Дикая Пустошь

      «И… ферзь на Е7 — шах и мат! А это значит…»       «Ладно. Ладно! Ты победила. Одного письма с издевательствами было достаточно. Мы целый месяц партию разыгрывали — сколько можно было?»       «Не прибедняйся, Артур, и не говори, что поддался — не солидно. P.S: где обещанный за проигрыш фейерверк?»       «Я же просил не называть имена. Это неприемлемо для моей репутации. P.S: завтра в 12:15 смотри в сторону Кайф-сити»       «Вау. Крутые стволы на твоем драндулете. До сих пор под впечатлением. И хорошую цель выбрал: я тоже против наркоты и мужчин в белых костюмах с подтяжками — немыслимая наглость!»       «Читая твои письма, мне порой тяжело представить серьезную женщину и руководителя. Ты невозможная»       «Сама уже забыла, кто я, к сожалению. Некогда собой быть. Но не суть. Скажи лучше: так ты часто обо мне думаешь? Я польщена»       «Ты точно не синт?»       «Уже третий раз спрашиваешь. Какая тебе разница? Внутри синты точно такие же, как люди. Они точно так же чувствуют мурашки от томного дыхания за ушком, возбуждение от прикосновений к коже…»       «Продолжай»       «Вот еще, я не буду заниматься с тобой сексом по переписке. Вдруг ты там всему Придвену вслух читаешь?»       «А ты как думала?»       «Я пошутил»       «Почему ты замолчала? То есть, писать перестала? Не так уж это было оскорбительно»       «Ладно, твоя взяла. Посылку получила. Спасибо, очень вкусно!»       «Женщина, цветы не едят. Порой мне кажется, что я общаюсь с диким гулем, а не человеком»       «Все может быть. А ты возьми и проверь»       Щеки Мэксона вспыхнули — как бывало всякий раз, когда он получал записки от Дездемоны, — но за густой растительностью этого было не заметно. Чтобы насладиться долгожданным моментом, он заперся в своей каюте, словно пытался спрятать постыдный секрет. По сути, для Братства так бы оно и было.       То, что начиналось как издевка, вышло за все допустимые границы. Мэксон несколько раз пытался остановиться, клялся себе, что не станет ей больше отвечать. Но Дездемона постепенно открылась ему совершенно с иной стороны: из властного лидера «Подземки» она превратилась в обычную уставшую женщину, которой тоже, как и ему, хотелось выговориться. Собеседника она выбрала странного, угрюмого, но Мэксон быстро втянулся в их небольшую игру. Оба не горели желанием раскрывать детали своей работы — даже намека на это в письмах не было. Иногда важно просто поболтать на равных с тем, кто понимает, какой груз ответственности на тебе лежит.       Мэксон снова медлил. То, что пришло ему в голову, паладины сочли бы глупостью и слабостью — и правильно бы сделали. Но внутри старейшины что-то протестовало, ополчилось против… всего. Хоть и на миг, как с письмами, хотелось отвлечься от Содружества и внести в свою жизнь какое-то разнообразие. Мысль о встрече с Дездемоной грела, но, с другой стороны, наводила на логическую мысль о ловушке. Оттого эта встреча стала вдвойне желанней и пикантнее.       Дописав ответ, Мэксон вышел на палубу и вручил письмо послушнику, не забыв одарить его самым суровым наставлением. Юноша пискнул и принял письмо — выбора у него все равно не было. С ближайшим винтокрылом послушник спустился в аэропорт, затем прошел несколько метров за пределы базы. Вне зоны обстрела часовых его уже ждал Атомный Курьер, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу — далеко не всем нравилось стоять под прицелом Братства Стали. Особенно если ты — супермутант.       Послушник своей работой был, мягко говоря, недоволен. Он устал бегать целыми днями с глупыми поручениями, хотя мог бы отправиться «в поля» с рыцарями. Он до дрожи боялся Стронга и каждый раз чуть пригибался, когда мутант покрывал его руганью за медлительность. Жутко тошнило от постоянных полетов «штопором» к Придвену и обратно — теперь даже на ровной поверхности послушнику казалось, что мир качается. И вообще, радиосвязь же есть — зачем эти глупые старомодные письма?       Как и послушник, Стронг тоже не понимал, в чем суть глупой писанины на бумажках. Впрочем, любить или хотя бы понимать свою работу он был не обязан. Без проблем пройдя территорию супермутантов, Курьер приветливо махнул рукой своим собратьям и повернул в сторону набережной. Как обычно он кинул письмо бородача в почтовый ящик и пошел по своим делам, даже не подозревая, что за этими нехитрыми манипуляциями стоит чья-то жизнь, отношения, минуты счастья при виде долгожданного послания. Помните ли вы, когда в последний раз получали письмо в конверте? Как, прочитав адрес отправителя, дрожащими руками разрезали бумагу, боясь испортить вложенное послание, и чуть медлили перед прочтением, чтобы насладиться сладостным моментом?       Где-то в подземном убежище ждала письма и Дездемона. Заламывая руки, она ходила из угла в угол, а верные ей агенты «Подземки» понимающе кивали: судьбу синтов решает! Немолодая, по меркам Пустошей, и опытная женщина внезапно, как девчонка, поддалась легкомысленному увлечению. Ходили слухи, что старейшина Мэксон был слишком молод для своего поста, но, читая его письма, в это с трудом верилось.       «Соглашусь, если сейчас предложит», — пылало в голове, словно у влюбленной девушки перед побегом в ночь из родительского дома. Дездемона никогда не испытывала ничего подобного и терялась в собственных чувствах. Даже то первое послание от Мэксона она до сих пор держала в кармане куртки, словно талисман.       В письмах она старалась показать себя сильной и свободной, словно речь шла о работе. В реальности Дездемона подходила к каждому посланию скрупулезно, разве что не отдавала Каррингтону на проверку. Незаметно эти глупые подколки стали важной частью дня наравне с приемом пищи. Если Мэксон медлил, Дездемона начинала волноваться: что она не так сказала? Когда письмо уже падало в почтовый ящик, каждый раз она чувствовала себя глупо. Глупой выставляла и себя — так ей казалось. Зато, если письма вскроют, главу «Подземки» точно никто не узнает.       Тем не менее, она чувствовала, что вместе с письмом в конверте находилась часть ее самой — отголосок той игривой девчонки, которую пришлось быстро схоронить вместе с единственной любовью. А какая часть только что прибыла от Мэксона?       Дездемона вертела самодельный конверт, поглаживая указательным пальцем печать из смолы, и прикидывала: десять лет — это достаточный срок для траура?