***
Пустое ателье выглядело непривычно, а тишина, не нарушаемая звуками работающей машинки, казалась лучшей в мире мелодией. Впервые за долгое время Гарри был в этих стенах совсем один. После ухода из аврората и переезда сюда непривычное одиночество давило, и, когда бывший сотрудник попросил присмотреть за бунтующим сыном, Харт согласился. Чарли не был лучшей из возможных компаний, но и его общество не было совсем уж плохим. Время от времени стоило напоминать, что он тут не главный — и все, можно жить. Гарри помнил, с каким ужасом возвращался в этот дом, в котором прошло его детство и юность до самого побега в Редхилл. Ателье не изменилось ни капли, но чего-то в нем не хватало. Семейное гнездышко Хартов перестало быть таковым после кончины его родителей, а сам Гарри не жил здесь с семьей и дня. Он приоткрыл дверь в первую примерочную. Когда им было лет по восемь, они с Мерлином сделали из стола и двух рулонов ткани «крепость» и играли в «осаду гоблинами». Потом влетело знатно обоим, Гарри оказался на две недели ограничен в передвижении, и они с Олливандером-младшим загоняли его сову, которая летала туда-сюда с записками. В этой же примерочной в начале лета мать снимала с вертлявого одиннадцатилетнего Гарри мерки для школьной мантии, спрашивая, на каком факультете он хотел бы учиться. «Гриффиндор! — сказал тогда Гарри, размахивая руками. — Хочу быть таким, как Годрик!» Но в покровители ему досталась леди Рейвенкло, и нет, он не расстроился ни капли, потому что Мерлин угодил туда же. Опять шел снег. В Лондоне крайне редки действительно снежные зимы. Летящие с неба снежинки таяли, едва коснувшись земли. На первом и втором курсах Гарри приезжал на Рождество домой, но на третьем и дальше каждый раз оставался в Хогвартсе. Походы в Хогсмид, речи директора за ужином, возможность посидеть в библиотеке в одиночестве, а затем, на четвертом уже, еще и тренировки сам с собой в квиддич. Гарри поднял взгляд на потолок, на второй этаж. Где-то там, в небольшой кладовой, стоит, покрывается пылью его метла. Когда потеплеет, надо будет вытащить Эггси куда-нибудь в поле и научить его летать. На днях Гарри спросил у него, не жалеет ли тот, что не получил письмо. «Нет, ни капли, — ответил Анвин, не отрываясь от работы. — Вдруг бы мы из-за этого не встретились?» Эггси убежал куда-то еще утром. Гарри успел прибраться и сходить за продуктами. Завтрашний день опять обещал принести много работы, но до финала этого сумасшествия было уже недалеко. К двенадцати заглянула помощница Валентайна, чье имя Гарри то ли не знал, то ли успел забыть, и забрала сверток с нашейными платками, о котором они договорились вчера. Забрав галлеоны, Гарри вернулся к столу, собираясь разобрать бумаги, когда обнаружил билет, лежащий поверх них. «Я буду ждать тебя там, не опаздывай!» — было написано рукой Эггси, но как-то слишком размашисто, словно в большой спешке. До начала сеанса оставался час. Наверное, они разминулись, когда Гарри делал покупки.***
В кинотеатре было очень много людей. Взрослые, подростки, пара детей. С попкорном и газированными напитками. Они шумели, что-то обсуждали, какой-то ребенок даже визжал от счастья. Гарри посмотрел название зала и встал недалеко от него, чтобы Эггси, когда он придет, смог без проблем его заметить. Две женщины с очками, что стояли у ящика, одарили его вопросительными взглядами. Гарри не сразу заметил, что мир у него перед глазами поплыл. Он снял очки, чтобы протереть их, и качнулся от накатившей тошноты, что поднималась изнутри. Кто-то закричал. Сквозь пелену набирающей силу головной боли Харт увидел, как одна из женщин у ящика с очками бьет другую головой о стену, схватив её за волосы. Это было какое-то безумие. Самые обычные магглы вокруг в один момент превратились в жаждущих чужой крови нелюдей с искаженными яростью лицами. Они дрались между собой, те, что сильнее, сворачивали шеи слабым, а слабые протыкали сильных импровизированным оружием. Каждый пытался причинить другому как можно больше боли, убить как можно скорее, словно никакого другого более важного задания в мире не было. Кино? Какое кино! Ни один из дерущихся не подавал виду, что пришел сюда зачем-то еще, кроме как проломить кому-то голову. «Наваждение». Гарри не мог дышать. От нехватки воздуха он то и дело был на грани потери сознания, а ватные конечности не желали слушаться. Попытка извлечь из рукава палочку не увенчались успехом — она упала на пол, выскользнув из непослушных пальцев. Он никогда еще не был так слаб. Его толкнули, и Гарри упал на пол, не в силах держать равновесие. Палочка хрустнула под чьим-то ботинком. Больше он ничего не слышал.