* * *
Повернув ключ в скважине, я приоткрыл дверь и осторожно заглянул в прихожую. Что-то в квартире шумит, ругается Скорпиус, что-то бормочет портрет Фламеля, слышны тихие, но быстрые шаги. В последние пару дней я не то чтобы избегал друзей, но невольно отскочил на дистанцию, после того, как встретил в аэропорту Финна. Нет, конечно, Финн не вытеснил никого своим появлением: наши с ним взаимоотношения разительно отличались от моей дружбы со Скорпиусом, тут и сравнивать нечего. Все дело в том, что я очень боялся вопросов, которые возникли в головах моих соседей. Ну как в двух словах объяснить кто такой Финнеас Вейн? В аэропорту я честно пытался. — Это Финн, он… — и тут я, смущенный, растерялся. Ну вот как объяснить? Финн тоже растерян и на лице у него, как и всякий раз, когда он сталкивался в лоб с незнакомыми людьми, ясно читалось желание натянуть на голову капюшон куртки и просто исчезнуть из вида. Стоял, вцепившись в Матиаса, как во спасение. Луи настроен вполне дружелюбно, вот уж сюрприз. Вот уж от кого не ожидал. Но я знаю, что Финн чувствует его вейловские гены, от этого и заметно напрягся. — … он работал в борделе, — наконец, ляпнул я. — О, коллега, — улыбнулся Луи, протянув Финну руку. — Работал охранником. Улыбка Луи чуть угасла. Скорпиус же выглядел как ледяная статуя, настолько от него веяло холодом. И это было взаимно. Их взгляды пересеклись. Какими же разными могут быть карие глаза! Дело не в оттенке и форме: взгляд Скорпиуса ледяной, снисходительный, Финн тоже смотрит косо, с презрением, разница лишь в том, что за неприязнью Скорпиуса могут стоять лишь слова и, в худшем случае, какая-нибудь в меру опасная подляна, а вот Финн умеет разрывать людям рты руками… Я мог бы мечтать, и мечтал даже о том, что Финн сможет вписаться в компанию фриков, которых я называю друзьями. Но он не впишется. Финну не нужна компания, он нелюдимый, закомплексованный, агрессивный — общество уж точно не его лучший друг. Он с большим усилием всунул в свой простенький мирок сначала Сильвию, затем меня, ему вряд ли нужно расширять рамки. Да он и не умеет. Но другое дело — взаимная неприязнь со Скорпиусом Малфоем. Финн помнит, как Малфой натравил оборотня на деревню отбросов. Малфой помнит, понимает, что, возможно, он уже не самый лучший мой друг. У Малфоя не было врагов, потому что те отсеивались посредством устроенных им неприятностей. У Финна не было врагов, потому что он умеет убивать. Поэтому я предпочитал держаться пока в стороне, не хотел лишних вопросов и не знал, как на них ответить. И без того ситуация глупая. Прокравшись в гостиную, я уже сразу понял, что незамеченным не останусь. У большого зеркала крутилась Доминик, отчаянно пытаясь отрастить заклинанием волосы, которые за годы, проведенные в могиле пришлось срезать до шеи, настолько невозможным оказалось их расчесать, а на диване сидел Скорпиус, в окружении каких-то документов. — На подпись, — бормотал Скорпиус, отложив документ в стопку на журнальном столике, и взял новый лист. — На немедленное одобрение. На подпись. — Скорпиус, — позвал я. — … на подпись. На подпись. На одобрение. На отказ, — продолжил сортировать документы Скорпиус, не отвлекаясь. — Что это? — нахмурился я, присев на подлокотник. — Ничего не трогай! — воскликнул Скорпиус. Но я уже стащил со стопки «на подпись» первый попавшийся лист. — Это латынь? — Не трогай, — повторил Скорпиус, забрав у меня документ. — Я работаю. Я приоткрыл было рот, чтоб уяснить, с каких это пор сортировка сомнительной документации входит в обязанности гувернера, но у Скорпиуса, видимо, наболело и он выпалил все сам. — А все потому что я стажер! Поэтому и разбираю эти завалы, а это только за последний месяц из сорока шести точек мира! Это еще хорошо, что философский камень не в нашей юрисдикции, иначе пришлось бы столько всего объяснять. И опустил очередной документ в высокую стопку «на отказ». Я присмотрелся к документу. — Где-то я… — Да, да, это заявления на возвращение мертвых, — отмахнулся Скорпиус, опустив очередной документ в стопку «на отказ». — Не ищи, там твоего нет. Да ты заебал уже, не трогай! Над моей головой лопнула лампочка в люстре, и я отскочил. — Не нервничай, офисный работник небесной канцелярии, — рассмеялся я. — Или не небесной? Скорпиус прищурил взгляд. — Молчу, молчу, — успокоил я. — Просто интересно. Кто подписывает эти документы? Снова тяжелый взгляд. — Какая разница, если все равно девяносто процентов из заявлений будут отклонены? — протянул Скорпиус. — Почему? — Потому что не всех, чьи знакомые додумались загуглить ритуал воскрешения, можно возвращать, — терпеливо пояснил Скорпиус. — А кого можно? — полюбопытствовала Доминик. — Только проблемных, — уже мягче ответил Скорпиус, указав на тонкую стопку «на одобрение», состоявшую из пары бумажек. — Проблемных? — вскинул бровь я. — Это те, кого в рай не берут, а в аду им слишком весело. Я фыркнул, поняв, почему у меня получилось так легко воскресить самого Скорпиуса. Да небесная канцелярия была в восторге, сплавив обратно в мир живых такой экземпляр! — Прошу не комментировать. — Скорпиус ясно прочитал мои мысли по выражению лица. Хлопнув стажера небесной канцелярии по плечу, Доминик снова вернулась к зеркалу. Надо сказать, заклинание для роста волос не было ее коронным: волнистые рыжие волосы тяжелели до колен и продолжали расти, извиваясь, как змеи. — Я чего пришел, — произнес я. — Можно забрать дневник Фламеля? — Забирай, — кивнул Скорпиус. Я только потянулся к дряхлой книжке, лежавшей на тумбе прямо под старинной рамой портрета алхимика, что-то самозабвенно бормочущего о настойке из хвостов желтобрюхой ящерицы, как Скорпиус перехватил меня за руку. — Ты что-то мутишь? — Нет. — Ты что-то мутишь. — И это мне говорит тот, кто занимается документами с того света! — воскликнул я. Скорпиус демонстративно смахнул неразобранные бумаги на пол и указал мне на место рядом с собой. — Я собираюсь незаметно вернуть дневник Фламеля в министерство, — машинально соврал я. — Чтоб мракоборцы по крайней мере реже к нам захаживали в его поисках. Это я, конечно, зря ляпнул. Тягаться во лжи со Скорпиусом Малфоем крайне сложно. — Ты правда думаешь, что сумеешь проникнуть в министерство незамеченным, с краденым дневником в руках? — снисходительно произнес Скорпиус. — Ну, дневник я вынес из министерства именно так. — Плохая идея, Ал. Оставь дневник, я сам его подкину. Ну не сказать же Малфою, что мне нужен дневник для того, чтоб с крохотной вероятностью найти в нем способ, как ускорить приготовление Оборотного зелья! — Занимайся, — сказал я, все же взяв дневник. — Финн подкинет. Брови Скорпиуса взметнулись вверх. — Сомневаюсь, что это хорошая идея, вести магла в министерство магии. — Он не совсем магл. Он мог учиться в Ильверморни. — Не прошел кастинг? Какая досада, — закатил глаза Скорпиус. — Тем не менее, я бы не рискнул давать абы кому бесценный дневник. Я все же сел рядом. — Да что с тобой? — поинтересовался я. — Мне просто не нравится твой друг, — сухо сказал Скорпиус. — Не беспокойся, ты ему тоже не нравишься. — Охренеть, я еще ему и не нравлюсь! — хлопнул ладонью по подлокотнику Скорпиус. — Как я могу кому-то не нравиться? Я усмехнулся. — Ну ладно ты Финну не нравишься: ты натравил оборотня на деревню, — сказал я. — Но он-то тебе что сделал? Вы и словом не обмолвились. — Мне показалось, эта орясина не умеет разговаривать. — Согласен, Финн выглядит… своеобразно. Но, черт возьми, тебе же всегда нравились необычные люди. Скорпиус тяжело вздохнул. — Он не обязан мне нравиться только потому, что семь лет был рядом с тобой, пока ты хрен пойми где шлялся и даже не писал писем. — Ты ревнуешь, Малфой? — рассмеялся я. — Да, твою мать, я ревную! — гаркнул Скорпиус. — Я твой лучший друг! Мы всегда были вдвоем: ты первый подошел ко мне в Хогвартсе, я был первым, кто не считал тебя скучным, и никто не имеет права занимать мое место, пусть даже и был рядом с тобой семь лет! Я даже не ожидал, что для Скорпиуса это настолько болезненно. Он же не ревновал меня к Луи, хотя, может потому, что мы с Луи родственники. — Сколько мы с тобой дружили до того, как ты сбежал? — Семь лет, — сказал я. — С третьего курса Хогвартса. Скорпиус сполз по спинке дивана. — Ну ты чего? — поинтересовался я. — У него есть такие же права на тебя, как и у меня, — прошептал Скорпиус. — Да Господи! Зная артистичность Скорпиуса в моменты грусти, я предполагал, что сейчас он либо направится в спальню, со слезами на глазах резать наши школьные фотографии, либо отыщет в кладовке какой-нибудь яд и начнет гневно им сербать, грустно глядя в окно. — Все в порядке, — голосом человека, стоявшего на крыше и смотрящего вниз, прошелестел Скорпиус. — Мне просто нужно принять это. — Да что? — закрыл лицо рукой я. — Что я уже не твой лучший друг. Мне нужно свыкнуться. Ничего, я справлюсь, мы и раньше ссорились… — Скорпиус, мы сейчас не ссоримся. — … и, признаюсь, мы оба виноваты во всех наших конфликтах, но особенно ты… — Что ты несешь? — Я чуть ли головой об стол не бился. — … но я всегда знал, что как бы мы не поссорились, ты всегда придешь и извинишься, я же лорд, я не могу делать первый шаг… — Ты не лорд, ты придурок, — не вытерпел я, развернув эту жертву поруганной дружбы к себе. — Кто тебе сказал, что ты не лучший друг? Скорпиус шмыгнул носом и демонстративно отвернулся. — Сколько бы людей я не встречал, сколько бы лет не пропадал, ты всегда останешься моим лучшим другом, — зарядив ему отрезвляющую пощечину, сказал я. — Не то, чтоб я был этому рад, это как болезнь. Как бы ты не бесил меня своей тупостью, вот даже сейчас ты меня неимоверно бесишь, ты всегда лучший друг, потому что это на уровне подсознания. Да, Финн — часть моей жизни, моей очень крутой жизни вдали от Англии, но я, не задумываясь бросил все, в том числе и его, ради того, чтоб помочь тебе в твоей очередной бредовой идее. Потому что ты мой лучший друг. Долбоеб, конечно, сказочный, но так уж исторически сложилось, что адекватные люди со мной общаются редко. Тонкие губы Скорпиуса озарила быстрая улыбка, которую он тут же снова спрятал за обиженной миной. — Вот по-любому ты сейчас меня бессовестно обманываешь. — Иногда мне хочется попросить у Доминик разрешения на твое избиение, — признался я. — Кстати, когда ты в школе проводил с Доминик больше времени, чем со мной, я тебе такие истерики не закатывал. — Ну ты сравнил! — возмутился Скорпиус. — У меня же была любовь, а не… И, поймав мой взгляд, вытаращил глаза так, что я побоялся, что сейчас они выпрыгнут из глазниц на меня. — Правда? — благоговейно ахнул Скорпиус. — Он — твоя Доминик? — Нет, — отрезал я, но, поняв, что Малфой сейчас снова впадет в театральную апатию, закатил глаза. — Ну да, да, да. Казалось, сейчас Скорпиус задохнется на вздохе, который срывался сначала на хрип, а потом на тоненький писк. Я схватил со столика несколько загробных документов и принялся обмахивать ими у его лица. — А как же жена? — выдохнул Скорпиус. — Она… ну… — протянул я. — … фиктивная, — восхитился Малфой. Хорошо, когда все уже продумали за тебя. У Скорпиуса будто заветная мечта сбылась: он хлопнул в ладоши и крепко меня обнял, да так, что я закашлялся. — Я знал! Я знал! Недаром твои клетчатые рубашки и… — Пожалуйста, не кричи, — взмолился я, косясь на дверь, за которой не так давно скрылась Доминик. Скорпиус выпустил меня из объятий и, взобравшись с ногами на диван, принялся выжидающе ерзать. — Поклянись, — прошипел я. — Поклянись, что ни одна живая душа об этом не узнает. — Клянусь, — выпалил Скорпиус, широко улыбаясь. Я встал с дивана и направился на кухню, поставить чайник на плиту, чтоб унять ромашковым чаем раздражение. В этом весь Скорпиус: ты приходишь к нему, чтоб забрать мелкую вещь, а в итоге меньше чем через десять минут умоляешь никому не рассказывать о том, что ты, якобы, нетрадиционной ориентации. Интересно, Финн бы обрадовался такому моему обману или бы по почкам треснул? — Луи, бросай все, ты сейчас упадешь, — ликовал Скорпиус, прижимая мобильный к уху. — Какой Луи?! — возмутился я и, кинувшись к дивану, выбил мобильный из рук Скорпиуса. — Я же просил! — Ты просил, чтоб не узнала ни одна живая душа, а Луи как бы… — Скорпиус! Скорпиус потупил взгляд. — Ал, я должен кому-то рассказать, — взмолился он. — Я же взорвусь. — Не смей. — Ну хотя бы бабушке можно? — Нет. Я, позабыв про чайник и ромашковый чай, схватил с тумбы дневник Фламеля и, ругаясь, понесся к двери. — Стой! Вернись! — воскликнул Скорпиус, перегородив мне путь в три прыжка. — У меня столько вопросов! — Давай, только очень быстро. Скорпиус обрадовался и завел руки за спину. — Ну, как оно? — полюбопытствовал он, раскрасневшись. — Что? — нахмурился я. — Оно. Я закатил глаза. — Всего доброго, Скорпиус. И, отодвинув его в сторонку, направился к двери. — А сын у тебя от него? — Ты что, мозги в платочек высморкал? — Почему? — Потому что ты идиот, Скорпиус. Скорпиус поднял ладони и заулыбался. — Сегодня я прощаю тебе все, — пообещал он. Захлопнув дверь, я прижался лбом к стене подъезда. За что. За что мне все это?* * *
— Какое Оборотное зелье на вкус? — спросил я. Финн, лежа на полу и почесывая за ухом бродячего кота, заворожено смотрел на мигающую гирляндой ель. — Как суп моей мамки, — фыркнул он, перевернувшись на живот. Я сидел в кресле с книгой и наблюдал за каждым его движением. Он сам как бродячий кот: так же наблюдает то за лампочками на гирлянде, то за тем, как дрожат на рождественском дереве стеклянные шарики. Мне хотелось сделать Рождество. Так, как это было у нас дома, как было в Хогвартсе, как было на Шафтсбери-авеню: обвесить дом мигающими гирляндами, наколдовать грозди омелы, заклинанием подвесить в воздух изящные игрушки, купить много имбирного печенья и пить теплое вино у камина. Душа хотела праздника, душа очень хотела, чтоб праздник прочувствовал Финн и понял. Что мне нравится в Финне, так это умение восхищаться маленькими вещами: будь то листик красивой формы, лохматое бродячее животное, ракушка с дырочкой, найденная на пляже, да даже пакетик, летящий по ветру («Нет, ну он же не падает, вот это ебаная магия, а не твои взмахи палочкой»). Вот и сейчас, наблюдать за тем, как Финн смотрит на елку — бесценно, я даже, не удержавшись, подцепил ему на дреды две позолоченные игрушки, и долго наблюдал за тем, как Финн пытался выяснить, что там у него за спиной звенит. — Я хочу вернуться в Коста-Рику, — вдруг произнес я. — Серьезно? — Да. — А как же друзья? — У обоих, считай, семьи. Мы уже не подростки. — А родители? — спросил Финн. В точку. — Не знаю, — признался я. — Не знаю. Но я все равно вернусь в картель. Финн косо усмехнулся. — Тогда я тоже, — сказал он, пожав плечами. Полосатый кот уткнулся мордой в его щеку. — Ты хотел уйти? — опешил я. — Я думал, ты просто привез Матиаса. — И это тоже. Но вообще, Сильвия меня отпустила. Я отвел взгляд. — Я хотел уйти не из-за тебя, — отмахнулся Финн. Иногда он бывает очень проницательным, что пугает. — Просто… И сел, прижавшись спиной к креслу, в котором я сидел. — Просто окна моей комнаты выходят на виноградники. — Ты винишь себя в смерти Флэтчера? — Ну так я его и убил. — Виноваты мы с Сильвией. — Виноват только Флэтчер, — жестко сказал Финн. — А я просто вижу виноградники из окна. Но, знаешь, даже если бы ты не сказал, что вернешься, я бы все равно вернулся, может позже. Я ведь ушел, потому что хотел забыть Флэтчера, а сейчас я сижу на полу в его доме. От такого не убежишь. Я опустил руку ему на плечо и легонько сжал. — А куда хотел податься? — Куда-нибудь в пределах Латинской Америки, — протянул Финн. — Мне нравятся дождевые леса. Недавно был в Мексике, отжал у браконьеров и принес на рынок котенка ягуара. Михаил его Виталиком назвал. — Мне кажется, ты втайне завидуешь мультяшному Маугли: жить в лесу, дружить с пантерой, есть бананы и не думать о проблемах насущных, — сказал я. — Есть такое. Я закинул ноги на подлокотник и размял шею. — Хотя, мне нравилось жить в деревне отбросов, — признался я. — Да, только ты орал, как сучка, при виде пауков, — напомнил Финн. — Не было такого, — соврал я. — Читай дальше, — хмыкнул Финн. Я снова раскрыл книгу на месте закладки. Читал вслух я не так уж часто, никто никогда меня не заставлял. Еще несколько лет назад, когда выяснилось, что Финн читает очень плохо, едва различая буквы и совершенно не запоминая прочитанное, и зародился такой досуг, я брал с полки книги, чаще простые, вроде энциклопедий или произведений из магловской школьной программы и читал монотонным голосом. А я еще заставил Финна читать «Капитал»! И смешно, и грустно. План на будущее номер шесть: научить Финна нормально читать. Тогда, в Рождество, я лениво читал скучную книгу из своей школьной программы — «История магии в Северной Америке». Книгу я покупал в Косом переулке больше десяти лет назад для дополнительного чтения по истории магии, впрочем, новый книжный запах остался, корешок хрустел, а страницы были совершенно чистыми — история магии была скучнейшим предметом, и книгу для дополнительного чтения я открыл тогда впервые. Очень уютное Рождество получилось. Треск поленьев в камине, блестят гирлянды и цветет омела под потолком, мурлычет бродячий кот, Финн сидит на полу, облокотившись о кресло, а в кресле полулежу я, закинув ноги на подлокотник и прижавшись затылком к голове своего телохранителя, читаю школьную книгу, главу об основателях Ильверморни. История основателей красивая, даже сказочная, думаю, ее не раз приукрашивали. Очередная история любви ирландской волшебницы-иммигрантки и магла, которые решили заняться благим делом и открыть школу магии для своих детей. Может, доля правды в этом есть, может, действительно так все и было, но слог книги напоминал писанину дамских романов в мягкой обложке, поэтому воспринимался критично. Пока я мысленно критиковал автора и читал машинально, не вдумываясь, я заметил, как Финн встрепенулся и подскочил, лишь когда моя голова лишилась опоры. — Что случилось? — переполошился я, чуть не свалившись с кресла. Глаза Финн горели фанатичным огоньком. — Мы откроем школу магии, — выпалил он. Я чуть не выронил книгу на пол. — Чего-чего? — Мы откроем школу магии. — Ты что, ебанулся? — сухо спросил я. Правило жизни номер четыреста шесть: читать Финну книги попроще. Святой отец, видели бы в тот момент Финнеаса Вейна. Горящие глаза, восторженная полуулыбка на губах, словно ему вдруг истина открылась. Кажется, если даже я ему откажу, он все равно принципиально будет предпринимать какие-то действия. — Ты шутишь? — фыркнул я. — Хуя с два я шучу! — воскликнул Финн. — Мы сможем открыть школу магии. Ты учил детей в Мексике в церкви. Ты же умный, посчитай, сколько детей не могут учиться во всей Латинской Америке, если только в деревне отбросов целый выводок. Мы можем открыть школу магии, где будут учиться те, кому нет места в Ильверморни… — Ты сейчас серьезно? — Бля буду, — закивал Финн, схватив меня за плечи. — Мы можем это сделать. — Мы не сможем, — отрезал я. — Это не так просто, как ты думаешь. — Назови хоть одну причину. И думать долго не пришлось. — Для школы нужно место. — Я тебе в дождевых лесах дохуя гектаров места найду. — Нас всего двое, мы не справимся, Финн. Нужны преподаватели. Финн закатил глаза. — Чувак, ты жил в деревне, где есть мужик, который умеет превращаться в медведя, девка, которая видит будущее и читает мысли, бабушка, которая может зассанной травой огнестрельную рану вылечить, умный кентавр и еще дохрена волшебников, которые торгуют на рынке хламом, потому что им места больше нигде нет. И вообще, у нас есть Сильвия очень дохуя профессор! Я хотел было возразить, но, черт, тот самый случай, когда Финн мыслит вполне логично. Но я не готов бросаться в такой омут безумия! Я только-только вздохнул спокойно после квеста с философским камнем. — Чем мы хуже их? — Ткнув пальцем в книгу с портретами Ильверморни, Финн откинул дреды за спину. — Если у них получилось, у нас тоже получится. — Это не может быть так просто, — упирался я. — Да почему? — А деньги? Боюсь представить, сколько понадобится денег. — У нас есть деньги. — Финн чуть ли не подпрыгивал. — Наследство Флэтчера, там дохуя, сам видел… Снисходительная ухмылка сошла с моих губ. «Что до денег в хранилище… я копил всю жизнь, сынок, не потому что я жлоб, а потому что заработал это все тяжким трудом, умом и обманом, и не мог спустить все на выпивку, баб и табак. Я сорок лет ждал, когда же смогу потратить золото на что-нибудь особенное, и, как видишь, не дождался. Не могу требовать, но прошу, не тратьте наследство на хрень. Вы молодые, а ты еще и умный, найдете что-то, на что сможете потратить деньги легко и с пользой. Пусть это будет что-то хорошее, к чему Наземникус Флэтчер приложил руку». Я помнил последнее письмо афериста досконально, до самого последнего знака препинания, и эта фраза моментально возникла у меня в тот момент в голове. Заворожено посмотрев на Финна, я приоткрыл рот. Такой глупый, наивный, большой ребенок иногда, но такой светлый, благородный, такой иногда… Флэтчер. Я был уверен, что Финн не читал это письмо. Он бы физически не смог, с тем-то, как он читает. Наземникус Флэтчер никак не мог догадаться, что однажды в маленьком мозгу его бастарда, при прочтении мною книги из школьной программы, возникнет мысль о создании школы магии. Флэчтер, думаю, затем и написал мне, чтоб я помешал Финну просадить наследство на какое-нибудь несбывшееся желание мальчика из гетто. Как назвать такое совпадение, кроме как редким семейным желанием сделать что-нибудь хорошее, будучи преступником? — … да даже если не хватит, я всегда найду деньги, — жадно заверял Финн. — Да хуле ты ссышь? Через всякое в жизни проходили. Чем дольше я об этом думал, тем больше находил ключевые зацепки о том, что в принципе благородный фарс имеет смысл. Мой отец поддержит эту идею. Наверняка. И я смогу вернуться в Коста-Рику. И смогу действительно попробовать открыть школу магии, чтоб не врать родителям еще больше. И, если получится, Матиас, который спит сейчас наверху, возможно, станет учиться у меня под боком. И я буду рядом с Финном. Лицо озарила улыбка, которую Финн принял за согласие. — Я уже вижу это, — прошептал я, лежа рядом с ним на ковре у камина. — «Сильвия, мы тут, в свободное от работы на наркокартель время, решили открыть школу магии в дождевых лесах Латинской Америки». И Сильвия такая: «Вы что, долбоебы?». Финн рассмеялся и повернул голову в мою сторону. — Надо придумать пафосное название и не менее пафосные факультеты, — продолжил я. — Знаешь, это даже интересно. — А потом в книгах напишут, что два долбоеба решили открыть школу магии. — Думаешь, книги будет писать Сильвия? Я потянулся за теплым вином. — А спонсор школы магии Вейна и Поттера — наркокартель Сантана. Наркокартель Сантана: ждем после выпускного к нам на стажировку, — усмехнулся я. И тут же посерьезнел. — Слушай, это охренительная идея. Надо записать, пока помню. Финн повертел в руках печенье и широко заулыбался. Будь моя воля, эта улыбка бы никогда не сходила с его лица. Неужели вот он, тот момент, когда парень с тяжелой судьбой наконец-то чувствует себя счастливым? — А что ты будешь преподавать? — поинтересовался Финн. — Не знаю. Я неплохо разбираюсь в заклинаниях, — сказал я. — Зато я точно знаю, кто будет преподавать этику и культуру общения. — Кто? — Михаил. Без вариантов. Я не хотел, чтоб этот поздний вечер заканчивался. Когда еще мне будет так хорошо? — Оно ползет, — сказал Финн, указав пальцем в потолок. Я сначала перепугался, подумав, что речь идет о насекомом, которых я очень не переношу. Но, нет, слава Богу, речь шла об омеле, разросшейся под действиями моего заклинания до размеров плюща, и сейчас ее тяжелые грозди, увенчанные редкими белыми ягодками, болтались, как люстра, над нами. — Это омела, — пояснил я. Финн посмотрел на тонкие листики и задал самый что ни на есть неожиданный вопрос: — Ее можно курить? — Тебе — можно. Сегодня, Финнеас, тебе можно все: хочешь лежать на полу — лежи, хочешь открыть школу магии — пожалуйста, хочешь курить омелу — могу принести тебе папиросную бумагу. Финн ограничился обычной сигаретой. Никогда не освою умение курить лежа. — Под омелой целуются, — выпалил я. Финн подавился дымом и привстал. — Ты че, омела, мы не такие. — Да ладно. Какая может быть крепкая истинно-мужская дружба без редких поцелуев? Заморгав, Финн, на всякий случай, отсел. — В этом ничего гейского, — осторожно сказал он. — Вообще ничего. Давно я не чувствовал себя идиотом, соскучился по этому ощущению. Купидон, явно истыкав нас обоих своими стрелами, наверное, отчаялся и взялся за пулемет. Неужели вот он, момент истины? Я, зажмурившись, только почувствовался носом теплую кожу, как противный писк телефона из моего кармана заставил, наверное, приставленного к нам Купидона рвать на себе волосы. Достав мобильный, я взглянул на экран, дабы увидеть, кому это я понадобился в такой поздний час и в такое неподходящее время. — Скорпиус поймет, — заверил я и, снова зажмурившись, запустил телефон метким броском в другой конец комнаты.