Счастье есть!

ДЕНЬ ВТОРОЙ. Проснулся я от жуткого трезвона, от которого, казалось, сейчас треснут кости черепа. — Вот проклятый будильник! — подумал я, — и кто же это установил ему такой звук? – я вслепую зашарил рукой в той стороне, где у меня дома стоял электронный будильник. Тот никак не нашаривался. Тогда я открыл глаза и в первую секунду ничего не понял. Потом все сразу вспомнилось — попытка суицида, больница, лютый мороз на остановке, автобус, лето, пионерский лагерь, Славя, Ульянка, Алиса, Лена… Громадные изумрудные глаза словно с немым вопросом заглянули мне в самую душу. Я вскочил, протирая глаза.  — Вот молодец, — сказала Ольга Дмитриевна. — Как раз успеешь на линейку. Вот, возьми — Она протянула мне шуршащий целлофановый пакет, в котором были мыло, зубная щетка, полотенце и круглая коробочка с зубным порошком. «Мятный» — прочитал я.  — А горячая вода тут где-нибудь есть? — спросил я, передернувшись от воспоминания о вчерашнем «послеобеденном» мытье. В ответ услышал прочувствованную речь о том, что настоящий пионер должен стойко переносить тяготы и лишения и т.п.  — Ясно. Так я пойду? –  Иди! — буркнула вожатая и отвернулась. Дойдя до умывальников, я выбрал наименее заржавевший кран и приступил к водным процедурам. Ледяная вода обжигала. Зубы ломило, но чистить их порошком вместо пасты было даже интересно. Утираясь полотенцем, я услышал легкие шаги — кто-то бежал в мою сторону. Славя. В черном облегающем спортивном костюме она была чудо как хороша. – Привет! Утренняя пробежка? – Да, я каждый день бегаю! Привет. На линейке увидимся! — и она побежала дальше. Следом из кустов выскочила Ульянка. – Что, загляделся? — смеясь, спросила она. — Смотри не влюбись — сильно пожалеешь! — Я хотел было ответить, но тут в стороне, куда убежала Славя, раздался отчаянный девичий крик. Я бросил полотенце и помчался на звук. За кустами, окружавшими умывальники, двое подростков шпанистого вида держали за руки Славю, а третий, уже знакомый мне наглый тип, лез руками ей за пазуху. Я с разгону всем телом ударил ублюдка, тот улетел в кусты.  — Отпустите девушку, уголовнички. — Те стояли, разинув рты, потом, совершив в уме нехитрые арифметические действия, решили, что двое — это больше, чем один.  — Ты че это, а? — сипло вопросил тот, что справа, и повалился от тычка в солнечное сплетение. Второй неуклюже махнул рукой, я спокойно поднырнул под нее, взял за предплечье и провел болевой прием.  — Ыыыыы! — заорал уголовничек и упал, суча ногами по траве.  — А теперь пошли к вожатой! — приказал я, но они не послушались и, кое-как поднявшись, ломанулись бежать, хрустя кустами, как стадо диких свиней. Я повернулся к Славе.  — Как ты?  — Ничего, только костюм порвал, скотина.  — Я бы этого так не оставил. — А что делать?  — Как что? Все рассказать вожатой! Пусть она их накажет!  — А им на это плевать! Они ко всем девчонкам пристают!  — Неужели на них управы никакой нет?  — Этот, главный у них — Толян Мерзляков, у него отец в горкоме партии секретарем служит. Он сыночка всегда покрывает.  — А те двое?  — Толяновы шестерки. –  Да, весело тут у вас…  — Я пойду. Переодеться надо перед линейкой, и вообще… — Славя передернулась от отвращения.  — Проводить? — спросил я.  – Не надо, я сама. Теперь они тебя ловить будут, так что будь осторожен.  — Спасибо. У умывальников обнаружилась Мику, ползающая по траве и собирающая что-то в ладошку. – Привет! Что потеряла? – Ой, привет! Я тут уронила зубной порошок, он рассыпался, я вот его теперь собираю…  — Возьми мой! — Пакет лежал тут же, полотенце висело на одном из кранов, но порошка в пакете не было. Странно. – Да ладно, не надо, я так обойдусь — смутилась Мику.  — Попроси у Ольги Дмитриевны новый.  — Хорошо. На линейке вожатая обрушила на нас поток информации о том, каким должен быть настоящий пионер, а также огласила распорядок дня– кружки, обед, послеобеденный отдых, пляж, кружки, ужин. Попутно я узнал из разговоров соседей, что памятник на площади — Гендо, японский коммунист, борец за права японских рабочих, установлен по инициативе папы Мику. Троицы хамов на линейке не было. Зато была Лена. Я приветственно улыбнулся ей, она привычно покраснела и потупилась, сложив руки перед собой. Меня толкнули так, что я чуть не вылетел из строя. Алиса.  — Чего на Ленку уставился, маньяк?  — А тебе какое дело?  — А такое, что будешь на нее пялиться — получишь!  — Тогда я буду на тебя пялиться.  — Чего? Урод! — Зеркало дать?  — Тьфу! Хотела тебя на пляж позвать, но теперь — ни за что!  — Не больно-то и хотелось. –  Ты! Ты! Ты!!!  — Двачевская, прекрати! — это Ольга Дмитриевна. Алиса побагровела так, что я испугался за ее здоровье. Казалось, сейчас у нее из ушей струями ударит пар.  — Ну хорошо-хорошо, тогда я буду целовать ее не глядя, могу вообще закрыть глаза. Устраивает? — Алиса бросилась на меня, как взбесившийся бульдозер. Я попытался отскочить, врезался спиной в кого-то сзади. Строй сломался. — Двачевская, Персунов! Ко мне, живо! НАКАЗАНЫ, ОБА! Остальные свободны. Линейка окончена. Вы что себе думаете, молодые люди? Разве так можно вести себя на линейке?! -  Ольга Дмитриевна, это все он!  — Как будто я не видела! Весь лагерь знает — где безобразия, там Двачевская! — Ольга Дмитриевна, я тоже виноват! Надо было промолчать.  — В общем, сейчас идете на склад, берете две метелки и чистенько подметаете площадь. Как закончите, найдете меня, я проверю.  — Еще чего! — фыркнула Алиса.  — А ты, Двачевская, плюс к этому после завтрака поможешь на кухне мыть посуду. Все, не обсуждается. — И Ольга Дмитриевна удалилась. - Ну что, красавица, пошли? — Алиса вспыхнула было снова, но вдруг успокоилась.  — Ты иди, я здесь подожду. Или ты две метлы не донесешь?  — Донесу, конечно. Но ты хоть покажи, где этот склад найти!  — Вон там — махнула рукой Алиса. — Ну иди уже! И я пошел. На полпути к предполагаемому складу из-за деревьев вышла Лена. Она что, дожидалась меня здесь? - Здравствуй, Леночка!  — Здравствуй. На склад идешь? – Да. Еще бы знать, где он!  — Я покажу.  — Вот спасибо, благодетельница! — Я ожидал, что Лена улыбнется, но она осталась серьезной — губы плотно сжаты, изумруды глаз потемнели.  — Она тебе нравится? — вдруг спросила Лена. -  Кто, Алиса?! Примерно так же, как африканским неграм нравятся бешеные носороги!  — Славя.  — СЛАВЯ?! А, понятно. По-моему, она всему лагерю нравится.  — Весь лагерь меня не интересует. Ты с ней целовался?  — Леночка, ты что? Со Славей мы еще даже не друзья! Если я спас ее от хулиганов, это не значит, что…  — Не ври! Я видела, как ты на нее смотришь!  — И как же я на нее смотрю?  — Как влюбленный дурак! — Лицо Лены исказила гримаса злости, из глаз брызнули слезы. Я стоял, как громом пораженный. Это что, сцена ревности? Но чем я заслужил? …  — Вон твой склад! Иди! Видеть тебя не хочу! — я оглянулся.  — Лена, я… — но ее уже не было рядом. Склад оказался обычным ангаром с широкими воротами, сейчас приоткрытыми. Внутри в полумраке стояло множество стеллажей со всякой всячиной — разборными железными кроватями, матрасами, подушками, одеялами, банками с краской, белилами, ацетоном и прочей бытовой химией. В дальнем углу стояли лопаты, ломы и метлы. Взяв две метлы — самые обыкновенные, из прутьев — я побрел обратно. Голова гудела от мыслей. Лена. Такая странная. Такая красивая. Такая добрая — и такая злая! Может, это от неуверенности в себе? Тут меня осенило. Ведь только что в своеобразной, шиворот-навыворот манере, Лена призналась мне в любви! Настроение мгновенно взлетело вверх, и я чуть не вприпрыжку помчался на площадь. Алисы там, разумеется, уже не было. Что ж, придется подметать одному. Прислонив одну метлу к Генде, я взялся за вторую и принялся поднимать тучи пыли. Чихнув четыре раза подряд, я услышал:  — Семен, ты неправильно делаешь! Не надо задирать метлу кверху! — Это была, конечно, Славя. — Давай покажу, как надо! — Она взяла вторую метлу и принялась быстро и сноровисто подметать площадь. При этом у нее получалось и поддерживать разговор:  — А что вы с Алисой не поделили на линейке?  — Да с ней разговаривать невозможно, сразу кидается! — отплевываясь от пыли, ответил я.  — Ну, а все-таки? — Тут я заметил на дальнем конце площади Лену, сидевшую на скамеечке и метавшую зеленые молнии в меня и в Славю. «Jealousy has eyes of green» — вспомнилось мне. Я поднял руку, помахал ею и крикнул:  — Лена, иди к нам! — Вот сейчас все и разъяснится — подумал я. Не тут-то было. Лена вскочила и быстрым шагом, почти бегом, скрылась в сторону домиков. Славя понимающе сказала:  — Она у нас стеснительная.  — Да… — мрачно ответил я, и разговор как-то увял. Мы молча домели площадь, я поблагодарил Славю и понес метлы обратно на склад. Выйдя оттуда, я услышал запись пионерского горна, призывающую на завтрак. Есть хотелось уже ощутимо, и я решил поспешить. У дверей в столовую Алиса пыталась форсировать преграду в лице Ольги Дмитриевны.  — Мы уже все подмели! — кричала она. Увидев меня, она так расстроилась, что пошла синими пятнами. Ольга Дмитриевна вопросительно глянула на меня, я важно кивнул.  — Ладно, Двачевская, иди. Тебе еще посуду мыть после завтрака. Столовая была набита битком. Единственные свободные места были в дальнем углу, возле Лены. Я взял поднос с завтраком и пошел к ней.  — Мадемуазель, разрешите разделить с вами трапезу? — с шутовским поклоном спросил я. Лена молча вжалась спиной в угол. Я сел рядом — но не слишком близко. Лена сидела не шевелясь, уткнувшись носом в тарелку. Так прошло минут пять.  — Знаешь, — откашлялся я, — ты зря ревнуешь меня к Славе. Мы просто помогаем друг другу, как и всем, кто нуждается в помощи.  — Я — ревную?! — закричала Лена. — Да мне плевать на вас обоих, делайте что хотите! — Она вскочила, но чтобы выйти, ей пришлось протискиваться мимо меня. Я не удержался и погладил ее по руке. Она отдернула руку и попыталась ударить меня ею. Я схватил ее ладонь и приложил к своей щеке. Лена вскрикнула, словно обожглась, выдралась из-за стола и побежала к выходу. Все, кто был в столовой, уставились на меня. Я закончил завтракать, стараясь, чтобы вилка в руке не дрожала. Только я допил компот, как кто-то подошел и встал надо мной, уперевшись руками в столик. Двачевская. - Что, Ромео, не вышло? — с издевательским сочувствием спросила она. — Ленка у нас девочка сложная, кому попало не дает.  — Ты уже вымыла всю посуду? — спросил я. Алиса мгновенно вспыхнула:  — Не твое дело!  — Как же не мое? Ведь мы же с тобой так славно потрудились на площади! — улыбнулся я. Алиса побагровела и открыла рот для очередной нападки, но тут раздался звонкий шлепок, из-за ее спины выскочил Толян и бросился бежать к двери. Алиса кошкой прыгнула ему на спину и вонзила в нее когти. Хулиган завопил и упал на пол. Прежде чем Ольга Дмитриевна смогла оторвать Алису от ее жертвы, вся рубашка у Толяна на спине была изодрана и окровавлена.  — Семен, может, хоть ты объяснишь мне, что тут произошло?  — Молодой человек слишком любвеобилен. При этом обходится без слов. Алиса была не в том настроении и наказала его за лаконичность, — «объяснил» я. Ольга Дмитриевна нахмурилась. - Так! Двачевская — под домашний арест до конца смены. Мерзляков, со мной в медпункт. Персунов, поможешь ей мыть посуду. После проследи, чтобы она сидела в домике. Безвылазно. Я проверю.  — А за что вы наказываете Алису? Девушка постояла за свою честь. Если кого и наказывать, то вот его! — ткнул я пальцем в Толяна. Тот вытаращил бесцветные глаза:  — Да я тебе…  — Стоять! — скомандовала вожатая. — Потом поговорим, Семен. А ты иди вперед! — и они вышли. Алиса изумленно хлопала на меня глазами. Я спросил:  — Так что, идем мыть посуду?  — Пошли, — буркнула девушка.  — Давай я буду мыть, а ты вытирать и ставить на место, — предложил я.  — Ну давай, — согласилась Алиса. »А руки-то у девчонки с мозолями и без маникюра» — обратил внимание я. Справились мы на удивление быстро. Уже на улице Алиса спросила меня: - Что, так и будешь провожать до самого домика?  — Сама дойдешь, — махнул рукой я. — Нашли надсмотрщика. - Ты, это… — замялась вдруг Алиса. Она, оказывается, и стесняться умеет! — изумился я. - Ну, в общем, я Ленке скажу, что ты парень ничего.  — А сама она не видит? — рассердился я.  — Ладно, пока. — Двачевская протянула мне руку. Пожатие было твердым, почти мужским. Так. Похоже, с рыжей можно если и не подружиться, то хотя бы мирно сосуществовать. А Толян явно становится проблемой. Сам по себе он не более чем надоедливая помеха, но втроем с дружками может быть опасен. Задумавшись, я не заметил, как ноги сами принесли меня к домику Лены. Я долго стоял, не решаясь постучать. Потом наконец подумал — если ее там нет, значит нет, и все. Если она там, но не хочет меня видеть — значит, так тому и быть. В любом случае тупо стоять под дверью — никакой пользы. Я постучался. Тишина, только в ушах звенит от напряжения. Потом мне почудился какой-то шорох. Я заслонил стекло в двери ладонью от солнца и попробовал заглянуть внутрь. Сразу за стеклом обнаружились злющие зеленые глазищи — две штуки, и к ним впридачу задорные фиолетовые хвостики, тоже два. Дрогнувший голосок спросил:  — Ч-чего надо? Я хрипло ответил:  — Самую красивую девочку на свете!  — Здесь таких нет!  — Есть! Лена зовут.  — А что, колхозница тебе разрешила?  — А я ее не спрашивал!  — Ну и зачем пришел?  — Прощения просить!  — Пусть тебя Славя прощает!  — Да мне плевать, кого она там прощает! Мне ты нужна, понимаешь?!  — Уходи.  — Никуда не уйду, пока не простишь! — я уже кричал. Проходившие мимо пионеры шарахались. Где-то в отдалении хихикнула Ульянка. Но мне было все равно. Я сел на крылечко спиной к двери. В висках стучало, в глазах все расплывалось. Шедшие мимо прятали глаза, делая вид, что ничего не замечают. Потом из-за двери раздалось:  — Ладно. Я подумаю. Иди. Потом я сидел на скамейке на площади возле Генды и стыдился самого себя. Что за истерика на весь лагерь, черт возьми?! Какая-то девчонка раскапризничалась, а ты уже и рыдать готов?! Теперь весь этот чертов лагерь считает тебя психом! Хотя какое мне до них дело? А она… Не гони лошадей. Дай девочке подумать, в самом деле! Еще вся смена впереди. Потом прохладные ладошки закрыли мне глаза.  — Лена?! — Но это была Славя.  — Славочка, ты милая, хорошая, но не сейчас, ладно? Я себя очень плохо чувствую, я посижу здесь один, мне нужно!  — Если тебе плохо, сходи в медпункт. Я могу проводить.  — Да какой медпункт! Я просто посижу, отдышусь и буду в порядке, обещаю!  — Как хочешь. — Она дернула плечом, поджала губы и удалилась. Все-таки, похоже, я попал в ад. И когда на горизонте нарисовалась знакомая троица и глумливый голос пропел: - А, бомжара, вот ты где! Ну, молись своей помойке! — я даже обрадовался.  — Двое из ларца, одинаковых с лица, и к ним бесплатное приложение! Что, братва, стосковались по переломам, вывихам и растяжениям?  — Что стоите? Хватайте его! — завизжал Толян. Время сгустилось, словно патока. Плавно уклоняюсь от хука справа, левому футбольным ударом пинаю в колено, правого, придерживая за руку, досылаю через скамейку. Вопли, стоны, матерная ругань. Разворачиваюсь. Шаркающий бег кривых ног по бетону. Спина Толяна удаляется в сторону спортплощадок.  — Вот смотрите — драки провоцирует Толян, а достается вам. По-моему, несправедливо. Подумайте об этом. — И правому: — Скамейку подними. Тут раздается горн на обед. Неторопливо иду к столовой. Впереди ковыляют «двое из ларца». Левый хромает, правый держится за бок — ушиб об скамейку. Падать не умеет. Беру поднос с обедом, обвожу взглядом столы — Лены нигде не видно. Что ж. Сажусь за первый попавшийся стол, делаю рожу типа «не влезай — убьёт» и утыкаюсь в тарелку. Пионеры спешно доедают свой обед и очищают территорию. Лена впорхнула в столовую веселая, улыбающаяся, подошла ко мне и спросила:  — Семочка, а мне ты не взял покушать? — Я бросил вилку и метнулся к раздаче. Слава богу, есть еще! Так, рассольник, котлета с рисом и мясной подливой, кусочек черного, кусочек белого, ложка-вилка и компот. Я торжественно водрузил на стол перед ней поднос.  — Спасибо, Семочка!  — На здоровье, кх-х! .. Леночка!  — Куда пойдем после обеда? У меня закружилась голова.  — Э-э-э, я еще плохо знаю здешние места, так что выбирай ты!  — Хорошо. — И она аккуратно, не торопясь, принялась кушать. Рыжие издали таращились на нас с улыбками до ушей. Алиса, проходя мимо, хлопнула меня по плечу и из-за спины показала большой палец. Я почувствовал, что сейчас зазвеню, как хрустальная ваза, от переполняющего меня счастья. Ульянка, радостно хихикая, сделала Лене «рожки» пальцами и убежала следом за Алисой. Лена же совершенно спокойно закончила обедать, вытерла губы салфеткой и улыбнулась мне:  — Пойдем? Когда мы вышли, узкая ладошка юркнула ко мне в руку и уютно пригрелась там. Благополучно миновав дремавшую в шезлонге Ольгу Дмитриевну, мы пролезли через дыру в заборе и углубились в лес.  — Ты уверена, что знаешь, куда идешь?  — Абсолютно.  — Тогда веди, Сусанин! — Лена только засмеялась в ответ. Лена плавно скользила впереди, а я споткнулся, наверное, об каждый корень, каждый пень, каждую корягу в этом лесу. Наконец, каким-то чудом не переломав себе ноги, я вывалился следом за ней на открытое место. Маленький песчаный пляжик, замусоренный ветками, листьями, шишками, желудями и прочими дарами леса. И посредине — скамейка. Откуда она тут взялась?  — Мы с Алисой притащили, — спокойно сказала Лена. — Давно, года два назад.  — Так ты каждое лето здесь? -  Да, но это лето последнее.  — Почему? -  Ну, закончу школу, надо будет поступать куда-то, там уже не до лагеря будет. — Лена села на скамейку, потянула меня за собой и усадила рядом — близко, очень близко.  — А куда будешь поступать?  — Я еще не решила.  — А куда хочешь?  — В универ, на филологический.  — А родители не против?  — А нету родителей, — по-прежнему невозмутимо ответила Лена. — Давай об этом потом поговорим, ладно? Смотри, как солнце сверкает на воде, прямо глазам больно. — И повернулась ко мне. В изумрудных глазах — ожидание. Я взял маленькую ладошку, поднес к губам и начал целовать нежные тонкие пальчики — один за другим, глядя ей в глаза. Ожидание в зеленом омуте сменилось нетерпением.  — Лен… -  Да?  — Ты ведь не первый раз так вот… сидишь?  — С тобой — первый! А будешь такие вопросы задавать — он станет и последним!  — Ну уж нет! Попалась птичка! Никому не отдам! — и я припал к ее ждущим губам. Маленький аккуратный носик, высокий чистый лоб, маленькие ушки, молочно-белая кожа на шее и ниже — загорать мы, видимо, отказываемся наотрез — и нежный, тонкий, сладкий запах, запах юной, чистой, невинной девушки — так пахнет молоденькая березка весной. Я развязал и снял с нее пионерский галстук — Лена не возражала. Расстегнул две верхние пуговицы на рубашке — она поймала мою руку и прижала к своей груди. Я спустил с ее нежного округлого плеча бретельку лифчика… Издали донесся сигнал горна. Ужин. Плевать. Голод для меня — привычное ощущение.  — Лен…  — М-м-м?  — Ты есть хочешь?  — Не отвлекайся! Кажется, я становлюсь подкаблучником. Я поднялся.  — Пойдем! — К-куда? — Изумление, разочарование, недовольство, злость.  — В лагерь, ужинать. Молча встает, надевает лифчик, застегивает рубашку. Уже на ходу завязывает галстук.  — Понимаешь, я не хочу, чтобы это было на один раз, чтобы ты завтра же забыла меня! Если мы будем вместе, у нас будет все время мира! -  Ага. Пять дней.  — Почему пять дней?!  — Смена кончается через пять дней. -  Как?!  — Да вот так. Ты поздно приехал. Ну идем, идем. Мир с грохотом рушится вокруг меня. «Ладно, не страдай так. Между девушкой и ужином ты выбрал ужин, так будь уж последовательным.» «Ты еще кто?!» «Я? Твой личный палач, твое альтер эго, внутренний голос, совесть — называй как хочешь.» «Почему я раньше тебя не слышал?» «Потому что ты только сейчас сошел с ума! Ха-ха-ха!» Дыра в заборе. Склад. Библиотека. Медпункт. Наконец-то — столовая. Еще не все поужинали. Успели. Лена, не оборачиваясь, уходит в дальний угол, где сидят Славя, Мику и библиотекарша. Я сижу один. Булки с кефиром не лезут в глотку. Я поднимаюсь и выхожу. Иду, сам не зная куда. Скамейка. Такая же, как там, за лесом. Я сижу. Вокруг — серое марево, ничто. Меня нет. Ничего нет. Меня обнимают сзади и больно кусают за ухо.  — Лена?!  — А ты ждал кого-то еще? — Кусают за другое ухо. С моих плеч сваливается Джомолунгма. Я ловлю Ленины руки.  — Не уходи!  — Надо, милый. — Быстрый, жадный поцелуй.  — А завтра? .. — Шепот в ухо: — Если найдешь! -  А? … — но ее уже нет позади. Я вскакиваю, оборачиваюсь. Ее нет. Подходя к домику Ольги Дмитриевны, я увидел в окне свет. Ясно, сейчас будет разбор полетов. И точно.  — Семен, ты собираешься участвовать в общественной жизни лагеря? «Нет, блин, только в личной!»  — Конечно, собираюсь, но я еще не определился!  — Зато кое в чем другом, по-моему, ты уже вполне определился! Ты посмотри на себя — растрепанный, галстук на боку, взгляд безумный, губы… — Тут вожатую осенило, и она прикрыла рот рукой. — И где же ты был всю вторую половину дня?  — Э-э-э, изучал окрестности!  — И много изучил? — прыснула вожатая.  — Пока недостаточно! — улыбнулся ответно я.  — Чтобы завтра же записался в какой-нибудь кружок и начал общественную деятельность!  — Яволь!  — Ну вот что с тобой делать, а? Все, спать ложись! Завтра продолжим. Мне снилось, что нас с Леной тащат в разные стороны какие-то люди, я хочу закричать — и не могу, голос пропал, и только Лена шепчет: — Найди меня! — Потом раздался дикий трезвон, и я открыл глаза.