можно найти Финнеаса Вейна, то уйду и никогда больше не потревожу ваше заведение. Остроклювое чудовище снова обернулось черноволосой прелестницей. Переглянувшись с сестрой, вейлы впились в меня ненавидящим взглядом.

* * *

— Поттер, не думал о карьере дипломата? — поинтересовался Михаил, когда мы шагали по захламленному мелким мусором тротуару. — Обязательно подумаю, министерства магии разных стран подерутся за возможность нанять меня для проведения переговоров, — кивнул я, сверяясь с картой из туристической брошюры. Туристическая брошюра, впрочем, не описывала подробно все подворотни гетто с его маленькими потрепанными домами и ржавыми фонарями, утопающими в некошеной траве. Но помогла выйти на путь гетто: там, минуя вереницу оживленных улиц, спальный район и заброшенную пивоварню, мы увидели ободранный указатель «Магнолия Парадайз», выглядевший скорее как предупреждение, со своими явными следами от пуль. Что такое гетто я представлял хорошо: я знал все неблагополучные районы Лондона, как свои пять пальцев, пока продавал наркотики. Казалось, жизнь уже подготовила меня ко всему уже подготовила, но увы. — Что это за проклятое место?! — орал я, прикрывая голову от града пуль. Соседские разборки: мужчина запойного вида сидел на крыше и, матерясь, стрелял в толстяка через дорогу, который отвечал тем же. Михаил первым рухнул на землю, прикрывая голову, а я, замешкавшись, чтоб поорать на мужчин, едва не поймал лбом пулю. Я пробыл в гетто не больше пятнадцати минут, но уже вовсю насладился местной вакханалией. Перестрелка посреди бела дня. Дети снимают колеса с чьего-то автомобиля. Девочка-скаут продает вместо печенья пиво. Полная женщина в одном нижнем белье качается на кресле у заросшего газона, наблюдая за тем, как ее малолетняя дочь копошится в грязи. — Извините, пожалуйста! — гаркнул я, когда мужики перешли в рукопашную. — Пиздуй нахуй, — рявкнули оба. — Дом Вейнов. Мне нужен дом Вейнов, — настойчиво потребовал я, когда Михаил разнял соседей, как двух щенков. Палец, обмотанный грязным бинтом, указал в сторону одного из домов. Довольно запущенного, с прохудившейся крышей и разбитым окном. В доме горел свет. — Это было просто, — сказал я, поднявшись по скрипучим ступенькам на крыльцо и громко постучав. — Я покурю, — бросил Михаил и, облокотившись на кривой забор, принялся умиротворенно наблюдать за геттовской пасторалью. Дверь скрипнула и я резко повернул голову. — Да-да? — медовым голосом произнесла незнакомая мне женщина, распахнув дверь, и упершись в нее рукой. Я раскрыл рот. Женщина, сухопарая, с тонкими темными волосами, остриженными до острого подбородка, сначала напомнила мне Риту Скитер своими напудренными морщинами и несколько воспаленными глазами. Одетая в шелковый халат с огромными алыми цветами на нем, она смотрела на меня так, словно я был мальчиком по вызову, которого она заказывала лет так десять назад. — Я ошибся, — посторонился я, прежде чем женщина вскинула подведенные карандашом брови. — Мне нужен дом Вейнов. Женщина расцвела. — Никакой ошибки, я вас давно жду, — сладостно, да так, что вейлы из шлюшатни иззавидовались бы ее интонации, сказала она, протянув мне сухую руку, унизанную кольцами. — Вэлма Вейн. — Э-э-э… Но ушлая женщина уже схватила меня за рубашку и втащила в дом, прежде чем я успел крикнуть: «Помогите!».

* * *

Я сидел в широком кресле, сжимая чашку с кофе, и заторможено смотрел в стену. На стене красовалась огромная полка, уставленная фотографиями в рамке: одно и то же лицо женщины с темным каре с одной и той же улыбкой. — … это было чудесное время, начало двухтысячных, — щебетала Вэлма Вейн, покуривая тонкую сигарету в мундштуке. — Сцена Бродвея, элегантные мужчины, платье в пайетках… вы знаете, дорогой, у меня осталось платье, в котором я получала награду, я вам его сейчас… — Мисс Вейн, — встрепенулся я, когда женщина метнулась к шкафу. — Прошу прощения, но вы… — Да-да? — Вы кто? Женщина повернулась ко мне. — Если бы не маленький ублюдок и мой первый муж, то знаменитую афишу «Чикаго» украшало бы мое лицо, а не Кэтрин Зеты Джонс. Все вдруг настолько стало ясно, что я чуть чашку не выронил. Кто бы мог подумать, что у Финна такая одухотворенная мама. Мама Финна. Звучит как угроза. — Я думал, вы мертвы, — признался я. — О, дорогой, какие глупости, — отмахнулась женщина, снова закурив. — Пока я снова не засияю в Голливуде, на тот свет не соберусь. — Ваш сын сказал мне, что вы мертвы, прошу прощения. — Какой сын? — Финн. Напудренное лицо женщины перекосило. — Мне нужен Финн, — сказал я. — Он не появлялся? — Незачем говорить об этом выблядке, дорогой, давайте лучше перейдем к сути. Значит, вы хотите предложить мне роль… Я растерялся. — Мисс Вейн… — Я согласна на крупный план и двух дублеров, — продолжила Вэлма Вейн, закинув ногу за ногу. — Мой менеджер захочет взглянуть на контракт, мои требования довольно… — Мисс Вейн! — уже громче окликнул я. Богемная актриса из новоорлеанского гетто, которая почему-то уверена, что я приехал предложить ей роль в кино. Финн, который обмолвился о смерти матери. Что происходит, я упорно не понимал. — Я не имею к кино никакого отношения, — заявил я. Вэлма Вейн нахмурила тонкие брови. — Тогда зачем вы здесь? — уже строже спросила она. — Я хочу узнать, где ваш сын. — Какой сын? — Финн. Воспаленные глаза женщины впились в меня недобрым взглядом. — Это чудовище сломало мою жизнь, забрало моих мужей, мою молодость, моих детей и мою мечту, я знать не хочу, где он и что с ним! Вы поняли меня, мистер?! — Предельно, мисс Вейн. — Я не видела его много лет, и не видела бы столько же, — выплюнула мисс Вейн, прижав окурок к скатерти на столу. — Итак, какую роль вы хотите мне предложить? Я чуть не матернулся. Чокнутая женщина. И Финна здесь явно не было. — … я совершенно не удивлена вашему предложению, мистер, талант нынче редкая штука, а мое лицо… ну скажите, неужели вы бы дали мне больше тридцати пяти лет? «Да, дал бы. С лихвой» — подумал я, но вежливо улыбнулся. — Мне пора, мисс Вейн, — улыбнулся я, встав с кресла. И, увидев замешательство на лице женщины, добавил: — Мой агент свяжется с вами. Вон он, кстати, у забора курит. Поспешив покинуть дом Вейнов, я вылетел на крыльцо и схватил Михаила за локоть. — Валим отсюда, ебанутая матушка Финна ничего не знает. И, услышав голос Вэлмы Вейн, которая спешила попрощаться, чуть ли не бегом покинул гетто.

* * *

В виллу Сантана я вернулся под ночь, один и выжатый, словно лимон. Лежал на диване в гостиной, закинув ноги на журнальный столик, допивал вино из бутылки и смотрел в потолок, как сквозняк шевелит хрустальные подвески люстры. Хотелось заснуть и не проснуться. Единственный человек, который терпел мои выходки, защищал от всего: начиная мафиозными разборками и заканчивая пауками в домике колдовской деревни, к которому я был привязан, втихаря покинул страну, потому что не вытерпел моего скотского поведения. Я свалил на него свою безопасность. Свои насмешки. Свои обязанности в картеле. Своего сына. И сейчас остался словно без рук. Я сделал очередной глоток вина из горла и снова впился мутным взглядом в люстру. «Если тебя нет ни в шлюшатне, ни дома, то где ты? В притоне? В тюремном автобусе, одетый в оранжевую форму?». Горничная, не увидев меня на диване, потушила в гостиной свет и направилась на второй этаж. Я потянулся рукой до торшера, но, не дотянувшись, оставил попытки и снова, приподняв голову, поднес бутылку ко рту. Наверху перестал плакать ребенок, видимо горничная его успокоила. Судя по тому, что противная рожица Альдо Сантана не уплетала тортики перед сном, дегустация вин затянулась. Я, лежа с закрытыми глазами, попытался нашарить рукой бутылку, но лишь задел холодное стекло пальцами. А на меня опустился плед крупной вязки, перепугав. — Ты хуле опять наебенился? — спросил тихий насмешливый голос, а мою щеку защекотала длинная прядь волос. Я подскочил, как ужаленный и мигом дотянулся до торшера. — Финн! — выдохнул я и, путаясь в пледе, кинулся к нему, да так резко, что едва не повалил на диван. — Не рви волосы, — прохрипел Финн, пытаясь отцепить мои руки. — Ты чего? Я снова опустился на диван, хлопая глазами. — Ты не уехал домой! — Конечно не уехал, меня же сразу посадят, — фыркнул Финн, сев на пол и прижавшись спиной к дивану. — С чего ты взял? — Альдо сказал, что ты уехал. — Я уезжал в город, делать татуировку. Я почувствовал себя идиотом, и закрыл лицо руками. — Я подумал, ты вернулся в Новый Орлеан, — признался я, протянув Финну бутылку. — И отправился за тобой. — Ты долбоеб? — Еще какой, — смутился я. — Просто я… я знал, что если ты вернешься, то тебя посадят. Финн сделал глоток и поморщился. — Я был в шлюшатне, — сказал я, закутавшись в плед. — И в гетто. Финн повернулся и взглянул на меня. — Твоя мама жива. — Хуйня случается, — протянул Финн. Минуту мы промолчали. — Я ненавижу кино, — улыбнулся, наконец, Финн. — Только мультики. — Ну… — Конечно, я понимал, что маман Финна немножко тронутая, но надо быть вежливым. — Мисс Вейн показалась мне очень милой. — Она ебанутая блядь, — отрезал Финн, снова глотнув вина. — Я бы убил ее, но не хотел снова в тюрьму. Я потупил взгляд, поняв, что затронул больную тему. — Она ни дня не проработала после того, как вернулась в гетто, — выплюнул Финн. — Сидела в кресле, ждала чуда, ебалась с мужиками и рожала детей. А ее мужики пиздили ее детей. Она ни разу не оторвала зад, чтоб заступиться за нас, только смотрела на свою морду в зеркале и мечтала о Бродвее. Свою рожу она любила больше всех нас. И протянул мне бутылку. Я сделал глоток. — Когда меня забрали в колонию, она пришла ко мне один раз, — яростно шипел Финн, заламывая пальцы. — Чтоб узнать, где я прячу деньги. А когда я сбежал и вернулся домой, я пересчитал детей, их было на два меньше. У меня руки похолодели. — Она даже не заметила, что они пропали. Потому что мазала свою рожу кремом, готовилась к Бродвею. А потом я узнал, что двух самых мелких она утопила, потому что нечем было кормить, — проскрипел Финн. — И что сделал ты? — Попросил соседку позвонить в службу по детям. Мелких забрали, а я больше не возвращался домой. Марианн позвала меня охранять шлюшатню. И каждый день я засыпаю и просыпаюсь с желанием, чтоб моя мать умерла. — Ты не рассказал, как попал в шлюшатню. — Это невеселая история, — отмахнулся Финн. — Просто, на будущее, если ты снова подумаешь, что я слинял, в доме этой суки меня искать не надо. Я пожалел, что заговорил о гетто, тут уж без вариантов. Допив вино, я развернул Финна за плечи к себе. — Я знаю, что у тебя ко мне… особые чувства. — Забей, это моя проблема. — Ответить на них я не могу, я безнадежный натурал. Да и мне кажется, что никакой ты не гомик, у тебя просто женщины нормальной не было, — продолжил я. — Но я уважаю твои чувства и сделаю все, от себя зависящее, чтоб у тебя не возникло даже мысли о возвращении в Новый Орлеан. Финн приоткрыл рот. — Я видел шлюшатню, видел гетто, видел твой дом и твою мать. Ты не вернешься туда, — заверил я. — У тебя будет другая жизнь, я тебе обещаю. — Ебать, ты напился, — рассмеялся Финн, хлопнув меня по плечу. — Спи. Завтра все равно проснешься гнидой. Я снова плюхнулся на диван. — Финн, — прошептал я, кутаясь в плед. — Ты такой хороший человек. Жаль, что я не гей. — У тебя просто мужчины нормального не было. — Иди нахуй, Новый Орлеан.

* * *

Два дня спустя Постучав в дверь с облупившейся белой краской, я расплылся в улыбке. — Мисс Вейн, вы обворожительны. Женщина, хлопая густо накрашенными ресницами снова втащила меня в дом. — Я знала, дорогой, что вы вернетесь, — щебетала она, пригладив на шелковом халате складки. — Итак, какую роль вы мне предложите? — Самую главную, — пообещал я, поцеловав ее сухую руку. — Вы талантливы. Старая гвардия мощнее молодых выпускников, которые рвутся на Бродвей. Вэлма Вейн расцвела и, отведя от моего лица сигарету в мундштуке, звучно чмокнула меня в щеку, оставив на ней след приторно пахнувшей алой помады. — Я принес вам добрую весть, мисс Вейн, — улыбнулся я. — За вас поручился человек из вашего прошлого. — Неужели Кевин Тарт? — восхитилась мисс Вейн. — О, необычайно талантливый артист, помню как мы… — Нет, — тихо сказал я, прижавшись к ее напудренной щеке. — Другой не менее талантливый человек, мне кажется, он бы прекрасно вписался в «Тюремное Танго». Лицо женщины словно поразило параличом. — Привет вам от Финнеаса Вейна, — произнес я и, прикусив напудренную кожу щеки, откусил кусок. И еще один. И еще один, от губы до носа. Лишь почувствовав зубами лицевую кость, я оторвался от плоти и разжал залитую кровью руку, затыкающую рот едва живой Вэлме Вейн. — Теперь ваше лицо действительно создано для Бродвея, — сказал я и, вытерев уголок рта большим пальцем, вышел из дома, закрыв за собой дверь.