Счастье есть!

Чувствовал я себя отвратно - голова раскалывалась, все тело болело, шевелить руками-ногами и то было тяжело. Дав "по шапке" жестяному садисту - будильнику, я протер глаза и огляделся. Семь утра. Ольги Дмитриевны нет. На улице туман, впрочем, быстро исчезающий под лучами солнца. На столе лежит мой пакет с умывальными принадлежностями, сверху - новый зубной порошок. Угу. Форма лежит на стуле, аккуратно сложенная, под стулом - сандалии. Моих тапок нигде не видно. Ладно, разберемся. Когда я умылся, кряхтя от ледяной воды и головной боли, и уже вытирался полотенцем, мимо пробежала Славя в своем спортивном костюме, аккуратно , так что было почти незаметно, зашитом спереди. - Доброе утро, Славочка! Она сердито фыркнула и побежала дальше, задрав подбородок. Ладно. Лены на линейке не было. - Персунов, не верти так головой - шею свернешь! В дальнейшей речи ОД прозвучали слова - "родительский день". Я спросил у стоявшей рядом библиотекарши: - Родительский день? Когда? Она взглянула на меня, как на полного дауна: - Да сегодня же! Вот так, значит. Спросить у нее, где Лена? И получить еще одну порцию презрения! Нет, сначала подумаем. Родителей у Лены нет. Как, почему, сейчас неактуально. Значит, в родительские дни девочка где-то прячется. Где, вот вопрос! - Нале-во! Вперед, на завтрак, шагом марш! Спросить у Алисы? Они с Ульянкой как-то очень уж громко смеются, на меня - ноль внимания. И вообще, обстановка за завтраком какая-то слишком нервозная. Или мне кажется? Нет, не кажется. Возбужденное и тревожное ожидание. Ждут приезда родителей. - Семен, после завтрака помоги установить на сцене аппаратуру. Будет концерт для родителей. - Ольга Дмитриевна, вы не знаете, где Лена? - Нет, а что? - Да нет, ничего. - Отсюда помощи не дождешься. - Ой, Сенчик, ты правда поможешь? Тяжело, я знаю. Но нам, девочкам, эти колонки совсем не поднять! А я зато песни петь буду! Тебе понравится! - Мику. Соседка Лены по домику. Может, она что-нибудь знает? - Нет, Сенчик, я ее с утра не видела. Как проснулась, смотрю - ее нет. Думала, может, она уже умываться пошла - а ее и там нет! Но она придет, не бойся! Она всегда приходит! Утешила. Ладно, идем таскать тяжести. Черт, кто придумал эти ящики! Усилитель ламповый. Сейчас такие штуки стоят огромную кучу денег. Тоже тяжелый. Мотки проводов. Ну, с этим пускай сами разбираются. Наше дело - дотащить. Уф, все! Мику и Алиса разбирают провода, подключают аппаратуру. Алиса играет на гитаре? Это новость! Подключила "Урал", настраивает. Резкие гитарные аккорды разносятся по лагерю. "Взвейтесь кострами, синие ночи". Разумеется. - Алис, ты не знаешь, куда Лена пропала? - Она вернется, Семен. Она каждый родительский день уходит куда-то, чтобы побыть одной. Искать бесполезно. Она умеет прятаться так, что милицейская облава не найдет. Опробуй-ка лучше микрофон. - Раз, раз... Where are you now? I need you now! If you are around it will be alright! Фонит чуток. Сделай потише. - Семен, ты знаешь, что у тебя хороший голос? - Изумление в карих глазах. - Нет, не знаю! - Еще припашут петь какую-нибудь "Малую Землю". Или детские песенки. - Жаль. Ну беги, пока ОД еще чего-нибудь не придумала. - Алиса подмигивает и поднимает сжатый кулак в жесте - Рот Фронт! Бегу. Сначала нужно осмотреть территорию лагеря. Где Лена любит бывать? Ага, сначала библиотека. Книжный червь, как всегда, спит на посту. Лены нет. Медпункт? Что ей там делать? Но на всякий случай зайдем. - Что случилось?...пионер? - Нет, ничего, я так, мимо проходил! - М-да? А то ложись вон на кушеточку, осмотрим тебя! - Нет, спасибо, не надо! Спортплощадки. Малышню строят вести на концерт. Мимо. Пляж. Лодочная станция. Пусто. Сердце щемит. Где же ты, милая? Может, Винтик со Шпунтиком что-нибудь знают? Случайно видели краем глаза, слышали краем уха? Захожу в кружок кибернетики. - Ты к нам записываться? - Электроник. - Нет, его Ольга Дмитриевна прислала, там концерт будет! - это Шурик. - На концерт вас правда звали, но я не за этим. Вы сегодня Лену не видели? - Нет, мы с утра здесь безвылазно. А что? - Ничего. Вас родители не потеряют? - Идем, идем! А мне в другую сторону. В лагере, похоже, ее нет. Есть еще та скамейка в гуще леса. Бегом туда. Как не порвал сандалии - сам удивляюсь. Запыхавшись так, что в глазах потемнело, выскакиваю на пляжик. Лены нет. Падаю на скамейку. Где теперь искать - ума не приложу. И я побрел обратно в лагерь. Солнце поблекло, небо обесцветилось, зелень потемнела, став почти черной. До обеда просидел возле столовой. Со стороны эстрады доносилась музыка, потом Мику пела - "Милая моя, солнышко лесное", потом концерт кончился, и столовая открылась. Кормили сегодня каким-то сладким супом и сладким же рисом с изюмом. "Кутья. Таким блюдом поминают покойников." "Тьфу на тебя!" Я попросил на раздаче что-нибудь "с собой". Повариха, глядя на меня с жалостью, выдала мне бумажный пакет - 2 котлеты, нарезанные полбуханки хлеба, яблоко и сверху, от щедрот - бутылку лимонада "Дюшес". Куда теперь? Пойду обратно в лес. Может быть, она еще придет на то место. Плюхаясь на скамейку на маленьком пляжике, увидел нарисованную мелом жирную стрелку, указывающую в противоположную от лагеря сторону . Раньше этого не было. Сердце пропустило удар. Вгляделся в стену деревьев и на одном из них увидел белую полоску. Подбежал ближе. Еще одна стрелка. За ней еще. И еще. Вышел к месту, где река делала поворот. Что-то вроде мыса, внизу - крутой обрыв, под ним - полоска ровного песчаного берега. Внизу, у воды, стоит маленькая фигурка с моментально узнаваемыми хвостиками волос и бросает в воду камешки. Стою, дышу. Сердце пытается продолбить темя и выскочить на волю. - Что так долго? Я жду, жду, уже есть захотела! - А я вот, принес... - Спасибо, Семочка! А салфеток не прихватил? - Виноват, не догадался! Каюсь! - Экий ты у меня недогадливый! - А глаза говорят совсем другое, светятся и сияют. - А у меня платок есть! - и впрямь, в кармане шортов откуда-то взялся вышитый платочек. В уголке вышита разными цветами буква "С". Славя?! Но как?! - Не надо! - отмахнулась Лена. Я судорожно выдохнул. - Лучше обними меня, а то что-то прохладно. На самом солнцепеке? Хитруля! Я бережно обнимаю Лену. Она обхватывает мою шею руками и смотрит мне в глаза, прищурившись от солнца. - Может, поцелуешь девушку? - Слушаю и повинуюсь! - и после затяжного, сладкого, до последней молекулы воздуха в легких поцелуя: - Любишь начинать с десерта? - Не так часто удается попробовать десерт. - И вдруг серьезно: - У нас в интернате сладкое - редкость. А ты такой... такой... - и снова поцелуй. Губы теплые, упругие, нежные... соленые. - Не плачь, милая! Не плачь, лапочка! Слезы потоком. И сквозь всхлипывания, прерывистые вздохи и виноватые улыбки Лена рассказала мне всю свою немудреную историю. Мама умерла от рака, когда Леночке было всего четыре года. На поминках папа впервые напился пьяным. Потом снова. Потом стал пить постоянно. Леночка по вечерам часто оставалась голодной, потому что в холодильнике ничего не было, кроме водки. А папа в ответ на просьбы чего-нибудь покушать стал Леночку бить. В школу Леночка пошла в платье, которое сама перешила из маминого. Учебники и тетрадки ей дала учительница. Леночка училась очень хорошо, потому что школьные задания помогали ей хоть на время забыть, что дома сидит грязное, пьяное, слюнявое чудовище. За постоянные пьянки папу уволили с работы. Денег не было и раньше, а теперь не стало вообще. Папа перешел на суррогаты. Дома стали появляться какие-то мутные, скользкие личности. А когда Лене было десять, однажды на нее набросились, стали срывать одежду. Лена в панике схватила кухонный нож и отбивалась им. Потом выскочила из квартиры и побежала куда глаза глядят. Бродила по городу до утра. Какая-то женщина за руку отвела ее в милицию. Лену отправили в школу-интернат. Папу лишили родительских прав. В интернате было тяжело, но все же лучше, чем наедине с папой. Лена закончила девятый класс, в школе учиться осталось год. Потом нужно поступить в вуз и написать заявление на место в общежитии. Место в лагере "Совенок" ей забронировали в горсовете на все время учебы в школе. Были мальчики, желавшие сойтись с ней поближе, но после первого же претендента, незамысловато начавшего раздевать ее вместо поцелуев, она замкнулась в себе окончательно. Пока не появился я. Я сидел оглушенный. Что-то подобное я подозревал, но одно дело догадываться, а другое - столкнуться воочию. Лена положила голову мне на плечо. Пластмассовое сердечко на резинке, которой были перетянуты ее волосы, впилось мне в кожу, но я терпел. - Расскажи что-нибудь о себе, милый. И я, вздохнув, как перед прыжком в воду, рассказал ей абсолютно все, без утайки. - Выходит, ты пришелец из будущего, милый? - Лена подняла голову. - Не знаю. Может быть, с того света. Можешь мне не верить, если не хочешь. Доказать нечем. И когда кончится смена, я не знаю, что произойдет. Если я останусь здесь, мне совершенно некуда деваться. А если... Ну, ну, хватит. Давай-ка я утру твои слезки. - Фу, какие приторные у нее духи! Такие же, как она сама! - Ты... знаешь?! - Не волнуйся, милый, ты ни в чем не виноват. Я видела, как Славя что-то сунула тебе в карман, когда вы подметали площадь. - Не думал, что она способна на мелкую подлость. - И не только на мелкую, поверь мне, милый. Узкая ладошка ныряет ко мне в карман. Лена вытащила платок и завернула в него камешек. Завязала узелком. И - сильно, умело бросила далеко в воду. - Пусть его рыбы нюхают! - заявила моя любовь. И, последний раз всхлипнув, тут же предложила: - Пойдем купаться! - У меня, э-э-э, нет купального костюма... - ...Так и у меня... Никто же не видит! - А вдруг? - А и пусть! Купаться хочу! И Лена распускает галстук, снимает рубашку, повернувшись к воде лицом, расстегивает лифчик, перешагивает через форменную юбку и остается в одних беленьких трусиках. Вдруг поворачивается, в глазах - зеленые дьяволята: - Нравится? Я заслоняю глаза рукой, как от солнца: - Ты... ослепляешь! И она с хохотом бежит и плюхается в воду. - Ты же плавать не умеешь! - А ты научи! Речная вода обычно мутная, коричневого или мутно-зеленого цвета, на дне полно ила, грязи, опасных предметов - железяк, коряг, битого стекла. Но здесь вода чистая, голубоватая, дно песчаное, так что видны даже рыбешки, плавающие у дна. Лена смотрит на меня, в глазах - нетерпение. Потом садится в воду, одно движение - и бросает в меня мокрые трусики: - Резинка раскисла. Повесь вон там на ветку и иди же скорее сюда, а то меня водяной украдет у тебя! Я решаюсь, сбрасываю с себя абсолютно все и бегу ловить свою наяду. Она, хохоча и визжа, отбивается и окатывает меня брызгами. - Учи меня плавать! - Ложись на живот, работай руками и ногами, вот так, дыши равномерно, не брызгай так, двигайся спокойно, иначе дыхание собьешь... - я придерживаю девочку под животик, она пытается грести руками и ногами, и через некоторое время у нее начинает что-то получаться. - Ой, а это что такое? - замечает Лена мою несдержанность. Я чувствую, что багровею. - Не бойся, Семочка, покажи! - в ее глазах изумление и испуг. - Какой огромный! Как же он в меня поместится?! - Я чувствую, как меня буквально рвут на части вожделение и стыд. И радость. Но речная вода быстро приводит меня в порядок. - Фу, устала! Пошли на берег? Мы лежим на нашей одежде и щуримся на солнце. Лена берет мою руку и подбрасывает ее кверху, как мячик. Потом кладет себе на грудь. - Тебе правда нравится? - Правда. Ты прекрасна . - Я чувствую, как дрожит мой голос. - Тогда поцелуй меня. - И я целую огромные прекрасные глаза, маленький носик, чуть припухшие губы, потом иду ниже, беспокойную жилку на шее, сахарную ключицу, полную грудь, задорный розовый сосок... - Ах! - Лену начинает колотить дрожь. - Не сейчас, милый, ладно? Я... я боюсь. - Как скажешь, красавица. - Я глушу разочарование в голосе. - Может, поедим? Идея принимается с энтузиазмом. Мы жуем котлеты, заедаем их хлебом и по очереди пьем из горла "Дюшес" - нагие, нисколько не стыдясь и не стесняясь друг друга. Потом Лена достает из кармана юбки часики - не подозревал, что в юбках бывают карманы - и говорит с сожалением: - Пора, Семочка. ОД нас, наверное, обыскалась уже. - Что, родительский день уже кончился? - Да, он кончается в семь вечера, еще до ужина. На ужин сегодня мало кто пойдет - все объедаются тем, что привезли родители. - Так может, и нам не торопиться? - Нет, мы должны вести себя естественно. Все же знают, что к нам не приедет никто. - Лена помрачнела, потом снова улыбнулась. - Тогда пошли, конспиратор. На обратном пути я почти не спотыкался. Странно. Лена потеряла одну из резинок для волос и просто сделала сзади короткий смешной хвостик. Мокрые трусики, поморщившись, надевать не стала, и я, как мог аккуратно отжав их, за неимением лучшего положил в бумажный пакет из-под еды. Пока мы шли до лагеря, Лена весело болтала обо всем, о чем болтают молоденькие девушки, я шел, поддакивал и думал: "Поразительно. Самая угрюмая и нелюдимая девочка в лагере? Ни за что бы не поверил! Она ведет себя со мной так, как ведут себя с другими Алиса, Мику, Славя... А с ними сразу прячется в раковину одиночества. Это любовь, парень, настоящая любовь! Но как же быть, если с концом смены все прекратится, она уедет в свой интернат, а я... Что вообще будет со мной?" Вот и домик Лены. Она, чмокнув меня в губы и шепнув: - Подожди, я сейчас! - взяла у меня из рук бумажный пакет и скрылась за дверью. Оттуда раздался ее счастливый смех, потом она выпорхнула наружу и завертелась передо мной, приподняв юбочку за подол. Новые трусики, синие, под цвет юбки. Дверь приоткрылась, оттуда высунулась Мику, неодобрительно глянула и покрутила пальцем у виска. Лена, смеясь, повисла у меня на руке. Перед входом в столовую караулила Ольга Дмитриевна. Увидев нас, она грозно нахмурилась, открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумала и молча поманила меня пальцем. Я пропустил Лену вперед и подошел. - Семен, что ты сделал с нашей Царевной Несмеяной? Теперь понимаю, где вы оба пропадали весь день! И вот что! Постарайся, чтобы она была теперь такой, как сейчас, постоянно! А от общественной работы вас это не освобождает! Аппаратуру обратно в музкружок кто понесет, а? - А чего все я да я? Пусть вон братья Самоделкины поработают! - Да они вдвоем одну колонку не унесут! Короче, задание понял? - А ужин как же? - После ужина чтобы все со сцены было убрано! - Яволь... Народу в столовой было меньше, чем обычно, но все же порядочно. Лена уже накрыла на нас обоих и теперь уплетала омлет, запивая его чаем. Вертясь во все стороны, болтая ногами и хихикая, как Ульянка. Народ изумленно оглядывался. Ко мне подошла Славя. - Сенечка, тебе понравился мой подарок? - Это был подарок? А я думал, это по-другому называется! От него слишком пахло, и по-моему, я его где-то потерял! Славя побледнела, закусила губу и молча вышла. Лена тем временем развлекалась тем, что засунула недоеденный кусок сосиски за шиворот сидевшему к ней спиной Толяну. "Близнецы" молча смотрели на это безобразие, и мне показалось, что "левый" улыбается. Вообще, Лену можно было понять. Сосиска в качестве дополнения к омлету была холодной, волглой, похожей на кусок пластилина, и на вкус, похоже, мало отличалась от него. Толян с его спиной, сплошь обклеенной пластырем, так ничего и не понял. Выйдя из столовой, мы договорились, что встретимся на площади перед Гендой. Подходя к сцене, я увидел Алису, тащившую, надрываясь, в одной руке гитару, в другой - усилитель. - Так, девушка, усилок поставь на землю. А гитару мне на шею надень - так легче нести. - Спасибо, Семен. А Ленка где? - На площади. Там народ собирается, вроде посиделки какие-то. - Ладно. Ты тоже подходи, как закончишь. - Обязательно. С колонками, электропиано и прочими стойками я провозился с полчаса. Изрядно взопрев, я сдал на руки необычно хмурой Мику последние мотки проводов и поспешил на площадь. Там пионеры подвинули друг к другу несколько скамеек и внимали Ульянке, рассказывавшей страшную историю. Страшная история Ульянки. Жил-был один пионер. Ну, обычный такой. В школу ходил, поручения выполнял, в общем, слушался старших. И поехал он как-то летом к нам в "Совенок". А тогда еще старый лагерь работал. Вот туда его и отправили. А там он влюбился в вожатую. А вожатая любила физрука и бегала к нему на свидания. Пионер узнал про это, взял нож и зарезал физрука. Той же ночью мертвый физрук пришел и задушил пионера. Вожатая утром увидела, что они оба мертвые, и повесилась в лесу. Детей оттуда забрали в новый лагерь, а старый бросили. И теперь оттуда по ночам слышен вой физрука и плач вожатой. А привидение пионера летает вокруг, хочет до них добраться - и не может. - Колоссально! - рассмеялся я. - А будто ты лучше расскажешь - надулась Ульянка. Вокруг зашумели: - Давай, Семен, расскажи страшную историю! Я взглянул на Лену, сидевшую на соседней скамейке в окружении пионеров. Она поощрительно улыбнулась. - Ну что ж... Страшная история Семена. Солнце светит ярко, но я жажду Тьмы. Солнце светит ярко, но Тьма внутри меня. Тьма благодатна - она спасает меня. Тьма сладостна - она дарует мне покой. Тьма ненасытна - она заставляет меня вновь и вновь выходить на охоту. Солнце светит ярко, но лес густ и полон теней. Я скольжу по лесу из одной тени в другую. Я ищу. Наконец лес расступается, рассеченный, как бритвой, полотном дороги. На той стороне - ворота. Надпись: "Совенок". Хм. Сова - птица ночи. Она тоже дитя Тьмы. Я жду. Иссохшие вены полны жажды. Сморщенное сердце не бьется. Тень от дерева мала и бледна, но терпение мое безгранично. Я - Симеон, правая рука князя Тепеша, один из первых, им обращенных. Я давно бросил считать, сколько лет уже я немертв. И вот наконец ворота, скрипнув, выпускают добычу. Девушка с пшеничными косами, голубоглазая, стройная, легкая, как мотылек. Странная одежда - белая рубашка, короткая синяя юбка, кроваво-красный шейный платок. Торопливо бежит в лес, помахивая пустым ведерком. Спускается в овраг, к ручью. Я скольжу следом. Здесь тихо, сыро и темно. Наклоняется над ручьем зачерпнуть воды. Гигантским нетопырем я обрушиваюсь сверху. Вскрик. Я зажимаю рукой ее рот и впиваюсь в нежное горло. Горячий поток юной жизни хлещет мне в глотку. Я пью. Как трепещет ее тело в моих объятиях! Если бы я был человеком, то испытал бы страсть. Но я не человек, и моя страсть иная. Я осторожно опускаю обмякшее тело на землю. Кровь дала мне знание. Теперь я знаю все об этом лагере - расположение построек, знаю всех, кто там живет. Ночью я приду и выпью их всех. Кроме одной. Той, что слышит мой Зов. Той, что отвечает мне. Изумрудные глаза ищут меня, жаждут меня, жаждут обращения. Алые губы скрывают белоснежные, острые зубки. Грудь вздымается в предвкушении. Я найду ее, нежно коснусь клыками податливой кожи на шее, и на следующую ночь нас станет двое. А пока - я жду. Пионеры расходились в полной тишине. Ульянка убежала с выражением ужаса на лице. Кто-то из малышей вскрикнул: - Мамочка, я боюсь! - Алиса сказала неопределенным тоном: - Ну ты дал! - и тоже ушла. Только Лена осталась, зеленые глаза серьезно и внимательно вглядывались в меня. - Сема, ты что, правда вампир?! - скрываемый в голосе страх. - Да что это с вами всеми? Меня попросили рассказать страшную историю - я рассказал. Вот и все! - Вот и хорошо! - в голосе облегчение и... разочарование? - Иди лучше сюда! Я соскучился! - А кусать не будешь? - Станешь глупые вопросы задавать - точно укушу! Поцелуй, головокружительный, нежный, властный, до радужных пятен в глазах. Глубокий вдох - и еще один поцелуй, на этот раз кроткий, ласковый, нежный. Так бы и жил, припав к ее губам. Но она легонько отстраняется: - Милый, дай подышать! - потом обнимает меня как-то сбоку, кладет голову мне на плечо. - Смотри, какие звезды! Этих созвездий я не знаю. Хотя астрономию у нас в школах какие-то "реформаторы" давно отменили, мне она всегда была интересна. Я любил находить в небе знакомые очертания, но сейчас смотрю вверх, как баран на новые ворота. - Ну как же! - удивляется Лена. - Вот Лидия, вот Три Брата, а это Колесница. Ну хоть Меч Геракла-то ты должен знать! Самая верхняя - Путеводная Звезда! Она всегда показывает на север! Я беспомощно хлопаю глазами. Осознание промозглым осенним ветром охватывает меня среди жаркого летнего вечера: это не мой мир. И Луна здесь какая-то розовато-желтая, и движется по небу с запада на восток. Как я раньше-то не замечал? Лена внимательно вглядывается в мои глаза, потом крепко-крепко обнимает и покрывает поцелуями мое лицо. Идти куда-то, крепко держа друг друга в объятиях, весьма проблематично, но мы умудряемся добраться до моего общего с вожатой домика. По дороге Лена шепчет мне на ухо: - Не представляю, как я доживу до утра без тебя. У меня рождается идея. - Если все получится, тебе и не придется. Открываю своим ключом дверь. Сонный голос с соседней кровати: - Семен, ты? - Я, Ольга Дмитриевна. - Сцену в порядок привел? - Давно. Вы спите, спите! Она еще что-то неразборчиво ворчит, ворочается и наконец засыпает. Я беру свое одеяло и выскальзываю наружу. Лена ждет меня в шезлонге. Мы некоторое время устраиваемся поудобнее, потом затихаем. Одеяло суконное, колючее. У меня начинает чесаться то нос, то ухо, то плечо, то колено. Потом прохладные тонкие пальчики сначала опасливо, затем все решительнее начинают путешествовать по моей груди, животу, проникают под резинку... - Ай! - шепотом вскрикиваю я. - Осторожнее! - Прости, Семочка, - винится моя любовь. Берет мою руку и кладет себе на грудь. Мне становится тесно в пионерской форме. Я аккуратно расстегиваю на Лене рубашку, пытаюсь нащупать застежку лифчика. - Подожди, милый, - жарко шепчет мне в ухо Лена. Одно движение - и нежные полушария ее грудей упруго выскакивают на волю. Я нахожу губами стремительно твердеющий сосок. Лена прерывисто вздыхает и тянет мою руку вниз. Синие трусики промокли насквозь. Я ласкаю ее рукой. Когда все кончается, она глубоко вздыхает, зарывается носом мне в подмышку и засыпает. Я вдыхаю запах ее волос и не понимаю, как я раньше мог жить без нее. Потом наваливается усталость.