Неотвратимость

Варгас никогда ещё не заходил так далеко на север, но теперь, когда тьма пробудилась в самом сердце Шотландии, для борьбы с ней в Глазго стекались не только охотники со всей Великобритании, но и военные из Лондона. В сторону массивных ворот, работающих на паровой тяге, тянулись солдатские брички, нагруженные провизией и стройматериалами, из крепости раздавались крики, ругань и грохот ящиков, на высоких стенах стучали молотки. Гомон не затихал ни на секунду, поэтому, когда Варгас и Даниэль приблизились к воротам и спешились, Хантер, даже не пытаясь перекричать шум, молча потянул спутника к небольшой боковой двери, через которую туда-сюда сновали рабочие. Марлоу последовал за Габриэлем, стараясь не потерять его из виду, и смотрел по сторонам на бурлящую в Глазго жизнь. Крепость одновременно подавляла размерами — по сравнению с укреплениями Аптона она казалась огромной, — и вселяла надежду мощью и высотой стен. От суеты вокруг ящиков с припасами и громких голосов, считающих ружья и патроны, обсуждающих, почему лекарства так и не привезли, веяло тревогой и решимостью. И немного — страхом. Даниэль передёрнул плечами, убеждая себя, что ему это только кажется. Судя по всему, здесь собралась целая армия, которая наверняка сможет дать отпор порождениям тьмы, и им нечего бояться. Это не несколько маленьких отрядов, которые зачищали Шрусбери, сейчас всё было куда серьёзнее. Как настоящая война с обозримым полем боя и организованным противником. У людей была долгая, в тысячи лет, история подобных сражений, и теперь они не могли проиграть. Нужно только, чтобы все в это верили. Вздох Даниэля потонул в возмущённом возгласе мужчины, которого плечом задел пробегающий мимо парень. Эта война была священна для них — для каждого живущего на земле — и должна была проходить под знамёнами Господа, как это было раньше. Только в давние времена люди именем Бога прикрывали свои преступления против других людей и религий, а теперь, столкнувшись с настоящей тьмой, отреклись от Него. Даниэль вздохнул снова и покачал головой. Если бы все они верили так же безоговорочно, как он сам, если бы были объединены не только желанием выжить, но и общей идеей, если бы боролись за победу света над тьмой, а не пытались вырвать у судьбы ещё несколько дней существования в страхе и пустоте… Тогда они были бы непобедимы. — Варгас! — зычный оклик заставил священника вздрогнуть, выдернув его из размышлений. Даниэль остановился рядом с Габриэлем и поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть быстро приближающегося Кракса. — Я уж думал, вы не придёте, или что с вами по дороге случились неприятности. Рад видеть вас в добром здравии! Здоровяк улыбнулся, стянув перчатки, хлопнул широкой ладонью Хантера по плечу и пожал руку Даниэлю. — Думал, я проигнорирую прямой приказ от самого сенешаля? — насмешливо поинтересовался Варгас и искренне улыбнулся в ответ. — Как здесь? — Неплохо. Каждый день новые прибывают, хотя уже не так много. Но пара тысяч нас наберётся. Оружие и еду ещё поставляют, их точно всем хватит, а с лекарствами дела обстоят не очень… — Кракс бросил на Марлоу печальный, едва ли не извиняющийся взгляд. Хантер кивнул и посмотрел на толпу у ворот. Там завязался спор, кто-то участвовал, пытаясь перебить и перекричать других, кто-то наблюдал, кто-то молча продолжал таскать ящики. Среди последних мелькнула знакомая фигура, возвышающаяся над остальным почти на голову. — Кто ещё здесь? Скрывшись на секунду за дверью склада, мужчина вернулся, и Габриэль, рассмотрев его лицо, недовольно нахмурился — это был Билл, спутник… — Да, Старк приехал три дня назад, — сказал Кракс, заметив, куда смотрит Хантер. — Я его только один раз мельком видел, даже не знаю, чем он занимается. Брент здесь уже полторы недели, помогает механикам чинить орудия. У него, кстати, новый лекарь, совсем мелкий парень, молчаливый, как Шервуд, — поделился охотник последними новостями. — Я добровольцев и новичков от Ордена тренирую, Шакс в госпитале пропадает. А тебя наверняка посадят план разрабатывать, — хмыкнул Кракс. Варгас поморщился. Даже возиться с пушечным мясом, пытаясь за пару недель превратить его в хоть сколько-нибудь толковых бойцов, было более привлекательной перспективой, чем тухнуть с другими маршалами в душных кабинетах. — Ещё Маргарет здесь, — пробасил Кракс с явным неодобрением. — Тиви? — вскинул брови Хантер. — Какого чёрта? — Такого, что Эдмунда нет, вот и образумить её некому. — У неё же дети, — растерянно произнёс Даниэль. Кракс только гневно выдохнул, покачал головой и натянул перчатки обратно на крупные ладони. — Я разгружать помогаю, надо возвращаться, — он встретил косой взгляд Голиафа и махнул рукой себе за спину: — Прямо по улице конюшня есть, а там, — Хаксон указал на самое высокое здание, торчащее между кирпичных домов, — вам нужно отметиться, и дальше скажут, куда идти и что делать. Вам бы отдохнуть немного, выглядите так, будто всю дорогу удирали от упырей, но в итоге они вас всё равно покусали, — коротко рассмеялся охотник. — Путь был долгий, — отозвался Хантер, не став вдаваться в подробности о том, почему они с Даниэлем такие бледные и невыспавшиеся. Пусть Кракс думает, что всему виной упыри и кошмары. — Ну, ещё увидимся. Заглянув в конюшню и оставив Голиафа и Кифу на попечение лысому широкоплечему мужику, Варгас и Даниэль пошли к командному пункту. По мощёной дороге мимо них с грохотом проезжали телеги, со стены долетало эхо молотков, у госпиталя о чём-то спорили лекари, стоя над ящиком с линялыми одеялами. Казалось, в крепости кипит жизнь, но потом Даниэль обратил внимание, что почти все магазины заброшены, в морозном воздухе пахнет не свежеиспечёнными хлебом и пирогами, а опилками и порохом, и окна домов пусты. Стоило священнику заметить это, и живая суета вокруг приобрела черты предсмертной лихорадки. — Похоже, сюда приехало много охотников, — стараясь, чтобы его голос звучал бодро, обратился он к Хантеру. — Ещё и добровольцы. Не думал, что кто-то сам захочет ехать так далеко на север. — Да, больше, чем я ожидал, — мрачно отозвался Варгас и надвинул шляпу на глаза, как всегда делал, если не хотел отвечать. Вот только раньше он в принципе не горел желанием разговаривать со спутниками, а теперь — не хотел врать или рушить надежды Даниэля. В таких случаях всегда лучше было молчать. Священник поправил сползшую с плеча тяжёлую сумку, поднял глаза на высокое каменное здание и спросил после небольшой паузы: — Что-то не так? Это разве не хороший знак? Бросив на группу курящих у входа военных неприязненный взгляд, Варгас поджал губы и резко сказал: — Представь, сколько толковых бойцов среди добровольцев, новичков, которые только как живой щит годятся, лекарей и солдат, видевших монстров в лучшем случае пару раз в жизни, и поймёшь. Охотник толкнул дверь и зашёл в прохладную прихожую. После улицы, заполненной людьми и залитой белым светом зимнего солнца, большое помещение с парой горящих жёлтым ламп казалось тёмным и мертвенно пустым. Тяжёлые шаги Хантера и чуть более быстрые и лёгкие — Даниэля отдавались от стен коротким эхом. Притихший священник шёл чуть позади, борясь с усталым отчаянием и желанием убедить Габриэля, что всё будет в порядке. Несмотря ни на что. Они выживут, выберутся отсюда, а после обойдут всю Англию, вместе сражаясь и побеждая. Даниэлю нужно было, чтобы Варгас в это верил — тогда смог бы поверить и он сам. Но сейчас не было времени на разговоры. Марлоу поравнялся с охотником на пороге кабинета, из которого в коридор лился яркий свет. В просторной комнате стоял всего один стол, всё остальное место занимали бесконечные шкафы и полки с кипами пыльных бумаг. Парень за столом, видимо, секретарь, перебирал какие-то документы и что-то недовольно бормотал себе под нос, над ним в ожидании склонился мужчина, кончики длинных волос которого подметали столешницу. Услышав шаги, он поднял взгляд, и его тонкие губы изогнулись в улыбке — приветливой, но, как всегда, создающей ощущение, будто её обладатель знает о собеседнике что-то, чего даже тот не знает сам о себе. — Привет, Шакс, — первым поздоровался Даниэль. — Добрый день! А я всё думал, когда вы уже приедете. Не мог дождаться, — лекарь усмехнулся, заметив, как скептически Варгас выгнул бровь. — Не думай, это не сарказм. Меня какого-то чёрта назначили главным по госпиталю, и это кошмар. Мне срочно нужна помощь адекватного человека, — Шакс шагнул к священнику, легко приобнял его за плечи и добавил, обращаясь к Хантеру: — Я о твоём очаровательном спутнике, конечно же. Ты-то в госпитале можешь разве что добивать безнадёжных. Он беззлобно рассмеялся, отметив, как Хантер бессознательно дёрнул плечом, глядя на прикасающуюся к Даниэлю руку Шэя. Варгас всегда, даже если спутники ему не нравились, защищал их от нападок Старка и любых поползновений со стороны других охотников, как если бы оберегал очень личные вещи. А если спутник ему нравился, — а это случилось впервые, — то Габриэль предпочитал, чтобы в его сторону даже не смотрели, вот только сказать об этом Шаксу он не мог. Травник точно сделал бы из этого определённые выводы. — Буду рад помочь, чем смогу, — улыбнулся Даниэль, разбив кристализующееся в воздухе напряжение. — Отлично, — Шэй хлопнул Марлоу по плечу и вернулся к секретарю, который тут же сунул ему исписанные мелким почерком листы, но Гастингс придавил их к столу тонкими пальцами. — Запиши новеньких, лекаря я забираю в главный корпус. Я подожду. Парень закатил глаза и открыл до середины заполненный журнал. — Род деятельности, имя, возраст, — монотонно сказал он. — Маршал Ордена охотников Габриэль Хантер, — продиктовал Даниэль. Сам Хантер стоял в стороне с Шаксом и о чём-то тихо с ним разговаривал. Заниматься бюрократическими моментами он явно не собирался. — Возраст, — недовольно напомнил парень. Марлоу открыл рот, но тут же закрыл его. Сколько они уже вместе с Варгасом? Месяца три или четыре? А он до сих пор… — Габриэль, — священник обернулся к охотнику, его щёки покрыл бледный румянец. — Сколько тебе лет? — Тридцать четыре, — равнодушно отозвался Хантер и вернулся к прерванному разговору. — Тридцать четыре… — тихо повторил Даниэль и, когда секретарь это записал, назвал ему свои данные. Парень закрыл журнал и тем же монотонным голосом произнёс: — Маршалы живут в отдельном корпусе, спутников у них нет, так что вы, — он посмотрел на священника, — будете… — Нет, — прервал его Хантер. — Мы будем с рядовыми охотниками. — Как скажете, — безразлично согласился секретарь. — Тогда вам нужно пройти мимо склада, казармы к востоку от него, на улице Драйгейт. Там вас разместят. — Спасибо, — поблагодарил Даниэль и вышел из кабинета вслед за Варгасом и Шаксом. Оказавшись на улице, Гастингс запихнул документы в свою сумку и кивнул в сторону уходящей направо узкой улицы: — Я вас провожу немного, покажу короткий путь, — он плотнее обмотался шарфом и заметил: — Зря ты отказался от маршальской комнаты, я слышал, у них настоящие хоромы, и у каждого даже личная ванная есть. Варгас подтянул платок повыше, скрывая половину лица, так что между плотной тканью и полами шляпы виднелись только холодные серые глаза. — Я не выполняю обязанности маршала, а значит, и привилегиями пользоваться не должен. — Хм, — задумчиво отозвался Шакс, улыбнулся Даниэлю и, хитро прищурившись, добавил после небольшой паузы: — Однако пользоваться властью тебе это не мешает. Или что-то изменилось? — Ты же знаешь, что я не люблю всю эту чушь для высокопоставленных лиц, — прорычал Хантер. — И прекрати задавать идиотские вопросы. — Шакс, ты говорил, у тебя много работы? — Марлоу пытался говорить непринуждённо, но он никогда не умел плавно переводить тему. — Чем я смогу тебе помочь? Гастингс охотно переключился на рассказ о том, как обстоят дела в госпитале, и говорил всю дорогу до перекрёстка, на котором они были вынуждены разминуться. Как только Шэй объяснил, куда им идти дальше и, попрощавшись, свернул на другую улицу, Варгас выдохнул с облегчением, даже не пытаясь это скрыть. После долгой дороги только вдвоём его раздражало присутствие других людей, необходимость говорить с ними, обмениваться новостями, работать в команде. Снова. И от того, что встречал он сейчас старых товарищей, а не глупых новобранцев или назойливых командиров, легче не становилось. Хантер привык к их с Даниэлем маленькому миру, в котором были только бесконечные сугробы, короткие ночи в холодных гостиницах и заброшенных домах, тихие беседы, редкие споры и приглушённые стоны после долгих молитв перед одинокой свечой. И теперь Габриэля преследовало ощущение, что он разучился общаться с другими людьми. И особенно неуютно ему было рядом с Шаксом, который, казалось, не только насквозь видел его и Даниэля, но и был способен своим шаманским взглядом проникнуть в их прошлое и будущее. В казармах их встретил шотландец Гамильтон — широкоплечий парень с густой рыжей бородой, похожий на лепрекона с открыток для детей. Прежде, чем сказать новоприбывшим, где будет их комната, он раскрыл журнал, внёс их в список под ругань Варгаса, в которой самыми приличными словами были «сраная бюрократия», и выдал ключ. Поднявшись на третий этаж по лестнице из тёмно-серого камня и миновав несколько дверей, Варгас открыл ту, на которой белой краской была небрежно выведена цифра 63. Скинув сумку, шляпу и платок, Габриэль оглядел две просто сколоченные койки, стул и комод и вздохнул. Чёрт знает, сколько времени им предстояло провести в этом каменном мешке. — Похоже, и правда зря ты отказался от маршальской комнаты, — усмехнулся Даниэль, оставив арбалет в углу рядом с оружием Варгаса, и, присев на жёсткую кровать, устало вытянул ноги. Ну хоть пружины здесь не скрипели, это радовало. — Спать на пуховых перинах скорее тебе подходит, чем мне, — в тон спутнику ответил Варгас, бросил плащ на спинку стула и подошёл к окну. Там на внутреннем дворе располагалась тренировочная площадка, и до третьего этажа долетали голоса, глухой стук деревянных мечей и размеренные выстрелы. — В Ноттингеме у меня кровать была ещё жёстче, чем здесь, — возразил Даниэль и улыбнулся, глядя, как Хантер потягивается, разминая мышцы. В последние несколько дней им не встретилось ни одного монстра, только могильные огоньки слабо мерцали на горизонте, пуская по чистому снегу голубые блики, и Марлоу понимал читающееся в каждом жесте Варгаса желание подвигаться. Хотя ему самому больше хотелось спать. Священник неохотно встал, кинул свой плащ поверх плаща охотника и, подобрав его соскользнувший со стула платок, положил вместе со своими шарфом и шляпой на комод. — Как думаешь, на сколько мы здесь? — Не знаю. Зависит от того, какой у командования план. Я сейчас схожу, попробую выяснить. Но лучше располагаться поудобнее, — мрачно произнёс Габриэль. Марлоу кивнул, открыв верхний ящик, убрал в него револьвер и стилет и только в этот момент осознал, почему нужно было надеяться, что они пробудут в крепости как можно дольше — здесь они были в безопасности. Здесь можно было сложить оружие в комод и выдохнуть с облегчением. — Может, лучше немного отдохнёшь с дороги? А завтра утром… — начал Даниэль, но замолчал, прерванный настойчивым стуком. Бросив на кровать свой охотничий нож, Хантер открыл дверь и получил резкий удар под колено, на которое тут же упал. И даже не попытался защититься или встать и ударить в ответ, потому что на пороге комнаты стоял Бертрам Джонсон. — Доброго дня, мейстер, — саркастично выдавил Габриэль и предостерегающе посмотрел на Марлоу, который, сделав к ним решительный шаг, сразу замер. Даниэлю не следовало вмешиваться. Джонсон сильно стукнул Варгаса тростью по плечу, призывая молчать, прошёл в комнату, когда охотник поднялся и отступил, и захлопнул дверь. На священника он бросил лишь мимолётный взгляд и тут же потерял к нему интерес. — До меня дошли слухи, Габриэль, что ты нарушаешь устав, — строго отчеканил мейстер. Это был совсем не тот Джонсон, мягко улыбающийся в тёмной гостиной и предлагающий быть его гостями, каким Даниэль его запомнил. — Гаред, да? — хмыкнул Хантер. — Донёс всё-таки, мелкий ублюдок. — Ты понимаешь, насколько это серьёзно? — повысил голос мейстер. — Если Финч отправит письмо в Лондон, дойдёт до суда. — И что? — Варгас дерзко вскинул подбородок. Каждый раз рядом с Джонсоном он чувствовал себя так, будто ему снова двадцать пять, и начинал вести себя соответствующе. — Лишат меня звания? Будет славно. — Оказаться в подвалах Тауэра тоже будет славно? — язвительно парировал Бертрам и сразу перешёл на приказной тон: — Объясни мне, какого чёрта ты устроил в Гилмортоне. То, что рассказывал Финч, просто в голове не укладывается, хочу услышать это от тебя. Варгас упрямо поджал губы. Мейстеру, который знал Габриэля гораздо лучше многих и мог понять, в чём были истинные причины его поступков, объяснять ничего не хотелось. Простой рассказ о событиях в убежище прозвучал бы как постыдное признание. Поэтому Хантер молчал. — Это не просьба, Габриэль, — жёстко произнёс Джонсон и занёс трость для очередного удара, но буквально в дюйме от локтя охотника её перехватила чужая рука. Даниэль даже не успел понять, как в одно движение оказался рядом с Варгасом и вцепился в конец трости. Внутри у него всё сдавливало от возмущения и страха, но он не позволил себе отступить под пристальным взглядом Джонсона. Вероятно, согласно уставу Ордена, наставник Хантера имел право злиться и наказывать, вот только… Неважно, что происходило, какие были причины, насилие было недопустимо. И не имело значения, что Джонсон был мейстером, а Даниэль — всего лишь священником, волей судьбы оказавшимся спутником Варгаса, он собирался стоять на своём. Собирался защищать своего охотника. — Это моя вина, — выпалил священник, невольно напрягаясь от мысли, что Джонсон легко может ударить его тростью в грудь или в живот. — Вы ведь о похоронах отца Филиппа говорите? — Даниэль… — начал Хантер, но Марлоу не слушал. — Он много лет служил Ордену, но прежде всего оставался священником. Он должен был быть похоронен по-христиански, а не… этим вашим варварским способом. Я настоял на этом, — впервые в жизни Даниэль врал так легко, не краснея и не испытывая мук совести. Он прямо и решительно смотрел в глаза Джонсону, стискивая в пальцах трость до побелевших костяшек. — Так что это я должен нести ответственность, а не Габриэль. Джонсон поражённо вскинул брови, но быстро взял себя в руки. Нахмурившись, он выдернул трость из рук Даниэля и перевёл взгляд с Хантера на Марлоу и обратно. — Поверить не могу… — выдохнул Бертрам, покачав головой. И теперь он явно говорил не о ситуации в Гилмортоне. Варгас шумно выдохнул, чувствуя, как напряжение прошивает сквозь затылок по позвоночнику и заставляет сжимать кулаки. Он не знал, что сказать, это бесило. Если бы они с Даниэлем прямо сейчас начали спорить, кто же виноват в произошедшем, это было бы глупо. И выдало бы их за считанные секунды, подтвердив догадки, читавшиеся в лице мейстера. Впрочем, Джонсон всё равно не понял бы, насколько всё было плохо. — Ладно, — прервал Бертрам затянувшуюся паузу, — возможно, я перегнул палку. Отец Филипп был замечательным человеком, и он был достоин большего, чем тихие похороны в Гилмортоне… Но то, что сделали вы — безрассудно. Бертрам посмотрел на Варгаса, снова покачал головой и дёрнул бровью. — Стоило бы найти тебе нового спутника, Габриэль, сейчас здесь как раз есть выбор. В тишине, образовавшейся между доносившимися с тренировочной площадке выстрелами, раздался сдавленный вдох со стороны Марлоу. — Но это было бы слишком жестоко с моей стороны. И вы, похоже, всё равно бы меня не послушали, — процедил Джонсон. — Поэтому ограничимся тем, что мистер Марлоу останется в крепости на время сражения. В резерве. А с Варгасом пойдёт любой свободный лекарь. — Как скажете, мейстер, — быстро согласился Хантер, не дав священнику опомниться. И дело было вовсе не в том, что очередного удара тростью, вызванного его непослушанием, гордость Габриэля не выдержала бы. Причиной его покорности была волна облегчения — теперь он мог не беспокоиться о том, что во время сражения Даниэль полезет за ним в самое пекло. Теперь он знал, что священник будет в безопасности. — Что ж… — замешкался Джонсон, видимо, готовившийся к спорам. — Отдыхайте. Вы вовремя прибыли, вечером в командном пункте будет общий сбор основного состава. Стукнув тростью по полу, мейстер сделал шаг к двери. — Увидимся там. И скрылся в коридоре. Стоило двери за Джонсоном закрыться, как Варгас схватил Марлоу за плечо и притянул к себе, заставляя смотреть в глаза. И замечая, как спутник упрямо свёл брови, будто заранее знал всё, что Хантер хотел сказать. — Какого чёрта, Даниэль? — прошипел Варгас. — Зачем ты меня выгораживаешь? Я сам должен нести ответственность за свои поступки. Не смей больше так делать, ясно? — Если я скажу, что не буду, ты мне поверишь? Габриэль сжал челюсти и шумно выдохнул, но ответить не успел. — Если дойдёт до суда, мы должны придерживаться моей версии. Моё наказание наверняка будет не таким суровым, как твоё. Поймут, что я верующий, сочтут сумасшедшим, а что с таких взять, — с горькой насмешкой сказал священник. — Это ничего не меняет. Я говорил Гареду и теперь говорю тебе: это моё решение, ты здесь ни при чём, — отчеканил Хантер последние слова, надеясь, что на этом разговор будет закончен. — Глупости. Я не позволю тебе взвалить всё на себя. Если бы меня там не было, если бы мы… — Даниэль запнулся, опустил голову, но тут же снова вскинул взгляд на Варгаса. — Если бы мы не были… близки, тебе бы и в голову не пришло по-человечески похоронить отца Филиппа. А значит, отвечать за это мы должны вместе. Пальцы Хантера непроизвольно сжались на плече священника, пока он пытался подобрать нужные слова, которые убедят Марлоу выкинуть из головы всю эту чушь, но выражение лица Даниэля говорило о том, что передумать его заставят только насилие или грубость. То, к чему Варгас прибегал раньше. — Твою мать, — пробормотал он, притянул спутника к себе и обнял его, утыкаясь носом в светлые мягкие волосы. Марлоу обнял охотника в ответ, ощущая смутное чувство вины. — Прости, что доставляю столько проблем, — прошептал Даниэль. — Не будь я твоим спутником, ты, наверно, даже не оказался бы в Гилмортоне в это время. — Единственная проблема — это твоё упрямство, — возразил Варгас. — Кто бы говорил, — фыркнул священник и, переместив одну руку на затылок Варгаса, нерешительно его поцеловал. Движение было таким мягким и чувственным, что Даниэль уже не мог отстраниться. Не размыкая объятий, он прикрыл глаза и настойчиво повторил поцелуй, прижимаясь к Хантеру и медленно проводя языком по его губам. Габриэль с улыбкой открыл рот, позволяя Марлоу вести, спустился ладонями по его спине и притянул за бёдра ещё ближе. Нужно было переступить черту измученной нежности, которую излучал Даниэль, и которую охотнику так тяжело было выдержать. Священник привычным уже движением зарылся пальцами в волосы Варгаса и смял ткань рубашки на его плече. Он тонул в их близости, забывая, где они и что их ждёт, отдаваясь ощущениям, от которых вдоль позвоночника бежали невесомые мурашки, и поэтому, когда в коридоре громко хлопнула дверь, Марлоу чуть не подскочил от неожиданности и тут же отшатнулся от Габриэля. Сердце, и без того сбившееся с ритма от нарастающего возбуждения, едва не остановилось в то короткое мгновение, когда Даниэлю показалось, что это была дверь в их комнату. Испуганно замерев, Марлоу поднял глаза на Варгаса, который тоже выглядел растерянно. Пару секунд раздавались лишь звуки с улицы, а затем из-за стены до них донеслась ругань на чужом языке. Французский. Этот голос Хантер узнал бы из тысячи. Габриэль выразительно скривился, расслабленно опустив плечи: — Сраный лягушатник… Вот теперь и я начинаю жалеть, что отказался от маршальской комнаты. Там бы точно не было таких соседей. Священник провёл ладонью по лицу, пытаясь прийти в себя, и нервно рассмеялся. Сердце всё ещё колотилось в горле при одной мысли, что кто-то мог сейчас зайти к ним и увидеть… Он бы на месте умер от стыда. Пусть Габриэль и говорил, что всем было плевать, тот же Шакс, не скрываясь, обнимался в Лондоне с каким-то солдатом, и всё же. Так не должно было быть. Тем более у охотника и его спутника. Чтобы хоть как-то отвлечься, Марлоу взял с комода ключ и запер дверь. — Закрывается… — пробормотал он. — Нужно не забывать об этом. Глубоко вздохнув, Даниэль беспокойно прошёлся по комнате, остановился у своей сумки и, вытащив из неё одежду, сложил её в один из ящиков. Взгляд невольно упал на револьвер, который, похоже, в Глазго ему не понадобится. В груди резко похолодело, дыхание сбилось, но когда священник заговорил, его голос звучал спокойно: — Как думаешь, может, мистера Джонсона получится переубедить? Придумать для меня другое наказание. Чтобы я мог пойти с тобой. Я могу быть полезен, — Марлоу нахмурился и решительно кивнул. — Нужно попробовать. Подвинув лежащие на комоде вещи, Даниэль положил рядом Библию, поставил распятие и, посмотрев на пробитые гвоздями руки Иисуса, подавил очередной вздох. Он был уверен, что сейчас ему не помогли бы никакие молитвы. А раньше — он ни за что не допустил бы таких мыслей. — Даниэль. — Я не смогу сидеть здесь и ждать. Это невыносимо. Варгас проследил взглядом за спутником, прислушиваясь к чужой решимости и пытаясь на дне какой-то непонятной апатии нащупать свою собственную. — Даниэль, не надо. Не надо усугублять ситуацию. Если Джонсон сказал, что на время Габриэлю сменят спутника, так тому и быть. Это лучший вариант для всех — это позволит самому Хантеру вспомнить, каково это — сражаться, когда тебя ждут, когда хотят, чтобы ты вернулся. К тому же — Варгас должен был быть откровенен хотя бы с самим собой — он не сможет полностью сосредоточиться на сражении, если его первостепенной задачей станет защита Марлоу. Внутри зашевелилось забитое ощущение, которое нормальные люди уже простой привязанностью не называют, но Габриэль упрямо отмахнулся от его. — Что, если тебя там ранят, а меня не будет рядом? Кто тебе поможет? — Я там буду не один, помнишь? У меня будет другой лекарь, — сказал Хантер и отвернулся к своей кровати, чтобы переложить охотничий нож — спрятать под подушкой. Здесь в этом не было необходимости, но привычка никуда не делась. Впрочем, в соседней комнате жил Старк, так что не стоило ослаблять оборону. — Тебе придётся довериться ему. И мне. Достав из-за пояса флягу, Варгас залпом допил оставшийся ром и, не оборачиваясь, добавил через силу: — Всё будет хорошо. Он то же самое говорил Селин, когда уходил в последний раз перед их… разлукой. И теперь от этой фразы на языке появлялся знакомый металлический привкус. — Я собираюсь поспать пару часов перед собранием, — произнёс Хантер, расстёгивая жилет и рубашку. — И тебе советую. Марлоу напряжённо усмехнулся, глядя в прямую спину охотника и думая, насколько всё происходящее было странным. Похожим на затянувшийся сон, умело граничащий с кошмаром, но не переступающий черту. Они были на краю земли в белой дымке тревоги и снега, застилающей глаза и разум, и Габриэль говорил, что всё будет хорошо, а он размышлял о том, как вымолить у Джонсона разрешение пойти с Варгасом. В бой, к криптам, хоть в саму Преисподнюю. Подождав, пока Хантер задремлет, Даниэль тихо вышел из комнаты. Ему нужно было найти мейстера, и по дороге на улицу он думал о том, что говорил охотник. Даже если Джонсон разрешит ему пойти, Габриэль наверняка будет против. А совсем недавно ему было плевать. Или он только изображал безразличие, а на самом деле?.. Как всё могло измениться так сильно всего за несколько месяцев? Даниэль вспомнил, с чего начинались их сложные отношения, и невольно улыбнулся. Когда они впервые встретились в церкви, разве мог священник предположить, что однажды будет до дрожи бояться потерять Габриэля? Бояться, что снова останется один. Марлоу вспомнил, как Варгас спас его от вербера, как вытащил из канализации в Ашбурне, и, всё ещё улыбаясь, печально вздохнул и остановился посреди лестницы. Он будет мешать. Даниэль мог быть полезен, только если мертвецов мало и их можно отстреливать по одному, но это был не тот случай. В этот раз он мог только путаться под ногами, отвлекая Варгаса и уменьшая шансы выжить для них обоих. Осознание этого заставляло опускать голову и сжимать зубы, ненавидя собственную слабость и бесполезность. Если он и сам себя порой не мог защитить, что говорить об участии в масштабном сражении? Марлоу оставалось только смириться. Набраться терпения и верить в Хантера. Верить, что всё будет хорошо. Вспомнив, что они проходили мимо госпиталя по дороге к командному пункту, Даниэль отправился туда, чтобы хоть чем-то занять себя до общего сбора. Спать больше не хотелось — волнение тугим комом, оплетённым колючей проволокой презрения к собственной слабости, подкатывало к горлу, не давая спокойно дышать, так что если бы священник попытался сейчас вздремнуть, он смог бы лишь бездумно смотреть в потолок. Или нарвался бы на очередной кошмар. Госпиталь представлял собой трёхэтажное длинное здание из светлого камня с рядом высоких окон, многие из которых были чёрными от грязи. Из нескольких пустых рам на первом этаже торчали опасные обломки стекла и ловили на сколах солнечные блики. Судя по тому, что никаких строительных материалов во дворе видно не было, ставить новые окна, несмотря на мороз, не торопились. Даниэль подошёл к широкой веранде, на которой несколько молодых парней устроили перекур — одному из них было не больше, чем Луи, таким бы сейчас украшать рождественскую ёлку, готовить подарки родителям и играть с друзьями в захват снежной крепости, а не собирать медикаменты, зашивать раны и защищать крепость настоящую. Священник тихо вздохнул и шагнул внутрь госпиталя. Везде были видны следы недавнего торопливого и очень небрежного ремонта: по углам стояли банки с засохшими остатками штукатурки, валялись обломки досок, перекошенные стулья, ящики со ржавыми и сто лет как устаревшими медицинскими инструментами, возвышались стопки отсыревших книг, журналов и больничных карт. По коридору гулял сквозняк. Очевидно, хотя в Глазго прибыло множество рабочих, солдат и охотников, рук на то, чтобы привести в порядок госпиталь, не хватало. Всё было именно так, как описывал Шакс. Гастингса Даниэль нашёл в большой комнате на первом этаже с двумя ровными рядами коек, разделённых неустойчивыми ширмами. Он давал указания девушке, держащей в руках коробку с тонко позвякивающими склянками. Когда она, кивнув, вышла в смежную комнату, Шэй обернулся к священнику и вскинул брови: — Ты разве не должен отдыхать? Марлоу пожал плечами: — Не могу расслабиться. Слишком много мыслей. — Ничего, пара дней здесь — и будешь спать как убитый, — усмехнулся Шакс. — Ты ведь в медицинском университете учился, да? — Да. И это было как будто тысячу лет назад, — сказал Даниэль. — Но лекции-то ты не забыл? — хмыкнул Гастингс и, не дожидаясь ответа, открыл потрёпанную записную книжку и сделал какие-то пометки. — Займёшься обучением добровольцев вместе с другими спутниками. Понятно, что за месяц многому не научишь, но они хоть смогут оказывать первую помощь. Начнёшь завтра, а сейчас помоги Клэр, ладно? Это девушка, которую ты сейчас видел. Вчера была поставка, ещё не до конца разобрали… В общем, спроси у неё, она скажет, что делать. — Ладно, — согласился Марлоу и шагнул к двери, за которой скрылась Клэр, но Шакс, казалось, полностью погружённый в свои записи, вдруг окликнул его: — Эй, ты какой-то тихий. Всё в порядке? Даниэль обернулся и, встретив пристальный взгляд, заставил себя улыбнуться. — Просто устал. Прежде, чем Шэю захотелось спросить о чём-нибудь ещё, священник вышел из комнаты. Всё оставшееся до собрания время Марлоу помогал Клэр, которая оказалась милой общительной девушкой. С лёгким ирландским акцентом она рассказала Даниэлю о том, что прибыла в Глазго добровольцем, потому что её жених был солдатом и погиб во время столкновения с гарпиями на реке неподалёку от города, где они жили, и рядом с ним тогда не было никого, кто мог бы ему помочь. Она пожаловалась, что в крепости совсем мало девушек, и мужчины обращают на неё слишком много внимания, но рядом с Шаксом она чувствует себя в безопасности. Она восхищалась храбростью всех, кто был готов защищать их страну от пробудившейся тьмы, и священник был рад отвлечься на её ненавязчивую болтовню и рассказать немного о себе, отвечая на её вопросы. Вечером Шэй нашёл Марлоу у шкафов со старыми энциклопедиями, и они вместе отправились в командный пункт. Стоило им зайти в огромный зал, как Гастингс затерялся в шумной толпе. Остановившись у небольшой колонны, Даниэль огляделся, но не смог найти ни Варгаса, ни Брента или Кракса, зато заметил возвышающегося над окружающими Билла. Он замер у стены с равнодушным видом, словно происходящее вовсе его не касалось; рядом с ним, скрестив руки на груди, стоял Старк. На скуле у француза был выцветший жёлтый синяк, под манжетой на запястье виднелся свежий красный кровоподтёк, который охотник пытался скрыть, постоянно одёргивая рукав. Во всей позе Старка читалась настороженность, плечи были напряжены и чуть ссутулены, словно он ожидал нападения в любую секунду, но не собирался давать отпор. Даниэль нахмурился, невольно разглядывая охотника и рассеянно думая, что с ним случилось за время, прошедшее с их последней встречи. Самодовольство и высокомерие, которые тот раньше излучал, никуда не делись, но теперь возникало ощущение, словно их демонстрация давалась ему через силу. Старк, видимо, почувствовав чужое внимание, обернулся и злобно взглянул на священника, и Марлоу тут же отвёл глаза к небольшому возвышению, на которое вышли Джонсон и ещё несколько незнакомых ему людей. Один из них поднял руку, и шум в зале сразу затих — все ждали, когда наконец-то озвучат точный план действий. Все ждали определённости. Габриэль стоял у колонны рядом с доской объявлений, покрытой потрёпанными временем листовками с лицами разыскиваемых и пропавших без вести, которые наверняка давным-давно были найдены или мертвы. Или найдены мёртвыми. Среди мрачных лиц висели контракты, к некоторым портретам были прицеплены выцветшие детские рисунки. За раму доски было заткнуто несколько почти голых стеблей засохших цветов с облетевшими листьями и лепестками. Стена больше походила на заброшенный, забытый мемориал, чем на обычный контрактный стол, как в Тауэре. От всех этих портретов, рисунков и цветов несло затхлостью и гнилым забвением, и Хантер заметно помрачнел, разглядывая их, но отходить от доски не стал — в зале было уже слишком много людей, не протолкнуться. Наконец отвернувшись от стены, Габриэль осмотрелся в поисках своего спутника, но нашёл только Гареда, который пристально наблюдал за происходящим на возвышении. Хантер тоже поднял голову на главнокомандующего крепости — Кестера МакДуфа. Он переговаривался с двумя маршалами из Лондона, которых Варгас никак не ожидал увидеть за пределами их уютных безопасных кабинетов, и Джонсоном. Бертрам выглядел напряжённым и сосредоточенно скользил глазами по толпе так, словно ожидал увидеть там полчища мертвецов, притворившихся его старыми знакомыми. МакДуф кивнул маршалам, выпрямился и поднял руку. Шум толпы быстро затих. Главнокомандующий обвёл всех внимательным взглядом и громко и уверенно заговорил: — Как вам известно, на севере появилось несколько крипт. Две из них, по нашим сведениям, возникли там, где раньше был город Ньютонмор, а теперь находятся братские могилы и кладбище. Там хоронили всех, кто погиб во время местной войны за земли пятнадцать лет назад, так что могильным огонькам было, чем поживиться. Армия мертвецов всё ещё растёт, тьма поднимает даже тела животных, и таких монстров нет в нашем бестиарии, — по толпе пронёсся встревоженный гул, и МакДуф снова поднял руку. Голоса стихли. — Да, мы встретим там нечто ужасное, неизведанное, но, — он заговорил громче, не давая возможности себя заглушить, — по данным разведки, нас больше. Охотники продолжают прибывать. Мы подождём ещё неделю, а после отправимся в наступление. — А что с другими криптами? — выкрикнул кто-то из толпы. — Их ведь больше двух! Окружающие одобрительно загудели. Главнокомандующий заметно поморщился, но быстро взял себя в руки. — Есть третья крипта, о которой нам ничего не известно. Разведывательная группа, которая отправилась к ней, не вернулась. Но другие охотники были от неё на расстоянии мили и докладывали, что там не было замечено ни монстров, ни могильных огоньков. Толпа снова зашумела, кто-то выкрикивал новые вопросы, МакДуф терпеливо отвечал, но Варгас уже не слушал. От шума у него начала болеть голова, и, решив, что главное он уже услышал — сколько осталось до отправления, — Хантер повернулся, чтобы протиснуться к выходу. Однако прямо на его пути оказалась Маргарет Тиви, облачённая в простое чёрное платье, на корсаже которого охотник заметил знак медсестры. Она посмотрела на него огромными, пугающе решительными глазами и молча кивнула на трибуну, намекая, что, пока Кестер не договорит, Варгас никуда не пойдёт. Строго сдвинув брови, Габриэль подавил желание сразу высказать Маргарет всё, что он думает о её прибытии в Глазго, и повернулся обратно. МакДуф снова переговаривался о чём-то с маршалами, слушал Джонсона и, когда тот закончил, опять поднял руку, призывая к тишине. — На данный момент мертвецы движутся в сторону Аберфойла. Через неделю мы отправимся навстречу, чтобы застать их между озёрами Ментейт и Ард. Мы полагаем, что их целью является пополнение своих рядов за счёт уничтоженных по пути к центру Англии поселений. Мы должны остановить их любой ценой, — Кестер сделал паузу, его грудь тяжело поднялась и опустилась. — Если бы раньше кто-нибудь меня спросил, верю ли я, что у могильных огоньков есть разум, я бы только посмеялся над этим человеком. Но теперь, боюсь, мне пришлось бы хорошо обдумать этот вопрос… Варгас невольно переглянулся с Маргарет, хмурясь и чувствуя себя неуютно. Такие, как она, не должны были этого слышать. Таким, как она — женщинам, тем более матерям, — лучше было оставаться в неведении. — Если порождения тьмы пересекут границу, — сказал главнокомандующий, явно избегая фразы «если мы проиграем», — они захватят всю страну. Поэтому здесь собрались самые сильные, самые стойкие из нас. Мы должны победить. И мы победим — ради будущего Великобритании. Толпа отозвалась одобрительными криками, но Хантер только поморщился. Он терпеть не мог подобные речи, хотя и понимал, что большинству они необходимы. Они пробуждали надежду, веру в себя и других и самоотверженность. Но Габриэль слишком часто видел, как все эти светлые чувства и порывы в последний момент оборачивались страхом, отчаянием и бессилием. Как за всем этим следовали разочарование и скорбь. — Часть наших войск останется в Глазго, — Кестер замялся на мгновение и продолжил: — На всякий случай. Мы продолжим укреплять стены, на них будут установлены орудия. Крепость будет в безопасности. МакДуф снова обвёл взглядом присутствующих и кивнул каким-то своим мыслям. — Что ж, уже поздно. Завтра нас ждёт тяжёлый день, поэтому советую вам всем хорошо выспаться. В зале мгновенно стало очень шумно, и Хантер, поморщившись, отвернулся от главнокомандующего. Вот только прежде, чем уйти, он шагнул к Тиви и жёстко, без лишних предисловий, прорычал: — Чем ты думала, Мари? Что ты, чёрт возьми, здесь делаешь? Тиви нахмурилась и сказала тихо, но уверенно: — Я хочу помочь. Чем нас больше, тем выше шанс победить. — А как же дети? — Я оставила их с Зарин. С ними всё будет в порядке, — Маргарет скрестила руки на груди, явно готовясь защищаться. По её упрямо сжатым губам и усталости во взгляде становилось понятно, что ей не первый раз приходилось всё это объяснять. — Я не могу спокойно сидеть на месте, зная, что здесь происходит. Это всегда касалось каждого из нас, но теперь оставаться в стороне — это всё равно, что предать самого себя и всех тех, кто сражается из последних сил. Габриэль покачал головой, не скрывая осуждение. — Что, если ты здесь погибнешь? Что скажут твои дети, когда подумают, что ты их бросила? Маргарет заметно вздрогнула и прерывисто вздохнула, но голос её остался таким же уверенным: — Если я не вернусь, Зарин им всё объяснит. И они поймут меня. И будут гордиться мной так же, как и Эдмундом. Ведьма. Бледная, решительная, стойкая — такие ассоциации вызывала Маргарет у Габриэля. И несмотря на то, что, по его мнению, она должна была остаться в Лондоне со своей семьёй, именно её слова, а не речь главнокомандующего, пробудили в Варгасе прежнюю безрассудную отвагу. Теперь ему казалось, что если бы МакДуф приказал выдвигаться прямо сейчас, он без колебаний поцеловал бы Даниэля на прощание — пусть даже у всех на глазах, ему было плевать — и пошёл в бой без оглядки. — Габриэль, — снова заговорила Тиви. — Я получила письмо о том, что ты отомстил за Эдмунда… Спасибо тебе. Ты самый порядочный из всех, кого я знаю. Габриэль поискал глазами Даниэля и неловко пожал плечами. — Я просто выполнял обещание. К тому же уничтожать этих тварей — мой долг. Выражение лица Маргарет смягчилось впервые за вечер, она благодарно сжала локоть охотника на мгновение и, не прощаясь, развернулась к выходу. Варгас снова окинул взглядом поредевшую толпу и наконец нашёл своего спутника. Он перехватил Даниэля у двери, и они вместе вернулись в свою комнату, обсуждая услышанное нарочито спокойно. Потому что они должны были оставаться сильными друг для друга. *** Неделя. Сначала Даниэлю показалось, что этого времени будет мало, а когда на следующий день начался обратный отсчёт, он понял, что времени мало катастрофически. Его не хватало ни на что, так много было дел. Даже на молитвы его не было: утренние пришлось максимально сократить, а на вечерние почти не оставалось сил. Каждый день, ближе к ночи, Марлоу возвращался в комнату уставший и, падая на кровать, тут же отключался. Во всём этом был один несомненный плюс — на то, чтобы волноваться и думать о том, что их ждёт, тоже не оставалось ни времени, ни сил. Работы в госпитале было так много, что они ничего не успевали. Вместе с Шаксом, Аптекарем, другими спутниками и добровольцами Даниэль разбирал многочисленные ящики с медикаментами, понимая, что их наверняка не хватит, и в какой-то момент лекарям придётся выбирать, кого спасать. Если не тем, кто останется в крепости, то тем, кто отправится за стены, и от этих мыслей Марлоу пробирала крупная дрожь. Наверняка можно было сказать, что не хватит коек и одеял, и сейчас, когда окна покрывались инеем, а снег всё продолжал идти, это беспокоило особенно сильно. От холода раненые могли подхватить простуду, которая для больных могла сыграть решающую роль. Зато в госпиталь доставляли всё новые партии опиума. И Марлоу сомневался, что этому можно радоваться. Помимо разбора коробок и подсчёта имеющихся лекарств для доклада МакДуфу, Даниэль вместе с Аптекарем и другими спутниками, которые имели хоть какое-то медицинское образование (а таких было очень мало), учили добровольцев, как оказывать первую помощь при ожогах, переохлаждениях и переломах, как останавливать кровь, вправлять вывихи и накладывать швы. За столь короткое время невозможно было подготовить новичков достаточно хорошо, но так от них мог быть хоть какой-то толк. Среди добровольцев Марлоу видел миссис Тиви, которая пыталась везде успеть, всё запомнить и всем помочь. Даниэль удивился, что она была в Глазго, так далеко от Лондона и своих детей, но говорить ничего не стал. Лишь спросил, обрела ли она покой, узнав об отмщении мужа, и был рад узнать, что да, ей стало легче. Когда до отправления войска оставалось три дня, Даниэля на пороге госпиталя подловил солдат — взрослый мужчина с длинным шрамом, пересекающим всё лицо. На улице было уже темно и пустынно, только несколько лекарей стояли в стороне и курили в задумчивом молчании, но солдат всё равно напряжённо огляделся, прежде чем тихо заговорить: — Добрый вечер. Вы ведь… священник, да? — Д-да, — запнулся от неожиданности Марлоу. Под шарфом у него не было видно колоратки, а значит, незнакомец точно знал, к кому нужно подойти. — Меня зовут Даниэль. Солдат не представился в ответ. Он посмотрел в сторону курящих лекарей и сбивчиво произнёс: — Отец Даниэль… вы не могли бы… я хотел бы… исповедоваться. Справившись с секундным удивлением, Марлоу сдержанно, успокаивающе улыбнулся: — Конечно. Идите за мной. Священник провёл солдата в госпиталь, в один из пустующих кабинетов. В окна лился мягкий свет уличных фонарей, выхватывая из темноты смутные очертания мебели, пахло пылью и сыростью. Даниэль зажёг лампу, поставил её на стол и указал мужчине на один из двух стульев: — К сожалению, часовня на другом конце крепости и к тому же давно заброшена, но пусть обстановка вас не смущает. Главное, чтобы ваша исповедь была искренней, остальное неважно. Марлоу сел рядом с солдатом; вместо решётки исповедальни их разделял полумрак. Не глядя на незнакомца, священник достал из кармана чётки. Тёплые деревянные бусины привычно легли в ладонь. — Я… не помню, с чего нужно начинать, — неловко признался солдат. — Ничего страшного, повторяйте за мной: во имя Отца и Сына и Святого духа, аминь, — подсказал Даниэль и продолжил после того, как мужчина повторил: — Господь да будет в сердце твоём, чтобы искренно исповедовать свои грехи от последней исповеди. Слова, которые священник не произносил уже долгое время, легко всплывали в памяти и отзывались внутри согревающим благоговением. Как давно у Марлоу не было возможности выслушать кого-то, стать проводником между нуждающимся и Господом, и теперь, несмотря на то, что им приходилось сидеть в холодном медицинском кабинете, в темноте и пыли, он был счастлив исполнить свой священный долг. — Полагаю, вы даже и не помните, когда была ваша последняя исповедь? — спросил Даниэль и, не дожидаясь ответа, мягко продолжил: — Ничего, всё в порядке. Просто расскажите обо всём, в чём раскаиваетесь, и Господь простит вас. Солдат начал говорить, робко, сбивчиво, но с каждым следующим словом его голос становился чуть смелее, и когда рассказ подошёл к концу, он сидел на стуле выпрямившись и больше не опуская голову, так, словно признал все свои ошибки и готов был понести за них наказание. Первыми грехами, о которых он поведал, были прелюбодеяние и взяточничество, и он говорил о них так, будто пытался прощупать почву, привыкнуть к собственной откровенности, и лишь под конец он с искренним и страстным раскаянием рассказал о том, как однажды в пьяной драке чуть не убил невинного человека. — Господь услышал вас, Он знает, что ваши слова идут от самого сердца, и Он дарует вам прощение и мир, — Даниэль перекрестил солдата и спросил: — Хотите помолиться вместе со мной? В темноте раздался смущённый вздох: — Я не помню ни одной молитвы. — Просто повторяйте за мной, хорошо? Отче наш, сущий на небесах… Мужчина тихо, неуверенно повторял давно забытые фразы, и уже к середине молитвы их голоса, хриплый — солдата и читающий слегка нараспев — священника, слились в один. — Спасибо, отец Даниэль. Что выслушали, — мужчина поднялся со скрипнувшего стула. — Вы должны благодарить не меня, а Бога, я всего лишь посредник, — улыбнулся Марлоу и, подхватив лампу, вышел из кабинета вслед за солдатом. На следующий день во время обеда к священнику подошёл один из лекарей и тоже спросил, может ли он исповедоваться. И он был не последним. Некоторые добровольцы, в основном женщины, несколько солдат и даже пара охотников — все украдкой, будто боялись, что их увидят и осудят, — просили Даниэля выслушать их исповедь и отпустить грехи. Всё это вызвало у Даниэля смешанные чувства: с одной стороны, он был рад, что люди стремились позаботиться о своей душе; с другой стороны, Марлоу понимал, что здесь, в этой мрачной крепости, которая могла стать их общей могилой, к раскаянию подталкивал обыкновенный страх смерти. И всё же Даниэль никому не отказывал во встрече, даже если был слишком уставшим. Он находил утешение в возможности кому-то помочь и надеялся на то, что эти люди, пережив сражение с мертвецами и покинув крепость, по-прежнему будут обращаться к Богу. Последние дни до отправления войска пролетели так незаметно, что, когда наступило Рождество, Марлоу осознал это лишь к обеду. В крепости не было возможности его как-то отметить, но от того, что священник едва не забыл об этом дне, сердце болезненно сжималось от печали. Никогда ещё в жизни Даниэля Рождество не проходило в такой мрачной обстановке — если, конечно, не считать те времена, когда он возвращался домой на зимние каникулы, и его родители демонстративно игнорировали само существование этого светлого праздника. Тогда он ощущал себя изгоем в собственной семье, сейчас же испытывал лишь одиночество и тоску. В этот день, когда можно было хоть ненадолго забыть обо всех бедах, улыбнуться друг другу и вместе радоваться рождению Спасителя, все ходили уставшие, раздражённые, охваченные тревожным ожиданием. Но несмотря ни на что, Даниэль не должен был поддаваться унынию, поэтому поздно вечером, когда в кабинете остались только он, Клэр, миссис Тиви и Шакс, он начал тихо напевать рождественские песни, которые раньше каждый год звучали в его церкви. В госпитале часто можно было услышать, как за монотонной работой кто-то насвистывает или мычит себе под нос незамысловатые мотивы, и обычно остальные не обращали на это внимания. Но в этот раз Клэр неожиданно подхватила напев, немного неуверенно, словно ей приходилось вытягивать полузабытые слова из глубин памяти. Она улыбнулась запнувшемуся от удивления Даниэлю, и её чистый голос, разносившийся по полумраку холодной комнаты, согревал сердце и внушал надежду. В тот вечер священник хотел дождаться Варгаса, но в коридоре уже стихли последние шаги, даже Старк за стеной перестал выплёвывать ядовитые ругательства в ответ на спокойные замечания Билла, а Хантер всё не возвращался. Он часто задерживался то в оружейной, то на собраниях командования, и приходил заполночь. И Даниэль, хоть пытался бороться со сном, сам не заметил, как опустил голову на подушку — всего на секунду — и закрыл глаза. В ту ночь ему снилось, что они с Габриэлем были в лесу у озера, оба живые и здоровые, и яркие солнечные лучи пробивались сквозь плотную зелёную листву и золотом сверкали на водной глади. Даже долгий путь из Гилмортона в Глазго не утомил Габриэля так сильно, как первый же день после прибытия в крепость. Слишком много ему приходилось слушать и, что ещё хуже, говорить. Сразу после завтрака, когда Хантер собирался на тренировочную площадку, его перехватил Джонсон и, не обращая ни малейшего внимания на недовольство Варгаса, затащил на собрание командования. Там МакДуф, уже не скрывая беспокойства и не пытаясь подбирать оптимистичных слов, обсуждал план сражения, маршалы и мейстеры спорили о том, не стоит ли дождаться мертвецов в крепости и отразить их атаку прямо из Глазго, а Габриэль слушал, блуждая взглядом по карте местности и мечтая уйти. За несколько мучительных часов, наполненных ругательствами и криками, у него разболелась голова и возникло устойчивое желание перебить всех присутствующих к чёртовой матери, даже Джонсона — за то, что тот сидел с таким спокойным и невозмутимым видом, будто они вели мирную беседу за чашкой чая. Единственным, что предложил Хантер, было оставить тяжёлые орудия в крепости, а с собой взять взрывотехнику, так как против монстров низкого уровня опасности — которых, по данным разведки, в армии мертвецов было большинство, — она была наиболее эффективной. Обсуждение этого предложения заняло не меньше получаса, и когда его наконец приняли, собрание закончилось. Покинув душную комнату и вздохнув с облегчением, Габриэль хотел вернуться к утренним планам — пойти на площадку и размяться, прежде чем приступать к общественно полезным делам, но не успел сделать и пары шагов, как услышал позади стук трости. Он мог бы сбежать — Джонсону не под силу было его догнать, — но Хантер обернулся и вопросительно и чуть раздражённо вскинул брови. Как будто вернулся лет на восемь назад и снова должен был спрашивать разрешения у мейстера, чтобы пойти в город. — Я рад, что ты присоединился к нам, Габриэль, — добродушно начал Бертрам. Варгас недовольно фыркнул — будто у него был выбор. — Следующее собрание будет послезавтра в то же время. — Что мне там делать? Пользы от меня в таких делах не больше, чем от евнуха в борделе. — Это зависит от того, для каких целей тебе этот евнух потребуется, — невозмутимо отозвался Джонсон и настойчиво повторил: — Послезавтра. В то же время. Хантер, нахмурившись, дёрнул плечом, отвёл взгляд в сторону и прорычал сквозь зубы: — Ладно. — Тебе, полагаю, ещё никакую работу поручить не успели? — светским тоном поинтересовался мейстер и, дождавшись, пока Варгас отрицательно помотает головой, продолжил: — Отлично. Я думаю, тебе стоит заняться подготовкой новобранцев. Ты с этим прекрасно справишься. — Если не перебью их ненароком, — проворчал Хантер. — Такой настрой с твоей стороны как раз не позволит им расслабиться, — неожиданно мягко улыбнулся Джонсон, остановившись перед тяжёлой входной дверью, объяснил Габриэлю, куда ему идти, и, не прощаясь, свернул в сторону высокой лестницы. Стук его трости звонким эхом отдавался в пустом коридоре. Подготовка новобранцев, которых в кратчайшие сроки нужно было превратить из бестолкового пушечного мяса в пушечное мясо, способное дать хоть какой-то отпор, оказалось куда более утомительным и раздражающим занятием, чем представлял Габриэль. Когда он добрался до нужного места, то встретил там Кракса, который быстро, с непривычно деловым, чужим для этого здоровяка видом объяснил, по какой системе они работают, и даже этот короткий разговор не поднял настроение. Да, сейчас было не время для веселья, но прежде любая беседа с Хаксоном придавала сил, заряжала необъяснимой бодростью, а сейчас, похоже, у Кракса просто не было времени на то, чтобы излучать свою неиссякаемую энергию. Весь оставшийся день Варгас пытался вдолбить в головы новобранцев элементарные основы боя, строил их, бил деревянным мечом по плечам и бёдрам, когда те начинали вести себя так, будто не монстров собирались убивать, а ставили дурное представление в деревенском театре, и говорил, говорил, говорил. Ближе к вечеру, когда все устали так, что и оружие держать в руках не могли, рассказывал о тварях, которые ему были известны, об их особенностях и слабых местах, и отвечал на идиотские вопросы. Да, нужно отрубать головы — для надёжности. Нет, если оборотень укусит, человек монстром не станет. Но вот от заражения вполне помереть может. И да, как крипты закрывать — неизвестно. Но победить мы можем. Мы обязаны. Последующие дни мало отличались от первого. Габриэль ходил на собрания, материл новичков, про себя отмечал, у кого из них есть шанс пережить столкновение с армией мертвецов, а кто безнадёжен, и, возвращаясь в комнату поздним вечером, падал на кровать и мгновенно засыпал. Несколько раз за эти дни они с Краксом устраивали для новобранцев показательные бои. У Варгаса после них по всему телу расцветали синяки и противно ныли ссадины, потому что у Хаксона, даже если он бил всего лишь в четверть силы, рука была тяжёлая, и при этом, несмотря на свои внушительные размеры, здоровяк был быстрым. Конечно, Кракс тоже не оставался невредимым, но если бы Габриэля спросили, кто из них победит в настоящей драке друг с другом, он бы крепко задумался. Иногда на тренировочной площадке Хантер замечал Гареда. Финч держался в стороне, отрабатывал удары на манекенах и в сторону Габриэля не смотрел, пока Варгас не собрался провести ещё один показательный бой, чтобы показать несколько приёмов, но Кракса рядом не оказалось. Когда Хаксон успел уйти, Варгас не заметил, поэтому мог только скользнуть по толпе ищущим взглядом, пытаясь найти подходящего помощника. Наткнулся он в итоге на прищуренные глаза Гареда. И тот, прежде, чем Габриэль хоть что-то успел сказать, упрямо сжал губы, развернулся и ушёл, высокомерно задрав голову. Хотелось догнать его и вмазать. Но Варгас великодушно сдержался. Всю неделю перед Хантером мелькало множество лиц, одинаково взволнованных и мрачных. Порой ему казалось, что, если бы он попытался сосчитать, сколько людей прошло через его тренировки, сколько раз он объяснял тактику ведения боя с разными монстрами, сколько раз обсуждались детали грядущего сражения, у него бы ничего не получилось. Просто потому, что он не знал таких больших цифр. Удавалось отвлечься лишь ненадолго, когда поздними вечерами они с Краксом оставались вдвоём и, проверяя исправность оружия на складе, говорили о чём-то отвлечённом. Как добрались. Как жена, как дети. Откуда новый шрам на подбородке. В прохладной темноте склада, разгоняемой лишь парой ламп, под стук и лязг оружия, Хаксон говорил куда охотнее, чем под блёклым светом зимнего солнца. Варгас видел и других знакомых: часто на тренировочной площадке замечал Финна, несколько раз во время завтраков сидел недалеко от Старка. Последний на Хантера не обращал ни малейшего внимания, что вызывало подозрения. Француз был бледен, напряжён, и его голова часто устало опускалась, но потом, будто опомнившись, он выпрямлялся и задирал подбородок с упрямым высокомерием. Старк выглядел, как человек, которого били, но не оставляли следов. И Варгас, если бы имел возможность убедиться в том, что так и было, ощутил бы лишь лёгкое злорадство. Однажды ведь лягушатник должен был получить по заслугам. Единственным, кроме Кракса, с кем Хантер действительно был не против встретиться, был Брент, но с ним Габриэль пересёкся за всю неделю только один раз — они нечаянно столкнулись на пороге казармы. С неба крупными хлопьями валил снег, поблёскивая в свете фонарей, на улицах было темно и безлюдно, и только тихие торопливые голоса раздавались у входа в казармы. Приблизившись, Варгас понял, что ему не послышалось, и один из этих голосов принадлежал лучнику, который переговаривался с молодым человеком. — Брент, — позвал Габриэль и улыбнулся, когда тот вздрогнул и резко вскинул растерянный взгляд. — Заговор замышляете? — Ты о чём? — Лионелл поднял брови, но тут же засмеялся и махнул рукой: — А, что ты! Просто не хотим никого разбудить. Наша комната как раз с этой стороны, ты не представляешь, какая тут слышимость. Брент кивнул своему собеседнику, давая понять без слов, что не о чем волноваться, подошёл к Хантеру и хлопнул его по плечу, с которого на землю посыпались сухие снежинки: — Варгас, чёрт! Рад видеть тебя живым и здоровым. До меня дошли слухи, что ты целую неделю бродил по Долине Надежды? Вы с Даниэлем совсем отчаянные! — Слухи, — фыркнул Габриэль, — ты просто на днях виделся с Краксом, да? И он всё разболтал. — Ну да, — лучник расплылся в улыбке: — А ты что, сам хотел похвастаться, что мантикору прихлопнул? Варгас небрежно пожал плечами и сказал насмешливо: — Хвастаться — это по твоей части, Брент… — Ничего подобного! — …К тому же Кракс наверняка эту историю рассказал лучше, чем я, — охотник перевёл взгляд на худенького парнишку с узкими плечами и вытянутым лицом: — Нашёл нового спутника? — Да, это Лиам, — Лионелл обернулся и поманил молодого человека к себе: — Знакомься, Лиам, это маршал Хантер, или просто Варгас, — сделав короткую паузу, Брент важно добавил: — Мы вместе спасали Шрусбери. Лиам вскинул чёрные брови и, не сумев сдержаться, тихо и коротко рассмеялся. А потом, продолжая улыбаться, от чего на бледных щеках у него появились ямочки, пожал протянутую ладонь Габриэля. — Приятно познакомиться, — сказал спутник и спрятал тонкую кисть в кармане. Похоже, у него были руки, как у настоящего врача: нежные, холёные, аккуратные — это чувствовалось даже сквозь перчатки. Хантер кивнул и чуть нахмурился, но от разглядывания чужого медика его отвлёк Брент: — Я после Шрусбери добрался до Бирмингема, там, думал, кто-нибудь подходящий точно найдётся, а мне, представляешь, их мэр сказал, что кого-нибудь в подмастерье я себе могу забрать, а лекаря они не отдадут, им, видите ли, самим не хватает. А я был расстроен после… — Лионелл запнулся, но быстро продолжил: — Ну, после всего, что случилось, и даже спорить не стал. Решил, что потом в другом месте спутника найду, и пошёл пить. Один. Но когда уже пару-тройку кружек выпил, увидел такого же одинокого путника, хотел присоединиться, а он мне сказал, что ему компания не нужна, — Брент усмехнулся воспоминаниям, хотя звучали они совсем невесело. — У меня тогда совсем дерьмовое настроение стало, а ты знаешь, как я пью, когда мне грустно. Ну и я так напился, что даже не помню, как до комнаты добрался. А наутро оказалось, что я вечером с кем-то драться пытался, буянил, чуть не отключился прямо в зале, но меня довели до кровати и даже кувшин с водой и настойку от головной боли на тумбочке оставили. И представляешь! Оказалось, что этот пацан, который отказался со мной пить и который мне потом помог, был Лиам, — под конец рассказа Брент сиял улыбкой так заразительно, что Варгас не мог на неё не ответить тем же. — Так мы и познакомились. — Не иначе, как вас свела сама судьба, — сказал Габриэль и снова посмотрел на спутника. Тот смущённо отвёл взгляд в сторону и сделал едва заметный шаг ближе к Лионеллу. — Рад слышать, что тебе так повезло. — Не то слово! — воскликнул Брент и, спохватившись, искренне поинтересовался: — Вы-то с Даниэлем как? Не ругаетесь больше? — Ругаемся, — хмыкнул Варгас и поймал себя на том, что подобные вопросы от Лионелла почему-то не вызывают никакой неловкости и желания перевести разговор на другую тему. Должно быть, из-за того, что у лучника не было ни жуткой проницательности, ни чрезмерно пристального взгляда. С Брентом всегда было легко. — Но уже скорее по привычке. — Чтобы ты со спутником не ругался, да и вообще с кем угодно, небо должно рухнуть на землю, — рассмеялся Лионелл и снова хлопнул Габриэля по плечу. — Ладно, Варгас, время позднее, спать пора. Если не здесь, то ещё в дороге скоро поболтаем. Брент махнул Хантеру на прощание, и они с Лиамом скрылись в казарме. До того, как отправляться в путь, на тот момент оставалась всего пара дней, и почти всё это время Габриэль проводил с командованием, хотя искренне считал, что на тренировочной площадке пользы от него было бы больше. А в последний день отведённой на подготовку недели Варгас участвовал в распределении, по итогам которого в крепости должно было остаться не больше пятой части всего войска. Из тех, кого знал Габриэль, вместе с Даниэлем в резерв были определены Шакс, Маргарет, Лиам и Финн. Каждый из них хотел оспорить решение командования, но их мнения, конечно же, никто не спрашивал. *** Дверь едва слышно открылась и закрылась с тихим хлопком. Щёлкнул замок. В темноте раздались осторожные мягкие шаги — тень священника мелькнула в полосе тусклого света, тянущегося от окна. Даниэль подошёл к комоду, медленно скинул плащ и шарф, положил рядом с распятием колоратку и застыл на мгновение. Он никак не мог решиться заговорить с Хантером, думая, стоит ли тревожить его сейчас, когда охотнику обязательно нужно было отдохнуть перед дорогой. Но мысль, что, возможно, это последняя ночь, когда они оба ещё живы, стискивала горло и заставляла отринуть все сомнения. Приблизившись к кровати Варгаса и присев на её край, Даниэль тронул охотника за плечо и позвал, уверенный, что всё это время Хантер молча слушал шорох одежды и звук взволнованного дыхания: — Габриэль? Ты спишь? Варгас не спал. Он лежал на спине, глядя в потолок, а после, когда пришёл священник, наблюдал за его тёмной фигурой и не мог заставить себя встать и сказать что-нибудь. Габриэль не знал, как себя вести в такой ситуации, что говорить. Они должны были попрощаться? На всякий случай. Или врать друг другу о том, что всё обязательно будет хорошо? Лучше было молчать, но, похоже, Даниэль так не считал. — М? — Варгас встретил взгляд священника и неохотно приподнялся на локтях. — Нет, не сплю. Что такое? Марлоу прерывисто вздохнул. Волнение, исходящее от него, чувствовалось кожей. Хантер нахмурился, сел и провёл ладонью по лицу. Как же он терпеть не мог подобные разговоры… И всё равно продолжил: — Что случилось? Ты… — Тихо, — прошептал Даниэль, накрыв холодными пальцами его губы. Где-то в коридоре хлопали двери, где-то над ними раздавались беспокойные шаги — из одного угла комнаты в другой, где-то за стеной слышались приглушённые голоса. Марлоу глубоко вздохнул и убрал ладонь, блуждая взглядом по лицу охотника, будто пытался увидеть хоть что-то, что придаст ему уверенности, но судя по тому, как напряжённо сходились на переносице его брови — не находил. — У меня есть кое-что для тебя… но тебе не понравится, — Даниэль нервно улыбнулся, достав что-то из кармана брюк. — Я хотел отдать вчера. Как подарок на Рождество, но не получилось. Священник замялся на секунду и быстро протянул к Варгасу руки, накидывая ему на шею тонкую верёвку с простым деревянным крестом, лёгким, но прочным. — Пожалуйста, не снимай его. Хотя бы пока мы не уйдём отсюда, — Марлоу опустил взгляд и накрыл крест ладонью, прижимая его к груди охотника. — Умоляю, Габриэль… Мне страшно. А так будет хоть немного спокойнее. Так он мог утешать себя убеждением, что Господь защитит Варгаса от всякого зла. Так он мог думать, что крест станет проводником для его молитв, крепче свяжет их с Хантером. От мыслей о завтрашнем дне пробирала едва заметная дрожь, и Даниэлю нужно было хоть за что-то цепляться. — Я мог бы сделать лучше, наверно, но времени не было… хотя мастер по резьбе из меня не очень, — неловко добавил он, смущённый молчанием Габриэля. Тяжело вздохнув, Варгас кивнул и тронул верёвку. Она слегка покалывала чувствительную кожу у позвонков, крест непривычным ощущением чего-то чужеродного ложился на грудь между рёбер, но Даниэль так смотрел на охотника, что тот не мог отказаться от подарка. — Не волнуйся, я его не сниму, — сказал Хантер. Он помнил, как однажды, в далёком детстве, мать подарила ему крестик — небольшой, простенький, зато серебряный. Носил его Варгас совсем недолго, потому что шнурок всё время за что-нибудь цеплялся, потому что он не верил во все эти символы, потому что крестик просто раздражал. Но теперь это было не холодное серебро, а тёплое дерево, и подарок был изготовлен не безликим мастером, а руками Даниэля, и вручил его Хантеру не фанатичный родственник, а собственный спутник. Губы Марлоу дрогнули в попытке изобразить улыбку, пальцы соскользнули на живот Варгаса, касаясь самыми кончиками. Медленно, с усилием, священник убрал руку, упёрся ладонями в край кровати и отвернулся к окну, за которым крупными хлопьями падал похожий на пепел снег. Шаги наверху затихли. За стеной раздались глухой удар, короткое ругательство и резкий скрип кровати. Голоса оборвались, и больше из соседней комнаты не доносилось ни звука. Даниэль напряжённо молчал, пытаясь собраться с мыслями, понять, что он хотел сказать, и был ли в этом хоть какой-то смысл. Страх комом подкатывал к горлу, от него холодели пальцы и сердце заходилось в торопливом и болезненном стуке. Сглотнув, священник повернулся обратно и сильно, до боли вцепился Хантеру в плечи. — Пообещай мне, — настойчиво прошептал Марлоу и поднял на Габриэля отчаянный взгляд. — Обещай, что вернёшься. Что не оставишь меня. Варгас подавил тяжёлый вздох и сжал в пальцах простынь. Он не хотел этого говорить, не хотел поддаваться умоляющим глазам Даниэля, не хотел давать обещаний, которые мог не сдержать. И думал о том, что для них обоих было бы лучше, если бы он мог уйти, не прощаясь, а священник прочитать пару дежурных молитв и забыть. Но Хантер не умел отматывать время назад. Иначе он вернулся бы в тот момент, когда Даниэль впервые осмелился ему перечить, и указал бы спутнику его место парой ударов. Заставил бы Марлоу бояться и ненавидеть. Ради его же блага. А теперь Варгасу приходилось отводить взгляд и стискивать зубы, чтобы не сказать то, что спутник хотел услышать. Но наблюдая, как угасает огонь надежды в голубых глазах, как устало опускаются веки, как отчаянно Даниэль подаётся вперёд и утыкается в его лоб своим, Хантер не выдержал. — Обещаю, — выдохнул он. Марлоу вздрогнул, будто от холода, чуть отстранился, чтобы встретить взгляд Габриэля, убедиться в искренности, и поцеловал охотника. Это было лёгкое, нежное прикосновение к губам, от которого у Даниэля всё внутри сжалось, содрогнулось в страхе, навязчивом и липком, и, чтобы прогнать это ощущение, он обвил шею Хантера руками и настойчиво, требовательно скользнул языком в его рот. Варгас отвечал на поцелуй, медленно, не допуская сумбурной и лихорадочной спешки, будто уверенными движениями губ пытался упорядочить творящийся в голове Даниэля хаос. Он забрался ладонями под рубашку спутника, успокаивающе погладил по спине и бокам, и тот постепенно расслабился в его руках. Пульс стучал в ушах Даниэля, заглушая голос, когда он снова немного отстранился, чтобы заглянуть Габриэлю в глаза, и твёрдо произнёс: — Это не прощание. Ты вернёшься. А я буду тебя ждать.