***
Лампочка не выдержала подобного издевательства и с тихим хлопком перегорела. Включать и выключать её, моргая, было одним из основных занятий Эггси, когда он торчал дома и пытался не выходить из своей комнаты лишний раз. В зале громко орал телевизор, мать истерически смеялась, а Дин крыл матом кого-то в телевизоре. Ничего необычного, впрочем. «Надо было завалить на придурка шкаф при первой встрече», — подумал Эггси. Если бы он знал, во что именно все выльется, то взял бы грех на душу, черт с ним. Но это было бы до того, как Дин узнал, что его пасынок «не совсем такой, как надо», как он сам выражался, и никто бы ничего не заподозрил. Несчастный случай. Просто несчастный случай. — Эггси! Эггси! — донеслось из соседней комнаты. С каждым годом хлама в доме становилось все больше. Эггси помнил то время, когда квартира была после ремонта, когда на полках стояли статуэтки и фотографии, в том числе с Ли Анвином. Теперь от всего этого остались одни воспоминания, а банки из-под пива заполонили пространство наравне с бумажками и немытой посудой. Мишель Анвин сидела среди всего этого с абсолютно отстраненным видом. — У тебя есть папиросная бумага? — Нет, — покачал головой Эггси. — Сделай приятное мамочке, сбегай купи, — Дин вытащил из кармана несколько купюр. — Или, — он хохотнул, — наколдуй! Эггси одарил мрачным взглядом сперва отчима, а затем его хмурого дружка, который занимал кресло у телевизора и, к счастью, не понимал намеков. — А Бульдога чего не пошлете? Третий лишний же. — Ну, он же не такой, как ты, — Дин продемонстрировал в улыбке кривые зубы и вытянул вперед руку с деньгами. — И третий — не лишний. Эггси мрачно выдернул банкноты из его пальцев и пошел к выходу. — Спасибо, сынок, — бросила Мишель, отрываясь от журнала, который держала в руках. Заглянув в кроватку к спящей сестре, Эггси поправил ей одеяло и вышел прочь. Ему было двадцать три, он жил не в лучшем районе города вместе с матерью, которая считала его странным, но смирилась с этим, отчимом, который считал его чем-то вроде цирковой обезьянки, и сестрой, которой единственной из всех нравилось, когда вещи летали по комнате. Эггси не считал себя уродом, как бы Дин ни пытался вбить это ему в голову. То, что он мог, было… частью его, чем-то неотделимым, и пусть это не тянуло на умения героев марвеловских комиксов, запретить себе переступать грань человеческих возможностей Эггси не хотел, пусть ему и угрожали, что он закончит свою жизнь где-нибудь в подземельях под присмотром изучающего его британского правительства. Эта канитель тянулась уже много лет, и порой Эггси казалось, что единственный человек, который смотрел на него хотя бы с искрой понимания, был полоумный дед, живший по соседству. Старик был тот еще тип — чего стоила хотя бы его мудреная борода. Лондон, карамельно-прекрасный в сериалах и кинофильмах со всеми своими понтами типа колеса обозрения и Биг-Бена, жрал людей. Эггси знал это не понаслышке, он видел это каждый день в оконных отражениях и зеркалах пабов. Беженцы с Ближнего Востока, которых показывали по телевизору, рвались попасть в старушку Англию, словно здесь был рай на земле, и он смеялся от их наивности. Если и было где более мрачное, серое, лишенное надежды и радости место, то это был проклятый Лондон. И, пожалуй, единственным, что было в нем хорошего, то это пиво.***
— Надо было давить. Кошку. Эггси вцепился в руль машины так, что костяшки побелели. Бежать было некуда, во всяком случае, ему. Их загребут, впаяют штраф, отправят на общественные работы и… — Вылезайте. Бегом! Едва салон опустел, Анвин вдавил в пол педаль газа, припечатывая автомобиль полицейских бампер в бампер. Не выдержав подобного издевательства, машина окончательно заглохла. Из радиатора потек тосол. Из чувства мести за поврежденную машину блюстители порядка от души приложили Эггси лицом и спиной, пока сковывали руки. Это было его не первое посещение полицейского участка. Наркотики, кражи, на которых он попался, другой угнанный автомобиль, мелкое хулиганство. Сколько окон Эггси разбил — не сосчитать (некоторые, правда, без участия камней или кусков кирпича). К счастью, обычно все заканчивалось тем, что за него вносили залог или же он надевал оранжевую робу и представлял себя главным героем «Отбросов», поджигая одежду на смотрителях на расстоянии. — В этот раз тебе это с рук не сойдет, — сообщил ему полицейский. — Будь это первый твой угон, ты отделался бы работами. Но в этот раз рискуешь опоздать домой на полтора года. Конечно, ты можешь сдать своих подельников, и вы все отправитесь на отработку. Так что? — Ничего я вам не скажу, — Эггси демонстративно уставился в потолок. — А подумать? — Я хочу позвонить. Ему оставили телефон и дали пять минут времени. Эггси включил трубку, посмотрел на загоревшийся зеленым экранчик мобильника и выключил его. Кому он мог позвонить, по сути? Матери? Дин с него шкуру спустит, когда узнает. И денег за него точно никто платить не станет. Вот нож под ребра загнать или пулю в спину — это пожалуйста, банда Дина всегда на такое готова. Эггси посмотрел на дверь. Он мог бы вскрыть замок — это у него получалось почти всегда; было что-то такое завораживающе заманчивое в замках, за что он любил их, а они его, иначе не поддавались бы велению мысли и движению запястья — даже отмычек никаких не нужно. Только вот отпереть дверь было мало. Надо было еще сбежать из участка, полного легавых, а следователь наверняка далеко не ушел. Стоит за дверью, листая дело и посмеиваясь. Что ж, Эггси, скажи привет камере на полтора года. Баланда, это Эггси, Эггси, это баланда. Вы станете лучшими друзьями. Эггси ругнулся. Ему остро, отчаянно захотелось оказаться где-нибудь не здесь, где-нибудь, где бы его не нашли и никто бы его не сдал. Чего он не ждал, так это того, что его желание сбудется в тот же момент.