Неотвратимость

Габриэль толкнул дверь узкого трёхэтажного дома, зажатого между такими же кирпичными зданиями, шагнул в тёмную прихожую и чихнул — внутри было затхло и пыльно. Скинув плащ и шляпу и пропустив спутника вперёд, Варгас мрачно подумал, что если сенешаль надеялся этим жильём удержать маршала в Лондоне, то он сильно просчитался, выдавая ему такую тусклую тесную клетку. — Что это за дом? — поинтересовался Даниэль, отодвинув занавески в столовой, но через замызганное окно почти не проникал свет. — Мне откуда знать? — огрызнулся Хантер. — Какого-то психа. Сенешаль Кормак в их короткую встречу, за которую Габриэль отдал все бумаги Траста и сообщил о том, что останется в Лондоне на пару недель, только назвал адрес и упомянул, что прошлый домовладелец, пожилой охотник, попал в бедлам. Его признали безнадёжно утратившим рассудок, и его имущество, как и в случае со всеми охотниками без родственников, жён и детей, отошло Ордену. А Орден великодушно передал его Варгасу, так как тот до сих пор оставался единственным маршалом без полагающегося дома в столице. — Я правда могу остаться здесь? — неуверенно уточнил Даниэль. — Да, — резко бросил Хантер и, подхватив свою сумку, направился к крутой лестнице. — Занимай любую комнату. Оставшись в одиночестве, Марлоу тихо вздохнул. Весь вечер в Аптон Магна и полдня пути до Лондона Варгас вёл себя отталкивающе: грубил, огрызался, пренебрежительно фыркал на любую фразу и даже игнорировал. Наблюдая за ним, Даниэль вспоминал того мрачного охотника с отпечатком тьмы на лице, который месяц назад зашёл в его церковь и поставил ноги на генуфлекторий и о котором он почти успел забыть. Перемена в обращении Варгаса была неожиданно резкой, но Даниэль уговорил себя не думать об этом. Всё-таки они вернулись в ненавистный для Габриэля Лондон, наверняка он и был причиной дурного настроения. Марлоу неторопливо обошёл кухню с большой печью и запыленными кастрюлями, поднялся в обитую жёлтыми узорчатыми обоями гостиную, где обнаружил пачку писем на секретере и потрёпанные перчатки, миновал комнату, из которой доносились шаги Варгаса, и оказался на третьем этаже. Открыв три двери и все окна, Даниэль скинул вещи в самой светлой комнате и опустился в продавленное кресло. Две недели. Минимум. Нужно было срочно придумать, чем заниматься в столице целых две недели. Раньше он легко распределил бы чуть ли не каждую секунду между самыми разнообразными делами и развлечениями, но сейчас, после всего пережитого, мысль, что он мог просто сходить в театр или на какую-нибудь ярмарку, казалась дикой. Застыв в затхлой тишине дома, Даниэль чувствовал себя уставшим и подавленным. Он мог на время вернуться к обычной жизни, но из-за всех увиденных монстров и смертей, из-за страданий и ужасов, которым стал свидетелем, он чуть не забыл, что такое эта обычная жизнь. А ведь прошёл всего месяц. Что же ждало его дальше? Внизу громко хлопнула входная дверь, заставив Даниэля вздрогнуть и очнуться от безрадостных мыслей. Пусть он не мог расписать планы на две недели, но по крайней мере точно знал, чем стоило заняться прямо сейчас. Этот дом отчаянно нуждался в уборке, а Марлоу — в срочном занятии. Варгас совсем не знал окрестностей района Клеркенуэлл, в котором располагался дом. С восточной стороны небо протыкали десятки труб, тяжёлый дым от которых заволакивал всю столицу, а на запад уходили густая бурая листва высоких деревьев, ряды фонарей и одинаковые кирпичные дома. По улицам всюду сновали люди. Слишком много людей. Наугад повернув южнее, Хантер добрёл до рынка и в раздражении стиснул зубы. Здесь было целое столпотворение, через которое пришлось пробиваться, чтобы добыть необходимые продукты на первое время. Несколько раз получив локтями по рёбрам, Варгас хотел накинуться на неосторожных горожан, но руки уже были заняты покупками. Не находящая выхода ярость теснила грудь всю дорогу до дома, и охотник еле сдержался, чтобы не сорваться на Даниэле, который к его возвращению переворошил всю столовую. — Что ты тут устроил? — процедил он, бросив продукты на стол. — Скоро должен прийти Кракс, наведи порядок. Скрывшись на кухне, Варгас потёр ноющий бок и ненадолго прикрыл глаза. Была бы его воля, он сорвался бы в путь, едва ступив на столичные мостовые, но боль в рёбрах подсказывала, что придётся забыть о своих желаниях. Габриэль был не настолько безрассуден, чтобы искать встречи с монстрами, пока кости не срастутся. Те времена, когда он мог броситься в дорогу с едва затянувшимися ранами от когтей вендиго, остались позади. К тому же в те времена у него не было спутника. Он был вынужден смириться с этим домом, постоянным присутствием Даниэля и необходимостью ходить на чёртовы собрания и уже предвидел, как завтра целый день проторчит в Тауэре. К счастью, прежде, чем Варгас успел довести себя до крайней степени раздражения, появились Кракс и Шакс с пирогом, приготовленным лично женой Сэма. — Внушительный дом тебе отвели, — одобрительно хмыкнул здоровяк, отодвинув круглый стол от стены, чтобы за ним все могли поместиться. — Похож на темницу, — скривился Хантер. — Тебе и Букингемский дворец показался бы темницей только из-за того, что находится в Лондоне, — заметил Шакс, и они сели за стол, на который Кракс торжественно водрузил бутылку дорогого бренди. За ужином в компании друзей Варгас чуть расслабился, особенно когда получил приглашение от Кракса на протяжении будущей недели хоть каждый день навещать славное семейство Хаксонов. Напрягал только внимательный взгляд Даниэля, который сидел напротив и откровенно следил за тем, сколько Варгас пьёт. Хотелось демонстративно напиться ему назло, но здесь был ещё и Шакс. Менее строгий, но более навязчивый. Дружить с лекарями было плохой идеей. Они обсудили завтрашнее собрание, куда Варгас должен был прийти с Краксом, и назначили день, в который все вместе навестят Маргарет Тиви. Шакс рассказывал Даниэлю о постановках Глобуса, о которых писали в газете, а Кракс смеялся над Габриэлем, который без конца ворчал на каждый кирпич и камень столицы. — Ненавижу этот сраный город. Не представляю, как здесь можно жить, — Хантер хлопнул по столу дном опустошённого стакана и продолжил: — Надо будет проверить, как там дом миссис Мур, только он и поможет выдержать эти две недели. Даниэль вопросительно вскинул брови, и Шакс, наклонившись к нему, любезно пояснил: — Это бордель. Священник чуть не подавился куском пирога и опустил голову, пряча горящие щёки и нахмуренные брови. Ему было стыдно за Варгаса, что тот так просто говорил об этом, да ещё в груди пекло из-за странного незнакомого чувства. Охотники и Шакс беспечно продолжили обсуждение публичных домов Сохо, потом переключились на другие темы, но всё равно Даниэль вздохнул с облегчением, только когда гости ушли. Было глубоко за полночь, и едва за ними закрылась входная дверь, как чуть пьяная улыбка сползла с губ Варгаса, и тот ушёл в свою комнату, буркнув неразборчиво: «Спокойной ночи». Так продолжалось в последующие дни: Хантер вёл себя грубо и отталкивающе. Марлоу надеялся, что возникшее после Шрусбери взаимопонимание со временем укрепится, но хрупкое равновесие, наоборот, стремительно рушилось. Будто они вернулись назад во времени, в тот период, когда только познакомились. Габриэль скрылся за непроницаемой бронёй отчуждения, и Марлоу не понимал, в чём причина. Стоило, наверно, просто привыкнуть, что охотник после того, как они хоть немного становились ближе, будто одёргивал себя и отстранялся как можно скорее. Ведь к спутникам нельзя было привязываться. И если неделю назад Даниэль мог бы бороться с этим, терпеливо восстанавливая слабое доверие, то теперь у него не было никаких сил. Он только поджимал губы или едва слышно вздыхал всякий раз, когда Варгас его игнорировал или огрызался на обычные вопросы или замечания. То, что они выбрали комнаты на разных этажах, ещё сильнее отдаляло их друг от друга. Хантер ездил в Тауэр, ходил к Краксу и где-то пропадал вечерами, никогда не предлагая Даниэлю присоединиться. Марлоу посещал Британский музей, где были выставлены тела разнообразных монстров, и допоздна засиживался в музейной библиотеке, читая бестиарий. И они почти не пересекались. Даниэль хотел бы пойти помогать в какой-нибудь госпиталь, но из-за того, что его левую руку по-прежнему фиксировала шина, он был бесполезен. Зато во время бесцельных прогулок по огромному городу он нашёл небольшую церковь. Она была маленькой, грязной и казалась заброшенной, хотя в ней служили два мрачных священника. Они с подозрением косились на Даниэля каждый раз, когда он заходил помолиться. Через молитвы Марлоу надеялся избавиться от гнетущего ощущения, которое появилось после похорон в Аптон Магна. Ощущения, что этот мир уже не спасти. Оно напоминало о себе в ночных кошмарах и отражалось в измождённых лицах беженцев. Оглядываясь на события в Шрусбери, Даниэль начинал сомневаться, что Господь желал им спасения. Возможно, их мир должен был сгинуть во тьме, как некогда он исчез под толщей воды. Варгас про себя радовался тому, что они со спутником виделись редко и мимолётно. Марлоу постоянно ходил хмурый, и Габриэль пребывал в скверном расположении духа, поэтому чем меньше они сталкивались, тем было лучше. Любой их разговор неизбежно превращался в ругань по какому-нибудь дурацкому поводу: то Даниэль во время уборки перекладывал нужную охотнику вещь, то Габриэль забывал купить что-то из продуктов. Но это были мелочи по сравнению с теми моментами, когда Варгас пил, а священник прожигал его укоризненным взглядом, или когда Хантер отказывался принимать мерзкое лекарство, оставленное Шаксом, а Даниэль засыпал его аргументами, почему это нужно делать, и заваливал мудрёными словами. То, что спутник носился с ним, как с неразумным ребёнком, бесило чуть ли не до дрожи, и Варгас тысячу раз пожалел, что позволил ему жить в этом доме. Утром он мучился на занудных собраниях, днём страдал от безделья и всего лишь хотел расслабиться вечером, но тут его поджидали бесконечные упрёки от собственного спутника, который становился всё более дерзким и упрямым. Понимая, что поход в трактир наверняка ничем хорошим не закончится, Варгас долго терпел. Но, как только рёбра перестали ныть, он ощутил долгожданную свободу. Шакс говорил, что на выздоровление требовался целый месяц, но раз боль прошла, то Габриэль мог считать себя здоровым. А раз так, путь в разного рода увеселительные заведения был открыт, чем Варгас сразу воспользовался. Даже не дождавшись окончания собрания по поводу поправок к Уставу, он сбежал из Тауэра и зашагал по улицам Лондона, которые теперь представляли из себя не нагромождение безликих зданий, а ряды трактиров, пабов и публичных домов. К полуночи Варгас всё ещё не вернулся. Марлоу, который обычно уже спал в это время, сидел в столовой и бездумно смотрел на отблеск лампы в окне. Он ждал, волновался и злился на себя. Разве с охотником могло что-то случиться? Улицы Лондона — не тёмные леса Долины Надежды. Да, здесь были Буревестники, но они по сравнению с Варгасом всё равно что беззащитные дети. Однако осознание этого не унимало тревогу. Конечно, Хантер мог постоять за себя, но не до конца сросшиеся рёбра были хрупкими, и если врагов окажется слишком много, то… Даниэль тяжело вздохнул. Наверняка Габриэль сидел в каком-нибудь трактире и хорошо проводил время или, что ещё хуже, развлекался в борделе, пока Марлоу смиренно изображал верную жену. От самого себя становилось тошно. Священник устало прикрыл глаза — он уже несколько раз порывался уйти спать, и всё равно сидел здесь, в тёмной столовой, наедине с тускло горящей лампой. Даниэль не заметил, как впал в тревожную дрёму, и чуть не подскочил на месте, когда раздался грохот. Испугавшись, что в дом ломится кто-то чужой, он схватил лампу и шагнул к прихожей. Входная дверь распахнулась, впустив свежесть ночной прохлады и невероятно пьяного Хантера. Облегчённый вздох застрял в горле Марлоу, когда тот услышал неразборчивые грязные ругательства и заметил, как сильно охотник шатается. — Габриэль? Варгас медленно продвигался к лестнице и, услышав знакомый обеспокоенный голос, резко обернулся. Непослушное тело на заплетающихся ногах покачнулось и упало бы, если бы Даниэль не успел его поддержать. Хантер с трудом сфокусировался на лице Марлоу и даже сквозь туман хмеля смог разглядеть характерное выражение, всегда сопутствующее бесконечным нотациям. Этот особенный, скорбно-осуждающий изгиб губ, сурово нахмуренные брови и сквозящее в глазах сочувствие. Ужасно раздражающее сочетание. — Давай я помогу, — сдержанно произнёс священник, мысленно призывая всю свою силу воли, чтобы промолчать. Сейчас говорить что-либо и спорить было бессмысленно; лучше высказать всё утром, когда Хантер будет способен слушать. Даниэль потянулся к охотнику и тронул его за локоть, но Варгас с силой отпихнул его от себя. Охнув от неожиданности, Марлоу ударился поясницей о спинку стула и едва не упал, но тут же выпрямился под тяжёлым взглядом. — Сам дойду, — бросил Хантер немного хрипло, но почему-то не сдвинулся с места. Несколько секунд они упрямо смотрели друг на друга. Охотника шатало, он шумно дышал, от него несло ромом. Всё, чего Варгас хотел, это упасть и уснуть — он невероятно устал, и эта короткая вспышка злости отняла последние силы. Поэтому, когда Даниэль покачал головой, молча подошёл и закинул его руку себе на плечо, Варгас не оттолкнул его снова. Они медленно поднялись по лестнице, пару раз чуть с неё не свалившись по дороге. Одна ладонь Марлоу крепко обхватывала Габриэля за талию, другая — держала за запястье, не давая руке соскользнуть. Лампа болталась на поясе, качающимися пятнами света выхватывая из темноты коридор. От этого мельтешения огня и теней начинало мутить. Или причина была в соприкосновении с горячим бедром Даниэля и невозможности зажать его прямо здесь? Вот только пьяный мозг не помнил, почему Хантер должен сдерживаться. Остановившись, чтобы открыть дверь, Марлоу заметил кровь у охотника на костяшках и поджал губы, собирая остатки терпения. Бессмысленно что-то говорить сейчас, Варгас не услышит. Тем более что он, видимо, был весьма доволен собой: он напился и поучаствовал в трактирной драке, которую сам же наверняка и устроил. Что ещё ему нужно было для счастья? Даниэль сильнее сжал пальцы на запястье охотника и спросил, пытаясь сохранить бесстрастный тон: — Ты был в пабе? — А где ещё? — раздражённо откликнулся Варгас, перешагивая порог своей спальни вместе со спутником. — В борделе? — тихо выдавил Марлоу. Разве был у него повод говорить об этом? Ведь не было ни душного, приторно-сладкого запаха проституток, ни следов вызывающей помады. Но слова рвались с языка сами собой: — Знаешь, это сейчас вредно для… — Ревнуешь? — перебил Хантер, замерев посреди комнаты. Даниэль вздрогнул и дёрнулся в сторону, пронзённый осознанием, что они находятся в опасной близости, но охотник неожиданно резко и сильно развернул его, приковывая к месту. В пьяном взгляде Габриэля промелькнуло нечто пугающее. Марлоу отвернулся, чтобы не вдыхать мерзкий запах алкоголя и не смотреть. Но сердце всё равно предательски сбилось с ритма. — Нет, — твёрдо возразил он. — Проявляю заботу. Я ведь твой лекарь, не забыл? Варгас испытующе сощурился, ноздри его чуть раздулись, как у ищейки, напавшей на след. Он хотел приблизиться, но ему в грудь упёрлась чужая ладонь. Хантер тихо рассмеялся и, удерживая Даниэля за плечи, демонстративно подошёл вплотную. Неуверенное сопротивление было слишком легко сломить. — Так вот, как ты это называешь… забота, — протянул Варгас и, склонившись к уху Марлоу, горячо прошептал: — А что, если однажды твоя забота выйдет из-под контроля? Рука Хантера скользнула по талии священника и остановилась на бедре. Даниэль испуганно замер, когда Габриэль сжал пальцы, но так и не нашёл в себе силы, чтобы отступить. Варгас опустил руку и усмехнулся облегчённому выдоху, который сорвался с губ спутника. Похоже, то, о чём Хантер думал время от времени, было не так уж недоступно — нужно было только подойти и взять причитающееся. Но не сейчас. Он ужасно устал. С сожалением отстранившись, Габриэль снова пошатнулся, проводил взглядом Даниэля, который мгновенно скрылся за дверью, и упал на кровать, даже не раздеваясь. Утро проходило в тягостном молчании. У Варгаса раскалывалась голова, потому что Даниэль не дал ему обезболивающую настойку. «Должно быть, обиделся за прошлый вечер», — думал Хантер, вяло ковыряя ложкой в тарелке и глядя на безрадостный пейзаж за окном, который составляли снующие мимо прохожие и серое здание напротив. И хоть Варгас предпочитал считать, что ему плевать на чувства спутника, тишина угнетала. Они не часто завтракали вместе, но за это время охотник успел привыкнуть к неторопливым разговорам. Даниэль рассказывал о том, что прочитал в библиотеке, Габриэль ворчал на надутых, чопорных маршалов, и это ничего не значило, но в такие моменты мрачный тесный дом становился уютнее. А теперь они молчали. Невидящий взгляд Даниэля был устремлён в стол. Все его мысли вращались вокруг событий прошлого вечера, и священник не смел поднять глаза на Варгаса. Он вспоминал слова, прозвучавшие прямо над его ухом, и думал, были они простой насмешкой или… чем-то большим? Помнил ли Габриэль, как подошёл совсем близко, почти вплотную? Значило ли для него всё это хоть что-то? Священник тихо вздохнул. Он не должен был об этом думать и не имел права надеяться. Лучше бы он снова отчитал Варгаса за пьянство, но ни одной толковой фразы сформулировать не получалось. Сейчас всё это было неважно. — Уезжаем сегодня. Надоело, — произнёс Хантер. Он больше не мог находиться среди тауэрских ублюдков, для которых решать судьбы людей было так же просто, как целоваться с мостовой, вывалившись пьяным из паба. Ещё немного, и Варгас мог привыкнуть к ним, привыкнуть к идиотским правилам и поддаться праздной лени, которая стала местным маршалам вторым именем. Встрепенувшись, Даниэль приподнял брови. Три недели ещё не закончились, но он знал заранее, что Габриэль столько не выдержит. — Возьмём билеты куда-нибудь на север. Какие будут, может, в Кембридж или Нортгемптон. Если ты, конечно, не против, — добавил охотник с неуверенным сарказмом. — Ладно, — кивнул Марлоу. — А потом? — В Мидлсбро. Говорят, там полгорода с ума посходило, завод закрылся. Надо разобраться. Там может быть ведьма, никогда раньше с ними не сталкивался. У Ордена были и другие контракты. Богачи на юге требовали прислать им больше охотников для охраны земель; был запрос из Нориджа на востоке — там фейри сбились в целую стаю. В этих местах было спокойнее, но Варгаса больше интересовал промышленный город на северо-восточном побережье Англии. Ведьмам несколько лет назад присвоили один из самых высоких уровней опасности, а Хантер до сих пор не уничтожил ни одной — так редко они встречались. — Ты точно готов? — осторожно спросил Даниэль. — Три недели ещё не прошло. Варгас это замечание проигнорировал. — Собирай вещи. Выходим через час. — Тебе разве не нужно сообщить в Тауэре, что ты уезжаешь? — К чёрту их, — отмахнулся Габриэль, встал из-за стола и поднялся в свою комнату, массируя виски. Прошло уже достаточно времени, чтобы раскалывающаяся голова беспокоила его сильнее, чем рёбра, которые почти не давали о себе знать. Убрав посуду в шкафы на кухне, Даниэль зашёл в гостиную, забрал оттуда чернила и бумагу, оставленные на столе, когда он писал письмо Эстер, и поднялся на третий этаж. Вещей у него было совсем мало: к тому, что было раньше, добавилось только немного тёплой одежды, новый скальпель и лекарства. Быстро уложив всё в сумку, он спустился обратно и встретил в прихожей Варгаса, который нетерпеливо топал ногой. И часа не прошло, как они покинули дом. Без капли сожаления бросив на него последний взгляд, Даниэль запер дверь и отдал ключи охотнику. Он был рад, что пришло время уехать из столицы. Марлоу и не заметил, как привык постоянно быть в движении, и теперь задерживаться где-то надолго ему не нравилось. Могло быть только два пути: вечно переходить с места на место, или остановиться где-то и остаться навсегда. Подхватив сумку, Даниэль привычно последовал за Варгасом. Только если раньше эта обязанность была для него бременем, то сейчас, по прошествии двух месяцев, стала такой же естественной, как и ежедневные молитвы. Забрав из конюшни лошадей, они приехали на вокзал и купили билеты. Поезд до Кембриджа отошёл от платформы, медленно выполз за пределы города и поехал вдоль заброшенных полей. Даниэль смотрел в окно, на пожухлую траву и редкие деревья, позволив мыслям произвольно течь в любом направлении. Вялые наблюдения, что местами листва полностью облетела, перебивались образами прошлой зимы, когда он праздновал Рождество со своей паствой и играл в снегу с Уильямом, и мутными картинами будущего. Скучный осенний пейзаж затмевали рисунки из бестиария: там были страшные существа с рогами и крыльями, сущие демоны, — и были изображения детей с невинными личиками и дьявольскими глазами. Но о ведьме Даниэль почти ничего не запомнил, и представлялись ему не монстры, а несчастные женщины, сожжённые на кострах. Слуги Сатаны. Дожили бы инквизиторы до нынешних времён, тогда увидели бы настоящие дьявольские отродья. Думать об этом было неуютно. Даниэль не относился к безумцам, которые считали, что церковная власть давала человеку право решать, кто нуждается в очищении через мучительную смерть, а кто — нет. — Ведьмы — это те, которые влияют на сознание, да? — спросил он, не особо рассчитывая, что Габриэль поддержит разговор. Марлоу уже привык, что после каждого шага к сближению Варгас отступал на два шага назад, смиряясь с новым спутником рывками. То он общался нормально, забываясь, то одёргивал себя и становился мрачным и грубым. Даниэлю же оставалось только надеяться на то, что он получит признание прежде, чем они умрут от лап какой-нибудь проклятой твари. — Я слышал, что да, — ответил Хантер. — Они редкие, будет ценный трофей… А как разберёмся с ней, можем брать контракты южнее. Где, ты говорил, живёт твоя сестра? — В Бристоле, — оторвавшись от созерцания однообразных пейзажей, Марлоу удивлённо поднял брови и спросил со сдержанной радостью: — Мы правда можем туда отправиться? Варгас неопределённо пожал плечами. Скрываясь за чёрным воротом плаща, пряча ледяные глаза за полами шляпы, он снова превращался в нелюдимого мертвеца. Считал, что так будет лучше. Но Даниэль, не обращая внимания на его отстранённость, продолжил: — Я не видел её восемь лет. Она успела выйти замуж и родить близнецов, а я всё это время мечтал с ними познакомиться. Эстер пишет о них забавные письма… Улыбка Марлоу померкла; он опустил взгляд на свои руки и размял левое запястье — в последнем своём письме он не рассказал сестре про завал. Не описал, какие видел горы трупов. Не поделился, как похоронил совсем юного Луи — своего друга. Он скрывал так много. После всего этого с трудом получалось представить, как пройдёт их встреча. Она познакомит его со своим мужем и представит сыновьям Дэвиду и Питеру. Интересно, что она рассказывала им о дяде? Кроме того, что он немного странный, потому что не только верит в несуществующего бога, но и решил посвятить ему всю жизнь. Даниэль в любом случае с ними подружится, он хорошо ладил с детьми. Он останется на ужин, и они с Эстер будут долго беседовать о тех годах, что провели порознь, но не станут затрагивать в этих разговорах тьму, монстров и прочие ужасы. Или Эстер начнёт задавать вопросы, а он запутается, потому что забудет, о чём врал, а о чём — нет. Она легко его раскусит. Эстер знала его лучше всех. Даниэль прикрыл глаза и представил, как обнимет её при встрече — крепко, как в детстве. И улыбка снова тронула его губы. — А у тебя в Гримсби кто-нибудь остался? — спросил он и, достав карту, проверил кое-что. — Это не так уж далеко от Лидса. Варгас нахмурился ещё сильнее. Он не любил об этом говорить, не любил вспоминать, и проще было бы хмыкнуть что-нибудь неопределённое и закончить на этом, но каждый раз, игнорируя Даниэля, он чувствовал себя неуютно. — Нет. Почти весь город — сплошная крипта. Там больше ничего не осталось. Скрестив руки на груди, Хантер отвернулся к окну, чтобы не видеть, как спутник с сочувствием поднимает брови и печально опускает уголки губ. Ему не нужна была жалость, всё давно осталось в прошлом. — Брат и отец погибли, мать умерла от горя, а сестра сошла с ума и… Говорят, тоже умерла. За окном проплывали высохшие поля, в подступающем к путям лесу опадали жёлтые листья, на горизонте коптил небо густой масляный дым от костров. Тоскливый пейзаж тянулся почти всю дорогу. — Прости, — с искренним сочувствием произнёс Даниэль. — Мне очень жаль. Марлоу поёжился от неловкой тишины и тоже отвернулся к окну, понимая, что больше не добьётся от Габриэля ни слова. Он будто стучал в железную дверь, и ему не просто не открывали — его не слышали и слышать не хотели. Покосившись на Даниэля, Варгас бесшумно вздохнул и надвинул шляпу ещё ниже. Он должен был держаться от спутника подальше, сохранять дистанцию, чтобы вернуть прежнюю отчуждённость. И плевать, что в такие моменты становилось неловко. Нет, так было даже лучше — чем быстрее он отвыкнет от непринуждённых разговоров, которые в Аптон Магна успели стать привычными, тем меньше будет привязанность. И тогда, оказавшись в Ноттингеме или в Бристоле, он сможет предложить Даниэлю остаться и забыть обо всём. Тогда ему хватит решимости выйти за ворота и не оглядываться. Во время бесконечного, разлагающего бездействия у него была возможность подумать, и размышления привели к неутешительным выводам. Марлоу не только раздражал своими поучениями, но и вызывал желание исполнить угрозу, озвученную в их прошлое посещение Лондона. Бить Даниэля бесполезно, но был другой интересный способ поставить его на место. С каждой секундой рядом со святошей сдерживаться становилось всё труднее, а ночная сцена после возвращения Варгаса из паба так ярко это отразила, что отвертеться уже не получалось. И Габриэль задавался вопросом: действительно ли Марлоу был тем, кому стоило задуматься о контроле? Что, если однажды он сам не сдержится? Что, если он и не хотел сдерживаться? Нужно было вернуть Даниэля домой. Постукивая колёсами, поезд остановился на платформе Кембриджа. Забрав коней, они добрались до гостиницы, и Варгас, отправив спутника получать ключи от комнат, ещё долго стоял в конюшне с недовольным Голиафом, который уворачивался от рук и с высокомерным снисхождением позволял расчесать свою гриву. И только когда Габриэль уже собрался уходить, конь доверчиво и преданно прижался к нему мордой, прощая хозяину долгую разлуку. Попытка потрепать по голове Кифу едва не закончилась новыми переломами. Увернувшись от нацеленного ему в живот копыта, Варгас покинул конюшню и поторопился в гостиницу. Уже темнело, а незнакомые улицы Кембриджа таили в себе немало опасностей. Охотник слышал, что здесь тоже появились буревестники, которые, вырвавшись из-под надзора столичной полиции, не только обворовывали богачей и убивали орденцев, но и взрывали дома. К счастью, ночь была тихой. И всё равно Габриэль не смог выспаться, дёргаясь от любого шороха. В воспоминаниях сама собой всплывала встреча с умертвием, но Хантер упрямо говорил себе, что нет. Не в этом дело. Просто он отвык. Они отправились дальше следующим утром. Возвращение к тому, с чего они начали — к путешествиям на лошадях по бесконечным пыльным дорогам в тишине, нарушаемой лишь цоканьем копыт и шелестом сухих листьев, — отчасти успокаивало Даниэля. Он привычно держался позади, следуя за Хантером в очередной город. Лидс. Мидлсбро. Потом — обратно на юг. Если они справятся. Марлоу надеялся, что ведьма была не слишком серьёзным противником: всё-таки Габриэль не до конца выздоровел, да и после долгого перерыва стоило возвращаться к работе постепенно. Только говорить об этом Даниэль не решался, чтобы не вызвать новую вспышку раздражения. Дорога до Лидса была довольно долгой. Они продвигались медленно из-за того, что за четыре дня пути их ни разу не пустили на ночлег ни в одну из маленьких деревень. Все они были обнесены хлипкими стенами, за которыми прятались напуганные люди, ненавидящие гостей с метками. Хантер подъезжал к стражникам, спрашивал, найдётся ли место для двух путников, а в ответ слышал отказ и проклятия. Приходилось делать привалы на ночь в лесу, на ложе из сухих листьев в окружении облетевших деревьев. Они дежурили по очереди, охраняя сон друг друга. Долгие часы в темноте и одиночестве под треск костра изматывали, и лишь ровное дыхание дремлющего спутника не позволяло Варгасу поддаться паранойе. Последний раз перед Лидсом они остановились на ночлег недалеко от Донкастера. Привязав лошадей, Даниэль помог Хантеру найти ветки для костра и присел рядом, но не слишком близко. Чтобы не нарушать собственное спокойствие. Габриэль развёл огонь и настороженно прислушался: было тихо. Лес слабо поскрипывал ветками и шуршал листвой, вдалеке кричала какая-то птица, но больше ничего. Цепкий взгляд пробежался по темноте, забившейся между деревьями, и обратился к костру. Было одновременно тревожно из-за незримой близости тьмы — и хорошо, потому что Варгас скучал по привалам, запаху дыма и свежей оленине, поджаренной на огне. Всё это было несравнимо приятнее пустоты одинокого столичного дома. И неожиданно хорошо было сидеть здесь в молчаливой компании спутника, а не одному, вот только Марлоу здесь было не место. — Скажи, Даниэль… Священник вздрогнул и, оторвавшись от созерцания огня, поднял глаза на Варгаса. — Если бы я предложил тебе вернуться в Ноттингем, ты бы согласился? Хантер поймал его взгляд, в котором плясали отблески пламени. — Я бы придумал, что наплести Ордену, если возникнут вопросы. Ну, что думаешь? Хотел бы вернуться в церковь, к своей пастве? Марлоу нахмурился, пытаясь понять, что навело охотника на такие мысли, а потом печально вскинул брови и ответил: — Я и не думал, что так сильно тебе надоел. Даниэль находил единственное объяснение этому странному вопросу в том, что Варгас хотел от него избавиться, но не мог просто оставить его в каком-нибудь городе, потому что это была клетка для них обоих. Как Марлоу не мог сам уйти, так Габриэль не мог от него отказаться. По крайней мере, открыто. А значит, они должны были сговориться. — Или я не справляюсь со своими обязанностями? — Да не в этом дело, — отмахнулся Варгас. Верно, если бы Габриэля что-то не устраивало, он сказал бы об этом сразу. Охотник не мог похвастаться терпением или излишней снисходительностью. Но какими бы ни были причины, Марлоу не хотел этого. Не хотел вот так вернуться в Ноттингем. Он скучал по дому, скучал по церкви, прихожанам и Уильяму. Он молился за них и хотел однажды узнать, как у них дела. Но не так. Это ущемляло его самолюбие. Ох, как давно его гордыня не проявляла себя так явно. — Тогда в чём? — спросил Даниэль. Подул холодный ветер, выбивая искры из костра, и Марлоу плотнее закутался в новый тёплый плащ, такой же, как и у Габриэля — с эмблемой Ордена на плече. Чувствовалось приближение к северу, где гуляли промозглые ветра и воздух остывал быстрее, чем в центральной части Англии. Подбросив в огонь побольше веток, Варгас всмотрелся в тьму: казалось, она колышется не в такт порывам ветра. — В том, что в Ноттингеме тебе будет лучше. Безопаснее. Сердце забилось быстрее, и Даниэль опустил голову, пряча улыбку. В это было сложно поверить, но он ведь слышал собственными ушами. Варгас на самом деле волновался за него, и от этого внутри приятным теплом разливалась глупая нежность. Давно такого не случалось, и Марлоу был бы не против, если бы этого не происходило и впредь, но Хантер затягивал удавку вокруг его шеи, душил чувствами и желаниями, а Даниэль с радостью подставлял беззащитное горло. Можно было подумать, что за время в Лондоне, когда они почти не пересекались, буря в душе утихнет, но при первой же возможности она поднялась со всей силой, будто и не было этих недель покоя. — Я скучаю по дому, но… ты назначил меня своим лекарем, и теперь это — мой долг. Поэтому нет, я не хочу возвращаться, — решительно произнёс Даниэль, надеясь, что Хантеру никогда не придёт в голову насильно вернуть его в Ноттингем для его же блага. Ведь Варгас наверняка был на это способен. Габриэль задумчиво посмотрел на чёрное, непроглядное небо и молча кивнул, не понимая, рад он тому, что Марлоу отказался, или нет. Успокаивало одно: что не придётся искать другого лекаря, опять объяснять очевидные вещи и привыкать к новому человеку. Позади зашуршала листва, и Хантер, подхватив косу, мгновенно оказался на ногах. Хорошо, что после долгого отпуска рефлексы не заржавели: он ещё не до конца осознал, что происходит, а тело уже бросилось наперерез двум гулям. Он немного волновался, что будет сложно вернуться в строй, что коса станет чужой, как это случилось после двух месяцев в больнице из-за вендиго, но оружие привычно легло в руку, и Варгас сделал быстрый замах. Гули прыгнули в разные стороны, как всегда шустрые, а в темноте — почти неуловимые. Злоба и азарт вспыхнули мгновенно: Габриэль зарычал и бросился за вертлявыми тварями. Это были несерьёзные противники, несмотря на свою ловкость, поэтому, настигнув одного из них, Варгас не стал сразу убивать, а, поддев косой, швырнул его в ближайшее дерево. Иначе всё закончилось бы слишком быстро, не позволив истощить запас гнева. Нужен был враг больше, сильнее, кровожаднее, чтобы бороться с ним до изнеможения — это, возможно, отрезвило бы Хантера и уберегло от необдуманных поступков. Но приходилось довольствоваться тем, что есть. Даниэль вздрогнул от визга, который издал монстр, и встревоженно нахмурился, наблюдая за охотником. Тот чётким ударом древка отпихнул от себя второго гуля и вспорол ему брюхо, заливая поляну гнилой кровью, хотя мог просто снести голову, как обычно. Ярость, с которой Хантер уничтожал мертвецов, вызывала восхищение и лёгкий страх. В памяти сами собой всплыли слова Старка, что маршал опасен для окружающих, и у Марлоу по шее пробежали мурашки. Стоило ли ему бояться? Мог ли Варгас причинить вред самому себе — и ему? Увернувшись от когтей гуля, Габриэль повалил его на землю и обрушил древко косы на голову мертвеца, с хрустом проламывая череп. В такие моменты Варгас выглядел настолько жестоким и неконтролируемым, что казалось, будто он в любую секунду может сорваться и совершить то, о чём потом придётся жалеть и ему самому. Однако Даниэля успокаивало то, что он уже не раз злил Хантера, они множество раз ругались и ссорились, но охотник никогда не поднимал на него руку. *** В Лидс они вошли без проблем — их впустили, увидев контракт на Мидлсбро. К гостинице пришлось идти через промышленный район, задыхаясь от выбросов из бесконечных дымоходов консервной фабрики, мыловарни и текстильной мануфактуры. Когда-то всем этим владели сыновья МакАлистера, но потом их убили во время бунта и повесили на столбах при входе в Лидс. Тёмная была история, но разбираться в ней оказалось некому — как раз в то время появились крипты. Теперь производством заправляли местные, которые не пускали в город управленцев от Короны и не позволяли охотникам разместить штаб. Единственным, что Ордену удалось получить, была гостиница. Лидс не понравился Даниэлю с первого же взгляда. Уходящие ввысь трубы, закрывающий небо густой дым, тяжёлый воздух, густая грязь на улицах — неуютный город давил своей мрачностью, а возвышающийся на окраине огромный завод выглядел хозяином, которому всё здесь подчинялось. Будто Лидс был создан для ржавых механизмов, но никак не для людей. Тем не менее жители, привыкшие к копоти и устрашающим башням завода, спокойно расхаживали по улицам, а Марлоу радовался тому, что они с Варгасом уже на следующий день отправятся дальше. — Тут есть небольшая охотничья гостиница, думаю, там найдётся комната. — Варгас спешился и дальше повёл коня под уздцы. — Здесь вечно орденцы ошиваются, а жители всё равно убивают мертвецов сами. Предпочитают самостоятельно разбираться с проблемами. И порождать таким образом новые. — Почему они не обращаются за помощью? — поинтересовался Марлоу. Оставив Голиафа и Кифу на попечение двух милых женщин из конюшен, они пошли по широкой улице под яркими фонарями. — Когда-то тут был бунт. Всю аристократию перебили, богачей, лордов, промышленников. С тех пор, видимо, не хотят никаких дел иметь с властью, патрули к себе не пускают, только вот охотникам-одиночкам дают пройти, — Варгас пожал плечами. — Удивительно, как королева вообще допустила революцию. Хотя тогда у властей других забот было по горло. Даниэль задумчиво хмыкнул и чуть не подпрыгнул на месте от раздавшегося совсем близко восклика: — Охотники! Слава богу! От прохожих отделился взволнованный мужчина и подбежал к ним, преградив дорогу. Хантер остановился и вскинул брови, но взгляд его остался равнодушным. — Пожалуйста, выслушайте. Нам нужна ваша помощь! — В чём дело? — У нас пропадают лесники и дровосеки. Те, кто ходил их искать, тоже исчезли: целых девять наших ребят. Пожалуйста, мы сами не справимся, — обернувшись на двух своих друзей, которые остановились рядом и теперь активно закивали, мужчина молитвенно сложил ладони. — Если нам будет нечем топить печи, заводы встанут, а мы зимой помрём от холода. — Какие-нибудь следы находили? — сощурился Хантер. — Трупы? — Нет. Даже брошенных вещей не нашли. Они будто испарились… Но мы в лес не углублялись. — Хоть кто-нибудь что-нибудь видел? — с нажимом спросил охотник. — Плотоядного медведя, великана, тварь, похожую на здоровенного волка? Мужчина покачал головой и задумчиво произнёс: — А разве тогда не были бы ветки вокруг переломаны? У Варгаса похолодели руки. Монстр-людоед, небольшой, неуловимый, не оставляющий следов. Неужели… От одной мысли, что вендиго может быть так близко, спину начало нещадно ломить. — Я распоряжусь, чтобы к вам прислали группу. — Но… н-но… — от неожиданности мужчина начал заикаться. — Подождите! Сколько мы будем ждать? Производство не должно останавливаться, пожалуйста! Мы вам заплатим, сколько скажете. Прошу, вы же здесь, вы могли бы… — Нет. Габриэль обошёл горожанина и ускорил шаг. Нужно было скорее добраться до гостиницы, а завтра как можно раньше уехать. — Варгас! — восклицание спутника заглушило гневный ропот за их спинами. Даниэль растерянно оглянулся на местных спросил: — Почему ты не хочешь им помочь? В Ашбурне, когда к ним с просьбой о помощи подошла девушка, Хантер легко согласился. Что же теперь было не так? Судя по тому, как сильно были встревожены горожане, проблема стоила внимания. Они с Варгасом ведь не могли так просто бросить в беде несчастных лесников, даже не попытавшись помочь? — Разве мы так сильно торопимся? Подкрепление ведь действительно прибудет не раньше, чем через неделю, а мы можем хотя бы узнать, что происходит. Габриэль поморщился и спрятал глаза под шляпой. Относительное спокойствие, обретённое во время боя с гулями, рассеялось, а восстановить его было нечем. Пабы тут были дрянные, в бордель лучше вообще не заходить — там толпились вонючие фабричные рабочие, но зато была опиумная, однако туда охотник точно не собирался, даже если жажда забыться станет невыносимой. Опиум он принимал только для избавления от физической боли. Оставалось добраться сквозь дым и сажу до орденской гостиницы, опустошить свою флягу и лечь спать. — Варгас? — Даниэль попытался заглянуть охотнику в лицо, но тот прятался за тенью шляпы. — Вдруг нам самим под силу справиться? — Нет, — отрезал Хантер. — Это не наше дело. Напишешь в Бостон, там ближайший штаб, и пусть ждут подкрепления. Я один по этому лесу рыскать не стану. Его передернуло. Завернув к бывшему общежитию при заброшенном здании фабрики, Варгас поймал на себе взгляды нескольких прохожих и недовольно повел плечом. Он отлично помнил, какую невыносимую боль причиняют острые, как бритва, когти вендиго. — Мы идем в Мидлсбро. Точка, святой отец. Марлоу настолько растерялся, что не сразу нашёлся с ответом. С каких это пор подобные случаи были не их делом? С каких пор Хантер отказывался от возможности сразиться с монстром? Разве не она вдохновляла его непрерывно двигаться вперёд? Объяснение звучало абсурдно. Они были здесь, они могли помочь, так зачем заставлять Лидс ждать, обрекая на смерть неизвестно сколько ещё людей? Пока Даниэль обдумывал ситуацию, они дошли до гостиницы. Толкнув скрипучие ворота, Варгас посмотрел на табличку с выгравированной на ней эмблемой Ордена и поднялся на крыльцо. Он не хотел показывать страх, но чем глубже при этом погружался в себя, чем дольше молчал, оставаясь наедине со своими мыслями, тем сильнее убеждался в том, что к вендиго он не пойдёт. Кошмарные сны, боль в спине, воспоминания о когтях всё решили за него. Что угодно, только не вендиго. Варгас не был готов ко второй встречи с ним. Второй раз ему так не повезёт. — Доброго дня, охотники! — обратился к ним управляющий гостиницы. Его лицо с горбатым носом перечёркивал длинный косой шрам. — Приветствую. Нам бы две комнаты на ночь, — Варгас показал ладонь по привычке и тут же скривился от того, как это было глупо. — Хм, а одна с двумя кроватями не подойдёт? — мужчина задумчиво постучал пальцами по стойке. — Мы ждём отряд с севера, вот-вот должны нагрянуть, небось, всю гостиницу забьют. — Всё равно, давайте одну, — отмахнулся Хантер. — Пришли разбираться с лесной тварью? — поинтересовался хозяин, доставая ключ. — Нет, мы проездом. Отправим распоряжение, чтобы вам прислали группу или патруль. Управляющий замер с ключами на вытянутой руке. — Что? Вы разве не знаете правила Лидса? Никаких патрулей. — Тогда пусть ваш отряд с севера со всем этим разбирается, — припечатал Варгас и вырвал ключи из рук мужчины. — Нам нужно в Мидлсбро. — Это отряд добровольцев, они тут не помогут!.. Проигнорировав управляющего, Габриэль пошёл на второй этаж; Марлоу поспешил за ним. Звук их шагов гулко разносился в тишине коридора, создавая ощущение, будто они — единственные постояльцы. Впрочем, время клонилось к полночи, так что все могли спать. А у них снова была общая комната, но Даниэля это не беспокоило. Наоборот — сейчас, когда им нужно было поговорить, это оказалось весьма кстати. Габриэль открыл дверь, скинул вещи и оружие и прислушался. Была ли их комната единственной занятой в гостинице? Если нет, то что другие охотники? Сгинули в лесу? Или струсили, как сам Варгас? Его снова передернуло. Сбросив шляпу и верхнюю одежду, Хантер провел рукой по лицу и глубоко вздохнул. Он не мог снова встретиться лицом к лицу со своим демоном, с ожившим кошмаром, который заживо пожирал его во снах, пронзал своими рогами и облизывался, собирая с губ кровь его спутника. — Скорее всего, это вендиго. Слова вырвались сами собой. Варгас не знал, зачем это сказал. — Если это так, то мы с тобой покойники. — А если нет, то сколько ещё покойников будет в этом городе? Хантер бросил на спутника злой взгляд. Тёмные кирпичные стены давили, на пол падал тусклый отсвет уличного фонаря. — Они подождут отряд, — как мантру повторил охотник. — Я один туда не пойду. Даниэль сложил свой плащ, поставил на узкий стол распятие и со вздохом повернулся к Варгасу. Если это был вендиго, то у них возникли бы серьёзные проблемы, но, во-первых, однажды охотник с ним уже справился. Во-вторых, он был не один. В-третьих, они не знали, что обитает в этом лесу. — Что, если это не вендиго? Что, если это монстр, с которым мы можем справиться? Мы должны помочь этим людям, ты же видел, как они напуганы, — Даниэль невольно употребил ненавистную охотнику фразу «мы должны», но так оно и было. Это была их прямая обязанность, и с этим Хантер поспорить не мог. — Давай хотя бы проверим. А если ты поймёшь, что это и правда вендиго, уйдём и пошлём за подкреплением. — От него невозможно так просто уйти. Если он нас заметит, это конец. Это самая быстрая тварь из всех, ты ведь читал в своих умных книжках в библиотеке, — прорычал Варгас. — А я — видел вживую. Марлоу мысленно приказал себе оставаться спокойным и сделал шаг к охотнику. Убеждать его нужно было мягко, как разъярённого зверя, но когда дело касалось принципиальных вопросов, Даниэлю сложно было держать себя в руках. — Тогда, если здесь есть другие охотники, можно сразу организовать группу. Ты ведь маршал, ты можешь отдавать приказы, разве нет? И ты уже знаешь, как вендиго победить, если это он, конечно, — Марлоу старался говорить без напора, но на «если» всё равно сделал резкий акцент. — Твоё присутствие в такой группе бесценно. — Ты не понимаешь, о чём говоришь. Собрать отряд было не так-то просто. Стоит сказать, что охота будет возможно на вендиго, и все разбегутся. Плевать им будет на маршальские приказы без официальной бумаги из Лондона, когда речь пойдёт о самоубийственной миссии. А если они согласятся? Варгасу придётся выбирать, кого послать на верную смерть. Вендиго можно убить одним точным ударом, но он стремительный, ловкий и очень выносливый. Стратегия в сражении с ним сводилась к тому, чтобы пожертвовать собой — или другими. Слишком сложно. Обнаружив, что у него мелко дрожат пальцы, Хантер сжал руки в кулаки и процедил: — Они дождутся специального отряда. Я не буду рисковать твоей жизнью и жизнями этих охотников. А в прошлый раз мне просто повезло. — Почему ты не хочешь хотя бы проверить? Даниэль глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Такими темпами он мог по-настоящему разозлить Варгаса, и тогда переубедить его не получится. — Пожалуйста, — негромко начал священник. — Ведь неизвестно, когда прибудут другие охотники. Как долго они будут собирать этот отряд. Сколько людей за это время погибнет. Тебе ведь не всё равно, — уверенно заявил он. — Разве ты можешь так легко их бросить? Марлоу надеялся, что его слова заставят Варгаса задуматься. Возможно, стоило действовать не так прямо, но времени на долгие и изящные уговоры не было. Только одна ночь — и они отправятся в Мидлсбро. Где тоже есть проблемы, ожидающие решения. Может, со временем у охотников вырабатывалась способность отсеивать, какие запросы стоили внимания, а какие — нет, но Даниэль считал, что монстр в лесу заслуживал внимания самого пристального. Встретив тяжёлый, тёмный взгляд Варгаса, священник почувствовал укол страха, представив, как в начале их знакомства, на что на самом деле тот был способен, но всё равно осторожно спросил: — Ты боишься, что это вендиго? Варгас фыркнул, будто услышал сущую нелепость, и нервно отвёл глаза. Но какой смысл был в том, чтобы юлить? Хантер готов был сделать что угодно, лишь бы спутник отстал. — Да, боюсь, — гневно выплюнул он. — Я не хочу вести людей на смерть, не хочу чтобы… вас убили. Варгас вздрогнул и мотнул головой. Он чуть не сказал это, чуть не сказал «тебя». «Не хочу, чтобы тебя убили». — Так что пусть ждут специальный отряд, от него будет больше пользы. Такие отряды созданы как раз для подобных случаев. Сдёрнув с пояса флягу, Хантер открыл её, сделал большой глоток и едва не зарычал от разочарования. Проклятый ром закончился, о чём он умудрился забыть — и теперь пил воду. Значит, придётся взять пойло, которое здесь продают, или найти другой способ расслабиться. Но был ли Габриэль готов толкаться в местном борделе, провонявшем по́том, углём и дешёвым шампанским? — Мы идём в Мидлсбро. Потом можем вернуться и присоединиться к специальному отряду. Но завтра мы не будем с этим разбираться. Бросив флягу на кровать, Варгас снял жилетку, начал расстёгивать рубашку и заметил, как взгляд спутника сам собой соскользнул с его лица ниже. Всего на мгновение. Но этого было достаточно, чтобы сделать выводы. — Может, если этот лес по пути к Мидлсбро, мы хотя бы оценим обстановку издалека? Даниэль заставил себя смотреть охотнику в глаза: время было совсем не подходящее для посторонних мыслей. Нужно было убедить Варгаса в том, что он беспокоится не о тех людях, о которых должен. Охотники могли за себя постоять, а защищать горожан было их долгом. И если уж разговор шёл о самопожертвовании ради спасения хотя бы нескольких человек, Даниэль готов был пойти на это. Потому что каждая жизнь бесценна. Но в основном он продолжал спор не поэтому. Он чувствовал, что Варгаса останавливает страх, который нужно побороть. Охотник должен был переступить через себя, а иначе что произойдёт, если он снова встретит настоящего вендиго? — Ты ведь хорошо читаешь следы? Поймёшь, если это он? Варгас прикрыл глаза, рывком вытянув полы рубашки из штанов. Да, он мог понять по следам. Но чувствовал, что если Даниэль продолжит, то сам Хантер станет опаснее вендиго. — И без этого все признаки указывают на него, и если я не прав, брось в меня камень, давай. Марлоу поджал губы и скрестил руки на груди — он не любил, когда так употребляли слова из Библии, перевирая их и извращая смысл. Тем более неприятно было сейчас, когда фраза звучала как издёвка. Совсем как когда они только познакомились. — Нечего возразить? — вскинул брови охотник, изучая лицо Даниэля и прикидывая, как его заткнуть, если тот снова заговорит. — Ты ведь читал бестиарий. На кончике языка возник знакомый железный привкус, который сопровождал жестокое предвкушение. — Представь. Мы придём в лес и, если не найдём место, где пропали лесники, эта тварь нам подскажет. Мы пойдём на голоса знакомых людей, им почти невозможно сопротивляться, — и попадём прямиком в его логово. За ним так сложно уследить, что ты поймёшь, что происходит, только когда вендиго разорвёт меня на твоих глазах. Марлоу прерывисто вздохнул и упрямо нахмурился, одним своим видом пробуждая клокочущую ярость. Габриэль подошёл ближе и понизил голос: — Что ты почувствуешь? Представь, что его когти пронзят твою грудную клетку, — он грубо надавил Даниэлю на солнечное сплетение и перевёл пальцы левее, ощущая, как зачастил его пульс: — Проткнут твоё сердце. Варгас ожидал, что Марлоу отпрянет, но нет. Он только демонстративно вскинул голову, глядя снизу вверх. Дерзкий. Это злило. Если он думал, что может управлять охотником, может заставить делать то, что ему кажется правильным, то сильно ошибался. Священник тоже сделал шаг навстречу, и они оказались совсем близко. В такие моменты Марлоу ощущал, насколько он был меньше, ниже, а главное — слабее, чем охотник, и обычно ему становилось от этого неуютно, но не сегодня. — Если благодаря этому ты сможешь его убить и спасти чёрт знает… — Даниэль запнулся, коротко выдохнул и продолжил: — …сколько людей, то это будет неважно. Мы рискуем почти каждый день, и если мне суждено умереть именно так — пусть. Это будет хотя бы не бессмысленная смерть. Он ведь мечтал когда-то красиво погибнуть на поле боя, как герой, отдать свою жизнь во имя высшей цели. Раньше это были лишь отвлечённые образы, которые теперь стали реальностью, но Даниэль не боялся. Честолюбие смешалось со страстным желанием помочь страждущим, а всё остальное стало неважным. — Что, если я не успею тебя спасти? Я себе этого не прощу, — выпалил Варгас и едва не заскрипев зубами от досады. — Да, чёрт возьми, я боюсь. Я убил одного вендиго — и хватит. Пусть с этим разбирается кто-нибудь другой. — Да допусти ты хоть на секунду, что это не вендиго! Ты словно под воздействием тьмы: видишь то, что тебя пугает, — Даниэль поднял руку, будто хотел ткнуть Варгаса в грудь, но вовремя одумался и проверил, не выбилась ли колоратка из воротника. От взгляда охотника на голове волосы встали дыбом, и Марлоу продолжил тише и мягче: — Давай я сам завтра поговорю с другими охотниками? И если они согласятся, просто сходим на разведку, а потом… Варгас зарычал и сгрёб священника за рубашку на груди, упираясь костяшками в рёбра и чувствуя грани зажатого в кулаке крестика. Поймав себя на мысли, что, может быть, Даниэль прав, он почти готов был сдаться под его напором. И это окончательно сорвало контроль. Он ненавидел, когда его подчиняли своей воле, ненавидел то, что у Даниэля это получалось всё лучше, ненавидел, что позволял уговаривать себя каждый раз, когда тот отбирал у него ром или заставлял лечь в постель. — Опять пытаешься мной манипулировать? — глухо от ярости произнёс Габриэль. Он готов был поддаться снова, но в этот раз это Марлоу так просто с рук не сойдёт. Варгас предупреждал. — Будь по-твоему. Даниэль упёрся ладонями ему в плечи, пытаясь отстраниться, но Хантер не сдвинулся ни на дюйм. Толкнув спутника назад, он скинул всё со стола и усадил на него Марлоу. Тот вздрогнул от звона упавшего распятия и поперхнулся воздухом, увидев выражение лица Варгаса. Внутри всё сжалось от страха, сердце бешено застучало в ушах. Хантер ведь предупреждал, предупреждал, что так будет, а Даниэль не поверил. И теперь, ещё не веря до конца, что охотник может причинить ему вред, он попытался отползти в сторону, спрыгнуть со стола, вырваться из этой ловушки, но Габриэль одной рукой перехватил его запястье, а другой сжал шею и дёрнул на себя. — Мы пойдём в этот чёртов лес. Если это окажется вендиго, жители будут ждать подкрепления. Марлоу дёрнулся назад, но тиски пальцев лишь сильнее сдавили горло. Он отчаянно царапал собственную кожу, стараясь подцепить их, оттянуть, освободиться, но Варгас, кажется, даже не замечал его жалких попыток. Он был слишком сильным, Даниэль с таким же успехом мог бороться с беспощадным механизмом капкана. Габриэль сам отпустил его шею, но вдох облегчения застрял в горле: ладонь переместилась на его бедро и скользнула ниже. Марлоу испуганно замер, внутренне сжавшись под пристальным взглядом. Каждая мышца его тела была напряжена, но Варгас, легко преодолев это сопротивление, развёл колени священника в стороны и подтянул его ближе к себе. — Нет, пожалуйста, — на грани слышимости выдохнул Даниэль. Охотник не услышал. Он запустил руку Марлоу в волосы и сжал их в кулаке, заставляя смотреть в глаза, упиваясь его страхом и смятением. — Если же это не вендиго… Хантер потянул за светлые пряди, запрокидывая голову спутника, открывая шею с оставшимися на коже розовыми следами от пальцев, и склонился к ней, чувствуя, как ослабла хватка на плече. Кажется, теперь святоша уже не так сильно хотел его отпихнуть? — Клянусь, святой отец, я буду слушать тебя почаще. Даниэль зажмурился и замер в ужасе и трепетном ожидании, сильно прикусив губу, чтобы переключиться на резкую боль, но это было бесполезно. — Но с одним условием… Габриэль так давно этого хотел. Обжечь дыханием скулу священника и прикусить кожу у уха, чтобы все видели след и знали, кому принадлежит этот спутник. Чуть ли не с первого дня, чёрт возьми, хотел провести языком по бледной шее, притянуть Даниэля к себе как можно ближе, вплотную, и показать, что такое настоящее грехопадение. Варгас отстранился, заглядывая спутнику в глаза, отражающие страх и желание, чувствуя, как он дрожит в его руках. От ужаса или вожделения? Габриэль точно знал ответ на этот вопрос. — Я буду тебя слушать, если ты всегда будешь смотреть на меня с такой страстью, — произнёс Варгас, наклонившись совсем близко. — Не надо… — едва слышно прошептал Даниэль. И канул в бездну, когда их губы встретились. Крепко держа священника за шею сзади, Габриэль языком заставил его открыть рот и грубо стиснул бедро. Ожидая сопротивления, он напирал, старался подавить, подчинить себе, вызвать ответный страстный порыв, но Марлоу не двигался. Едва дыша под настырными прикосновениями, Даниэль не мог сопротивляться — ему титанических усилий стоило не податься навстречу. Он отчаянно боролся с собой, боясь представить, что будет, если проиграет в этой неравной схватке, но всё его существо рвалось к Варгасу. Закрыв глаза, застыв так, будто терпел вторжение настойчивого языка как нечто отвратительное, Даниэль дрожал и сходил с ума от желания. Губы Габриэля, властные, требовательные, вытягивали из него всю волю, заставляя поддаться собственному телу. И, когда охотник отстранился, Даниэль почувствовал такую пустоту, что невольно потянулся за ним. «Нельзя, ты не должен, это недопустимо…» — загнанная мысль билась в голове и с каждой секундой становилась всё тише. Хантер провёл языком по его губам, вызывая новую волну дрожи, и прошептал, пытаясь по затуманенным глазам понять, что будет дальше: — Мне понравилось… Я бы повторил, а ты? — его пальцы скользнули вверх по бедру священника и сжались у него между ног. — Твоё тело принадлежит только Господу, говоришь? Не слыша, что говорит охотник, Марлоу вцепился в его плечо ледяными от страха пальцами и подался вперёд, накрывая губы отчаянным поцелуем. Это было так горько и так желанно, что Даниэль не смог сдержать тихого, мучительного стона, хотя он только и осмелился, что прижаться к его рту и прихватить нижнюю губу своими. Но Варгас, в первое мгновение растерявшийся от неожиданности, тут же перехватил инициативу, и теперь Даниэль отвечал на грубый, глубокий поцелуй — так жадно, что Хантер больше не сомневался, что победит в борьбе разума против тела. О священной неприкосновенности можно было забыть. Ладонь охотника настойчиво задвигалась у Марлоу между ног, и тот, поймав себя на желании податься бёдрами вперёд, испуганно отстранился и прикрыл рот рукой. Его щёки горели лихорадочным румянцем от стыда и вожделения. — Пожалуйста, — тяжело дыша и жалобно глядя на Хантера, выпалил Даниэль, — не делай этого. Он перехватил руку Варгаса, но отодвинуть её не хватило сил. Охотник трогал его с беспощадной усмешкой, и Даниэль ничего не мог сделать. Его пальцы сжались на плече охотника, явно не собираясь отпускать, а язык пробежался по нижней губе, будто требуя большего. Всё тело буквально кричало: «Только не останавливайся». И единственной его надеждой было то, что Варгас сжалится над ним и прекратит сам. — Разве тебе не нравится? — Хантер посмотрел вниз и заметил: — Не похоже на то. Едва не застонав от отчаяния, Даниэль попытался отстраниться, чтобы свести ноги вместе, но охотник удержал его за бёдра. На его снисхождение рассчитывать не приходилось: ничто не мешало Варгасу идти на поводу у своих желаний и вести за собой Даниэля, который становился всё более податливым с каждым прикосновением. Снова припав к его шее, Хантер расстегнул рубашку спутника, не обращая внимания на вялые попытки его остановить. Скользнув ладонями под одежду, Варгас наткнулся на преграду в виде белого воротничка, подцепил его и положил на стол рядом. Это отбивало остатки здравого смысла, оставляя только неугомонную похоть, которую так долго приходилось сдерживать. Прикосновение к колоратке было для Даниэля сродни пощёчине. Хантер будто ломал последний барьер, говорил забыть на время о том, кто он, и просто поддаться моменту. И движение это было настолько интимным, что сердце застучало ещё громче, хотя казалось, это невозможно. На мгновение священника настигло просветление: он ясно осознал, насколько неправильно происходящее и насколько отвратителен он сам. Он должен был оттолкнуть Варгаса, застегнуть рубашку и выйти из комнаты, чтобы привести себя в порядок, но сухие губы коснулись его ключицы, горячие ладони легли на рёбра, и Даниэль, вместо того, чтобы отстранить Хантера, судорожно дёрнул его к себе. Хотелось притянуть его как можно теснее, раствориться в нём, забыв обо всём: о том, что когда-то давал обет безбрачия, о том, что их близость — ужасный грех, о том, что всё это необратимо. Каждый поцелуй горел на коже, будто выжженный клеймом, каждое прикосновение грубых пальцев было хуже удара ножом. Похоть оставляла кровоточащие раны на его душе. — Ну что, мне остановиться? Хантер посмотрел на священника в распахнутой рубашке, с алыми щеками и пьяным от страсти взглядом и сдёрнул его со стола, подхватив под ягодицы. Кровать для первого раза подходила куда больше. — Поцелуй меня снова, — прошептал Габриэль. Марлоу задохнулся от новой волны страха: осознание, что он оказался заложником собственного вожделения, заставило сердце болезненно сжаться, и Даниэль упёрся ладонями охотнику в плечи, но тот словно и не заметил. Нависнув над ним, Хантер сжал пальцами подбородок, не позволяя отвернуться, и вовлёк в новый поцелуй. — Что ты будешь делать, если я остановлюсь, м? — произнёс Габриэль, почти не отрываясь от его губ. — Рукоблудие — это скучно. Он двинул бёдрами, прижимаясь к Даниэлю, и тот поражённо выдохнул с тихим стоном: охотник тоже был сильно возбуждён. Осознание, что его чувства и желания не безответны, мгновенно затуманило разум и уничтожило последние остатки здравого смысла. — Ты ведь хочешь меня, — горячо прошептал Варгас. Ничего не соображая, Даниэль подался ему навстречу и выпалил одно только: — Хочу. Габриэль поцеловал его снова, и священник ответил так, будто не было никаких запретов. Его ладони нерешительно скользнули Варгасу под рубашку, и одна остановилась напротив сердца: оно стучало так же громко и быстро, как его собственное. Не разрывая поцелуй, Хантер стянул со спутника штаны и бельё. С этого момента больше не было места сомнениям — остался только животный инстинкт. Плевать, что подумает о нём Даниэль и что он сам будет думать о спутнике после. Плевать, пойдут ли они искать вендиго, ведь когда прелюбодействуешь с девственником, всё остальное неважно. Селин была невинна до встречи с Варгасом. Теперь Даниэль. Хантера пьянило это неописуемое чувство, когда он властно отбирал у своей жертвы ту нежную и светлую святость, которой она, скорее всего, гордилась, и пятнал своими пороками. В такие моменты он был самим дьяволом. Окинув спутника взглядом, Хантер снова склонился над ним, укусил в плечо и обхватил его член. Казалось, он может каждой клеткой своего тела прочувствовать сердцебиение Даниэля и облечь его в самую прекрасную музыку в этом дрянном враждебном мире. Несдержанно застонав, Марлоу обнял охотника за шею. Последний раз он трогал себя настолько давно, что уже и забыл, каково это. Хотелось одновременно толкнуться в руку и избежать прикосновения, от которого в глазах темнело, а дыхание окончательно сбивалось. — И что теперь? — прошептал Габриэль ему на ухо, продолжая двигать ладонью и вслушиваться в тихие стоны. — Мне прекратить? — Ты издеваешься надо мной, — отчаянно выдохнул Марлоу, — хватит. Он просил охотника остановиться, пока ещё не слишком поздно, но звучало так, будто он требовал продолжать молча. Выпрямившись, Варгас погладил бедро Даниэля изнутри, и бледные ноги чуть раздвинулись в стороны, заставляя священника умирать от стыда. — Я не должен… так нельзя, — Марлоу зажмурился, чтобы не видеть лицо охотника с таким непривычным выражением страсти. Один его вид вызывал желание наплевать на всё и отдаться на милость Варгаса, но он не мог, не имел права. Ещё не поздно было сбежать. Священник попытался отстраниться, отползти в сторону, но, дёрнувшись, только толкнулся в руку охотника и простонал умоляюще: — Габриэль… Он внутренне содрогался от неугасимой страсти, а каждое прикосновение ощущалось так сильно, будто весь он состоял из одних оголённых нервов. Даниэль чувствовал, что если Варгас ещё немного плотнее сожмёт пальцы и несколько раз двинет ладонью, то всё закончится. Он одновременно боялся этого и жаждал, поэтому требовательно двинул бёдрами, облизывая пересохшие губы и стараясь не думать, что будет после. Это короткое движение навстречу уничтожило мелькнувшую было у Габриэля мысль, что не стоит продолжать. В одно мгновение жалобный голос спутника заставил его дрогнуть, но тут же брошенный из-под полуприкрытых век обжигающий взгляд стёр все сомнения. Отзывчивость Марлоу не вязалась с его словами, и Габриэль решил внять действиям. Священник был так невинен и одновременно демонически порочен в своей чистоте, что невозможно было отказаться от столь сладкого куска пирога. Беззащитный и всё ещё мечущийся между соблазнами и воздержанием, Даниэль был в его власти, и Хантер упивался этим. — Бежать уже некуда, — сказал он почти с нежностью, победоносно улыбаясь. — Это станет нашим секретом. От всех. И от Бога в том числе, Даниэль. Упоминания Господа подействовало на священника как ледяной душ — он испуганно вздрогнул, замер, на мгновение перестав ощущать собственное тело, и тут же заёрзал, пытаясь отползти от Варгаса. — Не надо, — снова забормотал он, — это мерзость пр… Окончание фразы потонуло в очередном поцелуе. Габриэль истязал его прикосновениями, вырывая из горла судорожные вздохи и отчаянные стоны. Собственное тело предавало священника, протягивая к Хантеру руки и вместо того, чтобы оттолкнуть, цепляясь за его плечи, обнимая за шею. В паху болезненно ныло от возбуждения; желание трогать себя было почти невыносимым, но Марлоу сдерживался. После всего, что с ним делал Варгас, казалось бы, в рукоблудии не было ничего страшного, он мог бы кончить, в голове бы прояснилось, и… Что и? Что тогда? Даниэль не хотел этого знать. Как не хотел и того, чтобы всё это закончилось. Чувственно поцеловав священника, Габриэль спустился к его шее и, заметив багровеющий след укуса, с довольным стоном прижался к нему губами. Язык прочертил линию ключицы, обвёл сосок и наткнулся на крестик. Подцепив зубами, охотник убрал его с глаз и снова припал к горячей коже. По спине Варгаса пробежала сладкая дрожь — так прекрасно Марлоу стонал под ним. Миленький. Да. Первое впечатление всегда самое яркое. Раскрасневшийся, распалённый, Даниэль, казалось, мог кончить от простого дуновения ветра. Поэтому стоило поскорее переходить к следующему этапу, тем более что Варгас не мог больше терпеть эти исступлённые взгляды. — Это большая честь, стоит сказать… — отвлёкшись на то, чтобы как следует облизать свои пальцы, Габриэль замолчал ненадолго и продолжил, вернув руку вниз: — Быть у тебя первым. Марлоу надеялся, что охотник поможет ему кончить — все мысли в затуманенной возбуждением голове сводились только к этому, но горячие влажные пальцы не коснулись его члена. Почувствовав прикосновение между ягодицами, Даниэль сильно вздрогнул, замер в испуге и дёрнулся в сторону, но охотник сильно сжал его бёдро, не позволяя отстраниться. — Не сопротивляйся. Расслабься. Габриэль протолкнул внутрь один палец и с упоением прикоснулся губами к вздрагивающему животу Даниэля. Священник жалобно застонал. Это было уже слишком. Он вспомнил самый постыдный до этого дня эпизод своей жизни, когда тоже самое он делал сам с собой в университетские годы и когда решил после, что этого никогда не повторится, и залился краской до кончиков ушей. Прошло уже десять лет, а он всё ещё не мог думать об этом спокойно. Он считал, что никогда с ним не случится ничего более непристойного, а теперь раздвигал ноги перед охотником, совершенно лишившись рассудка. — Ты же не хочешь, чтобы было больно, да? Втиснув в него второй палец, Варгас огладил талию спутника и надавил на внутреннюю сторону бедра, не давая свести ноги. Для сидящей в недрах пустой кельи церковной крысы Марлоу был удивительно хорошо сложен. Габриэль усмехнулся: невероятно, что при этом он так долго мог сдерживаться. Прикусив губу, чтобы сдержать рвущиеся из горла звуки, Даниэль судорожно вздохнул. Варгас не старался быть нежным, его пальцы приносили удовольствие и боль, а их проникновение едва не заставляло скулить от наслаждения и отчаяния. Марлоу зажмурился, пытаясь не думать о том, что будет дальше. Не думать о том, что нужно было переступить через себя и свои желания и прекратить это. Ведь он никогда себе этого не простит. — Ты можешь кончить… Не сдерживайся. Так будет даже лучше. Варгас под другим углом двинул пальцами внутри священника, и Даниэль, содрогнувшись словно по команде, с громким стоном излился себе на живот. Поглощённый краткой вспышкой эйфории, он ненадолго потерял связь с реальностью. Пытаясь отдышаться, Марлоу потерянно, будто только очнувшись ото сна, взглянул на охотника — и его прошиб холодный пот. Потому что Варгас не выглядел как человек, которого можно остановить. — Назови меня по имени. — Габриэль, — произнёс священник испуганно, — пере… Не договорив, Даниэль сорвался на болезненный стон, который Габриэль, улыбнувшись, поймал губами. По-хозяйски проникнув в рот священника языком, он не обращал внимания на попытки вырваться. Марлоу старался отстранить его от себя, давил на плечи, но сдвинуть Хантера было невозможно. Хватка охотника походила на стальные тиски, и Марлоу в отчаянии укусил его за губу, но добился лишь того, что ладонь на бедре сжалась ещё сильнее. — Перестань, — он умоляюще поднял брови. — Хватит… мы не должны… И тут же ахнул от неожиданного разряда удовольствия, который Варгас пустил по его телу, двинув пальцами внутри, как в прошлый раз. — Не должны этого делать… Не должны? Что за странная установка. Должен — не должен. Слова, которые в новом мире ничего не значили, осталась лишь бледная тень былого смысла. Чтобы остановить Варгаса, было недостаточно нелепой мольбы и жалобного смирения, которое пробуждало желание изматывать спутника до самого утра, чтобы запомнил на всю жизнь. Что случилось в тот день, когда Габриэль заткнул болтуна, который смел называться его спутником? Он замолчал. Что случится теперь? Уже ничто не будет, как прежде, но охотник не мог и не хотел прекращать. — Никогда не говори мне, что я должен, а что — нет. — Габриэль, пожалуйста, — простонал Марлоу, вцепившись в запястье Хантера, но тот легко скинул его ладонь. Даниэль никогда не был настолько невинным, насколько хотел, но он старался, и сейчас ещё была возможность спастись, если Варгас остановится. Или если он сам сможет вырваться. Но, судя по выражению лица охотника, сопротивление было бесполезно. Осознав неотвратимость происходящего, Даниэль задохнулся в панике. Хантер отстранился, чтобы снять штаны, и мгновенно поймал Марлоу за плечо, припечатывая к кровати. На простынь опустился ремень. Габриэль прижался к дрожащему в страхе и предвкушении телу и горячо выдохнул спутнику на ухо: — Если будешь дёргаться, я тебя свяжу, ясно? Дотянувшись до сумки Марлоу и достав какую-то склянку, Варгас спустил одежду на бёдра и торопливо нанёс на член скользкую мазь. — Не надо… Фраза потонула в очередном грубом поцелуе. Навалившись на спутника, чтобы не дёргался, Габриэль с тихим стоном помог себе войти и замер, позволяя Марлоу немного свыкнуться с ощущениями. Но надолго его не хватило: плавно двинув бёдрами, он снова застонал и прошептал, пьянея и теряя контроль: — Теперь ты мой. Подобное Даниэлю даже не снилось. Даже в самых смелых своих мечтах он не мог такое представить. Он жаждал поцелуев, жаждал объятий и одёргивал себя, если воображал более интимные прикосновения, но это… Это было за гранью. Он запретил себе думать о подобном больше восьми лет назад. Просто думать. То, что происходило теперь, не шло ни в какое сравнение. Когда он в четырнадцать пытался представить, каково это могло быть с Джереми, он и вполовину не осознавал, насколько это дикие и странные ощущения. Насколько это сладко и развратно. Насколько это страшно. Марлоу по инерции пытался вырваться, хотя это больше не имело никакого смысла. Всё было потеряно. Стало слишком поздно. Но он всё равно дёргался, причиняя неудобства Варгасу, а себе — лишнюю боль. Он сжимался вокруг охотника, сдавливал его ногами, впивался ногтями в плечи, морщась от неприятных ощущений, но не они были причиной страданий. Когда Хантер первый раз двинул бёдрами, плавно заполняя собой его тело, Даниэль подумал отстранённо, что лучше бы он его, ещё живого, вскрывал скальпелем и выворачивал наизнанку. Протест и бессмысленные попытки отстраниться сменились апатичным опустошением. Марлоу вздрагивал от каждого толчка и чувствовал, как что-то внутри умирает, но был настолько шокирован происходящим, что даже не мог сожалеть. Наблюдал за этим изменением со стороны, будто это не его душа агонизировала, пока Варгас, сам того не зная, душил её, давил тяжестью их общих пороков. И пробуждал в ней демонов, о существовании которых Даниэль до того и не подозревал. Рвущиеся с языка мольбы стали бесполезны. Незачем было просить остановиться, незачем было напоминать о том, кто находится в постели охотника. Незачем самому размышлять о том, насколько страшным был этот грех. Всё, что ему оставалось — поддаться снова, и Марлоу, стиснув зубы, отбросил все эти мысли. Чтобы потом они вернулись и бросили его в пучину раскаяния. Он сдался. Варгас победил. Габриэль изо всех сил сдерживался, чтобы не сорваться сразу на бешеный темп, и это было нелегко, учитывая, каким тесным и горячим оказался святоша. Хантер одаривал его поцелуями и собственническими укусами, придерживал бёдра и двигал ладонью на члене: он хотел, чтобы Даниэль снова возбудился и растерял остатки стыда и здравого смысла на пути ко второму оргазму. Утром будет больно. Священник будет ненавидеть себя и его, но какое это имело значение? Два месяца мелькающих между ними мыслей об этом не могли оставаться в подвешенном состоянии вечность. Почувствовав, что Даниэль немного расслабился, Варгас начал двигаться резче и глубже. Он освоился в чужом теле и теперь изучал его, запоминая пальцами каждый изгиб. Теперь он будет знать, что прячется под сутаной, и наверняка станет сложнее сдерживаться. Если только Марлоу не решит, что с потерей девственности его земной путь должен оборваться. Это пугало. Как и перспектива, что спутника разорвёт вендиго. Мысль раскалённой иглой распорола одурманенный мозг, и Варгас, хрипло застонав, замер внутри любовника, шепча: — Я никому не позволю причинить тебе вред… Не позволю тебя убить. Привязанность отягощала сердце вновь, как однажды ночью в Дерби, когда Селин пришла в его комнату и встала на колени, плача. — Ни вендиго, ни мертвецам, ни людям. Даниэль устремил на него лихорадочный взгляд и обхватил его ногами, перестав, наконец-то, отчаянно сжиматься. Теперь он был совершенно открыт, доступен, Варгас был волен делать с ним что угодно. Подтолкнув охотника к себе, Марлоу обнял его за шею и прошептал в губы: — Ты сам меня убиваешь… — свободной рукой он дотронулся до своего члена и несдержанно застонал, но его рот тут же запечатала широкая ладонь. Даниэль мог и дальше сопротивляться, мог умолять, чтобы Варгас прекратил эту пытку, мог делать всё это, чтобы собственная совесть была чиста. Чтобы потом у него была возможность сказать: «Он меня заставил». Но это была ложь. Даниэль не вырывался изо всех сил, потому что не хотел этого. Не хотел, чтобы Варгас остановился. Марлоу ненавидел обманывать себя. А значит, у него был лишь один путь — смело отдаться на растерзание собственным порокам. Ему больше нечего было терять. Резкая метаморфоза, которая произошла со священником и, видимо, предзнаменовала его смирение с внутренними демонами, сначала выбила Габриэля из колеи, заставив остановиться. Но затем он поймал горящий взгляд, почувствовал движение губ под ладонью, заметил снова возбуждённый член — и его захлестнула новая волна похоти. Убрав руку с его рта, Варгас наклонился к шее Даниэля, поцеловал след укуса и, прикрыв глаза от удовольствия, начал вбиваться в него как в первый и последний раз, заявляя свои права в каждом движении. Даниэль принадлежал ему — и теперь точно знал об этом. Повернувшись к охотнику, Марлоу накрыл его губы неумелым, болезненно-страстным поцелуем. Ему не нужна была нежность, нежность разъедала изнутри, смягчала ощущение неправильности, а Даниэль должен был чувствовать всю полноту своего падения. Отстранившись, он провёл пальцами по аккуратному шраму на плече Варгаса, положил ладонь чуть выше его локтя и вспомнил, как хотел сделать это, когда они были на озере. Как хотел ощутить под пальцами, насколько сильными были эти руки. Что ж, теперь он знал. Откинув голову назад, Марлоу впился ногтями в спину Варгаса и сжал сильнее пальцы на своём члене, пытаясь подстроиться под ритм. Теперь он стонал, не сдерживаясь, не боясь, что кто-то может услышать, едва ли не на каждый толчок, приносящий боль и наслаждение. Он стонал, ощущая цепочку от крестика на своей шее, словно удавку. Стонал так откровенно, что сразу становилось ясно, насколько ему на самом деле плохо. Даниэль ещё никогда не ненавидел себя так яростно и так сильно. Варгас сделал ещё несколько быстрых размашистых толчков и замер, вжавшись в спутника. Марлоу пробрало мелкой дрожью грязного наслаждения, когда он почувствовал, как Габриэль, до боли стиснув его бедро, изливается внутри. Это развратное единение, мерзкое и восхитительное одновременно, вырвало из священника очередной стон, но сам он второго оргазма достиг только после того, как резко задвигал рукой, всё ещё ощущая Габриэля в себе и его губы — на своей шее. Второй раз за ночь Даниэль сжался от невероятного, запретного, сладкого ощущения, второй раз его разум затуманился всепоглощающим удовольствием, позволив забыть обо всём на пару долгих минут. Отстранившись, охотник небрежно стёр с живота Марлоу капли семени и окинул спутника взглядом, постепенно осознавая, что он сделал, но не испытывая сожаления. Как и в прошлые разы. Это ведь просто секс, ничего более. Приправленный нежностью, чуждой циничному сознанию, но всё-таки просто секс. Не отменяющий того, каким священник теперь был… прекрасным в своём грехе. Эти его отчаянные просьбы, бледные ноги, обхватывающие талию, покрасневшие скулы — всё это притягивало так сильно, что Хантер, хрипло выдохнув, в непонятном исступлении снова поцеловал Даниэля, наслаждаясь мягкостью и податливостью его рта. Не обращая внимания на ответное равнодушие, Варгас с грязной нежностью прижался губами к ключице священника и преданно, словно извиняясь, обвёл языком укус, ярким клеймом застывший на коже. Даниэль лежал неподвижно, глядя в потолок бездумно и позволяя себя целовать и трогать, как Варгасу хотелось. Внутри образовалась пустота, возможно, именно там, где раньше была душа, и у Марлоу не было сил реагировать. — Мне нравится, как ты стонешь, — Варгас выпрямился и застегнул штаны. — Очень воодушевляет. Эти слова пустили первую дозу яда раскаяния по венам Даниэля, и он болезненно скривился, но промолчал, просто закрыв глаза ладонью. Будто так он мог спрятаться от всего мира и самого себя. Проведя рукой по плечу, расцарапанному Марлоу, охотник не сдержался и прикоснулся к колену Даниэля. Поцеловав огрубевшую после долгих молитв кожу, Хантер напряжённо нахмурился, чувствуя, как опустевшее сознание постепенно заполняется гнетущим ощущением надвигающейся бури. — Мне остаться? Он провёл кончиками пальцев по синякам на бедре Даниэля и вскинул брови, убрав руку. — Или уйти? — Делай что хочешь, — прошептал священник. Габриэль вытянул из-под спутника одеяло и укрыл его, понимая, что тот сейчас не в состоянии что-либо делать, и думая, что если останется ещё на чуть-чуть, то уже не уйдёт. Постоянно одёргивая себя, чтобы не позволить смешанным эмоциям взять верх, Варгас обратил взгляд серых глаз на лицо Даниэля и провёл пальцами по линии его волос. «Мой». Осознание на священника накатывало медленно, но неотвратимо. Бежать было некуда, и Марлоу хотелось только сжаться в комок и исчезнуть. Не реагируя на прикосновения, он с трудом свёл ноги. Мышцы ныли от напряжения, и внутри всё болело, но Даниэль, не обращая на это внимания, сел на кровати и подтянул к себе колени. Уставившись пустым взглядом в стену напротив, он судорожно стиснул в пальцах одеяло. Его била мелкая дрожь. Сколько лет он считал невинность одним из своих главных достоинств? Сколько лет именно благодаря своей чистоте он чувствовал себя таким близким к Богу? Эта мысль будто раскалённым железом вспарывала грудную клетку. Господь всё видел и знал и, должно быть, смотрел на Даниэля с презрительной жалостью. Мог ли Он простить священника, если тот будет замаливать свои грехи денно и нощно? Был ли Он милосерден настолько? Но даже если так, мог ли сам Марлоу себя простить? Он предал себя, свои идеалы и свою веру из-за похоти, из-за неуёмного, низкого вожделения. И теперь, сжимая в дрожащей руке крестик, чувствовал, как из него выливается чужое семя. Это было отвратительно. Он был отвратителен. Пустоту внутри заполняла жгучая ненависть к себе, которая постепенно уступала место куда более болезненному раскаянию. Произошедшее было непоправимо, Даниэль чувствовал себя опороченным, запятнанным и знал, что это только его вина. Он чувствовал себя недостойным настолько, что в этот момент, когда раскаяние поглотило всё его существо, не мог хотя бы мысленно обратиться к Господу, чтобы молить о прощении. Он не заслуживал даже того, чтобы носить этот крестик. Священник чувствовал, что его связь с Богом, которая могла поддерживать его в самые тяжёлые времена, оборвалась. И это стало последней каплей. Даниэль зажал себе рот ладонью, не произнося ни звука, не глядя на Варгаса и ощущая, как по щекам неконтролируемо льются горячие слёзы. Он зажмурился, пытаясь унять дрожь во всём теле, пытаясь взять себя в руки, но ничего не получалось. Глаза наполнялись новыми слезами, потому что священник понимал — ничто уже не будет, как прежде. — Когда ты пришёл в мою церковь… — прошептал Даниэль, тихо всхлипывая и не пытаясь вытереть мокрое лицо, — я подумал… что этот поход будет моим испытанием. Эти ужасы… Монстры. Страх. Болезни и страдания людей… могли быть испытанием моей веры. Но я никак не мог подумать, что моим испытанием будешь ты. Марлоу шмыгнул покрасневшим носом и поднял на Варгаса полные боли глаза. — За что, Габриэль? За что ты сделал это со мной? Даниэль не ждал ответа и опустил взгляд. Хантер не способен был понять, что он не просто переспал со священником, а сломал его своей похотью. — Ты — дьявол, — выдохнул Марлоу и издал сдавленный звук, похожий на страдальческий стон. — А я продал тебе душу за одну ночь. Варгас устало провёл рукой по лицу, слушая Даниэля, и едва удержался от того, чтобы закатить глаза. Какая же это всё была чушь: про спасение души и вечное смирение. Ни жалости, ни сочувствия слёзы спутника не вызывали — только раздражение. Не он, так кто-нибудь другой сделал бы это рано или поздно, не дав Марлоу даже пискнуть. Все эти ужасы обрушились бы на него и уничтожили в одно мгновение. Рано или поздно это бы случилось. Хантер неуютно повёл плечом и протянул руку, чтобы стереть слёзы со щёк Даниэля, но тот отшатнулся от первого же прикосновения, словно ожидал удара. — Пускай, — произнёс Варгас и бездумно поправил одеяло. — Ты всё равно попадёшь в рай, есть он или нет. Встав и переложив всё со своей кровати на стул, Габриэль поднял с пола распятие и вернул его на стол. Без особой цели. — Но ты сам давно помышлял об этом, не так ли? — он замер рядом с постелью Даниэля и сощурился. — Я лишь приблизил неминуемое. В ответ раздался очередной судорожный всхлип, и Хантер жёстко припечатал: — Хватит реветь. Считай это платой за то, что я схожу в этот проклятый лес. Мы можем умереть завтра, и с чего бы мне отказываться от того, что давно уже вертелось в голове, не давая покоя? Всё могло быть проще, если следовать словам охотника — воспринимать произошедшее как жертву во имя спасения жителей Лидса. Так оно отчасти и было, но Марлоу не собирался хитростью уменьшать груз собственной вины. Он не должен был уходить от ответственности, полностью осознавая, как низко пал. Застегнув несколько пуговиц на рубашке, Габриэль поддался мгновенному порыву: сел на кровать, накрыл ладонью бедро спутника и наклонился к нему, шепча: — А если мы выживем, я готов поставить многое на то, что ты захочешь повторить. Вздрогнув, Даниэль вскинул на охотника полные ярости глаза и сжал руку в кулак. После всего этого Хантер ещё и издевался над ним. Впервые в жизни Марлоу испытывал жгучее желание ударить человека и готов был это сделать, но охотник поднялся, и ладонь разжалась сама собой. Вот оно — лишнее подтверждение, что предела нет. Прелюбодеяние — не конец. Оставалось ещё много грехов, способных раздвинуть границы бездны, но сейчас Даниэлю было всё равно. У него от мысли, что эта пытка может повториться, волосы на голове вставали дыбом. И ведь Хантеру было плевать, что Марлоу об этом думал. Он на самом деле мог каждый раз перед серьёзным заданием брать подобную «плату». Может, стоило согласиться, когда охотник спросил, не хочет ли Даниэль вернуться в Ноттингем? Нет. Нельзя было бежать от испытаний и сражений. Он должен был лицом к лицу встречаться со своими демонами, поднимаясь после неизбежных падений. Одно только упрямство и удерживало священника от того, чтобы упасть на кровать, свернуться и выть от жалости и презрения к себе. Марлоу даже не заметил, как Варгас ушёл из комнаты. Желание обвинить охотника было невыносимым, но Даниэль не поддавался, зная, что так проявляется слабость. Он сам был во всём виноват, и отвращение к себе не позволило пробудиться ненависти к Хантеру. Марлоу злился, минутами его охватывала ярость, которая тут же сменялась апатичной усталостью, но ненависти не было. Хотя Варгас её заслуживал. Даниэль вытер мокрые ресницы, с омерзением скинул на пол влажную от пота рубашку и, обхватив колени обеими руками, уткнулся в них лицом. Может, умереть завтра в лесу было бы не таким уж плохим завершением его земного пути. Испариться, исчезнуть. И будь что будет с его душой, за которую никто не станет молиться. Бессильное равнодушие — вот в чём Даниэль нашёл спасение. Гордыня, задавленная унижением, протестовала, твердя, что он должен бороться за себя до конца, но сейчас Марлоу было плевать. Пускай, как сказал Варгас. Пускай всё будет так. Хантер завернул в душевые, из которых сильно несло канализацией, подошёл к медной раковине и включил воду. Смыв с губ вкус спутника, он зажмурился ненадолго, ещё раз ополоснул лицо и вздохнул. Варгас не жалел о произошедшем. Глупо было бы отрицать, что священник ему понравился и что это был второй лучший раз в его поганой жизни, полной грехопадения. Но что делать дальше, Габриэль не знал. — Вы в порядке? Обернувшись, Хантер посмотрел на появившегося в дверях светлого парня и зацепил взглядом предплечье: на нём была метка Ордена. — Как тебя зовут? — Гил. А вы? — блондин шагнул ближе. — Варгас, — Габриэль сделал короткую паузу и с усилием добавил: — Маршал. Охотник опешил и отсалютовал, почтительно кивнув. — Приятно позна… — Почему никто не взялся расследовать случаи исчезновения людей в лесу? Знаешь об этом что-нибудь? — перебил Габриэль. — Три охотника уже пропали, сэр. Больше никто туда идти не решается. Варгас нахмурился, зло поджав губы. Местные об этом не сказали ни слова, а ведь наверняка были в курсе. Хотели отправить их с Даниэлем на самоубийственную миссию — а Габриэль из-за данного обещания был вынужден им помогать. — Видел здесь других орденцев? — Да, здесь ещё двое, — настороженно ответил Гил, явно догадываясь, к чему идёт разговор, но не решаясь перечить. — Отлично. Утром пойдём туда все вместе. И даже не думайте сбежать. Гил заметно побледнел, не отрывая взора зелёных глаз от Хантера, но всё же нашёл в себе силы кивнуть: — Есть, сэр. Габриэль вернулся в комнату и, обнаружив Даниэля всё на том же месте, неуютно поморщился. Мерзкое желание обнять униженного спутника давило на виски, но Хантер только сел на свободную постель и тяжело вздохнул, нервно блуждая взглядом по мрачной кирпичной комнате. Звук шагов вырвал Даниэля из небытия; он посмотрел на охотника, откинул одеяло и, морщась от боли, поднялся со своей постели. Слегка пошатываясь, священник добрёл до своей сумки, и его сердце пропустило удар, когда в поисках сигарет пальцы наткнулись на край Библии. Поджав губы, Марлоу вернулся, сел на край кровати напротив Варгаса и прикурил, пристально глядя на охотника с нечитаемым выражением. Хотелось сказать что-то глупое, например, что Даниэль не против был сработать завтра приманкой, но он молча глубоко затягивался и выдыхал густой дым. Это совсем не помогало, но давало время просто замереть, не думая ни о чём, заполняя тишину комнаты тяжёлым запахом сигарет. Казалось, стена между ними стала ещё выше. Варгас не испытывал ни вины, ни сожаления, ни желания пасть на колени перед опороченным священником, вымаливая прощение. Он наблюдал и впитывал осуждение, которым его так щедро одаривали, без остатка. Таким Марлоу можно было ненароком и полюбить, но охотник спокойно позволил стене между ними воздвигнуться до самых небес. Даниэль раздавил уголёк о железный край кровати и разжал пальцы, бросив окурок на пол. Он снова встал и с полным безразличием к собственной наготе отвернулся от Хантера, чтобы снять с постели грязную простынь. Скинув её на пол, Марлоу натянул штаны, морщась от каждого движения, и ушёл на поиски душевой. Габриэль даже не проводил его взглядом. Скривился от запаха сигарет и наконец-то заставил себя лечь, погружаясь в пыльную тишину и протяжно выдыхая. Священнику нужно было время, чтобы прийти в себя, но теперь к нему неистово тянуло, и Хантер не знал, что с этим делать. Похоже, ему только и оставалось, что смириться с привязанностью, как Даниэлю — со своими демонами. Варгас закрыл глаза, хотя точно знал, что сегодня заснуть не получится. Когда позже дверь тихо открылась, пропуская Марлоу, он не обернулся. Даниэль осторожно опустился на кровать, тронул синяк на влажной шее и с трудом сдержал страдальческий вздох. Он хотел бы не возвращаться как можно дольше, но запасы воды не позволяли. Да и попытки смыть с себя ощущения ладоней Варгаса, при одном воспоминании о которых внутри всё с трепетом сжималось, были бесплодны. Следы прикосновений расползлись по всему телу, окутали коконом боли и не отпускали почти до самого утра. Отвернувшись от охотника, Даниэль сжался под одеялом, подтянул к себе колени и уставился пустым взглядом в кирпичную стену. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Как и о том, чтобы молиться.