Неотвратимость

Впервые Варгас был в Честерфилде лет семь назад, может, чуть больше. Тогда это был город, вечно забитый торговцами, шумный и оживлённый. По уютным улочкам между одинаковых кирпичных домов сновали толпы прохожих, местная фабрика по четырнадцать часов в сутки коптила небо, пьяницы спали под заборами, а по брусчатке разъезжали экипажи. Тогда люди ещё верили, что проблема с криптами скоро решится, и богатеи осматривали потенциальные места застроек для концернов и заводов, чтобы ещё сильнее набить свои кошельки. Теперь при беглом взгляде казалось, что в Честерфилде царит анархия. На самом же деле город существовал по собственным, только ему понятным правилам. В предместье Честерфилда едва ли не каждую ночь кого-нибудь убивали и грабили; через ворота в невысокой стене пускали всех без разбору; церковь разворовали, а территорию вокруг неё облюбовали беженцы, которые разводили грязь и плодили разбой; половина зданий фабрики превратилась в бордели и опиумные притоны, приглашающие всех, кто смирился с тем, что окружающий мир погрузился в адский котёл с живыми мертвецами. Здесь процветал чёрный рынок, алкоголь был дрянным и дешёвым, а проститутки легко находили клиентов в любое время дня и ночи. Варгасу Честерфилд нравился. Он чувствовал себя свободнее в месте, где можно было устроить драку, увести чужую женщину, разбить бутылку о голову полицейского и уйти безнаказанным. Правда, была в этом омуте хаоса и пара относительно безопасных мест: одно из них принадлежало охотникам, а второе — бывшим работникам разрушенного госпиталя, которые теперь занимали церковь. Орден держал здесь гостиницу «Белый Орлан» — отдушину в мире разврата и контрабанды оружия. Только в ней можно было ночевать, не стискивая во сне нож для защиты от вездесущих воров и охотников за трофеями. Туда-то они и направлялись. — Добро пожаловать в утренний Честерфилд, — мрачно усмехнулся Варгас, кивая на полупустые улицы, заваленные мусором и пьяницами. — Ночью тут не так уютно. Завернув во двор гостиницы и передав лошадей сонному конюху, Габриэль заметил, что в Честерфилде остановился ещё кто-то из своих. Кобыла была знакома Варгасу, тонкие косички в её гриве вызывали смутные воспоминания, но он никак не мог на них сосредоточиться. Всё его внимание и мысли занимала боль, а сил едва хватало на то, чтобы стоять более или менее ровно. — Нам нужно в госпиталь, — раздался усталый голос спутника, разбив надежду скорее упасть на кровать и уснуть. — Надо сделать нормальную перевязку. — Идём, — легко согласился Габриэль. Дойти до церкви и вернуться наверняка было проще и быстрее, чем препираться с собственным лекарем с утра пораньше посреди пустынного города. Тому, что больницей оказался храм, Даниэль даже не удивился. Здание выглядело куда лучше, чем разбитая и заброшенная церковь Ашбурна, и хоть не использовалось по назначению, но, по крайней мере, было полезным. В нём совершали добрые дела, помогали людям, и Марлоу был этому рад. Ведь, судя по рассказам Варгаса, было бы не странно, если бы в этом городе из храма сделали бордель. Однако подходящего оборудования, чтобы промыть сквозную рану, там не оказалось — плечистый молодой санитар сказал, что оно сгорело вместе с госпиталем. Но когда Даниэль снял с охотника бинты, парень тоже осмотрел рану и предложил отличную лечебную мазь — лучше, чем та, что была у Марлоу. Пока санитар, слишком бодрый для такого раннего часа, бегал за лекарством, Даниэль стёр с плеча охотника выступившую кровь и заставил себя улыбнуться: — Выглядит не так уж плохо. Даже обнадёживающе. — Ага, — вяло отозвался Хантер. Что бы там Даниэль ни говорил, чувствовал он себя дерьмово. — Перевязывай скорее, и пойдём отсюда. В церкви стоял пропитавший каждый угол запах ладана и в то же время воздух отдавал спиртом и болезнями. Мазь воняла, как травница под опиумом. От всего этого начинала кружиться голова, да ещё солнечный свет, проникающий в окна, резал глаза. Поэтому, как только Марлоу завязал бинт, Хантер потащил его обратно в гостиницу, не дав полюбоваться храмом. Впрочем, Даниэль и не собирался. Всё, о чём он мечтал — это о кровати. А по дороге к ней думал, что было бы неплохо обосноваться в госпитале. Там наверняка, как и везде, не хватало врачей, а священник мог поработать, пока они в Честерфилде. Но с этим можно было разобраться позже — сейчас мысли текли сонно и сбивчиво, мешая друг другу. После того, как Даниэль понял, что с охотником действительно всё будет в порядке, на него навалилась такая усталость, что хотелось присоединиться к многочисленным пьяницам, упав прямо посреди дороги. Очевидно, всё это время он стойко держался лишь благодаря Божьей помощи и постоянному волнению за охотника. Едва они переступили порог «Орлана», как их встретил радостный голос хозяина: — Варгас! Добро пожаловать, маршал! — Не кричи, Джимми. Я не в настроении, — проворчал охотник и поймал брошенные ему ключи. Гостиница представляла собой двухэтажный длинный дом и принадлежала Ордену. Большинству местного населения и обычным путникам цены в ней наверняка были не по карману, поэтому кроме охотников здесь останавливались разве что зажиточные торговцы и совсем редко — представители власти. Хантер миновал крепко сколоченные столы и стулья — такие о чью-нибудь спину не разломать, — бросил презрительный взгляд на висящую над камином вычурную картину и поднялся на второй этаж. Да, трактирная часть здесь была обставлена в лучших традициях дорогого постоялого двора, но внутри комнат всё было не так прилично. У Ордена на наведение порядка не хватало денег — да и какой в этом смысл? А Джиму, бывшему механику, это здание досталось от ирландца Маки, погибшего во время нападения монстров. И Джим явно не собирался ничего менять. Но Варгаса это вполне устраивало. Каждый раз было приятно возвращаться. Накрыв саднящее плечо ладонью, Габриэль отпер дверь в двухместную комнату, пропустил священника вперёд и повернул ключ в замке. Да, в «Орлане» было безопасно, но… Просто на всякий случай. — Ходи, где хочешь, пока мы здесь, но возвращайся до темноты, — напомнил Варгас. Он выложил на стол оружие, приставил косу к стене и, аккуратно скинув плащ, посмотрел на вечно неработающую раковину в углу. Открыл кран и удовлетворённо хмыкнул — труба загудела, но воды не подала. Здесь ничего не менялось. Больше не обращая внимания на Марлоу, который за его спиной копался в своей сумке, Габриэль скинул рубашку и штаны и, оставшись в исподнем, забрался под одеяло. Он старался не двигать рукой лишний раз, но плечо прострелило болью, стоило только опуститься на кровать. И ощущение, будто арбалетный болт всё ещё торчит в его теле, не отпускало в любом положении, как бы Варгас ни лёг. Двух недель ему должно было хватить на восстановление, но если нет… К чёрту Лондон. Подождут ещё месяц, если потребуется. Габриэль прикрыл рукой глаза и сделал глубокий вдох, стараясь расслабиться, но вместо блаженной пустоты ловил беспорядочные мысли. Куда ехать дальше? В Гилмортон? Как долго нужно игнорировать запросы из столицы, чтобы его лишили звания? Долго, очень долго — он проверял, но вот так и не лишили. И чья же это лошадь? Знакомая, в пятнах, с рыжей гривой. И косички эти, аккуратные, будто в салоне плели. Кличка у неё ещё была дурацкая. Шуршание со стороны спутника прекратилось, его сменил едва различимый шёпот. Варгас даже не пытался разобрать, что там Марлоу бормочет, и без того было понятно, что тот скорее согласится трое суток не спать, чем ляжет, не помолившись. И Габриэль сам не заметил, как провалился в сон под этот непрерывный шелест непонятных слов. Священник стоял на коленях рядом с кроватью, перед столиком, на котором расположились его распятие, Библия и зажжённая свеча. Какой бы сильной ни была усталость, он не мог лечь, не воздав благодарность Богу за ещё один прожитый день. И неважно, что перед сном полагалось читать молитвы вечерние, а сейчас, судя по заглядывающему в окно солнцу, нужно было произнести утренние. В любом случае, просить Господа о выздоровлении больных, упокоении душ погибших и прощении собственных грехов можно было в любое время. И Даниэль радовался, что к моменту перечисления последних Варгас уже спал. Несколько часов спустя Даниэль сошёл на первый этаж, поправляя рукава сутаны. Ему удалось лишь немного подремать, но и этого было достаточно, чтобы продержаться до вечера. А валяться без дела Марлоу не умел, поэтому решил немного прогуляться по городу. Позавтракав за столом у окна, мимо которого проходили время от времени шатающиеся мужчины в рабочей или солдатской форме и пробегали чумазые дети, он отправился изучать Честерфилд. Залитые солнечным светом широкие улицы выглядели спокойно. По ним бродили недовольные люди с осунувшимися лицами, из некоторых окон доносились крики яростных споров, а несколько мужчин в явно дорогих одеждах проводили Даниэля очень странными оценивающими взглядами. Но в основном Честерфилд пока ничем не отличался от любого другого города. Во время прогулки Марлоу заглянул в большую аптеку, в которой едва ли не половину полок занимали лекарства от венерических болезней и целый шкаф был отведён под склянки лауданума. Даниэль взял бинт, пару банок спирта и прихватил ту противно пахнущую, но отлично действующую мазь для Варгаса. Остановившись у прилавка и заметив, что в аптеке нет других посетителей, Марлоу заплатил и поинтересовался, убирая покупки в сумку: — Вы не подскажете, как здесь обстоят дела с докторами? Я тут проездом, совсем ничего не знаю о городе. Аптекарь поднял взгляд от денег, удивлённо вскинул брови, заметив белый воротничок, и тут же расплылся в похабной ухмылке: — Плохо с докторами, как и везде, но если хер полечить надо, то ты по адресу, попадёшь в самые умелые руки в округе. — Что? — недоумённо заморгал Даниэль и почувствовал, как щёки неумолимо заливает краска. — Нет-нет, я просто хотел узнать, не нужен ли местному госпиталю работник. Я лекарь. Аптекарь в замешательстве нахмурился, но уже через мгновение захохотал и указал пальцем на колоратку: — Я-то думал, ты из-за этого в своём городе к доктору сходить не можешь, — он усмехнулся и добродушно прищурился: — Ты смотри, здесь врать не обязательно, всем плевать, каким богам ты поклоняешься и кого при этом трахаешь, — аптекарь отмахнулся, едва только Даниэль открыл рот. — Но если хочешь, то можешь и врать, до этого тоже никому дела нет. — Да нет же, я правда хочу узнать о работе, и только, — раздражённо повторил Марлоу. — Ну, раз так, то тебе будут рады. Только на большую благодарность не рассчитывай, там, наверно, и восьми шиллингов за день не сделать. — Ничего, деньги мне не нужны. Спасибо, — скороговоркой поблагодарил Даниэль и покинул аптеку. Прохладный ветер тронул его горящее лицо, и священник тяжело вздохнул. Может, и хорошо, что в Честерфилде легко принимали и последних грешников и праведников, но такая открытость, граничащая с полным равнодушием, смущала до головокружения. Решив не откладывать поход в госпиталь на следующий день, Даниэль пошёл в сторону возвышающегося над невысокими домами креста. Солнце висело высоко над городом, высвечивало все углы, в которых обычно таились тени, и теперь, продолжая свою неспешную прогулку, Марлоу смотрел не на дома и вывески, а на людей. И при втором взгляде, уже не рассеянном, не пытающимся охватить сразу всю картину, Честерфилд не казался светлым и приветливым. Священник замечал, как из окон полуподвальных помещений вырываются ароматные дурманящие завитки дыма; как в переулках переговаривались о чём-то мужчины с хитрым и пронырливым видом; как прямо посреди улицы, при ярком свете дня, беззаботные шлюхи завлекали прохожих. Пьяниц на дорогах становилось больше едва ли не с каждой секундой, и Марлоу почему-то был уверен, что они даже не успели — и не пытались — протрезветь с предыдущего вечера. Весёлый парень на углу продавал заляпанное кровью и грязью оружие, а рядом с ним стояли и болтали о чём-то полицейские. Даниэль и сам не заметил, как начал с подозрением поглядывать по сторонам и жаться ближе к зданиям, где была узкая полоса тени. К счастью, до церкви было недалеко: тревога не успела захватить его сознание, как за спиной Марлоу уже закрылась дверь госпиталя. Едва он заикнулся о том, что хочет помочь, как Оливер — тот самый широкоплечий санитар, с которым они виделись на рассвете — вызвался показать Даниэлю обстановку. Неф выполнял функцию приёмной, боковые комнаты отвели под кабинеты, а внутренние помещения церкви превратили в операционную и палаты. За алтарём стояли бочки с водой и шкафы с препаратами, бинтами и инструментами. Ну хоть там никто не проливал кровь. Остаток дня Марлоу провёл в госпитале. Оливер рассказал ему, что почти все пациенты — это проститутки, беженцы, избитые солдаты и жертвы разбойников, и рук, чтобы всех вовремя залатать, постоянно не хватало. А потом открыл шкаф, стоящий на том месте, где прежде была дарохранительница, и показал лежащий там револьвер. — Это если грабить придут, — пояснил санитар с нервной улыбкой. — Пригодится. Или если пьяные завалятся. Или Пауки… Хотя от последних вряд ли поможет. Но ты не переживай, мы по одному здесь никогда не остаёмся. — Церковь — это последнее место, в котором я возьмусь за оружие, — покачал головой Даниэль и закрыл дверцу шкафа. Оливер охватил быстрым взглядом одежду священника и, ничего не ответив, тяжело вздохнул. Когда Марлоу возвращался в гостиницу, начало темнеть. Город наполнялся грубыми, резкими звуками, повсюду толкались люди, центр непрестанно гудел и вонял алкоголем. Даниэль не удивился бы, даже если бы ему сказали, что и все административные здания захватили ненасытные гуляки. Превратили их в пабы и притоны, и теперь Честерфилдом правили шлюхи и разбойники, чей покой охраняли спившиеся полицейские. С каждым шагом священник всё сильнее торопился: несколько раз его трогали за плечи и хватали за локти, предлагая зайти в какие-то подозрительные заведения, на вывесках которых были изображены купальни и длинные курительные трубки; а почти у самого «Белого Орлана» ему пришлось обогнуть трёх неприметных мужчин с липкими оценивающими взглядами. Один из них мягко отделился от группы и обратился к Даниэлю с вопросом: — Нужна работа? Мы обеспечим лучшие условия, берём всего тридцать пять процентов, — он следовал за Марлоу почти до самых ворот гостиницы и вкрадчиво шептал: — С тебя будем брать только тридцать, идёт? Здесь любят таких, как ты. Священник захлопнул за собой дверь «Орлана», стараясь не слушать и не думать, что за проценты и условия ему предлагают. Варгас проспал до вечера и проснулся от боли, пронзившей плечо, когда он неосторожно повернулся на правый бок. Сев, охотник глянул на бинты с засохшими бордовыми пятнами, затем посмотрел на соседнюю кровать: священника на месте не было. Свет за окном тускнел, бледные лучи очерчивали в окне здание напротив — охотник быстро нашарил часы в кармане штанов; стрелки показывали половину восьмого. Пока беспокоиться было не о чем, самое веселье в Честерфилде начиналось ночью. И всё равно Габриэль надеялся, что сейчас обнаружит спутника на первом этаже, а не через пару дней — в какой-нибудь подворотне. Глотнув воды из фляги и немного придя в себя, охотник накинул рубашку, которую так вовремя постирал на озере. Хорошо, что он носил исключительно тёмную одежду: под такой были незаметны бинты. К вечеру в трактире наверняка уже собрались посетители, и перед ними не стоило светить ранениями: Орден вечно трясся за свою репутацию, и тут они с Варгасом сходились во мнениях — нельзя было, чтобы в охотниках начали сомневаться ещё сильнее, уже и сейчас от населения не было никакой поддержки. И была другая, не менее весомая причина держать лицо, и заключалась она вовсе не в гордости. Просто в Честерфилде любое проявление слабости мог ухватить чужой цепкий взгляд, и тогда уже следующим вечером за углом его будут поджидать грабители или, что ещё страшнее, Пауки. Со здоровыми охотниками и те, и другие предпочитали не связываться, но раненые становились для них лакомым кусочком. Застегнув рубашку, Габриэль прихватил с собой деньги на ужин и спустился в трактир. На первом этаже было пустынно, заняты оказались только пара дальних столов. Видимо, постояльцы ушли развлекаться в «Приют рыжей Дженни» или мирно спали в своих комнатах. — Тут кто-то ещё есть, помимо нас? — спросил Варгас, когда хозяин принёс его заказ. — Из ваших три охотника с напарниками, — пожал плечами Джим, стирая со стойки крошки. — Брент, Старк и ещё какой-то здоровяк, забыл имя. Хантер стиснул зубы и напряжённо усмехнулся. Точно. Старк. Это у него лошадь такая холёная и воняет женским парфюмом, как и он сам. Варгас терпеть не мог французов, а Старка — тем более. У того были завышенные амбиции, лягушатник хотел получить всё и сразу, будто ему были должны только за то, что он бросил свою родину и поступил в британский Орден. И он ненавидел Варгаса так, словно тот украл у него звание маршала и присвоил себе. Последний раз, когда они виделись в Лондоне, всё закончилось дракой, и Габриэль придушил бы Старка голыми руками, если бы их не разняли. А потом их отчитывал лично сенешаль, как неразумных детей, и лягушатник пытался свалить всю вину на Хантера. Маршал уже и не помнил, кто был зачинщиком. Но точно был не виноват, что у Старка такая раздражающе сладкая рожа. И если эта скотина картавящая при встрече что-нибудь ляпнет, придётся снова разбить его лицо об стол. Кажется, в прошлый раз, сломать Старку нос не получилось, так Варгас не против был это исправить. И пусть его потом отчитывают сколько угодно. Пусть даже звания лишат за то, что он порочит честь Ордена, плевать. Дверь гостиницы открылась, пропуская Марлоу. Вид у него был растерянный, но главное, что добрался он целым и невредимым. — Ты был прав, ближе к вечеру на улице действительно становится… тревожно, — без предисловий выдохнул священник, сев на соседний стул. — Я предупреждал, — кивнул Габриэль, задумчиво прожевал последний кусочек свинины и продолжил: — Но мы можем прогуляться как-нибудь вместе после заката. Марлоу удивлённо вскинул брови. Предложение было неожиданным, но интересным. Ведь охотник, судя по всему, был здесь уже не раз, наверняка хорошо знал город и мог рассказать о нём что-нибудь интересное. Да и Даниэлю нравилось бывать в разных местах. Раньше он об этом не знал, потому что был только в родном городе — в Бристоле, потом в Лондоне, когда учился в университете и семинарии, а после — в Ноттингеме, куда отправил его епископ. Следующим городом, в который его планировали отправить, был Берфорд, но перевод не состоялся — руководство церкви оказалось слишком сильно занято удержанием своих позиций в столице и других крупных городах, а о нём навсегда забыли. Так он и остался в Ноттингеме, пока Варгас его не нашёл. — Хорошая идея, — улыбнулся Даниэль. — Увидишь настоящий Честерфилд. Испугаешься. Здесь одни только шлюхи, солдаты и торговцы, и все под опиумом. Если будешь держаться рядом, всё будет в порядке. Если нет… — Варгас отпил из потёртой чашки крепкий чай, оценивающе покосившись на Даниэля. — Ты достаточно миленький для здешних предпринимателей. Хантер даже не улыбнулся. Он не смеялся над священником — просто сообщал всё как есть. — Возьмут в оборот — и прощай твоя святость. — Миленький? — тихо отозвался священник, и его лицо стремительно залила краска. — Так вот о какой работе он говорил… на улице мне предлагали… ох. В семинарии Даниэлю и другим молодым людям говорили, что для некоторых из них приятная внешность может повлечь проблемы — бывали случаи, когда девушки без памяти влюблялись в священников и совращали их или, если не получалось, накладывали на себя руки. Семинаристов предостерегали от этого и призывали быть осторожными. Но к тому, что его сочтут достаточно привлекательным для борделя, Даниэль готов не был. Помотав головой, Марлоу попытался отогнать от себя жуткие картины ночных приключений, которые могли его настигнуть, если бы он на улице, перед гостиницей, замешкался хоть на секунду. От одних только неуютных, зудящих воспоминаний о словах того мужчины Даниэль чувствовал себя грязным. К счастью, от этих мыслей его отвлекли хлопок двери и раздавшийся смех. Хантер резко поднял голову на звук и сощурился. В трактир ввалился огромный мужчина в военной форме с эмблемой Ордена на груди. Он держал под руку крепко сложенного охотника в грязно-зелёном плаще с витиеватой вышивкой. Брент. Тридцатилетний стрелок с глазом, как у орла, смуглый и голубоглазый, он походил скорее на араба, чем на англичанина и, по меркам Варгаса, был писаным красавчиком. Здоровяк с густой бородой, на которого Брент то и дело заваливался, был его спутником. Шервуд прежде работал обычным мясником, и Габриэль искренне недоумевал, как его занесло в лекари. — Маршал! — Брент был дьявольски пьян. — Это же маршал Хантер! Варгас нахмурился и, всё же не сдержав улыбку, приветственно кивнул. — Шервуд! Шервуд, пойдём, я хочу поздороваться с маршалом, как того требует субординация! — охотника покачнуло, и Шервуду пришлось его ловить, пока тот, сняв шляпу, салютовал Хантеру. — И снова в Честерфилде! — Ты напился, как свинья, Брент, — Габриэль посмотрел на священника, затем снова на коллегу. — А ты нет? — он удивлённо расширил глаза. — Ты что, не пьёшь? А это… Рядом с тобой что, священник? Шервуд, гляди, это настоящий священник! Ты разве не говорил, что хочешь исповедоваться? Даниэль тихо рассмеялся и, встретив взгляд Шервуда, сказал с нескрываемой надеждой: — В любое время. Шервуд приятно улыбнулся и хотел что-то ответить, но тут охотник пихнул его локтем в бок и снова едва не завалился в сторону. — Прошу прощения, днежл… джентльмены, — икнув, Брент прикрыл рот рукой. — Кажется, я снова болтаю всё, что на язык бросится. — Ничего, — фыркнул Варгас. — Лучше иди проспись. Шервуд настойчиво повёл охотника к выходу из трактира и спустя минуту, судя по грохоту, чуть не приложил его об лестницу. Габриэль издал короткий смешок, заглушив его в глотке уже остывшего чая. — Какие они шумные… и живые, — заметил Даниэль. — Надеюсь, Брент не шутил насчёт своего спутника. — Вряд ли, он не стал бы о таком шутить. Так что не удивляйся, если этот здоровяк придёт к тебе каяться. Марлоу оглянулся, коротким жестом подозвал Джимми и, когда тот подошёл, заказал ужин. — Половину порции, пожалуйста, — добавил священник, поняв по размеру тарелки, которая была у Варгаса, что полную он не съест. Из-за частых постов и своей бедности в Ноттингеме он привык питаться по чуть-чуть. Когда Джимми отошёл, Даниэль повернулся к охотнику и спросил негромко: — Как твоё плечо? — Болит, — не стал скрывать Хантер. — Но от перспективы пролежать тут две недели меня воротит. — Три недели, — поправил Марлоу. — Хотя, может и чуть меньше. Я заходил в аптеку, купил такую же мазь, как в госпитале. Она хорошая, с ней заживать будет быстрее. Надо будет перевязать после ужина. Варгас отстранённо кивнул, не став говорить, что уйдут они из Честерфилда тогда, когда он скажет, и неважно, насколько плечо успеет зажить. Сверху в этот момент донеслось не особо складное пение, и маршал усмехнулся, узнав переиначенный Брентом гимн Ордена. Слов было не разобрать, но зато Хантер вспомнил, как давно, несколько лет назад, они все вместе его пели: Варгас, Брент, Кракс и Шакс. А ещё вспомнил, как раньше он сам любил петь. Себе под нос, тихо, но, если верить Селин, довольно мелодично. Ей нравилось слушать. Но это осталось в прошлом. — Ещё я был в церкви… в госпитале, — зачем-то поделился Даниэль после паузы, заметив, что Хантер углубился в свои мысли. — Пока мы здесь, буду им помогать. Если, конечно, не понадоблюсь тебе для чего-нибудь… У них всего один врач делает операции, и тот без высшего образования. Но при этом есть три доктора, которые лечат венерические заболевания, — добавил он с неодобрением. Допив чай, Хантер отставил чашку и покосился на Даниэля. Всё доносящиеся сверху песни настраивали на определённый лад — так и тянуло опрокинуть в себя пару стаканов рома и если не пойти в бордель, то хоть присоединиться к Бренту. Но пока Марлоу был рядом, вряд ли стоило рассчитывать на нормальный отдых. — С госпиталем ты хорошо придумал, — кивнул Варгас. — Только не загуливай. А то вдруг тебе снова предложат интересную работу, а меня рядом не будет, чтобы объяснить, что ты уже занят. Даниэль тихо хмыкнул, думая спросить, что будет делать Хантер, если его спутник вдруг пропадёт. Поищет, наверно, в паре-тройке известных ему сомнительных заведений, а потом пожмёт плечами и отправится в госпиталь, чтобы забрать с собой и обречь на гибель очередного несчастного. Поэтому священник так и не спросил, решив, что лучше ему не знать ответа. Не стоило портить момент, когда они в кои-то веки спокойно разговаривали, никуда не торопясь и ни на кого не охотясь. Хотелось продлить эти минуты тихой гармонии, когда Даниэлю рядом с Варгасом наконец-то было уютно. Марлоу надеялся, что таких моментов за всё время их пребывания в Честерфилде будет как можно больше. Задумчиво глянув в сторону барной стойки, за которой стоял Джимми, и проведя пальцами по поседевшему слишком рано виску, Габриэль нахмурился и прикрыл глаза, но тут же их настороженно распахнул. В прихожей снова раздался смех, но в этот раз — холодный, высокий и совсем не весёлый. Двое постояльцев прошли к лестнице, но стук каблуков неожиданно оборвался, а затем приблизился ко входу в трактир. На пороге появился высокий мужчина, на вид чуть младше Варгаса, облачённый в чёрный плащ с щегольской красной подкладкой и широкополую шляпу. Глаза у него были почти такие же грустные, как у Даниэля, щетина придавала какой-то сомнительной мужественности, а губы выдавали в нём сноба. Это и был обладатель рыжей лошади с косичками. Старк. Варгас не помнил его настоящее имя, зато прекрасно помнил высокомерный взгляд. — Маг’шаль, — охотник вежливо склонил голову, подойдя к их столу. У него был ярко выраженный французский акцент, и от его приторного голоса, картавости и того, как безбожно он коверкал это слово, умудряясь неправильно ставить ударение, у Хантера по позвоночнику пробегала яростная дрожь. Сжав руки в кулаки и даже не пытаясь скрыть злость, Габриэль неохотно поднял на него глаза и рыкнул раздражённо: — Вы решили паломничество устроить? Если ты тоже только поздороваться, проходи мимо. Старк сладенько улыбнулся, тем же ледяным взглядом смерил Даниэля и подошёл ближе, звеня стальными шпорами. Пижон. Наверняка ведь надевал их только в городе, чтобы покрасоваться. Иначе, если бы он строил из себя невесть что в полях, его шпоры давно бы звенели в зубах какого-нибудь вербера. — Что вы, маг’шаль, как же я могу пг’ойти мимо человека столь высокого звания и не выказать ему должное уважение? — француз повёл плечом, чуть прищурился и кивнул на торчащую из-под воротника Габриэля повязку. — Вас г’анили? Неужели это кому-то удалось? Павлин пришёл распушить хвост, и его срочно следовало припугнуть, чтобы не лез. Иначе Габриэль за себя не ручался — от преувеличенно любезного тона уже начинало мутить. Он поднялся из-за стола, чтобы не терпеть снисходительный взгляд сверху вниз и быть с собеседником на равных. Старк умел взбесить одним своим видом. — Не твоё дело. Если, конечно, не хочешь последовать за ним, — ровно отозвался Габриэль и попытался изобразить вежливую улыбку, но получился оскал. — Иди, куда шёл. Француз вскинул брови, играя оскорблённую невинность, и обратился к Даниэлю: — Меня зовут Стаг’к. А вас? — но дожидаться ответа не стал, тут же презрительно дёрнув подбородком и добавив явно громче, чем следовало: — Вы так часто меняете спутников, маг’шаль, совсем их не бег’ежёте. А они ведь не пушечное мясо! Марлоу тоже вскочил со своего места, заметив, как гнев скривил губы Варгаса. Габриэль выглядел так, будто готов был взять косу и разрубить этого Старка на месте, и священник хотел бы помешать назревающей драке, только не представлял, как. Поэтому в следующие несколько секунд не успел ничего сделать. Хантер схватил француза за ворот, прошипел зло: — Говори за себя, лягушатник, — и оттолкнул Старка, собираясь его обойти и покинуть трактир. Но тот остановил маршала, резко дёрнув назад за локоть правой руки. Плечо прострелило болью, в глазах от неё заискрило; Варгас, больше ни мгновения не раздумывая, впечатал кулак Старку в челюсть и, пока тот не успел ответить, добавил коленом в живот. Француз, глухо выругавшись, согнулся и ухватился за стул, а Габриэль, накрыв плечо ладонью, вышел к лестнице, совершенно не жалея о содеянном. Если бы в голове Старка мозгов было больше, чем амбиций, всего этого можно было бы избежать. Он провоцировал Хантера из зависти, которую даже не трудился скрывать, а охотник мгновенно вспыхивал, стоило только задеть любую из неприятных ему тем. Которые лягушатник за эти годы успел выучить — все до единой. На лестнице Варгас едва не столкнулся с юношей лет пятнадцати. На поясе у него висел знак охотника, бледное лицо было взволнованным, брови сдвинуты, словно в ожидании подступающей муки. Хантер сразу узнал в нём спутника Старка — Луи. Бедный мальчишка был молчаливым исполнительным рабом своего охотника и теперь торопился хозяину на помощь. Неодобрительно покачав головой, Габриэль решил, что это не его дело, и поднялся в комнату, оставив мерзкого француза с его амбициями позади. И заодно бросив ему на съедение собственного спутника. Даниэлю доводилось наблюдать подобные сцены: в Лондоне и Ноттингеме, когда безобидные на первый взгляд беседы заканчивались пьяной дракой. Обычно дерущихся разнимали их друзья, но иногда вместо того, чтобы остановить происходящее безумие, паб делился на два лагеря, каждый из которых болел за своего дерущегося. И тогда Даниэль пытался разнять пьяниц сам, а после этого синяки с него сходили ещё неделю. Но в этот раз всё произошло слишком быстро. Он не успел среагировать, и подскочил к незнакомому охотнику, только когда Варгас отошёл на несколько шагов. — Вы в порядке? — испытывая смешанное чувство вины и гнева, спросил Марлоу и положил руку на плечо Старка, которую тот сразу скинул. Он, видимо, был из тех, кому гордость не позволяла принять помощь, тем более от кого-то ниже по положению или статусу, но священник был упорнее, чем француз рассчитывал. Подхватив его под локоть, Даниэль усадил охотника на место Варгаса и, пока тот пытался восстановить дыхание, осмотрел и прощупал его челюсть. — Вы в порядке, — с облегчением заключил священник, поймав на себе негодующий взгляд француза и заметив рядом парня с испуганным белым лицом. Видимо, это был спутник Старка. Такой юный, совсем мальчишка. — Мне правда очень жаль, что так получилось. — Не стоит, у нас с маг’шалом давно такие… интег’есные отношения, — голос охотника растерял всю свою слащавость, акцент неожиданно стал мягче, и только улыбка обжигала прежним высокомерием. Впрочем, она быстро покинула тонкие губы, когда Старк скривился от боли. — Простите, я должен идти. Постарайтесь пару дней разговаривать как можно меньше, — без тени сарказма произнёс Марлоу и, только покинув трактир, понял, как двусмысленно это прозвучало. Как насмешка. И его наверняка поняли неправильно. Но сейчас это было уже неважно. Пока Даниэль поднимался по лестнице, в нём всё сильнее разгорался праведный гнев, но вместе с тем укреплялось и ощущение бессмысленности упрёков. И всё это заставляло Марлоу чувствовать себя ужасно уставшим. Открыв дверь и войдя в комнату, он достал всё необходимое для перевязки и сказал, глядя на Варгаса печально и осуждающе: — Сними рубашку. Услышав священника и повернувшись к нему, Хантер попытался не обращать внимания на укор в голубых глазах, но ничего не получалось. Внутри тут же разгорелось жгучее раздражение — у них были не настолько близкие отношения, чтобы осуждать друг друга. И никогда такими не будут. — Не смотри на меня так, — охотник неприятно сощурился, расстёгивая рубашку и отбрасывая её на кровать. — Он — паскудная мстительная гиена, такие только удары и понимают. Джонсон постоянно говорил, что у Варгаса проблемы с гневом, и учил контролю. Ярость помогала в бою, но однажды могла и подвести — она была ненадёжным союзником. А про общество, в котором подобное поведение недопустимо, и говорить нечего. Вот только никакие слова мейстера не могли ничего исправить. Габриэль всегда был таким, сколько себя помнил. Однажды, ещё подростком, он до полусмерти избил какого-то бандита в Гримсби, и после этого всё только усугублялось. Конюх, с которым ему изменила Селин, скончался на месте, не выдержав побои. А потом вся жизнь превратилась в поиск выхода для кипящего внутри гнева. Лучше всего помогали бессмысленные драки в пабах и нескончаемая борьба с монстрами. Если бы не это, Варгаса давно уже посадили бы за решётку, словно дикого зверя, или в приют для умалишённых, чтобы пичкать там опиумом в попытках подчинить. — Лучше молчи, — предупредил охотник. — Или я сделаю что-то, что тебе уж точно не понравится. А он мог. Придвинув табурет и сев, Варгас сжал и разжал пальцы на правой руке. Каждое движение отдавалось болью в плече, но плевать на это. Желания оставаться в Честерфилде стало ещё меньше. Если и дальше так продолжится — если Старк будет крутиться рядом, а Даниэль трепать ему нервы одним только пристальным взглядом, — то рано или поздно Габриэль сорвётся и уйдёт на всю ночь в бордель Дженни, где напьётся, как Брент. То есть как свинья. Или устроит пьяную драку в кабаке — ещё лучше. И после всего этого зашивать рану наверняка придётся заново. Даниэль молча разрезал бинты и одним движением отодрал от раны присохшую повязку. Так было лучше, чем медленно тянуть, стараясь уменьшить боль — всё равно не помогало. В тишине Марлоу стёр выступившую кровь и обработал края раны спиртом, очищая их, прежде чем забинтовать заново. Молчать укоряюще у него тоже отлично получалось, но ничего не говорил он вовсе не потому, что Варгас ему угрожал. Угрозы по-прежнему не могли его остановить, несмотря на то, что в такие моменты охотник действительно пугал. Нет, Даниэль молчал, потому что его угнетала заочная бессмысленность любых попыток что-то донести до Варгаса. С другой стороны, разве он мог предсказать, какое действие возымеют его слова? Нельзя было отрекаться от надежды на лучшее, никогда, даже находясь на самом дне отчаяния. Сейчас же Даниэль просто жалел сил, потому что чувствовал себя слишком уставшим, а теперь — ещё и морально подавленным. Но жалость к себе была недопустима. Вздохнув, Марлоу обработал вторую рану. Что такого мог сделать Варгас? Побить его? Это не так уж страшно. Больше ничего священнику в голову не приходило, да и какая разница? Своим молчанием он разве не потакал охотнику? Разве это не было тем самым смирением, которого он не признавал? Признанием зла. Он молчал и уступал ему дорогу, в то время, как должен был противостоять. — Он ничего тебе не сделал. А ты ударил его. Ударил невиновного, — произнёс наконец Даниэль, тихо, но твёрдо. — Неважно, какой он человек, хороший или плохой. Марлоу приготовил куски ткани, нанёс на них мазь и начал закреплять на ранах. Варгас хмурился от его слов, но помогать не отказался — придерживал пропитанные лекарством тряпки и чуть наклонял голову, чтобы Даниэль мог свободно накладывать бинт. — Насилие — это не выход. Оно не решает проблемы, а лишь усугубляет их. И гораздо хуже, что это было необоснованное насилие. Ты мог сломать ему челюсть, — в голосе Даниэля послышались отзвуки праведного гнева, который наверняка был совершенно непонятен Варгасу, но Марлоу это мало беспокоило. — Зачем ты его ударил? Чтобы доказать своё превосходство? Священник медленно вздохнул и, завязав бинт, выпрямился. Теперь он смотрел на Варгаса скорее печально и непонимающе. — Я не говорю о том, чтобы ты возлюбил ближнего своего как самого себя, — с нажимом продолжил Даниэль, показывая, что он рассматривает ситуацию скорее с точки зрения обычной человечности, а не религии. — Просто ты мог бы быть хоть немного сдержаннее. И вообще, это чудо, что швы не разошлись. Не хочешь беречь других, так хоть позаботься о себе. Варгас старался игнорировать спутника и отвлечься на что-нибудь более интересное, чем нравоучения: на боль, например, или мерзкий запах лечебной мази. Но это не помогало. Память подкидывала бесчисленные сцены, когда Джонсон пытался подобными словами унять его необоснованную злость, а Габриэль его слушал и какое-то время даже держал себя в руках — пока не сорвался с цепи, как бешеная овчарка. После смерти конюха мейстер был в бешенстве, едва не выгнал Варгаса, но тогда уже никакие фразы и наказания не могли ничего исправить. Внутри Габриэля, не стихая, клокотал гнев. А потом, после схватки с вендиго, всё стало ещё хуже. Тот ужас, с которым он столкнулся, пробудил в нём ещё более глубокую и тёмную ярость, и если бы тогда Варгас столкнулся с сотней мертвецов, он вышел бы победителем. Но произошло всё гораздо прозаичнее — толком не долечившись, он сбежал вместе с новым спутником и взял контракт на убийство огромного лесного вепря. Монстр терроризировал население Глостера, пока Варгас не распорол ему брюхо косой. Охотник стоял на зелёной поляне, с ног до головы облитый густой животной кровью, от внутренностей вепря ещё шёл горячий пар, а у Габриэля страшно болели едва затянувшиеся шрамы на спине. И он думал, что злость — его главное оружие. Чем он злее — тем сильнее. Иначе в этом мире было не выжить. Особенно когда в окружении оказывались такие, как Селин, Старк или тот конюх, разбивший последние моральные устои Варгаса о суровую действительность. Поэтому Хантер не стал сдерживаться и сейчас. Резко поднявшись и схватив Даниэля за шею, Варгас холодно посмотрел ему в глаза и усмехнулся тому, как легко эту шею сломать при желании. Вообще с Марлоу можно было много чего сделать, и уже не первый раз из-за этой мысли у Габриэля отшибало способность думать отстранённо и профессионально. Поучительные речи, осуждающий тон, укоризненный взгляд на грустной мордашке — это так раздражало, что хотелось спровоцировать спутника. Вызвать реакцию, заставить его выругаться или ударить. Сделать что угодно грешное, неправильное. Да, если бы Даниэль его ударил, всё встало бы на свои места. Он должен был сопротивляться, злиться, сквернословить — а не молча смотреть с такой глубокой печалью. Это было ненормально, в их-то время, когда окончательно стёрлась граница между добром и злом. Всё стало одинаково серым. — Послушай меня, — Варгас сощурился, не обращая внимания на то, как беспомощно пальцы Даниэля царапали его ладонь в попытках хоть немного ослабить хватку на шее. — Нет смысла читать мне нотации. И уж тем более говорить, что правильно, а что — нет. Если я захочу кому-нибудь влепить, твои сладкие речи меня не остановят, святоша. Даниэль упрямо поджал губы. Слова охотника ядом проникали в голову, опустошали и лишали сил, а сдавливающая горло рука не позволяла свободно вдохнуть. И всё же Марлоу попытался ответить, но как только он открыл рот, пальцы на шее сжались сильнее. — Наш мир — помойка, а люди — сволочи и мрази. Без исключений. Гневайся, молись, проповедуй — это не исправить. И если бы я не ударил Старка первым, он затеял бы драку сам. И тогда простой перевязкой мы бы с тобой не отделались. Оттолкнув Даниэля к кровати, Варгас раздражённо подумал, что когда-нибудь не сдержится и ударит священника. Да, у него были спутники и похуже, но те превращались в безмолвных невидимок, стоило только немного припугнуть. Что-то подсказывало, что с Марлоу это не сработает. Об этом говорил упрямый взгляд, который Даниэль не отводил ни на секунду. — Спасибо за перевязку, доктор, — равнодушно произнёс Габриэль, надел рубашку и, даже не посмотрев на спутника, вышел из комнаты. Марлоу осторожно потёр шею и, присев на край кровати, прикрыл глаза. Стоило закончить с перевязкой, и Варгас снова отталкивал его, отмахивался, словно от назойливой мухи, и смотрел, как на пустое место. Которым Даниэль, очевидно, для него и был. Просто ходячая аптечка. Марлоу давно привык к таким взглядам и подобному обращению, привык даже к худшему, но сейчас он испытывал очень непривычное чувство — не просто разочарование в себе, силе своего убеждения и в охотнике, а обиду. Это постыдное чувство сковывало все мысли, и Даниэль никак не мог от него отделаться. После ранения Варгаса священнику казалось, что они стали хоть немного ближе. Габриэль более охотно разговаривал с ним и даже благодарил за помощь, хотя вовсе не обязан был это делать. Даниэлю казалось, что охотник чуть смягчился по отношению к нему, но на самом деле он просто принимал желаемое за действительное. Жил иллюзиями, а пора уже было протрезветь и принять реальность. Единственной его функцией было лечение Варгаса, и, очевидно, чем меньше он при этом отличался от молчаливой куклы, тем лучше. Из-за глупой обиды хотелось оказаться от охотника как можно дальше, но отправиться на прогулку сейчас было невозможно, чувство самосохранения не позволяло. Поэтому оставалось разве что поужинать — желудок уже начинал болеть от голода, — помолиться и лечь спать. А утром, сразу после перевязки, уйти в госпиталь на весь день. Да, такой план звучал приемлемо. Марлоу тяжело вздохнул и, мысленно моля Бога о терпении — с тех пор, как он познакомился с Варгасом, ему приходилось делать это гораздо чаще, чем раньше, — пошёл вниз. Его заказ наверняка уже давно был готов, и не стоило огорчать Джимми, не придя за ним. Нужно было только отстраниться от навязчивого ощущения, что Марлоу таскался за охотником, как на привязи. Оказавшись на первом этаже и оглядевшись, Даниэль заметил тарелку со своим заказом на барной стойке и направился за ним. Священник надеялся, что Варгас будет сидеть где-то в углу, и им удастся избежать нового столкновения, но тот занимал стол прямо рядом со стойкой. Тяжело вздохнув, Марлоу собирался совершить манёвр как можно незаметнее, но, проходя мимо, заметил в руке Варгаса рюмку, очевидно, наполненную не чаем. Злость вспыхнула мгновенно, и Даниэль даже не успел сообразить, что делает. Он держал Хантера за запястье, понимая, что это может стать последней каплей, но ему было плевать. — Тебе нельзя пить, — медленно и очень настойчиво сказал Марлоу, не скрывая раздражения. — Моя задача — лечить тебя, и ты сам же мне постоянно мешаешь. Даниэль знал, что становится навязчивым, но у него не было выбора. Варгас сам его вынуждал. Отказываться от своих принципов, согласно которым он, несмотря ни на что, должен был ответственно выполнять свою работу, Даниэль не собирался. Охотник сам был виноват в том, что выбрал себе в качестве лекаря служителя церкви — человека с двухсторонне непробиваемыми убеждениями: как священник он не мог молча позволять ему пятнать свою душу, а как доктор — не позволял пациенту гробить своё здоровье. Варгас мрачно посмотрел на Даниэля, прикидывая, как поступить. Нужно было поставить святошу на место, вот только угрозы на него не действовали, а поднимать руку на собственного спутника на глазах посетителей было очень плохой идеей. Тем более что чёртов Старк сидел за одним из столов и наверняка наблюдал. Однако прежде, чем Хантер решил, что делать, раздался грохот, и в трактир ввалился Кракс, а за ним и его спутник. Кракс был высоким и широкоплечим охотником, с тяжёлыми, как кувалды, кулаками. Он был одним из немногих, с кем Варгас не хотел бы столкнуться в бою один на один — с таким противником шансы на победу были не очень-то велики. Его спутник, Шакс, был не только спутником, но и лучшим другом Кракса. Их связывали близкие отношения, как если бы они были братьями, и Габриэль этого не понимал. Он знал, что, несмотря на внешнюю суровость, решительные морщины между бровей, шрамы на бритом черепе и окровавленный молот за спиной, Кракс был чувствительным и мягким. Варгас был уверен, что, потеряв Шакса, здоровяк впадёт в угрюмое уныние и растеряет хватку. Поэтому привязываться к спутникам было чревато. Пока что ведущим по смене лекарей был Хантер. Если бы не огр, у них с Брентом был бы равный счёт. Варгас поблагодарил бы Бога, если бы тот существовал, за то, что Кракс решил заявиться в гостиницу именно сейчас, иначе Джимми пришлось бы убирать разбитый стол. Габриэль лишь бросил на Марлоу мрачный взгляд и едва слышно прошипел: — Больше так не делай. Священник только невозмутимо дёрнул бровью и убрал от Варгаса руку. Они оба знали, что он не перестанет. — Варгас, ты обязан со мной выпить! Я два дня назад убил нахцерера! — безапелляционно заявил Кракс и поражённо вскинул брови, успев заметить, как Даниэль держал Хантера за запястье. — У тебя что, появилась жена? Марлоу должен был воздать хвалу Господу за то, что Тот послал им друзей Варгаса именно в этот момент, иначе неизвестно, чем бы закончилась эта сцена. Он наверняка довёл бы охотника до бешенства своей настойчивостью, но теперь сомневался, что сам при этом смог бы сохранить душевное равновесие. Оно уже было нарушено. Даниэль не ожидал, что это случится так скоро. Он не помнил, когда последний раз испытывал нечто подобное. Пожалуй, когда спорил с родителями о своём будущем. Когда они твердили, что он должен стать врачом, как и было запланировано изначально, и жениться на девушке, которую они подобрали, для объединения с чудесной семьёй, владеющей огромной фармацевтической компанией. Это должен был быть очень выгодный союз. Но к тому моменту душа Даниэля уже принадлежала Богу, чего неверующие родители не могли и не хотели понять. Это нежелание выводило Даниэля из себя первое время. Так же, как и сейчас раздражало нежелание Варгаса понять, что Марлоу не для себя старался. Он искренне проявлял заботу — и постоянно встречал сопротивление. — Нет, просто святой отец пытается наставить меня на путь истинный, — отставив стакан с ромом, Габриэль выдохнул и взмахнул левой рукой. — И к тому же я ранен, так что можешь взять мой, Кракс. Вынырнув из-за спины охотника, его тощий спутник неодобрительно глянул на ром, отошёл к барной стойке и вернулся с ещё парой стаканов. — Да брось! Помнишь, как мы тебя навещали в госпитале после вендиго? На тебе живого места не было, и ты всегда пил. Что мешает сейчас? — охотник протянул руку Даниэлю. — Будем знакомы, святой отец. Вы ведь настоящий? — Не видишь воротничок? — вмешался в разговор Шакс, присев за стол. — Конечно же, он настоящий. Марлоу с трудом заставил себя улыбнуться и пожал руку Кракса. В этот раз вопрос вовсе не развеселил, а вызвал раздражение, и Даниэль едва удержался от того, чтобы не поинтересоваться, действительно ли он похож на актёра. Ему срочно нужны были тишина и покой, желательно, вдали от Габриэля. Тот плохо на него влиял, и священник начинал сомневаться, выдержит ли он выпавшее на его долю испытание. Даниэль думал, что оно будет заключаться во встречах с монстрами, в столкновении с реальностью, о которой он всё ещё знал слишком мало, и никак не мог предположить, что на самом деле его испытание постоянно будет находиться рядом и выводить его из равновесия самыми неожиданными способами. Даниэль отошёл к Джимми, чтобы забрать свой ужин, и вернулся за стол. Изначально он собирался сесть отдельно, но теперь это выглядело бы странно. Не нужно, чтобы другие охотники считали, будто у Варгаса проблемы со своим спутником. — Мы были в Шрусбери, — сказал Шакс, откинул за спину длинные чёрные волосы и осторожно понюхал содержимое своего стакана. Поморщился и больше свой длинный нос в него не совал. — Там уже почти не осталось гражданских. Нахцереров полно, они сбились в стаю, мы подходить побоялись. — У нас ни шанса бы не было, — подхватил Кракс. — Там целый отряд нужен и специальное оборудование, а иначе заразимся — и всё. — Нахцереры… — протянул Хантер, хмурясь. — Тысячу лет про них не слышал. Чуть ли не с самого начала. Откуда они там взялись? Кракс скрипнул ножками стула, доставая что-то из сумки, и бросил на стол свой трофей — кусок савана, который, судя по всему, служил монстру плащом. — Прям под Шрусбери крипта открылась, здоровенная, — сказал охотник, опрокинул ром Хантера в свой эль и залпом выпил. — Так что не удивлюсь, если скоро мы все туда назначение получим. Габриэль закатил глаза. Он терпеть не мог совместные с другими охотниками походы и масштабные сражения. И это был лишний повод не возвращаться в столицу, вот только письмо от всеведущего сенешаля наверняка найдёт его хоть на юге, хоть в Шотландии. — Так и знал, что со стороны Уэльса вся эта дрянь так и продолжит лезть. — Шрусбери — это, вообще-то, ещё не Уэльс, — недовольно поправил Шакс. Хантер небрежно отмахнулся от него и налил себе из кувшина воды в опустевший стакан. — Если нахцереры двинутся дальше, весь запад вымрет, и тогда уже плевать будет, где там границы проходят. — Так точно, — согласился здоровяк. — Поэтому дальше их пускать нельзя. Нужно будет собрать отряд как можно скорее и расправиться с ублюдками, пока стая не разрослась ещё сильнее. С месяц назад мы бы, может, и таким составом справились, — Кракс обвёл второй кружкой с элем присутствующих за столом и отсалютовал мрачному Старку, не обращая внимания на то, как поморщился маршал. Спасибо хоть, что не звал лягушатника к ним присоединиться — он знал, что у них с Хантером натянутые отношения. — А теперь всё, нужно знатное подкрепление, — решительно закончил Кракс и посмотрел на Даниэля так, будто и от него ждал согласия. Марлоу неуверенно кивнул — он мало что понимал из разговора. Едва слышно помолившись перед едой, он старался закончить с ужином поскорее, почти не слушая обсуждение. Продолжая размышлять о случившемся, Даниэль изредка поглядывал на Варгаса и не мог представить, что должно случиться, чтобы он сдался и оставил Хантера в покое. То, что изначально было просто работой, теперь становилось делом принципа. Один из них должен был проиграть, и лучше бы это был охотник, потому что для него проигрышем было — позволить Даниэлю сделать из него человека. И всё это переходило в область гордыни. Ему нужно было скорее оказаться подальше от Варгаса, а иначе кто знает, куда ещё священника могли завести его мысли. — Мне особо хвастаться нечем. Убил трёх гарпий по дороге сюда. В Ашбурне советую пока не останавливаться, они там воду отравили через бойлер в канализации, — Габриэль провёл рукой по лицу и отпил из стакана, морщась так, будто ему дали облизать вышеупомянутую гарпию. — Ты шарился по канализации? — Шакс вскинул брови. — Чтобы убить трёх гарпий? — он прыснул в кулак и расхохотался. — А в Долине пришлось убить Эдмунда, — продолжил Варгас, не став подхватывать весёлость чужого спутника, посмотрел на Кракса, а затем почему-то на Даниэля. — Он был… одержим. Смех резко оборвался. Охотники замолчали. Краем глаза Хантер заметил, что даже Старк опустил голову. Задержав свой взгляд на Марлоу, Варгас поджал губы и тяжело вздохнул, опуская глаза. Даниэль с сочувствием поднял брови. Хоть именно он был рядом с Габриэлем, когда тот сражался со своим мёртвым другом, Марлоу оказался здесь единственным, кто не был знаком с Эдмундом, и теперь он чувствовал себя лишним. Поэтому, едва удержавшись от того, чтобы сказать какую-нибудь ободряющую глупость, Даниэль тихо извинился и, сославшись на усталость, вернулся в комнату. Пусть друзья Варгаса думают, что у него мрачный спутник — ему под стать. — Вот же дьявол, — почесав свежий шрам на щеке, Кракс нахмурился и поднял свою кружку. — Выпьем за него? Выдержав минуту молчания после того, как стаканы опустились на стол, Шакс бесшумно отодвинул стул, встал и запел.

Как-то я переходил через горы Корк и Кэрри И увидел капитана Фэррела и его деньги, которые он пересчитывал. Сначала я представил ему свой пистолет, потом представил рапиру, Сказав: «Руки вверх! Или, клянусь, черт заберет тебя с собой!»*

Он всегда умел разряжать угрюмую обстановку. Это помогало им не думать о собственной смерти.