Неотвратимость

От запахов, заполняющих медицинскую палатку, намертво въевшихся в ткани, волосы и кожу, пропитавших внутренности, мутило и кружилась голова. Тошно было от тяжёлой вони опиума, трав и отравленной гниющей плоти, от хрипов умирающих и мельтешения лекарей. Они пытались спасти ещё хоть кого-то, но пары дней было вполне достаточно, чтобы всё прояснилось: кто будет жить, а кто отправится на костёр бесполезным мешком с костями. Эти отвратительные циничные мысли роились в голове Габриэля, неподъёмной и пустой из-за лекарств, пока он лежал на койке и пялился в провисающий потолок, который ему уже до смерти надоел. Двое суток у Варгаса было всего два занятия: спать и гипнотизировать этот самый потолок в попытках заснуть. Как обстоят дела снаружи, он улавливал лишь по обрывкам разговоров и угадывал по ранам на новых пациентах. Выйти на улицу и разузнать самому, как продвигается охота на оставшихся монстров, не позволял Аптекарь, который зашил его ногу, обработал все царапины и порезы и теперь следил за состоянием. Аптекарь силой удерживал его на койке, вкалывал опиум, и желание вставать и куда-то идти растворялось вместе с болью. Но сейчас Аптекаря рядом не было. За пределами палатки что-то происходило: скрипело, гремело и трещало — и Варгас мысленно собирался с силами, чтобы поднять своё окаменевшее, скованное неподвижностью тело. Пока он не шевелился, было не больно, и нужно было решиться на то, чтобы разбить кокон тупого оцепенения, в который его заключили бинты и опиумный дурман. Снаружи — словно в другом далёком мире — кто-то бегал, куда-то торопился, раздавались громкие голоса и фырканье коней. Суета проникала в сонное, полумёртвое пространство палатки, заставляла лекарей спешить и греметь инструментами, а пациентов — отзываться на шум тихими монотонными стонами. Среди голосов, доносящихся с улицы, Габриэль различил зычный бас Кракса — или это ему только казалось. Эти два дня он постоянно слышал знакомые голоса — во сне и реальности. Спокойные приказы Джонсона, размеренные рассуждения Хаксона, неразборчивую ругань Старка и весёлые шутки Брента. В них вплетался и ласковый шёпот Даниэля, который настойчиво твердил: «Всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо». Вот только воображаемый Даниэль был неправ. Потому что Джонсон едва мог произнести пару слов из-за ранения, Старк пропал, а Брент больше никогда не заговорит. Как и половина тех, кто отправился в поход. Варгас прикрыл глаза и глубоко вдохнул, ощущая себя незаслуженно живым. Да, он-то ещё был жив, а лежал тут как мешок с дерьмом. Хватит, достаточно он себя жалел. Сев на койке и стиснув зубы, чтобы не застонать, Габриэль поднялся и тут же пошатнулся, но устоял. Ныла каждая мышца: то ли из-за напряжения ночной схватки, то ли из-за долгой неподвижности. Но это было ничто по сравнению с острой режущей болью в бедре и под коленом. Хантер не мог ни наступить на ногу, ни согнуть её, но лучше терпеть, чем и дальше пялиться в потолок. Взгляд быстро нашарил у соседней койки знакомую склянку с опиумом, но Габриэль одёрнул себя, с трудом оделся и, сильно хромая, вышел на улицу. В нос ударил ледяной свежий воздух, разгоняя мутивший голову туман. Варгас плотнее закутался в подраный плащ, натянул платок на лицо и осмотрелся. В утреннем полумраке было видно взрывотехников и инженеров, которые погоняли тянущих орудия лошадей; нескольких маршалов, восседающих на конях и слушающих отчёты солдат; добровольцев и охотников, толкающих увязающие в сугробах телеги. Издалека — со стороны лагеря — доносились смазанные ветром голоса, и смутные очертания палаток исчезали одно за другим. Оставались только рассеянные столбики дыма. Габриэль перевёл взгляд на озеро: о страшной ночи напоминали лишь вздыбленные глыбы льда и запорошенные снегом бугры — туши крупных монстров. Заметив неподалёку группу охотников, которые в мрачном молчании брели за одной из повозок, Варгас захромал в их сторону. Рыхлый снег сыпался под ногами, и бедро на каждое движение отзывалось мучительной болью, но с каждым шагом она становилась привычнее, а по мере того, как холод схватывал тело, пронизывая до костей, — слабее. И чувства, которые всколыхнулись при виде перевалившейся через край телеги безжизненной руки, замерзали тоже. — Варгас! — услышал он встревоженный голос, и к нему стремительно приблизился Кракс. Хорошо, не придётся идти оставшиеся несколько ярдов. Габриэль успел сделать шагов пятьдесят или немногим больше и уже до смерти устал. Чёртов опиум и проклятые вервольфы. — Мне говорили, ты ещё пару дней лежать будешь. — Да когда я лекарей слушал, — фыркнул Габриэль, но на подставленное плечо опёрся без возражений — стоять сразу стало легче. — Зря ты так, — покачал головой Хаксон. — Сейчас уже поедем, и тебя обратно уложат. Мимо них проехала телега, и Варгас увидел, что она нагружена покрытыми инеем белыми трупами. И со следующим вдохом стужа будто пробралась внутрь и проморозила лёгкие, мешая выдохнуть. — Всех ублюдков, кого нашли, добили, — тихо сказал Сэм. — А наших вот всех собрали… Габриэль перехватил исполненный тоски взгляд Кракса и хрипло выдавил: — Ты знаешь… видел, что Брент… — Да, — перебил здоровяк и, нахмурившись, несколько раз быстро моргнул. — Светлая ему память. Варгас чуть сжал его плечо, и тот громко откашлялся. Желание расспрашивать о чём-либо разбилось, сжатое и раздавленное ледяным комом в груди, но Сэм, выпрямившись, заговорил сам: — Больше половины наших полегло, но мимо никто не проскочил, так что, считай, спасли Север… Четверть орудий разбито, но они и были в таком состоянии, что не жалко. И разведчиков мы посылали в горы… — Кракс, давай, наверно, не сейчас, — прервал Варгас — он не мог сосредоточиться на словах, голова кружилась всё сильнее, и тянуло сесть прямо в сугроб. Но Хаксон его не слышал. — …они вернулись, сказали, там больше никого. Мы всех перебили. И Джонсон в порядке будет, — он попытался, чтобы его голос звучал бодрее, но наигранность сквозила мёртвой пустотой, отражаясь во взгляде. — Горло ему хорошо зашили… А Старк и Билл пропали. — Как пропали? — не понял Габриэль. — Нет их ни среди живых, ни среди погибших, — пожал плечами Кракс. — И не только их. Говорят, что и других видели, как они сбегали с поля боя. — Старк не сбежал, — покачал головой Варгас. — Он помог мне с вервольфами. — Помог? Тебе? — брови Сэма удивлённо взлетели, оживив лицо — так он был больше похож на себя. — Самому не верится. Он даже, вроде как… спас меня от них. — Будешь за него свидетельствовать? — осторожно поинтересовался Хаксон и пояснил: — Его уже записали в число дезертиров. — Буду, если в этом будет смысл. Сомневаюсь, что он ещё жив. Габриэль убрал руку с плеча Кракса, но тут же пошатнулся и схватился за него снова. От злости на собственную беспомощность сводило скулы, и Варгасу только и оставалось напоминать себе, что это ненадолго. Нужно было переждать головокружение, вдохнуть поглубже, и туман рассеется. — Где Джонсон? Хочу его проведать. Колючий воздух застрял в лёгких, распирая холодными иглами, и Габриэль отстранённо отметил, что ноги подгибаются, а мышцы перестают ему подчиняться. — Э, нет, давай-ка я лучше отведу тебя обратно, — возразил Кракс, подхватив Хантера и закинув его руку себе на плечи. — Скоро вас всех распределят по телегам — и в путь. Каждый шаг пускал по телу волны боли; в глазах темнело — словно ночь поглотила день, и солнцу не суждено взойти; кровь стучала в ушах, а в голове застыл лишь один отчётливый образ — сложенных друг на друга изорванных тел. — Не хочу в телегу, — через силу пробормотал Варгас. — Я сам… Где Голиаф? — он поднял глаза и беспокойно зашарил ими по округе. — Он вернулся? Я поеду на Голиафе. Кракс помрачнел и неопределённо повёл головой: — Поедешь, когда поправишься, — он переступил порог медицинской палатки и осторожно усадил Габриэля на койку, — а сейчас ложись. И чтоб не вставал больше, пока не разрешат, ясно? Последние слова Хаксона неразборчивой мешаниной звуков потонули во тьме — даже не сняв плащ, Варгас упал на подушку, и сознание милосердно его покинуло. Из сна его выдернуло кошмарное, заставляющее сердце замирать в ужасе ощущение падения. Дёрнувшись в страхе и попытке за что-нибудь уцепиться, Варгас резко распахнул глаза — и упёрся взглядом в Аптекаря. — Какого… — хрипло начал Хантер, но, почувствовав, как койка под ним трясётся и подпрыгивает, заканчивать вопрос не стал. В голове постепенно прояснялось. Туман исчез, вязкое марево больше не застилало глаза, в ушах перестало шуметь и отбивать загнанный ритм. Габриэль перевёл взгляд на щель между крышей телеги и укрывающим их от ветра настилом: острые ели и сосны, вонзающиеся в чистое белеющее небо, становились всё дальше и меньше, и верхушки гор мерцали на горизонте в свете первых утренних лучей. Варгас сжал в кулаки замёрзшие пальцы и попытался сесть, но на его плечо, удерживая, опустилось сразу две ладони. — Куда собрался? — прошелестел рядом совсем слабый голос. Габриэль обернулся на соседнюю койку — там сидел Джонсон. Его взгляд был спокойным и доброжелательным, но пальцы больно впивались под ключицу. Если бы не туго обмотанное бинтами горло и пропавший протез, могло бы показаться, что для него та ночь прошла бесследно. Ничего не ответив, Варгас раздражённо сбросил с себя чужие руки. Ещё один день под надзором — ещё один день тупого рассматривания потолка. — Мне рассказали о твоём безобразном поведении, — продолжил мейстер. — О том, что ты не слушаешься лекарей… — Мистер Джонсон, — неловко перебил Аптекарь, — вам не стоит разговаривать без необходимости. — Воспитательный процесс разве не первейшая обязанность старшего поколения? — отмахнулся Бертрам и снова обратился к Варгасу: — Ты никогда не ценишь труд тех, кто пытается тебе помочь. — А не поздно меня воспитывать? — насмешливо откликнулся Габриэль. — Вот именно об этом я и говорю. Не ценишь чужие старания. Хантер фыркнул и перевёл взгляд обратно к зазору в тяжёлом покрытии, сквозь который до ног дотягивался холодный воздух. Деревья и горы там исчезли, и осталось лишь безоблачное небо. Габриэль тяжело вздохнул: очевидно, весь день он сможет наблюдать только этот пейзаж. Повозку качнуло из стороны в сторону, и позади раздался глухой стон. Варгас приподнялся на локтях, больше не обращая внимания на попытки его удержать, и обернулся — в глубокой темноте ещё на трёх койках лежали раненые. — Сколько нас осталось? Джонсон в ответ неопределённо повёл в воздухе рукой: — Не было возможности посчитать. МакДуф до сих пор без сознания, но лекари говорят, что выживет. Из маршалов серьёзно ранен только ты. Неизвестно, сколько мы найдём дезертиров, сколько ещё не доживут до завтра. Рано делать выводы, так что… — Голиаф вернулся? — прервал Варгас так неожиданно, что Бертрам на мгновение растерялся. — Не знаю, не видел его. Но это же Голиаф, он самый умный конь из всех, что я встречал. Не потеряется. Габриэль медленно кивнул, упал обратно на подушку и поморщился от острого, но короткого приступа боли. Она уколола в районе бедра и пеленой охватила всё тело. Было бы хорошо проспать всю дорогу до Глазго, но Варгас чувствовал себя отвратительно бодрым. Если бы не нога, пошёл бы вместе с Краксом выталкивать телеги из сугробов и следить, чтобы трупы из них не вываливались, всё лучше, чем лежать и пялиться в потолок, мысленно отбиваясь от образов жестокого сражения. При одном воспоминании в ушах начинало звенеть от взрывов, выстрелов и криков. Габриэль похлопал себя по поясу, но ремня с ножнами и флягой не было. — Есть у кого-нибудь выпить? — спросил он без особой надежды. — Только опиум и настой ромашки, валерианы и ещё кое-каких трав, — с готовностью отрапортовал Аптекарь. — Ну и вода, конечно. — Если в этих твоих настойках хотя бы градусов двадцать… — Габриэль, — оборвал мейстер, и хоть его было едва слышно, одно слово припечатало так, как если бы Джонсон рявкнул во весь голос. — Ещё выпить тебе не хватало. Ты должен отдыхать. — Не понимаю, как это сочетается: отдых — и без выпивки, — закатил глаза Варгас. Снова стало тихо. Снаружи доносились приглушённые разговоры и скрип колёс. Повозку опять тряхнуло, позади отозвались стоном. Предстояло пережить так ещё чёрт знает сколько часов. Может, и стоило согласиться на опиум. Так хоть время пошло бы быстрее. Взгляд Хантера упал на подвязанную штанину мейстера. — Как вы умудрились протез потерять? — Его стащила одна из озёрных тварей. Так и знал, что не стоит приближаться к воде. А кто тебя достал? — поинтересовался Бертрам со своим обычным видом — будто они вели светские беседы о погоде. — Столкнулся с вервольфами, — буркнул Габриэль. — О, — мейстер сделал многозначительную паузу. — Теперь, значит, ты начнёшь выть на луну и покрываться шерстью раз в месяц, — протянул он и криво ухмыльнулся: — То есть будешь жить как обычно. Со стороны Аптекаря раздался тихий смех, но тут же оборвался — стон из глубины повозки повторился громче, и лекарь ушёл туда. — Ха-ха, очень смешно, мейстер, — покачал головой Варгас, но прорывающуюся сквозь напускное недовольство улыбку скрыть не смог. Габриэль хотел продолжить эту беседу, увести её от событий на озере, отвлечься, но Джонсон закашлялся, прижав ладонь к горлу, и его лицо на мгновение исказило такое страдание, что маршал проглотил все слова. Аптекарь был прав — мейстеру не стоило разговаривать. Проклятые лекари постоянно были правы. Прикрыв глаза, Варгас усилием воли обратил мысли не к прошлому, а к будущему, и попытался представить, что сейчас происходило в крепости — и что будет, когда они вернутся. Образы получались безрадостными: среди них были общее собрание, списки погибших, вскрытые ящики с костылями, разрытая земля и похороны. И единственное светлое пятно — встреча с Даниэлем. Варгас удивительно легко признался сам себе, что успел соскучиться. И что после этой встречи всё остальное пережить будет легче, потому что он снова будет не один. Уцепившись за эти мысли, думая о том, что это случится уже сегодня вечером, и отгораживаясь так от картин мрачного будущего, Габриэль задремал. Сквозь сон он ощущал, как качается повозка, слышал шёпот Джонсона и Аптекаря, но не позволял ни им, ни боли вытащить себя в реальность. Наконец-то, впервые за эти дни, кошмары отступили, в воображении, истерзанном страхами, наступил штиль. Варгасу снились жаркое лето, беспредельное цветущее поле и две фигуры, идущие сквозь него к блаженной тени густого леса. Такое поле Хантер помнил из детства, он бегал туда с братом и друзьями. Тогда тонкие зелёные стебли и мелкие белые, жёлтые и лиловые цветы были выше, чем он сам. А теперь на том поле была крипта, и больше ничего не росло. Габриэль хмуро сдвинул брови и хотел мысленно вернуться под палящее солнце и горячий сухой ветер, но нарастающий вокруг шум заставил его открыть глаза. Снаружи звучали взволнованные голоса и топот, Джонсон сидел, напряжённо выпрямившись и сжав губы в одну тонкую линию, из глубины повозки доносились увещевания Аптекаря, что всё в порядке. — Что происходит? — спросил Варгас. — Дым над Глазго, — после короткой паузы ответил мейстер. — Что… не может быть, — Габриэль резко сел и скинул с себя руку Джонсона, — мы же всех перебили, какого чёрта. — Может, пожар, — предположил Бертрам и чуть громче приказал: — Габриэль, сядь. Но Варгас не слушал. Он поднялся и, бесцеремонно отодвинув Аптекаря, прошёл вглубь телеги. Протиснувшись между койками, маршал рывком отстегнул часть покрытия и шумно втянул воздух. — Что там? — спросил один из раненых — требовательная интонация показалась Хантеру знакомой. Бросив взгляд на говорившего, он различил в полумраке острые черты лица, лихорадочно горящие глаза и высокомерно вскинутый подбородок. Гаред. — Такого дыма от пожаров не бывает, — глухо ответил Габриэль. Над крепостью, мешаясь с тяжёлым тёмным небом, возвышались серые колонны, какие бывают от гаснущих костров, и один густой чёрный столб — там, где что-то жгли. — Туда уже отправили разведчика на всякий случай, ещё полчаса назад, так что скоро должен вернуться, но… — Джонсон сипло вздохнул. — И без того ясно, что он скажет. С трудом проглотив вставший в горле ком, Варгас кое-как застегнул жёсткую парусину и прохромал обратно. — Почему мы так медленно едем, — прорычал он. — Неужели нельзя быстрее… Габриэль потянулся к покрытию со своей стороны, чтобы отодвинуть его и высказать всё солдатам, которые совсем расслабились, не погоняли лошадей и сами наверняка шли, еле передвигая ноги, но прежде, чем он успел коснуться ткани, его по плечу ударил тяжёлый набалдашник трости. — Габриэль, хватит туда-сюда бегать, — раздражённо прошептал Джонсон. — Ты всё равно ничего сейчас сделать не сможешь. Резко обернувшись, Варгас яростно раздул ноздри, но промолчал. И заставил себя вернуться на место, хотя его прожигало желание сесть на первую попавшуюся лошадь и поскакать вперёд. Образ спокойного, мирного возвращения в крепость, который он полдороги крутил в голове, рассыпался на глазах. Дым над Глазго был дымом от сгоревших надежд. Габриэль прерывисто вздохнул и сжал кулаки. Может, всё обошлось. Ничего ведь пока не известно. Всего пара часов, и он узнает. Надо только чуть-чуть подождать. И Варгас не представлял, что будет делать, если новости плохие. Он молчал, чувствуя, как внутри разрастается такая пустота, будто они уже вошли в крепость и нашли мёртвыми всех, кроме одного добровольца, сжигающего трупы один за другим. По позвоночнику поползли липкие мурашки, и Габриэль передёрнул плечами, но это не помогло. Сковывающая мышцы дрожь въелась намертво. Попытка скрыть волнение тоже провалилась в считанные секунды. Встретив вопросительный взгляд Джонсона, маршал покачал головой — тут нечего было обсуждать, — а Бертрам посмотрел на свою трость и неожиданно протянул её Варгасу. — Возьми, — сказал он. — Ты ведь меня точно не послушаешь и не будешь сидеть на месте, когда мы доедем. Вернёшь, как хромать перестанешь. Габриэль скользнул ладонью по резному набалдашнику, который оставил на нём немало синяков в своё время, и согласно кивнул. Ему действительно не помешала бы дополнительная опора, вот только, сжимая трость, Варгас чувствовал себя так, словно за несколько дней постарел ещё лет на десять. Ладонь сама собой прошлась по седым волосам в висках. Такими темпами он скоро станет совсем белым. Со стороны Джонсона раздался задумчивый стук — тот барабанил пальцами по деревянному настилу; затем стук прекратился, и мейстер произнёс так тихо, что и Варгас едва мог его слышать: — С теми, кто был в госпитале, наверняка всё в порядке, — Хантер поднял на него настороженный взгляд, но Бертрам невозмутимо продолжил: — Если на крепость действительно напали, мы ведь оставили тех, кто может отбиться от любых врагов, — и закончил еле различимо: — К тому же, твоего спутника хранит Божья благодать. — В самом деле? — ехидно выпалил Варгас. — А она защитит его от когтей вервольфа или зубов фейри? — Ох, Габриэль, — Бертрам покачал головой и улыбнулся: — Ты всегда недооценивал своих близких. Даниэль наверняка способен сам о себе позаботиться, — Джонсон посмотрел в глаза своему ученику и жёстко добавил: — Иначе он не продержался бы рядом с тобой так долго. Хантер заметно вздрогнул и, стиснув трость, опустил голову. Мейстер был прав, Даниэль мог за себя постоять. Вот только он вечно рвался защищать не себя, а других, даже когда делать этого не стоило. Вспыхнувшая было на мгновение уверенность, что всё обойдётся, погасла под гнётом тревоги, которая поглотила все мысли, стёрла ощущение времени, погрузила в леденящую пропасть страха. Весь оставшийся путь Варгас концентрировался на том, чтобы не сорваться с места, и очнулся от напряжённого оцепенения, только когда колёса застучали по мостовой. Вскочив и отодвинув парусину, Габриэль выглянул наружу. Позади остались раскуроченные ворота, сбоку дымился взорванный склад, повсюду валялись деревянные обломки и разбитые камни. Воняло гарью и палёной плотью. В переулках лежали трупы, и невозможно было понять: были они людьми или монстрами. Над этим погромом суетились солдаты и добровольцы, многие — обмотанные бинтами. Они разгребали завалы, на тачках развозили тела, в ящики скидывали то, что уцелело на складе. После тишины заснеженных полей крепость оглушала доносившимся едва ли не из каждого угла грохотом. Проехав пару десятков домов, телега остановилась. — Почему встали? — спросил Габриэль охотника, проезжающего мимо на лошади. — Очередь, — небрежно отозвался тот, даже не притормозив. — Не впихнуть же вас всех в госпиталь одновременно. — Да чтоб вас, — выдохнул Варгас, ни к кому конкретно не обращаясь, запахнул плащ и подхватил трость. — Подождал бы ещё немного, — укоризненно покачал головой Джонсон. — Но терпения никогда не было в числе твоих добродетелей. — Тут недалеко, не сломаюсь, — бросил Габриэль и спрыгнул с повозки. Ждать ещё дольше было выше его сил. Идти по расчищенной мостовой было куда легче, чем по ухабистым сугробам, но каждый шаг всё равно причинял боль. Трость никак не ложилась в руку, была недостаточно длинной, скользила по мёрзлым булыжникам, и Варгас, хромая и тяжело дыша сквозь сцепленные зубы, чувствовал себя таким же потрёпанным и разбитым, как крепость. Его тоже пора было чинить. Телеги на дороге едва двигались, вокруг суетились люди, звучали обрывки разговоров. Кто-то рассказывал про необыкновенную темень, из-за которой ничего не было видно; кто-то — про жуткий взрыв на складе; кто-то, ближе к госпиталю — о монстрах, о раненых и о том, что для убитых едва хватило места в отведённых комнатах. Следы сражений, запечатлённые выбоинами и кровью на стенах домов, сопровождали Габриэля весь путь. Протиснувшись в ворота мимо очередной повозки, Варгас проводил взглядом пару санитаров, которые торопливо тащили в здание ящики с лекарствами, и пошёл за ними. От суеты и запахов, царящих в госпитале, волосы на голове становились дыбом. В холле, который явно пытались отмыть, местами виднелись бордовые пятна, в приёмной, заставленной койками, таких следов было куда больше, и непрерывно из разных углов доносились стоны и вскрики. Добровольцы уносили вглубь здания ничего не осознающих из-за опиума пациентов, а места на освободившихся койках занимали всё новые и новые раненые. Некоторых, отныне навсегда неподвижных, оттаскивали в боковую комнату. Варгас растерянно замер, высматривая знакомые лица, но никого не заметил. Пока он стоял, оглядываясь, его несколько раз толкнули, чуть не выбили из руки трость и пару раз обматерили, а потом на плечо легла чья-то ладонь. — Вам помочь? Габриэль обернулся — рядом стояла миловидная девушка и смотрела исполненными сочувствия глазами. — Да. Где… Шакс? Травник точно должен был знать, где Даниэль. Он же был главный в этом аду. — Мистер Гастингс? Скорее всего, помогает распределить пациентов по палатам. Или лекарства — по пациентам, — девушка задумчиво подняла глаза к потолку и кивнула каким-то своим мыслям: — Думаю, он сейчас делает всё одновременно, так что вы наверняка сможете встретить его в коридоре дальше, если немного подождёте. Варгас скривился на последнем слове, но всё же выдавил: — Спасибо, — и отправился в указанном направлении. Однако искать или ждать Шакса ему не пришлось — они столкнулись у выхода из приёмной. — Варгас! Рад видеть тебя живым! — искренне улыбнулся Гастингс и легко хлопнул маршала по плечу. Его цепкий взгляд пробежался сверху вниз и обратно, улыбка погасла, сменившись прежней озабоченностью. — Но не совсем здоровым. Займи здесь какую-нибудь койку, тебя осмотрят и… — Где Даниэль? — О… — Шакс отвёл глаза, и у Габриэля внутри всё застыло. — Он на втором этаже. — Он жив? — сипло спросил Варгас; он едва мог вдохнуть — так сильно душил страх. — Да, но… — Я хочу его увидеть. — Он без сознания, это бессмысленно, и… — Отведи меня к нему, — потребовал Габриэль. — …и у меня много работы, — продолжил Гастингс и затих под тяжёлым, непререкаемым взглядом. — Ладно, чтоб тебя. Пойдём. Они молча поднялись по лестнице. Варгас торопливо шёл за Шаксом, постукивая тростью по деревянному полу, ощущая, как горит бедро и становится влажной штанина, но не чувствуя боли. На втором этаже было спокойно, только санитары с носилками бесшумно сновали туда-сюда, заполняя больными всё новые и новые палаты. Гастингс зашёл в большую комнату напротив лестницы. Она была чистой и просторной и, если бы не пара десятков раненых и умирающих и не душный запах крови и лекарств, могла бы быть уютной. В ней было совсем тихо, не раздавалось ни единого стона, а в блёклом свете ламп лица пациентов, очерченные серыми тенями, казались жёлтыми и болезненно тощими. И Варгасу было жутко от того, что Даниэль находился в таком месте. Шакс подвёл его к кровати у окна и сложил руки на груди. В каждом его движении читалось раздражённое «я же говорил», но вслух он этого не произнёс и отвернулся к окну, когда Габриэль шагнул к койке. Даниэль выглядел так же плохо, как и все остальные в этой немой палате. Под запавшими глазами залегли фиолетовые синяки, скулы заострились, сквозь сухие губы прорывалось тяжёлое дыхание. Кожа казалась восковой, и грудь едва поднималась на вдохах. — Что произошло? — резко спросил Варгас, не отрывая взгляда от Даниэля — словно тот, загипнотизированный этим молчаливым призывом, мог очнуться. — Несколько тварей прорвались в госпиталь. Даниэль оказался рядом. Мне рассказали, что он убил мертвеца-охотника, — на лице Гастингса мелькнула слабая улыбка и тут же стёрлась. — Но тот его ранил. — Он будет в порядке? — с нажимом произнёс Варгас и вскинул на Шэя взгляд, требующий подтвердить эти слова. Но Шакс ответил не сразу. Он поджал губы и крепче стиснул скрещенные руки, словно защищаясь. — Я делаю всё, что от меня зависит. — Когда он проснётся? — всё так же жёстко спросил Габриэль. Он надеялся за грубым тоном и хмуро сдвинутыми бровями спрятать разъедающее изнутри волнение. — Я колю ему морфин, так что точно не сегодня. И не завтра. — Морфин? — Он лучше опиума… Рана серьёзная, — признался Шакс. — Поэтому пусть он лучше спит, чем чувствует такую боль. — Надеюсь, того, что ты делаешь, окажется достаточно, — прорычал Варгас. Он не угрожал, но и не был уверен, что не покалечит кого-нибудь, если Даниэль погибнет. Хантер отвернулся обратно к священнику и прикрыл глаза на секунду. Нужно было взять себя в руки. Отбросить страх и снова ждать. И верить в то, что не зря он так старался выжить на озере, что Даниэль очнётся, они оба поправятся, уедут из Глазго, и всё это останется позади. — Иди, я побуду здесь, — бросил Варгас и тут же усмехнулся про себя — Шакс был отвратительно проницательным, и не было смысла перед ним играть пренебрежительный интерес, будто он переживал только потому, что не хотел искать нового спутника. У Гастингса уже был слишком понимающий вид, когда он положил руку Варгасу на плечо и мягко, но настойчиво сказал: — Не надо. Ни тебе, ни ему от этого лучше не станет. Пойдём, я тебя осмотрю и найду место где-нибудь поблизости, чтобы потом далеко не ходить, — Шакс потянул маршала за собой. — Ну же, пойдём… Что у тебя с ногой? С трудом заставив себя отвернуться от Даниэля, Варгас последовал за травником и пообещал себе, что вернётся следующим же утром. Сдержать обещание он не смог. Сначала Тиви не позволила ему встать с койки, заставив лежать даже после того, как обработала раны и поменяла бинты. При этом сама Маргарет выглядела едва ли не хуже, чем добрая половина обитателей госпиталя: под глазами у неё залегли тёмные круги, волосы растрепались, из-под платья выбивалась нижняя сорочка. Но стоило Варгасу намекнуть, что ей самой было бы полезно немного поспать, как Тиви строго шикнула на него и ушла к другим пациентам, не забывая поглядывать, чтобы Хантер не вздумал подняться с кровати. Когда она ушла и Габриэль решил, что это его шанс, по деревянному полу застучали колёса тележки с едой. Суровый санитар усадил Варгаса обратно и вручил ему поднос с завтраком, и сбежать Габриэль смог только после того, как медбрат собрал всю посуду и укатил тележку в соседнюю палату. Однако в коридоре маршала перехватил Джонсон. Здоровый санитар подвёз его к маршалу на кресле-каталке. То, что нового протеза ему ещё не сделали и он не способен свободно передвигаться, Бертрама, судя по всему, нисколько не беспокоило. — Добрый день, Габриэль. А я как раз направляюсь к тебе, чтобы пригласить на собрание. — МакДуф очнулся? — без особого восторга поинтересовался Варгас. — Нет, но мы не можем ждать. Нужно решать, что делать дальше. И я подумал, раз ты уже так бодро бегаешь, то точно можешь принять участие в обсуждении, — невинно улыбнулся мейстер и сделал приглашающий жест в сторону лестницы. Хантер бросил взгляд на дверь, за которой спал Даниэль, и, подавив вздох, пошёл обратно в палату за своим плащом. Собрание, как и всегда, тянулось мучительно долго. На нём подробно рассказали о нападении на крепость; обсудили ход сражения в Глазго и на озере; оценили запасы оружия, медикаментов и еды; назвали приблизительные цифры по погибшим, раненым и выжившим; озвучили список того, что в ближайшее время необходимо доставить из соседних южных городов, и назначили дату похорон. Варгас внимательно выслушал только доклад по первому пункту, а после, хоть и пытался сосредоточиться, постоянно отвлекался на ногу. Под коленом засела нудная боль, и Хантер никак не мог найти положение, в котором она не сводила бы его с ума. В итоге единственным, что у него осталось в голове после собрания, было то, что погибших была едва ли не половина. И что похоронят их через три дня. Отдадут последние почести и погребут в чужой земле. Покинув холодный кабинет, Габриэль сжал в кармане письмо, перепачканное кровью Брента. Он должен был найти Лиама и выполнить последнюю просьбу друга. Лионелл сказал, что нужно помочь Лиаму уйти, но что это значило? Он не хотел, чтобы парень стал ещё чьим-то спутником? Учитывая, в каком положении оказался Орден, командование могло лишить лекарей погибших охотников права выбора и всех оставлять в штате. Того и гляди, спутникам тоже начнут ставить метки. Габриэль поджал губы, заворачивая в восточное крыло госпиталя, где надеялся найти Лиама. Последнее, чего Варгас хотел, так это чтобы Даниэля заклеймили. Если что-то произойдёт, тот должен будет вернуться к прежней жизни, а не бродить по лесам и болотам с другим охотником. Или Марлоу должен был сделать это сейчас — вернуться домой, пока они оба ещё живы. Джонсон был прав — с Варгасом даже опаснее, чем с другими орденцами. И зачем ждать, когда всё рухнет? Хантер остановился посреди коридора, тяжело дыша и прижимая ладонь к бедру. Боль пульсировала, выматывала, давила, заставляя зажмуриться и склонить голову. Хотелось бросить всё, пойти в свою палату и прилечь, но Габриэль продолжил путь. В восточном крыле его послали в западное, в западном — в подвал, тоже заставленный койками, а там Варгас обнаружил не того Лиама. Этот был высоким пожилым мужчиной с залысинами. Хантер уже собрался уходить, однако доктор его остановил и сказал, что того Лиама, который нужен маршалу, не видели уже пару дней, и его наверняка можно отыскать либо в списках погибших, либо за пределами госпиталя. Габриэль болезненно вздохнул, развернувшись к лестнице, ведущей наверх, но доктор Лиам неожиданно усадил его на стул и сам отправился за списками. В ожидании Варгас откинулся на спинку и упёрся затылком в стоящий позади шкаф. От собственной беспомощности становилось тошно. Снова и снова вспоминалось, как раньше он быстро восстанавливался, как сбегал из госпиталей уже через пару дней после любых ранений, наплевав на указания лекарей, но теперь это было в прошлом. Теперь из-за одного жалкого укуса он хромал так, будто нога вот-вот отвалится, и выбивался из сил, всего несколько раз пройдясь по лестницам. Варгас сжал трость, услышав приближающиеся шаги, и заставил себя встать. Ничего, пара дней, и слабость отступит. И всё равно ему некуда было торопиться, раз Даниэль ещё даже не очнулся. Времена, когда он мог бросить раненого спутника и уйти, тоже остались в прошлом. — Хорошие новости, — сообщил вернувшийся доктор, — Лиама Датхоффа в списках погибших нет. Есть, конечно, вероятность, что его просто не внесли или не смогли опознать, но она не очень велика. Думаю, он где-то в крепости. Отходит от шока. Бедный парень был в ужасе, когда в нашей части взорвалась стена и людей завалило камнями. О, это был кошмар. Доктор покачал головой и вернулся к своим делам, а Варгас поблагодарил за помощь и отправился к выходу из госпиталя, надеясь, что рыжий шотландец Гамильтон, который работал в казармах как администратор, по-прежнему на своём посту. Габриэлю повезло — когда он добрёл до жилого корпуса, то встретил Гамильтона прямо у входа. Тот задумчиво курил, глядя в грязный сугроб на обочине. Гамильтон был одним из немногих солдат, которые остались почти невредимыми. Заметив Варгаса, шотландец вяло махнул рукой в знак приветствия. В окнах над ним виднелось всего несколько огоньков — большая часть комнат теперь пустовала. Маршал зашёл в казармы вслед за Гамильтоном и остановился у его стола. — Мне нужно знать, в какой комнате жил… живёт Лиам Датхофф. Шотландец хмыкнул, достал из шкафа толстый журнал и начал листать, водя пальцем от одного имени к другому по столбикам, в которых множество фамилий было зачёркнуто. — Мда, — со вздохом пробормотал Гамильтон, — раньше я бы полчаса искал… и это ведь ещё не все. Эх… Датхофф в восемьдесят седьмой. — Соседа его тоже можешь вычеркнуть, — бросил Габриэль и, не став наблюдать за тем, как имя Брента исчезает под короткой уверенной чёрной линией, захромал к лестнице. Подъём на четвёртый этаж был долгим и мучительным. Варгасу приходилось останавливаться, чтобы передохнуть и побороть желание присесть прямо на ступени. В пустующем здании его бы всё равно никто не увидел, но Габриэль не позволил себе расслабиться — он должен был выполнить просьбу Лионелла, всё остальное потом. Бинты на бедре снова намокли, стали противно влажными и липкими от крови; к вечеру царапины и порезы по всему телу ныли сильнее. Однако, оказавшись перед комнатой 87, Варгас обо всём этом забыл. Он ненавидел сообщать плохие новости, но письмо в кармане жгло пальцы и подталкивало к двери. Габриэль негромко постучал — будто мог разбудить кого-то на этом мёртвом этаже. Ему не ответили. — Лиам? — позвал Варгас, стукнул кулаком ещё пару раз и, наплевав на вежливость, толкнул дверь. Та легко поддалась. В комнате был беспорядок. Сваленные с комода вещи были разбросаны по полу, у койки лежала распотрошённая сумка с раскиданными вокруг лекарствами и окровавленными бинтами, на тумбе валялись склянка, пустой шприц и изогнутая игла. На кровати, сжавшись в дрожащий комок, спиной к двери лежал Лиам. Одеяло сбилось у него в ногах, и стройное тело с узкими плечами и торчащими лопатками прикрывала лишь тонкая сорочка. Без одежды фигура выглядела совсем иначе. Варгас свёл брови, посмотрел на округлые бёдра и, подойдя к кровати, грубо перевернул Лиама на спину. — Какого… — вырвалось у Хантера. Он запнулся, встретив сонный, ничего не понимающий взгляд, и отвёл глаза, чтобы не смотреть на проглядывающие под сорочкой женские формы. Датхофф — если это была её настоящая фамилия, конечно, — растерянно моргнула пару раз, испуганно охнула и забилась в угол, кое-как прикрываясь руками. Дотянувшись до одеяла, Варгас бросил его девушке и, пока она закутывалась, опустился на край кровати. Ссутулившись и вытянув больную ногу, он устало прикрыл глаза ладонью и сидел так какое-то время, медленно и размеренно дыша. Она тоже молчала. В комнате сильно воняло мазью. Габриэль стиснул зубы и зажмурился. Брент притащил сюда девчонку, а значит, Варгасу предстояло не просто сообщить плохие новости, а разбить ей сердце своими словами. И Даниэля рядом не было, чтобы её успокоить. Маршал заставил себя повернуться к спутнице Брента. Девушка прижимала к себе одеяло и смотрела волком, словно готова была защищаться до последнего. Нападение на крепость и для неё не прошло бесследно — её талию охватывал бинт, щёку и рот перечёркивала глубокая, кое-как зашитая рана. И сразу становилось ясно, почему она молчала. — Как тебя зовут? — начал Габриэль. — Лиа Ньюман, — прошептала она, стараясь не шевелить рассечёнными губами. — Где Лионелл? — Не бойся, никто ничего не узнает. Никто… лишний. Руководству лучше не знать, а то мало ли… — пробормотал Хантер, говоря скорее сам с собой. — Поэтому для всех остальных ты по-прежнему Лиам, ясно? Девушка торопливо кивнула, её глаза бегали по лицу Хантера в нетерпеливой попытке по его выражению прочитать ответ на свой вопрос. — Я пришлю к тебе Шакса, он тоже друг Брента. Он принесёт лекарства и осмотрит тебя, если нужно… Чёрт, Брент, это же надо было додумался, — Варгас потёр глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Потом решим, как отправить тебя домой или в другое безопасное место, — он поднял руку, призывая Лиа молчать. — Этого хотел Лионелл. Он просил помочь тебе… И передать это. Габриэль протянул девушке мятый лист бумаги. Она схватила его дрожащими руками, развернула и жадно впилась в строчки. Её лицо исказило выражение отчаянного неверия, она что-то зашептала одними губами, а потом замерла, сжимая письмо и не замечая, что одеяло сползло вниз. Она смотрела в пустоту, застыв и даже почти не моргая. А потом перевела на Габриэля полные слёз глаза и выдохнула: — Спасибо… — слёзы покатились по щекам; она утирала их трясущейся ладонью, но они всё продолжали литься. — Я… я тоже оставляла письмо… Даниэлю Марлоу, он работает в госпитале… Отвечая, Варгас старался, чтобы голос звучал равнодушно: — Он ранен. Ещё не очнулся. Слёзы на левой щеке Лиа мешались с кровью, и она вытирала их, размазывая по скуле и не замечая, что порез кровит всё сильнее. — А ваш спутник… он ведь тоже… — она шумно, глубоко вздохнула, стараясь подавить всхлип, и с сочувствием подняла брови: — Это он, да? Габриэль кивнул и прежде, чем Ньюман сказала что-то ещё, взял её за запястье, чтобы она перестала тревожить рану, а Лиа вдруг разразилась настоящими рыданиями. Варгас растерянно отпрянул, не зная, что делать. Он не умел утешать и поддерживать, не представлял, что нужно говорить в такой ситуации, да и не видел в словах смысла — они не могли помочь Лиа или вернуть Брента. Поэтому Габриэль нашёл в валяющейся на полу сумке бинт, осторожно приложил его к ране на щеке Лиа, силой убрав её руки от лица, и поднялся с кровати. — Я пришлю к тебе Шакса. Нужно что-нибудь? Ньюман покачала головой, продолжая всхлипывать и прижимая письмо к груди, и Варгас торопливо покинул комнату. Вот поэтому нельзя было допускать близости между охотником и спутником. Потому что всегда всё заканчивалось именно так. Хантер зажмурился, пытаясь отогнать от себя отзвук страдальческого стона, и спустился на этаж ниже. Заходить в их с Даниэлем комнату, зная, что она пустует, не хотелось, но Варгас всё же свернул в коридор. Шестьдесят третья встретила его тишиной и пылью. Обе койки были аккуратно заправлены, сумка Даниэля лежала на стуле, Библия — на кровати рядом с подушкой. Хантер насмешливо фыркнул: если священник спал не с ним, то со своей любимой книгой. Выложив из сумки ненужные в госпитале медицинские инструменты, мази и склянки, Габриэль закинул в неё чистую одежду и взял с комода распятие. Сдув с него пыль, Варгас протёр рукавом Христа и бросил его к вещам. Иисусу Даниэль наверняка обрадуется больше всего, когда очнётся. Закинув сумку на плечо, Хантер собрался уходить, когда услышал за стеной голоса. Сначала они говорили тихо, но потом один из них быстро набрал обороты и вот уже кричал что-то на непонятной смеси языков, и всё, что Варгас разобрал на английском, было грязной руганью. Ну, по крайней мере, Старк и Билл были живы. Странно, что лягушатник не отправился в госпиталь, но Варгаса это не касалось. Самое время было пожалеть, что француза по дороге к крепости не разодрали какие-нибудь заплутавшие мертвецы, но теперь, после всего, что случилось на озере, не получалось. Габриэль вышел из комнаты и не успел сделать и пары шагов, как распахнулась соседняя дверь. Оказавшийся в коридоре Билл быстро захлопнул её и повернул ключ. С той стороны раздался слабый удар, и всё затихло. Лекарь поднял на Варгаса тяжёлый взгляд и коротко бросил: — Не лезь. — И не собирался, — отозвался Габриэль и прохромал мимо Билла к лестнице. Ему ещё предстоял мучительно медленный путь обратно. Добравшись до госпиталя по заснеженным улицам, Варгас рассказал Шаксу о Лиа и побрёл на второй этаж, не дожидаясь комментариев травника по поводу того, что он шатался где-то с самого утра вместо того, чтобы соблюдать постельный режим. Очередная лестница превратилась в настоящую пытку: бедро горело, нога подгибалась, плечо после целого дня с тростью ныло с непривычки, и болела забитая беспокойными мыслями голова. Габриэль поднялся по ступеням, которые казались слишком высокими, завернул в тёмную безмолвную палату и подошёл к койке у окна. Даниэль по-прежнему спал. Стараясь не шуметь, чтобы не потревожить царящий здесь покой, Варгас положил сумку на пол, поставил на тумбочку распятие, которое тут же тусклым серебром притянуло к себе слабый лунный свет, присел на край кровати и выдохнул. Донимавшая его весь день боль поблёкла и отступила, задавленная тревогой, терзавшей куда сильнее. Застывшее отстранённое лицо Даниэля казалось мёртвой маской, как у куклы, которой старательно слепили тонкий нос, высокие скулы и резко очерченные губы, но забросили, так и не вдохнув в неё жизнь. До зуда под кожей и замирания сердца хотелось, чтобы Даниэль открыл глаза хоть на мгновение, улыбнулся ему и тоже пообещал, что вернётся. Потому что если нет, то какой во всём этом был смысл? Зачем Габриэль сражался, стараясь не столько победить, сколько выжить? Зачем боролся с поглощающей всё бездной боли? Зачем торопился сюда — к кому? Варгас накрыл холодную ладонь священника своей и перевёл взгляд на распятие. Если Бог существовал, он должен был спасти Даниэля. А иначе что за чудовище этот Бог, бросающий собственных слуг на растерзание тьме. Глубоко вздохнув, Габриэль устало опустил плечи, сжал пальцы спутника и прошептал едва слышно: — Ну же, Даниэль, просыпайся. Но сомкнутые веки не дрогнули. *** — Я же говорил, что он будет здесь. Задремавший было Хантер встрепенулся и поднял голову на звук: рядом стояли Шакс и Кракс. Здоровяк улыбался, но лицо его было печальным — за последние дни он осунулся и как будто похудел. — Сторожишь? — кивнул он на спящего Даниэля. — Жду, — ответил Варгас и потёр сонные глаза. Накануне было внеочередное собрание: МакДуф очнулся утром и, наплевав на запреты лекарей, потребовал созвать к нему всё командование после обеда. Они сидели до поздней ночи, докладывали обстановку, называли бесконечные цифры, отчитывались о восстановлении стены. МакДуф долго слушал, а потом хриплым срывающимся голосом ругал всех подряд: досталось и Джонсону, и спутнику главнокомандующего, и маршалам — в том числе и Варгасу за то, что ослушался приказа и вопреки плану сражался на озере. Скупые слова одобрения от него услышали, только когда сказали, что ремонт ворот почти завершён и к похоронам всё готово. Разошлись за полночь, а рано утром Габриэля разбудил шум под окном, и теперь он засыпал на ходу. Но всё равно, как и каждый день, зашёл к Даниэлю, прежде чем заняться делами. — Мы придумали, как помочь Лиаму, — негромко объявил Шакс и, кивнув Сэму, отошёл к шкафу в углу палаты. — Я через пару дней уезжаю домой, возьму его с собой, — сказал Кракс. — Он, вроде, уже поправился немного. Встретимся за стеной утром, пока ещё темно будет, — и в путь. Шакс, вернувшийся с бинтом, инструментами и воняющей спиртом склянкой, шёпотом добавил: — Я внёс его в списки погибших, так что искать никто не станет. — Да если и станут, не найдут, — подхватил Габриэль. — Его всё равно не существует. Маршал откинулся на спинку стула и уже громче обратился к Краксу: — Рано ты уезжать собрался. — Ты разве не слышал, что разведчики говорили? Горизонт чист, даже огоньков почти нет, так что мне дали небольшой отпуск, — Хаксон замялся, убрал руки за спину и почти сразу после — сложил на груди, и всё равно выглядел так, будто не представлял, куда их деть. — Побуду с семьёй. — Отдыхать он будет, пока другие тут на работе убиваются, — проворчал Шакс. — Ничего, потом будем только самые лёгкие контракты брать, и ты тоже отдохнёшь, — Кракс натянуто улыбнулся, кашлянул и торопливо повернулся к Габриэлю: — Ну, а ты как? Какие будут планы? — Пока что никаких, — нахмурился Варгас и неопределённо качнул головой в сторону священника. — Потом решим, куда поедем. Но, думаю, на юг. Шакс отодвинул распятие, как и прежде, делая вид, что вовсе его не замечает, и поставил на тумбочку лоток со спиртом и мазь. Откинув одеяло с Даниэля, Гастингс приподнял священника и кивнул Варгасу: — Помоги, раз уж ты здесь. Подержи, пока перевязывать буду, — он задрал край больничной рубашки и, когда охотник обхватил Марлоу за бока, принялся снимать старые бинты. Габриэль крепко держал спутника, ощущая, какой горячей была кожа под его ладонями. Волосы Даниэля прилипли к бледному влажному лбу, губы высохли и покрылись трещинами, и сквозь них прорывались тихие стоны, когда Шакс касался краёв раны. Эти жалобные звуки ввинчивались в голову, и Варгас безотчётно притянул священника ближе к себе, но, встретив выразительный взгляд Гастингса, взял себя в руки. Всё, что Габриэль мог сделать — помочь другим позаботиться о Даниэле. От собственной бесполезности становилось тошно, и Хантер, отбросив эти мысли, посмотрел на рану и едва сдержал шумный вздох. Он никогда не думал, что может быть так тяжело смотреть на чужие страдания. Глубокий порез, торопливо и неровно обвитый нитками, тянулся, перечёркивая нижние рёбра и истончаясь на животе. Воспалённые края покрывала корка засохшей крови, и, пока Шакс их обрабатывал, Даниэль вздрагивал в руках Варгаса, а охотник бездумно поглаживал его здоровый бок большим пальцем — с той стороны, где Гастингс бы не заметил. Впрочем, Шэй наверняка уже обо всём догадался, хоть упорно притворялся, что распятие возникло в палате само по себе и нет ничего странного в том, что Габриэль каждое утро сидит с Марлоу по часу, а то и больше. Белоснежные бинты скрыли жуткую рану; Хантер, одёрнув больничную рубашку, уложил священника обратно на подушку и только тогда увидел, что тот вцепился в его одежду на животе. С трудом разжав бледные пальцы, Варгас хотел опустить руку на одеяло, но неожиданно передумал и задержал в своей ладони. Плевать, что подумает Кракс и как будет смотреть на это Шакс — своим обычным взглядом «я так и знал». Эти двое были последними, от кого стоило прятаться. Со стороны Марлоу вдруг раздались прерывистый вздох и неразборчивый шёпот: — …Iesu, dimitte nobis… nostra (…Иисус, прости нам… прегрешения)… salva… ab igne (избавь… от огня… — лат.)… Голос его сошёл на нет, и только губы продолжали шевелиться, иногда произнося отдельные слова. — Даниэль? — встревоженно позвал Варгас и, крепче сжав его ладонь, поднял на Шакса вопросительный взгляд, но тот только печально покачал головой: — Он бредит. Начал после того, как я уменьшил дозу морфина. Постоянно то бога зовёт, то тебя, — Гастингс повернулся к Габриэлю и странно на него посмотрел, как показалось маршалу — с осуждением. — Забавно, я слышал, как он к тебе обращался на латыни, а к своему богу — на английском. Хантер стиснул зубы, воздерживаясь от ответа. Ничего забавного он в этом не находил. — А вчера сначала звал на помощь, а потом заявил, что помощь нужна тебе, и попытался встать, — недовольно продолжил Шакс. — Он будет в порядке? — обеспокоенно спросил Кракс. — Вчера, когда его хотели уложить обратно, он даже сопротивлялся, так что да… наверно, — травник с сочувствием взглянул на Даниэля. — Он сильнее, чем кажется. На второй день я вообще думал, что не выживет, но… — Что?! — перебил Хантер, вскочил, не обращая внимания на прострелившую ногу боль, и прорычал: — Какого чёрта ты мне не сказал? Это ведь было, когда мы вернулись. Злоба вспыхнула мгновенно, зажглась, как от удара, и Варгас даже сам не заметил, в какой момент схватил травника за грудки, дёргая к себе. Шакс солгал ему, и от осознания, что уже сейчас Даниэль мог быть мёртв, внутри всё дрожало в напряжении, которое нестерпимо хотелось выпустить. — А что бы ты тогда сделал? — огрызнулся Гастингс и спихнул с себя руку маршала. — Варгас, хватит, — оборвал Кракс и положил ладонь Габриэлю на плечо, но тот её сразу сбросил. — Не надо тут шуметь. К тому же нам пора, — здоровяк сунул ему в руку трость: — Пойдём попрощаемся с Брентом. Кивнув Шаксу, он настойчиво потянул маршала за собой, и тот, бросив на Даниэля растерянный взгляд, последовал к выходу из палаты. Как же сильно Габриэль ненавидел похороны. Он мог выносить их, только если стоял в отдалении, наблюдал со стороны и уходил в числе первых, чтобы залить в себя несколько рюмок чего-нибудь крепкого. Но в этот раз МакДуф не позволил ему остаться в задних рядах. Люди должны видеть руководство, сказал он. Видеть, что они ранены, но не сломлены. Что они готовы продолжать войну до победного конца — или до последней капли крови. Своей и чужой. Только людей здесь было совсем мало: кто-то не смог прийти, прикованный к постели, кто-то — не захотел. И похороны лишь назывались этим громким словом, на самом же деле это была церемония установки наспех сделанного надгробия в изголовье братской могилы. МакДуф говорил. Слабым хриплым голосом, но так мрачно и решительно, что сразу настраивал на нужный лад. Если бы в это мгновение он приказал им пойти и умереть за Орден и Соединённое Королевство, — они бы пошли. Все как один. Пушечное мясо. Габриэль тяжело опёрся на трость и перестал слушать громкие речи, мало отношения имеющие к погибшим. МакДуф говорил, что их не забудут, твердил, что жертва их не напрасна, обещал, что скоро установят новое надгробие, на котором будут высечены все имена — но это было не ради мёртвых, а ради живых. Чтобы они не отчаивались, не впадали в уныние и готовы были бороться. Варгасу не нужны были ободряющие слова, он всегда был готов идти в бой. Просто сейчас — слишком устал. Было тихо. За пришедшими проститься возвышалась стена, за командованием простиралось белое поле, между ними были свежая могила и тяжёлое серое надгробие. Под рыхлой землёй покоились мужчины и женщины, охотники и лекари, солдаты и добровольцы, англичане, шотландцы и ирландцы. И за порогом смерти было всё равно, кем они являлись при жизни — черви всех жрали одинаково. Габриэль подавил вздох и не позволил себе опустить плечи. Каждый из павших в бою был достоин лучшего погребения, но на это не было ни времени, ни ресурсов. И если бы они не были вынуждены экономить дрова, погибших бы просто сожгли, и ничего бы, кроме списков в толстом журнале, от них не осталось. Пока МакДуф говорил, Варгас замечал, как шевелились губы некоторых людей в разных концах толпы, в разных рядах. Они что-то долго, разрозненно шептали, а после — открыто, не прячась, осеняли себя крестом. Таких было всего несколько, человек пять или шесть, и это было глупо. Неожиданно проснувшаяся вера не могла им помочь, возродившийся для них бог не мог их спасти, но Габриэль всё равно беззлобно усмехнулся. Даниэль был бы рад это видеть. МакДуф завершил свою речь торжественным объявлением, что большая часть войска сможет в скором времени вернуться к своему обычному режиму работы по контрактам, так как больше у крипт не наблюдалось ни мертвецов, ни могильных огоньков. Однако новость не была встречена овациями: стоило главнокомандующему замолчать, как отчётливо стали слышны чьи-то всхлипы, плач и причитания. Сейчас людям было всё равно, что станет с ними — они скорбели по тем, кто ушёл. Продолжая утирать щёки и носы, сурово сжимать губы и судорожно вздыхать, все постепенно разбрелись. Помощники МакДуфа и Джонсона толкали их кресла-каталки к воротам, маршалы, пряча руки в карманы и напряжённо сводя плечи, следовали за ними. А Варгас, миновав надгробие и сделав ещё несколько неровных шагов, обернулся и посмотрел на безликий серый камень. Лишь удача уберегла его и Даниэля от того, чтобы оказаться под ним. И что, если в следующий раз так не повезёт? Может, уйти, пока Даниэль спит, было бы правильно? Он нашёл бы себе нового спутника, с которым уже не смог бы сблизиться, даже если бы захотел, а Даниэль отправился бы на юг вместе с Шаксом, и в Ноттингеме они бы разминулись. Даниэль вернулся бы домой. Варгас стиснул зубы и едва протолкнул воздух в лёгкие. Нужно только забрать вещи, прихватить с кухни еды на пару дней и украсть какого-нибудь коня. И уже к вечеру, если поторопится, доберётся до ближайшей заброшенной деревни, чтобы там заночевать. Это был отличный план. Как бы упорно Даниэль ни называл Варгаса хорошим человеком, он знал, что охотник способен на отвратительные поступки. И даже не удивится, когда поймёт, что тот его бросил. Габриэль яростно выдохнул, пытаясь побороть желание что-нибудь разрушить, перевернуть надгробие, сломать трость о ближайшее дерево, а лучше — чью-нибудь спину. В голове билась одна-единственная отчаянная мысль о том, насколько всё было бы проще, если бы чёртов француз не спас его на озере. Конечно же, Варгас не пошёл в комнату собирать вещи. Злясь на себя и всё вокруг, он дохромал до ворот, где его ждал всё такой же непривычно печальный Кракс. — Что бы ты об этом ни думал, ты хорошо смотришься среди маршалов, — сказал он, попытался улыбнулся и в итоге лишь тоскливо опустил уголки губ. — Пойдём выпьем? — Пойдём, — не раздумывая согласился Габриэль. Хотелось не выпить, а напиться. И почему только за все эти дни он не додумался так и сделать? Они добрались до паба в молчании. Пока шла подготовка к походу, заведение пустовало: ни у кого просто не оставалось сил и времени на выпивку. Теперь же большая часть столиков была занята, однако тишина стояла такая, будто паб наполнен мертвецами. Кракс и Варгас сели у окна, заказав сразу по две рюмки рома и обед. Они выпили, не произнося тостов и не чокаясь, и, пока ждали еду, говорили о каких-то глупостях. Сэм рассказывал, какую они с женой затеяли перестановку в доме, Габриэль вспоминал пироги миссис Хаксон и жаловался на отвратительно пресную кормёжку в госпитале, Кракс спрашивал, как нога, а маршал в ответ говорил о том, сколько раз ему прилетало по спине и плечам этой самой тростью, которая теперь стала его опорой. Они обсудили обстановку в крепости и процесс восстановления ворот. Кракс поделился мыслями по поводу того, как скоро в этих краях снова появятся порождения тьмы и какую тактику нападения они изберут, а Габриэль мрачно заметил, что, даже если они собирают новую армию прямо сейчас, людям будет нечего им противопоставить. За то время, что прошло с момента нападения на Глазго, погибло немало раненых, и хотя обитателей крепости стало меньше, ресурсы всё равно заканчивались. Поставки с продуктами и медикаментами из Гамильтона заметно сократились, и тем, кто более или менее поправился, пора было уходить. А оставшиеся не были способны защитить север второй раз. Они долго говорили сразу обо всём, не затрагивая только сражение на озере и похороны, но когда принесённая еда закончилась, а Варгас уже сбился со счёта, сколько раз им подливали ром, Кракс после долгой паузы поднял свою рюмку, посмотрел на Хантера и сказал: — За Брента. — За Брента, — эхом откликнулся Габриэль. Очередной глоток рома показался ему ужасно горьким. Хаксон тоскливо вздохнул, глядя, как другие посетители пьют, тоже не чокаясь. Тишина, от которой воздух казался спёртым, когда они только пришли, растворялась в приглушённых голосах и тонком звоне посуды. Сэм снова повернулся к Габриэлю и произнёс еле слышно: — До сих пор поверить не могу. — Я тоже. Варгас уставился в стол. Он не любил такие разговоры, но знал, что это неизбежно, когда соглашался выпить. Как знал и то, что Краксу это нужно. — Все вокруг умирали, а я никогда не думал, что и до нас очередь дойдёт, — продолжил Хаксон, покачав головой. — Даже когда Эдмунд погиб, всё равно… а теперь только это голову и забивает, что если с Брентом такое произошло, то… — Мы никогда не были бессмертными, Кракс, — сказал Габриэль, когда завершения фразы так и не последовало, — это могло случиться в любой момент. С любым из нас. — Да, ты прав… — здоровяк поймал взгляд Варгаса и признался: — Но раньше мне не было страшно. А теперь, если я умру, что с детьми будет? А с Оливией? Она, как Маргарет, решит заменить меня в Ордене?.. Будет выхаживать раненых охотников вместо того, чтобы заботиться о мальчишках и Нел?.. Варгас вскинул брови, не веря собственным ушам: — Ты что, хочешь уйти? Вопрос прозвучал резко и небрежно, словно речь шла о какой-то несмешной шутке. Хаксон заметно растерялся. — Я думаю… — он стиснул в пальцах свою рюмку едва ли не до треска. — Думаю перейти на должность патрульного. Буду охранять окрестности Лондона и смогу быть рядом с семьёй… Но если они снова вот так будут угрожать безопасности всей страны, если опять армию соберут, то, конечно, я стану сражаться, — с напором произнес он, явно пытаясь убедить самого себя, а потом нахмурился, напряжённо усмехаясь: — Что, думаешь, плохая идея? Патруль. Большую его часть составляли новички и ветераны, а Кракс не относился ни к тем, ни к другим. Он, один из лучших охотников, нужен был там, где земля извергала всё новых чудовищ и тьма пропитывала воздух, а не в окрестностях Лондона, куда добирались лишь хилые мертвяки, которых случайно пропустили другие орденцы. Он нужен был на поле боя с мантикорами, доппельгангерами и вендиго, чтобы защищать всё население Англии, а не только свою семью. Габриэль опрокинул в себя остатки рома и вытер рот тыльной стороной ладони. Что он мог об этом знать, у него ведь семьи не было. — Нет, это хорошая идея, если Орден одобрит, — ответил Варгас, надеясь, что осуждения в его голосе не слышно. — А он наверняка одобрит, за Лондон ведь вечно трясутся, а с таким стражем, как ты, им точно будет нечего бояться. Губы Кракса дрогнули в неуверенной улыбке, которую почти и не видно было за рыжей бородой, но она мгновенно исчезла, когда Габриэль спросил: — А Шакс? Вряд ли он захочет отсиживаться в столице. Хаксон весь поник, опустив плечи и сдвинув брови, и пробормотал неохотно: — Я ему не говорил ещё. Может, он всё-таки будет не против устроиться там в госпиталь? В Лондоне ведь точно врачей не хватает, как и везде… Или беженцам будет помогать, благородное дело. — Или станет лекарем другого охотника, — предположил Варгас. И они оба знали, что так, скорее всего, и будет. Как бы травник ни был привязан к Краксу, после потери своего дома в Уэльсе он не мог нигде останавливаться надолго. Габриэлю это было знакомо, и всё же он промолчал, когда Сэм пожал плечами и ответил: — Надеюсь, что нет. Он мне не раз говорил, что не представляет, как мог бы сработаться с кем-то другим. Да и я тоже не представляю, кто ещё сможет вытерпеть его характер, — натянуто рассмеялся здоровяк. — Пока не расскажешь ему, всё равно не узнаешь, — ответил Габриэль, едва улыбнувшись, и подхватил трость. Пора было уже возвращать её Джонсону, а то так и привыкнуть недолго. — Надо идти. Дерьмовый ром, который разливали в этом пабе, почти не мутил рассудок, но, как оказалось, сильно бил по ногам, и Варгас, заметно покачнувшийся на первых же шагах, раздражённо поджал губы. Даже напиться здесь нельзя было по-человечески, и после чёрт знает скольких рюмок высок был риск упасть в сугроб и замёрзнуть до смерти, оставаясь в трезвом сознании. Кракс, как только маршала пошатнуло, сразу оказался рядом, но Хантер дёрнул плечом, показывая, что помощь ему не нужна, и пошёл увереннее, громко отмечая каждый второй шаг тростью. Глухой стук по дереву сменился скрипом снега под ногами, когда они покинули заведение. На улице уже стемнело, тускло мигали редкие фонари, людей почти не было — только вокруг ярко освещённых ворот туда-сюда сновали фигуры солдат. А дым над крепостью давно рассеялся, и остался лишь запах гари, въевшийся в деревянные облицовки домов, тяжёлые флаги, парусину телег и, казалось, даже каменные стены. При взгляде на мутное сияние фонарей возникало ощущение, будто это оно испускает вонь палёной плоти и что только в темноте можно от неё спрятаться. Габриэль зажмурился, моргнул несколько раз и помотал головой, но впечатление не рассеялось. Должно быть, он всё же был пьянее, чем думал. Или же это тьма внутри нашёптывала ему, что безопаснее всего во мраке. Попрощавшись с Краксом у поворота к казармам, Габриэль пошёл дальше в одиночестве. Госпиталь встретил его приглушённым светом ламп и беспокойными вздохами тех, кто не мог заснуть. Приёмная на первом этаже временно превратилась в огромную палату с длинными рядами коек, и её почти круглые сутки наполняли болезненные стоны, шорох одеял и ворчание пациентов. Сунув трость под мышку, чтобы стуком не разбудить тех, кому посчастливилось задремать, Варгас пересёк комнату, поднялся на второй этаж и завернул в самую тихую из палат. Присев у кровати Даниэля, он вытянул ногу, осторожно помассировал ноющее колено и опустил веки. Из-за рома и усталости кружилась голова, глаза болели от недосыпа, в ушах противно звенело, как после встречи с баньши. Тепло мягко окутывало после морозной улицы, убаюкивало, наваливаясь дремотой. Варгас почти ей поддался, когда услышал едва различимый хриплый шёпот: — Габриэль. Вздрогнув, охотник поднял голову и наткнулся на лихорадочно горящий взгляд. Пару мгновений они смотрели друг на друга, потерянно и недоверчиво. А потом Даниэль с усилием поднялся, сдержав стон, и схватил Варгаса за ворот рубашки, когда тот пересел на кровать. Глаза священника забегали по его лицу, цепко и требовательно — он будто проверял, настоящий ли это охотник или его насмешливый двойник, готовый в любую секунду исчезнуть. — Это не сон, — его голос дрогнул, и Даниэль обвил Варгаса руками. — Господи, ты жив… слава Богу. Хантер заключил спутника в объятия и прижался губами к горячему виску. Его охватило такое облегчение, что он даже не мог ничего сказать. Он чувствовал себя так, будто с него свалилась толстая гранитная плита, которая давила всё это время, с того момента, как он ушёл на озеро, и от наполняющей его лёгкости по коже бежали мурашки. Или эта дрожь передавалась ему от Даниэля, которого мелко трясло. — Я боялся, что больше тебя не увижу, — сказал Марлоу и крепче обнял Варгаса. Горячий влажный лоб уткнулся охотнику в плечо, дыхание опалило ключицу. Габриэль осторожно прижал священника к себе и застыл, ощущая идущий от него болезненный жар. — Я тоже… — Варгас запнулся и продолжил после короткой паузы: — Чёрт, нужно было и с тебя взять обещание, что ты будешь в порядке, когда я вернусь. — Чтобы сейчас меня мучила совесть? — усмехнулся Даниэль и неохотно отстранился. Ладонь Габриэля на его шее, царапающий ухо колючий подбородок и ощущение тепла отвлекали от боли, раздирающей бок, но всё же сидеть прямо, даже с поддержкой, было слишком тяжело. — Чтобы у тебя был лишний повод дождаться меня живым. — Мне лишних поводов не нужно. Вполне достаточно одного. «Какого?» — рвался вопрос у Варгаса с языка. Но Даниэль наверняка сказал бы то, чего Габриэль не хотел слышать и на что не смог бы ответить. Поэтому, проглотив все вопросы, Хантер впечатался ртом в сухие губы. Это было красноречивее любых слов. Марлоу упёрся ладонями в плечи охотника, чтобы оттолкнуть, — в коридоре раздавались шаги, санитар или врач могли зайти в любую минуту, — но в итоге лишь сгрёб ткань в кулаки и притянул Варгаса ближе. От простого соприкосновения губами дыхание сбивалось, а в груди всё ныло. Потому что Даниэль в какой-то момент — один из самых жутких моментов в своей жизни — почти поверил, что этого больше не будет. А теперь Варгас снова был рядом. Губы охотника двинулись грубо, с напором, и Марлоу вздрогнул в его руках. Почувствовав это, Хантер отстранился и выдохнул хрипло: — Прости. — Ничего, — Даниэль провёл языком по нижней губе: на ней остались трещинка и металлический привкус крови. — Помоги мне сесть. Охотник подложил ему под спину подушку, помог подвинуться ближе к изголовью и даже подтянул повыше одеяло. Священник упёрся затылком в стену и прижал ладонь к спрятанным под больничной рубашкой бинтам; какое-то время раздавались лишь его шумные вдохи и выдохи. Любое движение рёбер, малейшее напряжение мышц причиняли боль. И всё же Марлоу нашёл в себе силы скривить губы в ухмылке, когда произнёс: — Ощущение, будто меня разорвали пополам и потом кое-как зашили. — Ну, зашили тебя и правда кое-как, — пожал плечами Варгас. — Утешил, — фыркнул Даниэль, но тут же нахмурился, заметив знакомую трость. — Ты ранен? И что с Джонсоном, он жив? — Да, он уже в порядке, просто протез потерял. Трость ему сейчас ни к чему, а мне как раз пригодилась, — Габриэль поймал на себе обеспокоенный взгляд и отмахнулся: — Ничего страшного, просто покусали немного. Скоро заживёт. Марлоу недоверчиво кивнул, но больше расспрашивать не стал. Как не стал задавать вопросов и о том, что случилось на озере, в порядке ли остальные, могут ли они хотя бы ненадолго забыть о нашествиях мертвецов. Наверняка ответы будут безрадостными, а Даниэль не хотел сейчас думать об этом. Единственное, чего он желал, — наслаждаться присутствием Варгаса. И он был бы не против, если бы они просто сидели рядом друг с другом и молчали. Марлоу предпочёл бы забыть обо всём, что случилось. И поэтому надеялся, что Габриэль тоже не станет задавать вопросов. — Вы давно вернулись? — Пять дней назад. — О боже, я так долго спал? А ещё думал, что щетина быстро отросла, — Даниэль потёр колючий подбородок и поморщился. — Пока отсюда выйду, у меня уже борода будет. — Тебе не пойдёт, — хохотнул Габриэль. — Поэтому скорее бы всё зажило, — подхватил священник. И заметил, как опасно потемнел взгляд Варгаса. — Если бы ты не полез на рожон, не пришлось бы здесь сидеть. — Правда хочешь отчитать меня за то, как всё время поступаешь сам? — натянуто усмехнулся Даниэль. Но хмурые морщины на лбу охотника ничуть не разгладились, а рот превратился в тонкую жёсткую линию. — Я не пытался играть в героя, если ты об этом, — раздражённо сказал священник и нервно прикусил липкую от крови губу. — У меня не было выбора. Кто бы с ним сражался? Медсёстры? — Маргарет наверняка справилась бы без потерь, — в тон парировал Габриэль. Глаза Даниэля возмущённо округлились, крылья носа раздулись в гневе, но Варгас, вместо того, чтобы сразу извиниться — он понимал, что стоило бы, сказал ведь не подумав, — упрямо стиснул зубы и отвернулся к белой ширме. Внутри кипела глупая злость на Марлоу за то, что тот поставил жизни каких-то безымянных санитаров и медсестёр выше своей. Это было одновременно смело и безответственно, но признать второе было куда проще, чем первое. — Ну прости, что не смог убить монстра-охотника и остаться невредимым, — ехидно отозвался Даниэль, стиснул одеяло в кулаках и после прерывистого вздоха продолжил: — Он появился из ниоткуда, убил санитара… началась паника, все что-то кричали, и рядом была Клэр, — Марлоу и сам не заметил, как стал говорить всё громче и как в голос прокралась дрожь. Пододеяльник в его пальцах натягивался и готов был вот-вот затрещать. — И что я должен был делать? Смотреть, как он ещё кого-нибудь разрубит пополам? Если бы следующими стали Шакс, или миссис Тиви, или… — Тш-ш, тихо, — прошептал Варгас и накрыл ладонь священника своей. Напряжение, нервозность, нарастающая паника в каждом слове Марлоу заставили его забыть о собственной злобе. И сразу вспомнилось, каково было ему самому на озере. Вряд ли он смог бы сейчас говорить об этом спокойно. Даниэль дышал часто и шумно. Он свёл плечи и чуть согнулся вперёд, чтобы бок не ныл так сильно, но это не помогало. Перед глазами стоял образ мертвеца, под ногами разливалась кровь убитого санитара, в ушах звенело от воплей, и он снова чувствовал, как лезвие меча входит в тело и обжигает агонией. Рука на его ладони сжалась, выдёргивая из воспоминаний и заставляя поднять голову и встретить неожиданно мягкий взгляд. — Было страшно? — спросил Габриэль. — Да. Палец охотника успокаивающе прошёлся по костяшкам. — Всё уже закончилось. И… ты поступил правильно. Конечно, правильно. Не слушай меня, я просто… Голос прервался. Даниэль вскинул брови в ожидании, но Варгас не продолжил. — Подай воды, пожалуйста, — кивнул Марлоу на тумбу, где стоял кувшин. Варгасу не нужно было ничего говорить. Священник слышал, пребывая на грани сна и реальности, как тот спрашивал о нём у санитара, как ругался с Шаксом и как шептал ему что-то. Слышал хромые шаги и чувствовал на своей ладони чужое тепло. Может, ему это только снилось. Но сейчас он видел по глазам охотника, что всё это по крайней мере могло быть правдой. — Спасибо, — Марлоу взял стакан, приник к нему, а когда повернулся к тумбе, чтобы поставить его обратно, замер. За тем местом, где прежде был кувшин, виднелось распятие. Оно мягко блестело в лунном свете, падающем из окна, и само словно изучало серебристое сияние. Даниэль перевёл взгляд на Габриэля и тепло ему улыбнулся. Варгасу не нужно было ничего говорить.