Неотвратимость

Снег на поляне покрывался алыми пятнами — они расплывались под бездыханным телом молодого парня, рука которого недавно сжимала пистолет, под неподвижными фанатиками, несколько минут назад пытавшимися удержать охотника и Марлоу, под стонущей девушкой с залитым кровью лицом. Но рано было расслабляться — у Хантера оставалось ещё три противника. Двое мужчин, с опаской обходивших Габриэля по кругу, надеясь найти слабое место и избежать судьбы погибших товарищей, и старик, сил и храбрости которому придавало его безумие. Он ринулся вперёд с такой неожиданной скоростью, что Варгас едва успел среагировать. Он поздно начал уворачиваться, и лезвие ножа обожгло скулу глубоким порезом, вызвав новую вспышку ярости. Платок быстро намок, мешая дышать, но Хантер этого уже не замечал. Однако вместо того, чтобы оттолкнуть старика, ему пришлось блокировать выпад второго культиста. Меч рассёк воздух совсем рядом с ухом Варгаса; шагнув назад, охотник оказался рядом с девушкой, которую не воспринимал как серьёзного врага. Но одного взгляда на неё хватило, чтобы понять: он зря её недооценивал. Она была опаснее всех остальных — потому что тянулась к лежащему на снегу пистолету. Её пальцы были всего в паре дюймов от ствола, когда Варгас с размаху наступил ей на ладонь, не слыша, но чувствуя, как под ступнёй трещат и ломаются хрупкие кости. Издав полный боли и ненависти вопль, культистка отчаянно пнула его здоровой ногой под колено. Хантер рухнул на землю, пропустив над собой нож старика, но тут же получив от третьего фанатика тяжёлым сапогом по рёбрам. За первым ударом последовал второй, но Габриэль уже не обращал внимания на боль. Вырвав из ноги девушки нож и заставив новый пронзительный крик эхом прокатиться по лесу, охотник бросил косу, поймал врезавшийся ему в бок ботинок культиста и одним точным движением перерезал сухожилия под его коленом. Несдержанно взвизгнув, мужчина повалился на землю и в следующие секунды мог издавать только хрипы и бульканье, последние мгновения своей жизни тратя на бессмысленные попытки вытащить нож из горла. В перекате уйдя от взмаха меча и подхватив свою косу, Варгас вскочил на ноги, древком откинул пистолет подальше от слишком упорной девчонки и хотел обезоружить старика, когда прогремел выстрел. Пульс, и без того учащённый от возбуждения драки и неутихающей ярости, скакнул в виски и сдавил горло ледяным страхом. Габриэль обернулся и быстро нашёл взглядом священника — тот стоял, не двигаясь, без видимых ранений. Выдохнув с облегчением, Хантер тут же заплатил за него свою цену — его живот ужалил нож старика. Плотный кожаный жилет не позволил лезвию глубоко проникнуть, и Варгас, оттолкнув от себя фанатика, всё ещё ощущая отголоски липкого ужаса и понимая, что именно он — они — были бы виноваты, безжалостно пронзил сердце старика острием косы-пики. Горящие ненавистью глаза Габриэля встретили напуганный взгляд последнего культиста — здоровяка в алом капюшоне. Издав нелепый задушенный звук, тот развернулся и побежал за холм, набирая скорость. Но нож, который Варгас выдернул из своего живота и метнул ему в спину, оказался быстрее. Посмотрев на обессиленно лежащую в снегу и совсем тихо постанывающую девушку, Хантер оглушил её, нашёл неподалёку пистолет и сунул себе за пояс. Оставлять позади вооружённого противника он не собирался. Впрочем, вряд ли она могла прийти в себя в ближайшее время. Вытащив косу из старика, на красном плаще которого не была видна красная кровь, Варгас сорвал с лица насквозь промокший платок, прижал ладонь к животу и поморщился. Теперь, когда врагов не осталось и с него спала пелена спасительного гнева, проснулись все ощущения: и тошнота, и нехватка воздуха, и боль в порезах и ушибах. Но всё это было неважно. Габриэль снова нашёл взглядом Марлоу и устало выдохнул, покачнувшись. У него не было сил, чтобы обманывать себя, чтобы притворяться, чтобы не замечать. Он готов был убивать детей и стариков, отдать себя на съедение монстрам, уничтожить целый город. Только чтобы Даниэль был жив. И сейчас, стоя в окружении шести мертвецов на залитой алой кровью поляне, он осознавал это как никогда ясно. Даниэль стоял, не двигаясь, лишь несколько секунд — пока тёмная фигура у дерева медленно оседала в снег. Как только она скрылась в свежем сугробе, священника пробрала крупная дрожь, и он сорвался с места. В спешке запнувшись о длинный корень и едва не упав, Марлоу этого даже не заметил, а когда он оказался рядом с мужчиной, под которым на залитом багровым закатом снегу расплывалось кровавое пятно, то всё вокруг мгновенно померкло. Даниэль рухнул рядом с культистом на колени. У него не было времени, чтобы целиться, не было времени понять, куда выстрелить, чтобы остановить фанатика, но не убить его. Марлоу мог выстрелить в руку, но пуля прошла сквозь лёгкое, и теперь мужчина хватал ртом воздух и царапал грудь пальцами, сквозь голые ветви глядя в небо широко раскрытыми от удивления глазами. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — помочь ему невозможно. Даниэль лихорадочно и бессмысленно стянул перчатки, зажал рану обеими руками и услышал предсмертный хрип: — Нам обещали… очищение. За ваши жертвы… — мужчина кашлянул, и изо рта его вытекла струя густой, почти чёрной крови. — Истинная душа… найдёт меня здесь. Губы фанатика сложились в безумную улыбку, взгляд остекленел, и он застыл на последнем сиплом вдохе. — Нет, нет… нет, ты не можешь… — отчаянно прошептал Даниэль и сильнее прижал ладони к ране, отказываясь понимать, что произошло. Но секунды текли, жар уходящей жизни мягким теплом обнимал пальцы священника, и наконец Марлоу медленно убрал от мертвеца окровавленные, трясущиеся руки. Слова застревали в горле, поэтому Даниэль произнёс одними губами: — Покойся с миром. И опустил веки убитому, оставив на них смазанные алые полосы. Он думал, что хуже быть не может. Он думал, что ниже падать некуда. Даниэль смотрел на свои багровые руки, но не видел их. Не замечал ничего вокруг, не чувствовал ничего, кроме безгранично разрастающейся пустоты внутри. Мысли ворочались в голове медленно и отстранённо, будто кто-то другой сидел рядом с мёртвым мужчиной, кто-то другой в него стрелял, а Даниэль наблюдал и спокойно выносил приговор. Ставил клеймо. Убийца. Какое страшное слово, но оно не могло объять сути произошедшего. Он отнял у человека самый главный Божий дар, и ничто не могло стать этому оправданием. Он не имел права решать, жить этому человеку или умереть, не имел права вмешиваться. Даниэль тонул в безысходности и непоправимости случившегося, глядя в лицо смерти, мёртвое лицо своего греха. Может, у этого мужчины были маленькие дети, которых теперь некому было обеспечить? Может, у него была любящая жена, которая будет лить по нему слёзы тёмными ночами? Может, у него была больная мать, о которой больше некому будет заботиться? Даниэль судорожно выдохнул, скользнув взглядом по застывшей улыбке фанатика, умиротворённой и даже довольной, и поймал себя на трусливой мысли, что оставляющие за собой что-то действительно важное не умирают так легко. Жалкая, недостойная попытка уменьшить груз вины, она лишь усилила раскаяние, которое и без того было невыносимым. Священник был бы рад, настигни его сейчас самая жестокая кара за содеянное, но ничего не происходило. Даниэль заторможено сжал и разжал липкие от засыхающей крови пальцы, глядя на них так, будто они чужие. Он не чувствовал к себе ни ненависти, ни отвращения — их вытеснял нарастающий страх. Он не был уверен, что, заглянув в зеркало в следующий раз, узнает своё отражение. Его место занял кто-то новый и страшный, кто говорил и двигался как он. Он боялся этого человека и того, на что тот способен. Застыв и погрузившись в свои мысли, Марлоу не услышал приближающихся шагов, и вздрогнул, когда рядом раздался голос: — Чёрт, даже с мантикорой было лег… че. Варгас остановился в паре шагов от Даниэля и запнулся на середине фразы, резко замолчав и забыв, что ещё собирался сказать. И, присмотревшись внимательнее, понял, что сейчас вообще ничего не стоит говорить. Кровь на снегу, выпавший из руки мертвеца пистолет, опущенная голова священника, которую тот не поднял, даже чтобы спросить, в порядке ли Хантер, и его бледные дрожащие ладони в густых, почти чёрных подтёках — сразу становилось ясно, что произошло. Только один вопрос вертелся в голове: кого Марлоу защищал в этот раз. И Варгас не хотел знать ответ, не хотел этой ответственности, но он был бы плохим охотником, если бы не мог определить по положению тела, что перед смертью фанатик целился не в Даниэля. Хантер тихо приблизился, понимая, что это первый человек, разумное существо, убитое спутником. Чтобы пережить такое, нужно было время, тем более, что Марлоу наверняка сейчас страдал от осознания тяжести этого страшного греха. Всегда у Даниэля всё было слишком сложно. Сам Варгас давно уже разучился воспринимать убийство как большое событие, неважно, кто становился жертвой его косы — монстр или человек. И это давало ощутить в полной мере, насколько они разные. То же Хантер ощущал в первый день их знакомства, когда священник хоронил в лесу абсолютно незнакомого человека, в то время как Габриэля интересовали лишь обстоятельства смерти и содержимое его карманов. Варгас обошёл тело убитого, опёрся на косу и тяжело опустился на колени напротив Марлоу. — Спасибо. Что не дал ему выстрелить. Даниэль не ответил, продолжая смотреть на запятнанную белизну снега застывшим взглядом. — Его нужно упокоить по охотничьим правилам, — произнёс Хантер и добавил осторожно, почти ласково, без тени насмешки. — Позволишь? Марлоу будто его не слышал, и первым порывом Габриэля было прикоснуться к нему, но он не стал. Словно этим прикосновением он мог пробудить ото сна нечто страшное, огромное, неудержимое. Охотник небрежно стёр продолжающую сочиться кровь со скулы, которую позже должен был украсить первый на его лице шрам. Всё бывает в первый раз. — Даниэль? Давай не будем молчать. Охотник всё же протянул руку к спутнику, предлагая свою помощь и поддержку, спрашивая разрешения, прежде чем прикоснуться. Тошнота отвлекала, ладонь подрагивала от холода, но Габриэль старался… проявить участие. Вернуть былое доверие. Даниэль казался таким слабым сейчас, что его хотелось защищать. Марлоу заметил руку Хантера и бессознательно потянулся к ней, но резко одёрнул себя и, вздрогнув, отстранился. — Да, — священник быстро моргнул пару раз и опустил ладони в снег. — Да, конечно. Делай, что должен. Даниэль знал, если Хантер коснётся его сейчас, он не выдержит. Самоконтроль рухнет, он вцепится в Варгаса и будет рыдать у него на плече, пока последний отблеск солнца не покинет землю. Марлоу не стеснялся проявлять свои чувства — он боялся услышать, как Хантер скажет «хватит реветь», но не сможет остановиться. — Порез глубокий, — глухо произнёс Даниэль, имея в виду рану на скуле охотника. — Нужно будет зашить, когда вернёмся. Он ожесточённо потёр онемевшие от холода руки снегом. Кровь оставляла на них алые разводы, из-под ногтей же её вообще невозможно было вычистить, но священник продолжал отчаянно, судорожно стирать подсохшие пятна, и от того, как порозовела его кожа, казалось, что следы въелись и теперь навсегда останутся на ладонях жутким напоминанием. Даниэль встретил взгляд охотника, когда тот снова протянул к нему руку, чтобы остановить эти лихорадочные движения, резко поднялся, больше не глядя на мертвеца, и отвернулся. Он не мог смотреть, как Хантер заканчивает работу. Варгас встал, покачнувшись на затёкших ногах, хладнокровно просунул лезвие косы под шею сектанта и надавил ботинком ему на голову. Раздался неприятный звук трещащих шейных позвонков, затем поддалась трахея, разошлась в стороны кожа — и из потенциального врага фанатик превратился в безопасный обезглавленный мешок костей. Хантер надеялся, что Даниэлю не взбредёт в голову хоронить культиста. Сейчас, когда Марлоу выглядел таким несчастным, с ним было бы слишком сложно спорить. — Там остались… живые? — священник кивнул в сторону поляны, на которой пятна крови теперь, когда солнце скрылось за горизонтом, казались глубокими, таящими опасность тенями. Словно в любой момент из них могли вырваться призраки убитых, несущие в себе бездну, и свести с ума своих палачей. Впрочем, охотник бы наверняка справился и с ними, а Марлоу хватило бы всего одного, чтобы потерять рассудок. — Да, девчонка. Она без сознания, — ответил Хантер. — Нужно уходить. За ними может прийти подкрепление. Но Даниэль его не слушал. И Варгас последовал за ним к мёртвым культистам. Тела лежали на снегу брошенными сломанными куклами, и священник, переступив через ноги одного из них, обернулся и посмотрел на его лицо. Это был парень с неестественно вывернутым запястьем, именно его пистолет теперь покоился за поясом охотника. — Боже, — не сдержавшись, выдохнул Марлоу. — Ему же лет восемнадцать было… — Даниэль… — начал Хантер предупреждающим тоном, но спутник его перебил: — Я знаю. У тебя не было выбора. И Варгас, сам от себя не ожидая, поправил: — У нас не было выбора. Даниэль поднял на охотника всё такой же застывший взгляд и медленно кивнул. Он готов был сколько угодно оправдывать Габриэля и прощать ему все грехи, — но себе не мог простить ни одного проступка. Преступления. «То, что я сделал — это преступление против человека и против Бога», — беспощадно припечатал Даниэль, прикрыл глаза на секунду и сжал руки в кулаки. Сейчас не было времени на самобичевание. Опустившись на колени рядом с девушкой, Марлоу бегло её осмотрел и достал из сумки бинты. Кровь у неё на лице уже превратилась в потемневшую засохшую корку, сломанные пальцы могли подождать, а вот продолжающую кровоточить рану на ноге нужно было перевязать как можно скорее. Варгас замер позади священника и покачал головой — по его мнению, лучше было добить эту фанатичную тварь, чем лечить. Но останавливаться на этой мысли он не стал, иначе пришлось бы задуматься, почему он сам не убил её сразу. Пока священник выполнял свой долг лекаря, почему-то в первую очередь заботясь о врагах, а не о собственном охотнике, Хантер обошёл мертвецов, проверяя, все ли они обезврежены. Сломав тощую шею старику и с размаху отрубив голову культисту в капюшоне, Габриэль обыскал красный плащ главаря и не нашёл ничего интересного, кроме опиумной настойки и каких-то бумаг. Сунув их в карман, Варгас выпрямился, прижал ладонь к боку и поморщился, ощущая, как сказались на нём два удара по рёбрам. И невольно вспомнил, что раньше, ещё несколько лет назад, он даже не замечал боли от таких несущественных повреждений. Вернувшись к Даниэлю, который затягивал бинт на ноге девушки, Хантер поднял глаза от светлой макушки спутника и замер, всматриваясь в даль. А потом без лишних слов схватил Марлоу за руку и дёрнул вверх, заставляя встать. Знаком показав, чтобы священник молчал, Габриэль быстро увёл его за деревья, туда, где до этого сидели в засаде культисты, и, встретив растерянный и напуганный взгляд Даниэля, кивнул на поляну. Там, сквозь заснеженные кусты и ветки, сквозь тьму, освещённую фонарями культистов, к мёртвым телам вышел высокий белоснежный монстр. Он был сгорбленный, словно его пригибало к земле тяжестью ветвистых рогов, голова его была опущена — вендиго рассматривал тела на снегу, будто выбирая, кого забрать первым. Священник наблюдал из-за широкого ствола за плавными шагами монстра. Хотя тот выглядел как дряхлый старик, в каждом его движении ощущалась такая невероятная сила, такая древняя, страшная мощь, что Марлоу сковало ледяным оцепенением. Сердце скакнуло в горло, и даже вдохнуть получалось с трудом. Он бы бросился бежать, если бы Габриэль не продолжал сжимать его запястье. — О х о т н и ч ь я р а б о т а… — проскрипел вендиго, наклонился к девушке и схватил её за голову, неосторожно полоснув длинным когтем по плечу. — Х о р о ш а я р а б о т а. Варгас нахмурился и сильнее стиснул древко косы. Тот вендиго, с которым он однажды сражался, говорить не мог, а от хриплого голоса этой твари волосы на голове становились дыбом. Но ещё больше — от осознания, что эта особь умнее, а значит, у них против неё нет шансов. Вендиго наклонился ещё ниже, заглядывая девушке в лицо, словно раздумывая, достаточно ли она хороша собой, чтобы стать его ужином. Культистка неожиданно очнулась, заморгала, и вместо пронзительного, наполненного ужасом крика, раздался её свистящий шёпот: — Эдгар… Эдгар, это ты?.. это ты! Монстр отпустил девчонку, выпрямился, не обращая внимания на её неразборчивое торопливое бормотание, и повёл в воздухе узким плоским носом, разворачиваясь к деревьям. — Эдгар, не бросай меня! — воскликнула культистка. Пылающий взгляд белого, словно высеченного изо льда вендиго упёрся прямо в стволы вязов, за которыми прятались Варгас и Даниэль. Охотник напрягся, наполненный мрачной решимостью, готовый в любой момент вскочить, отразить атаку и сражаться до последнего, но монстр медленно отвернулся, переступил через девушку, даже не заметив, как та попыталась вцепиться в его лодыжку, и склонился над очередным телом. — Эдгар… Эдгар… Эдгар, — словно безумная, повторяла культистка, — забери меня с собой… забери меня в Бездну… Вендиго схватил за руку одного из фанатиков, потащил свой ужин прочь и вскоре скрылся с глаз, оставив после себя только могильный холод страха. И голову культиста на снегу. Несколько секунд на поляне царила морозная тишина, никто не двигался — даже девушка застыла, перестав бормотать. — Пошли отсюда, — наконец выдохнул Варгас, отпустил руку священника и ослабил хватку на косе, которую сжимал так сильно, что пальцы сводило от напряжения. — Подожди, — растирая запястье, сказал Даниэль шёпотом, будто боялся, что монстр услышит и вернётся за ними. — Мы должны её забрать. Марлоу быстро подошёл к культистке, взял края бинта и хотел их затянуть, когда девушка неожиданно сильно ударила его по ладоням: — Не трогай меня, еретик! — взвизгнула она. — Убери свои мерзкие лапы! Видимо, теперь, когда вендиго ушёл, прошло её минутное помешательство, и она ясно осознавала, кто перед ней и что происходит. Вот только с раненой ногой, кровоточащим плечом и сломанными пальцами сделать ничего не могла. Не обращая внимания на сопротивление, Даниэль пытался закончить работу, но она продолжала ему мешать, извергая потоки ругательств: — Я отрублю тебе руки, ты, неверная тварь, и выброшу их на помойку, потому что такие, как ты, недостойны кормить Бездну своей грязной кровью. — Даниэль, пойдём, — раздражённо позвал Хантер. — Сейчас не время проявлять дурацкое благородство, сюда в любой момент может прийти подкрепление. Или вендиго вернётся за добавкой. — Мы должны её забрать, — упрямо повторил Марлоу. — Забрать и допросить. Что, если этот вендиго — плод их экспериментов? Девушка вдруг перестала дёргаться и замерла, тяжело дыша. — Что, если им известно гораздо больше, чем нам? — Никто из нас ничего вам не скажет, выродки, — прохрипела культистка. Хантер задумался на секунду и кивнул. Священник был прав, культ мог знать больше о криптах, могильных огоньках и о том, как они действовали на людей. Уже почти десять лет Орден не мог получить ответы на десятки, сотни вопросов, а эти фанатики могли знать больше, хотя бы потому, что не боялись один за другим прыгать в крипты. И потому, что не гнушались экспериментов над людьми. Вот только знал ли Даниэль, как проводят допросы в тюрьмах Тауэра, куда следовало отправить девчонку? Догадывался, на что они её обрекают? Охотник встретил взгляд Марлоу, и по его решительно нахмуренным бровям и плотно сжатым губам понял, что да — Даниэль всё понимал. — Я вряд ли смогу её понести, — сказал Хантер. — Никто, никто, никто ничего не скажет! — выкрикнула девушка и плюнула под ноги Варгасу. — Я понесу, — ответил священник с таким видом, словно собирался сопроводить культистку на эшафот. Он наконец-то завязал края бинта и достал шприц и маленькую склянку с опиумной настойкой. — Подержи её руку, пожалуйста. — Даже если вы будете резать нас на тысячи кусочков, и каждый из них будет вопить от боли, даже если вы будете сжигать наши тела, лишая жизни рядом с нашим Истинным Богом… — её голос сорвался на трепетный шёпот; Хантеру не хватило доли секунды, чтобы перехватить её руку, и в слабом свете луны и брошенных фонарей блеснуло лезвие кинжала, — мы не сдадимся! Варгас дёрнулся вперёд, собираясь заблокировать атаку и отнять у неё оружие, чтобы защитить Даниэля и себя, но он не думал, что нужно защищать и саму культистку. Обнажив зубы в широкой торжествующей улыбке, девушка вогнала лезвие в собственное горло почти по рукоять. Кровь брызнула на грязный снег, испачкала колени священника, оставила смазанный росчерк на стекле шприца. Даниэль отшатнулся, вскрикнув, и в ужасе прикрыл рот дрожащей ладонью. — Вот дерьмо… больные ублюдки, — мрачно произнёс Хантер, спокойно взял голову девушки и резко свернул, до хруста, оглушительно громкого в пустом лесу. Даниэль едва смог подавить тихий страдальческий стон. Это уже было слишком для него. Всё это — слишком. Хотелось упасть в снег и застыть на долгие часы, без мыслей и чувств. Хотелось закрыть глаза и забыть обо всём, что произошло в этот вечер, в этот день, а лучше — за последний месяц. Хотелось наплевать на все правила и ограничения и попросить Габриэля обнять его. Это желание ощутить живое человеческое тепло, спрятаться в кольце уверенных рук было почти невыносимым, но Марлоу подавил его с невероятным усилием. Он продолжал сжимать шприц, наполненный опиумом, и в отчаянии думал, что в руках у него рецепт безмятежного спокойствия, которым он не мог воспользоваться. Так же, как не мог прильнуть к Варгасу, хотя тот был совсем близко. Из-за бесконечных запретов Даниэль оставался наедине с собой, своими демонами и удушающей безысходностью. Священник бросил шприц обратно в сумку, словно боялся, что тот сам вонзится в его вену, и поднялся на ноги. Ему нужно было как можно скорее уйти отсюда, будто это могло что-то изменить или исправить, но Варгас идти быстро был не в состоянии. — Ты как? — голос священника звучал ровно, даже отстранённо, по лицу пробежала слабая тень беспокойства. На большее его не хватало. Если Габриэль мог держаться прямо и самостоятельно ходить, значит, всё было не так плохо. — Бывало и хуже, — отмахнулся охотник. — Давай уже убираться отсюда. Хантер смутно помнил, как они дошли до города. Тошнота после удара утихла, сердце билось ровнее, но болела рассечённая скула и не переставая ныл бок. С каждым шагом к Хаддерсфилду мышцы всё сильнее сковывала усталость, но она не шла ни в какое сравнение с той тяжестью, которая поселилась в мыслях охотника. Он думал о фанатиках и злился на сам культ и на Орден, который допустил его появление, думал о лаборатории на фабрике и секретах, спрятанных в её стенах, думал о странном вендиго, который мало того, что разговаривал, так ещё и питался падалью, хотя обычно эти монстры любили сами охотиться и убивать. И думал о Даниэле, о том, что тот сделал и как теперь изводил себя за этот страшный грех. Это тоже злило, хотелось подойти, встряхнуть Марлоу, чтобы очнулся, увидел, что в их новом мире жить по правилам его старого бога невозможно, чтобы он перестал винить себя за каждое слово или взгляд, чтобы отпустил себя — не идеального и не святого, но настоящего. Но не существовало таких слов, которые могли бы убедить Даниэля разрушить клетку, в которую он сам себя посадил, и Габриэль ничего не сделал и не сказал. Он старался даже не смотреть на идущего чуть впереди священника, понимая, что пристальный взгляд может раздражать. Гостиница встретила их весёлым шумом, радостными криками и звоном бокалов. В воздухе пахло шампанским, табаком, дамским парфюмом и совсем чуть-чуть — опиумом. Торговцы и их жёны, старшие сыновья и вызванные на праздник шлюхи из дома напротив что-то бурно отмечали, должно быть, какую-то крупную сделку. Никто не заметил дуновения ветра от открывшейся двери и запаха крови и смерти, который принесли чужаки. Словно невидимки, Варгас и Даниэль проскользнули к лестнице и поднялись в свою комнату, миновав нескольких детей в белых сорочках, обиженно и завистливо наблюдающих сквозь перила за творящимся внизу пьяным хаосом. Скидывая шляпу и расстёгивая жилет, Варгас слышал, как Марлоу за его спиной бросает сумку и зажигает лампу. Тихо выругавшись, когда она чуть не упала с узкого подоконника, священник подвинул её, и пол и кровати залил тусклый красно-жёлтый свет, наполнивший комнату мягкими тенями. При таком освещении кровати должны были быть завалены маленькими бестолковыми подушками, а воздух — пропитан резкими духами, ласковым шёпотом и низкими стонами, но всё это было в доме напротив, насмешливо бросающем на Хантера отблески алых фонарей. Дверь закрылась за священником, который пошёл на кухню за водой, и Габриэль, проводив его взглядом, раздражённо поморщился: какого чёрта он должен был стоять здесь один, в ожидании, вместо того, чтобы наплевать на всё и провести ночь в жарких объятиях какой-нибудь рыжей шлюхи? У него был ответ: с отбитыми рёбрами особо не развлечёшься. Вот только раньше его такие мелочи не останавливали. Тяжело вздохнув, Варгас опустился на край кровати. Он слушал доносящиеся с улицы шум и пьяные голоса и уже почти решился идти вниз за бутылкой чего-нибудь крепкого — не продажные женщины, так алкоголь должен был отвлечь от всего того дерьма, что успело произойти за один чёртов день, — но когда Хантер собрался встать, дверь снова открылась, пропуская Марлоу с кувшином и жестяной миской. Внешне Даниэль никак не выдавал своих мрачных мыслей. Он выглядел удивительно спокойно, двигался уверенно, и даже руки у него больше не дрожали. Его выдавали только ладони, покрасневшие, с мелкими кровоточащими трещинами на тонкой коже, оставленными жёсткой щёткой. Марлоу растерянно осмотрелся, но ни стола, ни тумбочки здесь не было, и он поставил всё на пол, опустившись на колени. Раздался плеск воды, и священник поднял взгляд на Варгаса. Даниэль снова и снова прокручивал в голове момент выстрела и думал, могло ли всё закончиться иначе. Если бы он потратил всего мгновение, чтобы прицелиться, успел бы фанатик нажать на курок? Была ли возможность помочь охотнику, не убив сектанта? Он не находил ответа, но всё равно настойчиво рассматривал произошедшее под всеми возможными углами, мучая себя и свою совесть. И постепенно приходил к выводу, что выбора действительно не было. Либо еретик, либо Варгас. И Даниэль, глядя на охотника, уставшего, равнодушного, покрытого человеческой кровью — своей и чужой, — вдруг с ужасом осознал, что ему не жаль. Он бы обменял жизнь этого фанатика или любого другого на жизнь Хантера ещё раз. От накативших чувств было сложно вдохнуть. С виной за содеянное и страхом перед самим собой можно было справиться, но душили не они, а злость на Габриэля. За то, что тот с ним сделал. Во что Даниэль превратился из-за него. Что Даниэль готов был сделать ради него. Священник поднялся на ноги, сжимая влажную тряпку. Наверно, нужно было что-то сказать, хоть что-нибудь, слишком долго они молчали, но Марлоу только задрал рубашку охотника, чтобы рассмотреть рану на животе. Стерев подсохшую кровь, Даниэль наклонился чуть ближе, касаясь горячей кожи кончиками пальцев. На секунду мелькнуло желание прижаться к ней губами и посмотреть, что будет. Как отреагирует Варгас. А потом забраться под рубашку ладонями и поцеловать охотника в окровавленную скулу, чтобы можно было забыть ненадолго обо всём. Если Хантер подхватит инициативу. Но вместо этого Даниэль обработал действительно несерьёзную рану и, мягко взяв Варгаса за колючий подбородок, развернул к свету и осторожно вытер его бордовую от крови щёку. Священник блуждал по лицу Хантера взглядом и думал, что вот он — человек, ради которого он готов был убивать. Из-за этого возникло нелепое, на грани абсурда, мимолётное желание убить самого Варгаса, и Даниэль, тихо усмехнувшись этой мысли, достал иголку с ниткой. Он старался зашивать так, чтобы шрам потом остался как можно более маленький и аккуратный, и касался лица Габриэля нежно, даже чувственно, чтобы смягчить неприятные ощущения. Это был их первый близкий контакт после Лидса. Было не так страшно, как Даниэль предполагал. Затянув последний узелок и обработав рану мазью, Марлоу легко провёл пальцем под швом и странно улыбнулся. — Это тебя не портит. «Это тебя не портит», — эхом отозвалось в мыслях Варгаса, но он ничего не ответил, только встретил взгляд священника и шумно выдохнул, едва держа себя в руках. Казалось, Даниэль провоцирует его всем своим видом, каждым словом, каждым мягким прикосновением. Словно специально изводил и испытывал, проверяя, сколько ещё Габриэль продержится. Будь на месте Марлоу кто-нибудь другой, охотник легко поверил бы, что так и есть. Но бесхитростному священнику подобное и в голову бы не пришло. И если бы они сейчас были в Лидсе или Честерфилде, в той временной точке, когда Габриэлю было всё равно, что с ними будет дальше, он бы не стал сдерживаться. Но стоило Даниэлю отойти, как магия привязанности разрушилась. Варгас снова почувствовал, как сильно ноет бок. Ему нужно было прилечь. Убрав всё обратно в сумку, Марлоу растерянно огляделся, потому что больше срочных занятий у него здесь не было, и это чертовски пугало. Это значило, что в бездействии он останется наедине со своими мыслями. Хантер сложил плащ, чтобы повесить на спинку кровати, и из кармана на пол выскользнули сложенные листы, о которых охотник уже успел забыть. Подняв их, он безразлично скользнул по ним взглядом и протянул Даниэлю: — Забрал это у их главаря. Посмотри, может, есть что-то полезное. Священник быстро прочитал первые несколько строк — ничего особенного, просто свод правил секты, предписывающий поклоняться Истинному Богу, приносить жертвы Бездне и убивать еретиков. Будто их безумный мир породил новую Инквизицию. Но эти бумаги помогли Марлоу понять, что делать дальше. — Я пойду к бургомистру, расскажу обо всём. Скажу объявить, чтобы в лес никто не ходил. Отправлю в Орден отчёт и копию этого, — Даниэль махнул бумагами. — Может, они наконец-то решат, что нужно с этим что-то делать. Он подошёл к двери, но замер на пороге и, оглянувшись, произнёс ровно, но непреклонно: — Тебе следует отлежаться хотя бы пару дней. А лучше три–четыре, учитывая, какой у тебя синяк на рёбрах. Неизвестно, для кого из них сейчас несколько дней на одном месте были большей пыткой. Бок очень сильно болел — удары культиста почти попали по некогда сломанным рёбрам. Это беспокоило, но Габриэль виду не показал. Не хотелось ему провести в постели дольше этих двух дней. — Не задерживайся… Весть о смерти тех сектантов могла уже долететь до нужных ушей… Будь осторожен. Охотник отвёл взгляд от Даниэля, стянул через голову испорченную рубашку и лёг, на всякий случай убрав под подушку нож. Если культисты захотят поквитаться, им будет нетрудно найти орденцев. Поэтому о двух днях не могло быть и речи. Завтра им нужно будет уйти в Манчестер. Или, если Марлоу настоит, чтобы они остались, то хотя бы перебраться в более защищённое место, чем эта гостиница. Вот уж какого завершения своей карьеры Хантер не мог допустить, так это смерти от ножа какого-нибудь свихнувшегося из-за веры ублюдка. Перевернувшись на спину, Габриэль уставился в тёмный потолок, до которого почти не дотягивался красно-жёлтый свет. Сон не шёл, и мысли снова вернулись к странному вендиго. Почему он мог разговаривать? Почему не забрал ещё живую девчонку, вместо неё решив поужинать падалью? Почему не напал на них? Что ему мешало забрать охотника? По спине Варгаса пробежала дрожь. Так и согласиться с тем, что он сам монстр, недолго. Вендиго нужно было уничтожить, пусть на первый взгляд он вёл себя мирно. Вот только Хантер не мог этого сделать. Сил не хватит, мужества, решимости, хотя сейчас, вспоминая тот момент, когда они были там и наблюдали за говорящим монстром, Габриэль осознал, что вообще не испугался. Странно. В десятке шагов от него был его личный кошмар, во снах пронзающий его когтями, разрывающий на части, но Хантер не испугался. Может, тогда страх потерять спутника был настолько сильным, что места для боязни перед вендиго не осталось? Охотник нахмурился и закрыл глаза. Просто монстр не собирался нападать. Вендиго видел и слышал их, чувствовал запах крови, знал, что это лёгкая добыча, но не тронул их. Это в голове не укладывалось, но Хантер быстро убедил себя в том, что именно поэтому страха не было. И хоть с этим Габриэль более или менее разобрался, уснуть он смог, только когда через пару часов дверь тихо скрипнула и в их крошечной холодной комнате раздались осторожные шаги вернувшегося Даниэля, который старался не разбудить охотника.