Искупление

Конец зимы в Брайтоне ознаменовался отвратительной погодой: зарядил бесконечный ледяной дождь, перемешанный со снегом, город окутал тяжелый туман, и город мог послужить красочной иллюстрацией к мрачному готическому роману. Сюрреалистическое настроение поселилось и в Гринвуд-Хаусе. Это место, которое должно было стать уютным домом для двух любящих сердец, превратилось в мрачную и холодную обитель. Не буквально, конечно. Слуги и редкие гости, принимаемые леди Майклсон, отмечали про себя изменения в интерьере, безупречный вкус новоиспеченной графини и ее талант организовать жизнь поместья. Сама же Кэролайн, несмотря на горячо растопленные камины, ощущала лишь дикий холод, касающийся кончиков пальцев, оседающий тонкой изморозью на коже, пронизывающий до самого сердца. И никакой камин, никакие пуховые одеяла больше не могли согреть ее. После того утра, когда Клаус высказал все те ужасные, ранящие до глубины души слова, он покинул ее на несколько дней, в течение которых Кэролайн не находила себе места. В голове роилось столько мыслей, и она даже не знала, за которую хвататься. Все случившееся казалось бредом воспаленного воображения, потому что не мог же он все те месяцы в Лондоне, которые были наполнены такой щемящей нежностью, притворяться? Кэролайн, прикрыв глаза, вспоминала все то, что было, перебирала жемчужины на длинной цепочке, которые носила почти не снимая, и поверить не могла, что так искусно, так долго можно было бы притворяться… И зачем? Зачем идти на что-то такое? Ответов у нее не было. В тот же день она послала за братом, но барон Форбс покинул Брайтон до того, как ему успели передать сообщение от сестры, и Кэролайн оставалось лишь отправить ему письмо, на которое, впрочем, она так и не дождалась внятного ответа. Мэтт прислал коротенькое письмецо, сумбурное, написанное явно впопыхах, где советовал быть послушной и примерной женой и не лезть не в свое дело. Это письмо ее только сильнее расстроило, а подозрения только усилились. Но спросить или посоветоваться даже ей было не с кем. Потому она просто постаралась вести себя так, будто все в порядке. Разбирала вещи, приводила дом в порядок, отвечала на поздравительные письма, и ждала, пока муж вернется домой, чтобы попробовать поговорить с ним и решить это глупое недоразумение. Ведь недоразумение же, правда? Кэролайн знала, что Клаус отличается импульсивностью, Бекка не раз говорила об этом, так что то утро могло быть просто следствием его темперамента, и только-то… Этим она могла утешать себя, это удерживало ее от того, чтобы свернуться в клубочек и рыдать, уткнувшись в подушку. Сказка, которую она себе представляла, пошла трещинами, но Кэролайн этого упорно не замечала. Пошел третий день ее жизни в качестве леди Майклсон, а Клауса все не было. Кэролайн старалась не показывать своего волнения и делала вид, что все так и задумано, но близкая к ней Бонни отлично видела, что Кэролайн расстроена и не находит себе места. Они ездили вместе в город, где посетили несколько магазинов и известную на весь город кондитерскую, но ничто из приятных ранее вещей не могло отвлечь Кэролайн надолго. Она разговаривала с людьми, улыбалась, но делала все так отстраненно, что становилось ясно, что мысли ее сейчас где-то далеко. Они вернулись домой лишь к ужину, но Кэролайн, отказавшись от еды, поднялась к себе и велела приготовить ванну. Может, горячая вода могла бы расслабить ее, согреть, и после она смогла бы спокойно заснуть… В предыдущие ночи Кэролайн спала так тревожно и беспокойно, что чувствовала себя абсолютно разбитой. Ванну вскоре принесли в спальню и наполнили ее горячей водой, в которую Бонни добавила немного лимонного масла. Американка помогла Кэролайн с волосами, а после покинула ее, когда Кэролайн сказала, что хочет немного побыть одна. Постаравшись устроиться поудобнее, насколько это было возможно, Кэролайн почувствовала, как напряжение медленно спадает. Горячая вода благотворно влияла и на ее настроение, так что Кэролайн чувствовала почти что умиротворение и прикрыла глаза, решив, что еще пару минуточек и позовет Бонни… Клаус сбросил с себя тяжелый, промокший плащ еще в дверях, грубо сунув его одной из горничных, и размашистым шагом поднялся к себе в кабинет, где достал бутылку бренди и плеснул себе немного в стакан. Ярость и гнев, разбуженные Форбсом, клокотали в нем даже несколько дней спустя. И хотя он ушел в тот день, чтобы не совершить импульсивных поступков, о которых ему пришлось бы потом сожалеть, он все еще не мог успокоиться. Перед глазами вспыхивало лицо Форбса, и ярость становилась лишь сильнее. За последние три дня ни алкоголь, ни женщины, ни даже охота, которую они устроили с Сальваторе, не погасили его гнев. В глубине души он подозревал, что может ему помочь, но все оттягивал этот момент. Когда слушать Деймона стало тошно, а образ собственной невесты, уже жены, всплыл в голове, Клаус решил вернуться в дом. В конце концов, он шел к этому гораздо дольше, чем несколько месяцев, и теперь имеет полное право полюбоваться тем, как будет трепыхаться в агонии его сладкая жертва. Отставив свой бокал, развязывая на ходу узел галстука, Клаус прошел по слабо освещенному коридору к опочивальне жены. Оттуда пробивалась слабая полоска света, значит, она еще не спала, а даже если и так, то какое это имеет значение? Дверь бесшумно отворилась, и Клаус застыл на пороге, жадным взглядом окидывая представшую ему картину. Кэролайн, чьи светлые волосы были убраны наверх, лежала в ванне, покрытая водой по шею. Тонкие руки были вытянуты по деревянным бортикам, глаза прикрыты. Она никак не отреагировала на то, что он вошел, прикрывая за собой дверь, и Клаус понял, что она, скорее всего, задремала в теплой воде. Мужчина осторожно опустился на колени возле ванны, скользя взглядом по белоснежной коже. Взгляд его остановился на тонкой шее, на которой мерно билась голубовато-зеленая жилка. Такая тонкая, такая хрупкая, подумалось ему, и в воспаленном алкоголем воображении ему привиделось, как легко бы он мог сомкнуть руки на нежной коже, сильнее вдавить ее в ванну и всего несколько минут подержать под водой, подавляя ее слабые попытки сопротивления. Всего несколько минут, и она затихла бы в его руках, забывшись вечным сном… Ведомый своим видением, он коснулся ее плеч, и Кэролайн, встрепенувшись, чуть дернулась, приподнимаясь немного. — Клаус? — голос ее звучал чуть хрипло, но совсем не испуганно, а она сама медленно залилась алой краской, осознавая, в каком двусмысленном они положении сейчас находятся. — Ты ждала кого-то другого? — поинтересовался он, касаясь вновь покатого плечика и скользя вниз по руке. — Но я вполне доволен подобной встречей, милая. — Рукав рубашки пропитался водой, но Клаус, не обращая на это внимания, накрыл ее грудь и чуть сжал, затем скользнул по тонкой талии вниз. — Я… Где ты был эти дни? — пробормотала она, ясно ощущая запах бренди и совсем не представляя, как себя вести с ним. — Развлекался, — обтекаемо сообщил он, заставляя ее сесть, отчего высохшие волосы рассыпались по плечам, скрывая от него ее фигурку и вновь намокая. — Успела соскучиться? — Я беспокоилась, — тихо произнесла она, пытаясь поймать его взгляд, но тщетно. — Я не знала, что с тобой и … Говорить стало невозможно, он поцеловал ее, скользнув языком между ее алыми губами, упивался нежностью ее губ и тем, как доверчиво она ответила ему, касаясь ладонями колких скул. Но такая ласка его скорее разъярила, чем умиротворила, и его рука сомкнулась на тонкой шее. Он оторвался от ее губ и заговорил с ней вновь, и каждое слово било точно в цель: — Я могу прямо сейчас переломить твою шею, Кэролайн, — сообщил он, большим пальцем ласково проводя по яремной впадинке и наблюдая за тем, как сменяются эмоции на красивом лице. — Или попросту утопить тебя здесь, раз ты предоставляешь мне такую удачную возможность. Неизвестно, чего он ожидал, слез или истерики, но Кэролайн молчала, вглядывалась в его лицо, чуть покусывая нижнюю губу, а затем вновь провела рукой по его лицу, скользнула к шее, зарываясь пальчиками в жесткие волосы. Отчего-то сейчас она, находясь в такой слабой позиции, не боялась его. Ей было больно, ей было обидно, но не страшно. — Я не понимаю, из-за чего ты так со мной, — решительно начала она, скользнув рукой по его шее, зацепилась взглядом за украшение и вновь посмотрела ему в глаза. — Но это не значит, что я буду тебя бояться. И если в моих силах что-то исправить, то я это сделаю, — он так низко наклонился к ней, что последние слова она практически шептала ему в губы. Клаус позволил себе усмешку, неожиданно понимая, что его гнев несколько утихает, несмотря на ее упрямство, и, запустив ладонь в шелковистые локоны, оттянул ее голову назад и вновь поцеловал. Одновременно с этим он заставил Кэролайн встать и, поднимая ее на руки, двинулся к постели, позволяя в очередной раз инстинктам взять над ним вверх.

***

Кэролайн проснулась на следующий день в одиночестве. Когда она спустилась к завтраку, Клаус уже сидел за столом, развернув газету, и бросил на нее короткий взгляд. — Доброе утро, — произнесла она, садясь рядом с ним, и в этот момент горничные внесли завтрак. — Если оно таковое, — задумчиво ответил Клаус, наблюдая за тем, как она спокойно разливает чай по чашкам и принимается за завтрак. — Что-то случилось? — поинтересовалась Кэролайн, которая на самом деле дрожала под его проницательным взглядом, но притворялась абсолютно спокойной. После вчерашней ночи она могла с абсолютной точностью сказать лишь то, что даже не представляет, за какого человека вышла замуж. Его импульсивность и переменчивость не давали ей и шанса понять, как вести себя с ним. Но это не значило, что она опустит руки, конечно нет. Просто, возможно, ей придется труднее, чем она думала. — Ничего особенного, — покачал головой Клаус. — Где твой брат? Уже сбежал обратно в Лондон? Чайная ложечка звякнула в ее чашке, и Клаус заметил, что ее пальцы немного подрагивают. — Ты не расскажешь, из-за чего вы поссорились? — Это не твое дело, — невозмутимо заметил он, расслабляясь. Она не такая уж и бесстрашная, какой хочется казаться, и это его успокоило. — Я хочу знать, — упрямо повторила она и подняла на него взгляд. — Я имею право знать, почему ты так изменился… — Разве? — изумился он. — Я всегда таким был, милая, ты просто лишь видела то, что хотела. — Просто скажи мне, Клаус. Я сделала что-то не так? Я хотя бы хочу знать, в чем меня обвиняют. Клаус усмехнулся, наблюдая за тем, как она убирает локон за ухо. Этот ее жест, уже такой знакомый ему, Кэролайн всегда так делала, когда волновалась. Он был готов поспорить на что угодно, что ее маленькое сердечко сейчас колотится невероятно сильно, но она все же продолжала спорить с ним. — Ты можешь искупить его проступок, безусловно, — он встал, возвышаясь над ней. — В тот день, когда я возложу цветы к твоей могиле, в тот день, безусловно, ты искупишь вину.