Неотвратимость

В Карлайле они провели несколько дней, восстанавливаясь после столкновения с криптой, монстрами и жителями Лонгтауна. У Варгаса с глаза сходил отёк, постепенно меняя цвет с фиолетового на бирюзовый и жёлтый; Даниэль делал перевязки на ладони и боролся с ночными кошмарами. Шакс, единственный, умудрившийся остаться не побитым, тоже нуждался в отдыхе после того, как повисел на краю бездны. После приезда Варгас и его спутники сразу отправились к бургомистру, который, к счастью, оказался орденцем. Его не пришлось убеждать в необходимости эвакуации целой деревни: едва услышав о крипте, он сразу раздал приказы своим подчинённым, и уже через несколько часов был готов специальный отряд. Позже, стоя у окна гостиницы, Варгас наблюдал за покидающими город солдатами, а у него за спиной, скрипя пером, Даниэль дописывал срочное сообщение для Ордена и дополнял карту новыми пометками. — Скоро всё будет чёрным, — заметил он, и оттенок безнадёжности в его голосе, так хорошо знакомый Варгасу, заставил охотника тяжело вздохнуть. Возразить было нечего. Габриэль постоянно возвращался мыслями к вопросам, которые породила охота в Лонгтауне. Что будет, если где-нибудь ещё на границе с Шотландией откроются новые крипты? Север окажется отрезан от Англии и не протянет без поддержки и пару лет. Если только учёные не найдут наконец способ закрывать бездны и укрощать тьму, но на это никто уже не надеялся. Варгас уж точно. Он не верил в потуги Лондона отыскать решение. Но верил в то, что они даже близко не способны представить, насколько быстро развивается тьма, и сомневался, был ли он прав в споре с Шаксом насчёт крипты. Что, если она действительно ждала? Что, если она обрела полную силу именно в то время, когда рядом оказались охотники, не случайно? Что, если так тьма защищалась, не желая, чтобы кто-то узнал о её безмолвном присутствии? Этот нескончаемый поток безрадостных размышлений дополнялся уверенностью, что тьма больше не порождала беспорядочно бестолковых мертвецов. Теперь она была организованна и создавала целые отряды, связанные единым инстинктом. Умертвие до смерти пугало людей, а они, обратившись, пронзали глаза живым, потому что их последним желанием было не видеть. И на это тьме потребовался не месяц, как на севере, а всего один день. Что будет, когда крипта откроется в Лондоне? Что будет, когда монстрами станут те, кто десять лет изучал крипты? Что будет, когда сектанты найдут способ одарить могильными огоньками сотни и тысячи людей и превратить их в мантикор и вендиго? От всего этого волосы на голове вставали дыбом. Орден не был к этому готов. У них не было ни единого шанса. И был ли в таком случае смысл в жалкой попытке спасти Даниэля? Последняя в веренице солдатская повозка скрылась за поворотом, и Варгас, тряхнув головой и заставив себя не думать о том, чего не мог изменить, окинул взглядом широкую ухоженную мостовую. Вопреки обыкновению, его не раздражала вынужденная остановка в городе, в котором не было никаких дел и заданий. Карлайл, в отличие от мрачной суетливой крепости Глазго, был просторным и размеренным. Небольшой завод располагался на отшибе, поэтому воздух здесь был чистым и снег не чернел от дыма, а благодаря тому, что Орден пустил корни в местных властях, горожане спокойно относились к охотникам. Все дни пребывания в Карлайле Марлоу радовался, что они оказались именно в этом городе. Он был счастлив наконец-то оказаться там, откуда их не хотели прогнать, там, где люди мирно жили, работали, гуляли по широким улицам и улыбались встречным прохожим. И, пользуясь тем, что все дороги здесь были для них открыты и нигде на них не смотрели как на чужаков или монстров, он вместе с Шаксом каждый день вытаскивал Варгаса в долгие походы по ухоженным улицам. Они неторопливо бродили по городу; Даниэль заходил в заброшенные, но сохранившиеся соборы и рассказывал истории о том, как Шотландия и Англия постоянно отвоёвывали Карлайл друг у друга; Шакс затаскивал их то в магазин трубок и табака, то в аптеку, где искал самые разнообразные травы; Варгас заглядывал в оружейные мастерские и рассматривал витрины алкогольных лавок, за которыми тянулись длинные ряды бутылок. На четвёртый и последний день отдыха во время прогулки они все вместе зашли в шляпный магазин. Треуголка Шакса за годы службы изрядно истрепалась: на уголках в неё намертво въелась дорожная пыль, верхний слой ткани местами протёрся чуть ли не до дыр, а в загибах появились трещины, в которые забивалась кровь живых и мертвецов. — Почему ты её не выбросишь? — спросил Даниэль, ступая вдоль полок со шляпами. — От отца досталась, — Шакс бережно убрал треуголку в сумку и остановился у шкафа, на котором выстроились башенки из невысоких головных уборов с закруглёнными краями. — Я таких раньше не видел, — сказал Марлоу и протянул один травнику. — Это котелки, в Лондоне такие ещё где-то год назад появились, — объяснил тот, остановился перед зеркалом и надел шляпу. Даниэль встал рядом, разглядывая отражение высокого тощего Гастингса. Котелок ему шёл куда больше, чем длинный цилиндр, а Марлоу неожиданно поймал себя на том, что ему неуютно в этой шляпной лавке за таким обычным занятием. В дни отдыха на него время от времени накатывала тревога, словно вот-вот что-то должно было произойти. Что-то страшное и непоправимое. Он ждал, что в любую секунду стены уютного магазинчика рухнут, и они окажутся на развалинах города в окружении обратившихся монстрами жителей. Но это чувство всегда быстро проходило. Когда Шакс улыбался ему своей хитрой улыбкой или Варгас мимоходом касался плеча или ладони. А сейчас его заставил очнуться уколовший бок острый локоть. — Ну, что скажешь? Даниэль слегка сдвинул котелок назад, открывая лоб Гастингса, и одобрительно кивнул: — С твоими длинными волосами выглядит весьма экстравагантно. — Вот и отлично. Как раз для возвращения в столицу. Варгас, который до этого молча следовал за спутниками, присматриваясь к треуголкам, замер, забыв, что собирался примерить одну из них. — Ты решил остаться в Лондоне? — вскинул он брови, стараясь звучать непринуждённо. Шакс отдал продавцу семь шиллингов и открыл входную дверь; та тихо звякнула колокольчиком. Они вышли на широкую мостовую, по бокам которой теснились низкие кирпичные здания. — Нет. Там живёт мой друг, который обещал пройти обучение на охотника. Если он этого не сделал, обращусь за новым напарником в Орден. Да и Краксу хочу лично сказать… — Шэй вздохнул. — Я не смогу сидеть на месте, в Лонгтауне это понял. Варгас задумчиво кивнул. Ему не нужно было объяснять, он как никто знал эту тягу бесконечной охоты. Габриэль чувствовал, что Шакс изберёт этот путь, понял, когда тот безумно смеялся после того, как чуть не упал в крипту. Хантер рассчитывал на это, надеялся, что интуиция его не подведёт. Однако собственная проницательность не принесла радости, как и то, что решение Шакса избавило его от необходимости искать спутника. Ситуация словно сама по себе складывалась идеально. Как только Варгас подумал, что должен вернуть Даниэля в Ноттингем, Кракс сказал ему, что останется в Лондоне, а Шакс отправился с ними. Значит, решение Габриэля всё-таки было правильным? От этих мыслей почему-то внутри всё мерзко сжималось. — Доеду с вами до Лидса, а там наши дороги разойдутся. — Дорога до Лондона идёт через Ноттингем, — напомнил Хантер. — Хочу сначала заглянуть в Йорк, навестить старого знакомого, — Шакс пожал плечами и направился к ближайшему трактиру. Обычно к вечеру у него обязательно находились какие-нибудь срочные дела, и Шэй, отпустив пару дурацких и смущающих Даниэля шуток, оставлял их наедине. Но в этот раз они ужинали вместе, в трактире неподалёку от гостиницы. Шакс рассказывал о своём знакомом из Йорка — его первом охотнике и наставнике, который был из тех редких орденцев, что уходили на пенсию не из-за ужасных травм, а по старости. Даниэль пробовал затянуться от трубки, громко кашлял, а Шэй звонко смеялся над его страдальческим выражением лица. А Варгас думал о том, что в Лидсе всё решится. Гастингс наверняка не откажет. Ведь работать с опытным охотником в любом случае было лучше и надёжнее, чем с новичком. А если он согласится, пути назад уже не будет. Опустив голову, Габриэль скривил губы в безрадостной усмешке. Хорошо, что Шакс уезжал раньше: после разговора с ним уже не будет возможности передумать. Даже здесь всё складывалось идеально, и от этой удачи становилось горько. На следующий день, проходя через окраины Карлайла по дороге, ведущей на юг, они встретили несколько знакомых лиц из Лонгтауна. Осунувшиеся и злые, они выкрикивали вслед охотникам проклятия, а некоторые пытались броситься на них с кулаками, но солдаты, заполонившие улицы района, где жили эвакуированные, быстро их оттащили и разогнали. Чуть ли не до самых ворот Даниэль ощущал на себе взгляд Уоррена, который смотрел на него как на предателя. Их путь пролегал через лесной массив, по которому бродили одинокие мертвецы, сквозь хлёсткие ветви кустов, цепляющие поводья и одежду, умоляющие остаться. Однако для тех, кто дважды побывал в Долине Надежды, этот лес был не страшен. Выбравшись из его острых пальцев, Варгас и его спутники вышли на широкую, проторенную многочисленными повозками дорогу. Отдохнув в Дарлингтоне от объятий пропитанного тьмой леса, они отправились дальше. До самого Ноттингема шла почти прямая дорога, на которую, словно на шёлковую нить, были нанизаны блестящие бусины благополучных городов и мелких поселений. Здесь, вдоль торгового пути, по которому регулярно проходили патрули, наверняка можно было найти немало людей, которые ни разу в жизни не видели мертвецов. Как Даниэль ещё каких-то полгода назад. Проводив взглядом указатель на Мидлсбро, Марлоу неуютно повёл плечом, на котором розовел шрам от арбалетного болта. Когда они проезжали здесь по дороге на север, его голова была забита мыслями о предстоящем сражении в Глазго, теперь же поток колючей ностальгии ничто не удерживало. В голове мелькали смутные образы, которые были скорее воспоминаниями о чувствах, чем о событиях. Он почти забыл, как бегал по коридорам завода и прятался от Варгаса, но помнил страх. То, что происходило тогда, до и после, слилось в единую агонию перерождения, которую Даниэль с удовольствием вычеркнул бы из своей памяти. Но символ его падения — Лидс — становился всё ближе. Из-за горизонта медленно выплыли высокие трубы, коптящие глубокое синее небо, и Марлоу почувствовал, как стало тяжело дышать. Не от болезненных образов прошлого, а из-за смога: невидимый в воздухе, он окрашивал снег, словно превращая его в пепел, и оставлял на окружных стенах чёрные отпечатки гари. Подъехав ближе, они спешились, и Шакс постучал в ворота. Задвижка на окне резко отодвинулась, цепкий взгляд обежал путников, и прежде, чем Шакс успел что-либо сказать, дверь распахнулась. — Добрый вечер, — поприветствовал их стражник, пропуская в город. — С каких пор охрана здесь такая беспечная? — нахмурился Варгас. — Я вас помню, — ничуть не смутился стражник. — Вы спасли местных лесников. Я тогда дежурил. После уничтожения монстров все несколько дней ещё обсуждали, как… Хантер отмахнулся от восторженного парня и, не дослушав, повёл Голиафа по мостовой. — Мы рады были помочь, — с трудом заставил себя улыбнуться Даниэль и поторопился за охотником. — И давно вы местные знаменитости? — спросил Шакс по пути к конюшне. — Осенью здесь были падальщики, — Марлоу нервно пожал плечами. — Ничего особенного. Они отдали лошадей двум женщинам, одна из которых всплеснула руками и заворковала с суровым Голиафом, припоминая, какой он хороший мальчик. Варгас похлопал коня по шее, поморщился от противного сюсюканья и пошёл к гостинице, снова впереди спутников — говорить ни с кем не хотелось. Долгий день его измотал, и ещё предстоял разговором с Шаксом. Всё, на что Габриэль надеялся — что Гастингс не станет задавать вопросов. Но, зная травника и его неуёмное любопытство, Варгас понимал, насколько это глупо и наивно. Как он должен был объяснить своё решение? Сказать правду, очевидно. Врать Шаксу было бесполезно, можно было разве что недоговаривать, и тогда всё остальное травник понимал без слов. Толкнув дверь гостиницы, Варгас прошёл в тесную прихожую; за ним следовали спутники — два лекаря, какая роскошь; уже через пару дней могло не остаться ни одного. — Три комнаты на одну ночь, — сказал Хантер мужчине с косым шрамом на щеке. Пока администратор доставал ключи, Габриэль покосился на спутников. Марлоу смотрел в пол, опустив голову; Гастингс рассматривал яркую картину на стене, которая нисколько не помогала скрасить обстановку. Как Варгас объяснит замену лекаря, если у Ордена возникнут вопросы? А они точно возникнут. Можно было сослаться на события в Глазго. Сказать, что ранение слишком ослабило Даниэля? Или что его психика не выдержала столь близкой встречи с тьмой? Многие не выдерживали. Но Даниэль был сильнее многих. Плевать, он что-нибудь придумает. Главное — убедить Шакса и поставить точку в этой истории. — Добро пожаловать, — криво улыбнулся администратор, протягивая три ключа. Хантер поблагодарил скупым кивком, и они со спутниками разошлись по своим комнатам. Скинув вещи, Варгас глубоко вздохнул и тут же вышел обратно в коридор. Нечего было тянуть, тем более что времени на размышления не осталось. Габриэль устал убеждать себя в том, что всё решено и нет никаких других вариантов и возможностей, подспудно продолжая искать лазейки. Думал: что, если научить Даниэля сражаться по-настоящему? Что, если брать контракты только на давно изученных и знакомых тварей? Что, если дотянуть до весны и бродить по лесам — только вдвоём? Но если бы Даниэль умел обращаться с оружием, а они охотились на мелких монстров в тени деревьев, это бы ничего не поменяло. Они могли наткнуться на доппельгангера или вендиго — и всё. В Ордене погибали даже лучшие, сколько раз сам Габриэль становился тому свидетелем? Он вошёл в комнату Шакса без стука. Гастингс обернулся и удивлённо вскинул брови. — Есть разговор. Прозвучало так серьёзно, что самому Варгасу стало неуютно. Шэй бросил на кровать плащ, который, видимо, собирался педантично сложить и о котором тут же забыл. — В чём дело? — Станешь моим спутником? Слова, которые Варгас совершенно не хотел произносить, удивительно легко сорвались с языка. — Вместе с Даниэлем, что ли? — фыркнул травник. — Не многовато ли спутников на одного охотника? Ты ведь раньше вообще без лекаря хотел… — Вместо Даниэля, — с нажимом перебил Хантер. — Чего? Глаза Шакса забегали по лицу Варгаса, пытаясь прочитать по нему объяснение прежде, чем оно прозвучит. От него возникало ощущение, будто травник вскрывал череп и заглядывал прямиком внутрь, но у Габриэля там ничего не осталось — никаких мыслей и чувств, только желание покончить со всем как можно скорее. — Я собираюсь оставить его в Ноттингеме, — наконец сказал он. В желудке противно свело, но Варгас требовательно продолжил: — Ну так что? У тебя всё равно теперь нет охотника. — Даниэль знает? По тону травника было ясно, что он и сам догадался, просто хотел подтверждения. Признания. И когда Хантер коротко качнул головой, его взгляд заледенел. — Серьёзно, Габриэль? Так ты теперь решаешь проблемы? Этими интонациями можно было бы отравить весь город, но Варгаса они ничуть не устыдили — только вызвали нарастающее раздражение. Он задал простой вопрос и хотел получить простой ответ, без обсуждений и осуждений. Шакс не понимал, о чём говорит, а Габриэль не собирался объяснять, и всё же злобно выплюнул: — Я не хочу, чтобы он умер у меня на руках в каком-нибудь проклятом лесу, только и всего. — А его мнения спросить не хочешь? — прошипел Гастингс. — Так нельзя, Габриэль. Хочешь играть в вершителя судеб, иди в Тауэр. С таким подходом там тебе и место. — Заткнись, — грубо оборвал Варгас, чувствуя, как кулаки начинают чесаться что-нибудь разбить. — Это тебя не касается. Если ты не согласишься, я найду другого спутника. Между ними повисла тяжёлая пауза. Шакс буравил охотника яростным взглядом, поджимая губы и раздувая узкие ноздри. Варгас не видел его таким уже много лет, и не ожидал сегодня такой реакции — не понимал, почему травник злится. И желания разбираться не испытывал. — Если ты ему не скажешь, я сам… — Не смей, — прорычал Хантер, мгновенно оказавшись рядом и схватив Гастингса за грудки. — Это жестоко, Габриэль, — ровно произнёс Шакс. — Это правильно. Шэй осторожно снял с себя руки охотника и тихо вздохнул, снова пронзая своим всевидящим взглядом. — Я верну его домой. Давно должен был. — А не слишком поздно? Он готов пойти за тобой хоть в самое сердце бездны, ты разве не понимаешь? Варгас сцепил зубы, проглотив злые и хладнокровные слова, которые были бы ложью от первого до последнего звука. Да, он понимал. Нет, ему было не плевать. Но это не имело значения. — Так ты согласен? Да или нет — по сути это ничего не изменит. — Ты так уверен в себе, — колко усмехнулся Шакс. Хантер непонятливо нахмурился, но травник не стал объяснять. Он отвернулся к кровати, взял свой плащ и аккуратно расправил складки. — Я пробуду в Йорке неделю. Варгас ждал продолжения, однако больше Шакс ничего не сказал. Даниэль глубоко вздохнул, чувствуя, как сердце медленно и тяжело бьётся в грудной клетке, и включил воду в душевой. Упругие струи забили по плечам, пробуждая назойливые воспоминания, жаля образами и отголосками чувств. Марлоу опустил голову и с нажимом провёл пальцами по точке под ухом, где когда-то был укус. Словно синяк мог появиться только из-за того, что Даниэль снова оказался в этой гостинице. Поддавшись глупому беспокойству, священник посмотрел на бедра — но никаких синяков там не было. Это всё осталось в прошлом. Бросив бесплодные попытки смыть дурные мысли, Марлоу вышел из душа — в запотевшем зеркале расплывались смутные очертания. Он не стал его протирать — помнил, как в прошлый раз увидел там чужака, и знал, что теперь на него будет смотреть не тот человек, который однажды потерял здесь свою душу. Возвращаясь в темноте, Марлоу слышал далёкий шум на первом этаже, но больше в гостинице не раздавалось ни звука. Отдалившись от голосов и закрывшись в своём номере, он оказался в тишине. Комната была точной копией той, в которой они были тогда. Две жёсткие кровати, небольшой стол, тёмные кирпичные стены. Даниэль опустился на колени перед распятием, но призраки того дня не давали сосредоточиться на молитвах: мешали звон упавшего распятия, эхо собственных отчаянных всхлипов и эфемерный запах дыма. Тряхнув головой, священник посмотрел на Иисуса и отпрянул. Молиться у его ног, вспоминая о своём падении со смесью трепета и отвращения, было кощунством. Марлоу прошёлся из одного угла в другой, ощущая себя загнанным в ловушку прошлого и не зная, как из неё вырваться. Поддавшись мгновенному порыву, он потянулся к сумке за сигаретами, но тут же замер. После того, как он купил в Карлайле кое-какие лекарства и медицинский журнал, у него в сумке совсем не осталось места, и он переложил свитер и попавшуюся под руку пачку сигарет к вещам Варгаса. Даниэль потёр лицо ладонями, стараясь взять себя в руки, вернуть контроль над мыслями и чувствами. Нужно было успокоиться и лечь спать, но теперь, когда он вспомнил о сигаретах, желание покурить стало почти невыносимым. Выскользнув в коридор, он бесшумно отворил дверь в комнату Габриэля и так же тихо закрыл её за собой. Сумка лежала на столе. Он подошёл ближе; взгляд упёрся в столешницу, и Даниэль с замиранием сердца тронул жёсткий край. Он почти не помнил разговор, не помнил, как оказался на столе, но воспоминание о том, как этот край впивался в бёдра, сейчас было едва ли не физическим. — Даниэль? — Марлоу вздрогнул от неожиданности; позади скрипнули пружины. — Ты чего? — Покурить хочу. Отыскав пачку, он встретил вопросительный взгляд и вместо того, чтобы уйти, опустился на свободную кровать. Над зажжённой сигаретой взвилась сизая струйка дыма; в белом свете луны уголёк казался блёклым, багрово-серым. — В чём дело? — спросил Хантер, приподнявшись на локтях. — Не спится, — пожал плечами Даниэль. — Здесь… неуютно. Нахмурившись, Варгас демонстративно поморщился от запаха. На мгновение внутри скрутило от мысли, что Марлоу слышал его разговор с Шаксом и поэтому пришёл посреди ночи, но Хантер быстро её прогнал. Если бы Даниэль узнал, он не смог бы это скрыть, не смог бы так долго молчать. Нет, запах дыма и немигающий взгляд были совсем не к этому. Они напоминали о давних событиях. Габриэль недовольно поджал губы, ощущая холодность напряжённой тишины. — Либо объясни, что случилось, либо иди курить в свою комнату, — резко произнёс он, надеясь, что Даниэль выберет второй вариант. О том, что однажды произошло в этой гостинице, Хантер предпочитал не думать и, судя по всему, Марлоу тоже — они ни разу не говорили об этом. И Варгас хотел, чтобы так и продолжалось. И всё же громогласные обвинения были лучше, чем нечитаемое выражение и горький дым. Даниэль шумно выдохнул, по-прежнему не отвечая. Он не хотел ничего объяснять, так же как не хотел оставаться один, хотя рядом с Варгасом образы прошлого становились ярче. Марлоу не ожидал, что возвращение в Лидс так сильно на него повлияет. Не думал, что тени прошлого притаились в каждом углу, чтобы напасть в подходящий момент. Ему казалось, что он справился, а пережитое осталось в редких кошмарах. Но вот он курил, глядя на Габриэля сквозь завитки дыма, и вспоминал, как цеплялся за него — своего палача, а после — за крестик. Вспоминал пугающее тогда ощущение выпуклых шрамов под пальцами — и шершавых трещин на стене, которые обводил в ночи, неспособный заснуть. Вспоминал отчаяние, наслаждение и страсть. — Так и будешь молчать, чёрт возьми? — раздражённый голос охотника нервно дрогнул. — Если хочешь что-то высказать, давай, вперёд. Хантер махнул рукой, готовый к любым обвинениям, хоть и не представлял, как от них защищаться. Они могли бы разругаться из-за одного эпизода, который остался в далёком прошлом, чтобы у Габриэля появился повод разрушить будущее. Затушив окурок о металлический каркас кровати, Марлоу встал и шагнул к Варгасу. — Можно к тебе? Он поймал растерянный взгляд охотника и потянулся к пуговицам на своих штанах. — Что ты… Штаны упали на пол; Даниэль отбросил одеяло в сторону и забрался Варгасу на колени, оказавшись близко, лицом к лицу. — В моей комнате очень холодно, — прошептал он и положил ледяные пальцы на горячую шею охотника. — Чувствуешь? — Так ты пришёл греться? — похабно усмехнулся Габриэль, и все пошлые замечания и встревоженные мысли потонули в долгом поцелуе. Даниэль прикрыл глаза, вдыхая родной запах и трогая всё те же шрамы. Он пришёл к тому, кто всего несколько месяцев назад взял его практически силой, чтобы безмолвно умолять о любви. Был ли он жалок? Встречая ответный страстный порыв и ощущая нетерпеливые прикосновения, Даниэль думал, что это неважно. *** Дорога до Ноттингема заняла полтора дня. Для Даниэля, который звал этот город своим домом, время тянулось целую вечность. Он читал указатели: то на Честерфилд, то на Линкольн, то на далёкий Ашбурн; подгонял Кифу в пути и Варгаса на привале; оглядывался, беспокойно высматривая следы монстров на снегу. Однако здесь никаких монстров не было: охотники регулярно патрулировали этот район, а возникающие контракты мгновенно расхватывали и выполняли. Но при этом никто, похоже, не снимал плакаты. Проезжая мимо очередного населённого пункта, который был неподалёку от Хаддерсфилда, Даниэль сорвал с дерева листовку фанатиков и с негодованием её смял. Уже, наверно, двадцатую на их пути. — Я же писал о них Ордену, почему он хотя бы не запретит секте распространять эту ересь? — возмутился Марлоу, запихивая комок бумаги с изображением бездны в сумку. — Думаю, они решали более насущные вопросы, — пожал плечами Варгас. — Например, какие? — ехидно вскинул брови священник. — Например, север, — в тон ему ответил Хантер. Даниэль запнулся, проглотив следующую фразу. Сказать, что события на севере были менее важными, язык не поворачивался. Но молчал он недолго — до следующего плаката. — Кто-то должен этим заняться. Ты ведь тоже понимаешь, насколько это серьёзно. Что, если они научатся сами создавать монстров? И что, если люди действительно начнут верить в этого «нового бога»? — Даниэль, мы это уже обсуждали, — закатил глаза Варгас. Марлоу наверняка ничего сделать из Ноттингема не сможет, а Габриэль не собирался проталкивать в Ордене какие-либо идеи, так что и говорить было не о чем. Хантер не желал слушать о всяких богах, где бы они ни обитали: на небесах или в безднах. — Может, после Бристоля поедем в Лондон? — глаза Даниэля опасно загорелись: как всегда, когда он собирался отстаивать свою позицию до конца. — Познакомишь меня с сенешалем, я поговорю с ним, хотя бы попытаюсь. Они просто недооценивают масштаб… — Нет, — перебил Варгас. — Он не станет слушать. Это во-первых. А во-вторых — я не собираюсь в Лондон. Пока не будет приказа явиться, ноги моей там не будет. Священник нахмурился, не понимая, почему Хантер так категорично против. Ведь очевидно было, что ложная вера сектантов опасна не только для общества, но и для Ордена. Они распространяли ещё большее недовольство охотниками, забивали головы доверчивых людей своей чушью о новом мире и господстве тьмы, и это нельзя было допускать. То, что начиналось с листовок, могло перерасти в настоящую катастрофу. В реальную войну между людьми, когда все должны были объединиться против зла, которое источали крипты. — Я ведь не предлагаю там остаться. Ты пока навестишь Кракса, а я попробую поднять этот вопрос. Мы должны что-то сделать, иначе… — Так, — тяжело произнёс Хантер, — я не должен этого делать. Я должен уничтожать монстров. Но если тебе так хочется — можешь поехать туда один. Вздрогнув, Даниэль растерянно заморгал. Это совсем не звучало как шутка или насмешка: Варгас сказал так, словно он действительно мог всё бросить и поехать в Лондон. От этого все мысли и аргументы сами собой разбежались, оставив в голове звенящую пустоту. — Я… отправлю ещё одно письмо, — пробормотал Марлоу в итоге и поскакал к очередному плакату на дереве. К счастью, чем дальше на юг они уходили, тем меньше встречалось листовок, и Варгас перестал ощущать на себе озадаченный, огорчённый и осуждающий взгляд. Конечно, Даниэль был прав: сектанты представляли реальную угрозу, но не ему было с этим разбираться. И не Варгасу: его работой были мёртвые, а не живые. Будь его воля, он предпочёл бы сталкиваться с живыми как можно реже, но для этого нужно было дождаться тепла. Весной, когда прогреется земля, он сможет уйти в леса хоть на целый месяц. Там, возможно, получится забыть обо всём и просто бездумно охотиться, на чистом инстинкте, как живой чистильщик. Хантер поднял глаза от дороги и вздохнул, завидев высокие стены. Нужно будет забраться в лес подальше отсюда, чтобы не было соблазна передумать или хотя бы просто навестить Даниэля. Глядя на ворота, он не представлял, как покинет их один. Ноттингем встретил их холодными порывами ветра и мелким снегом, летящим в глаза и облепляющим фонари. Недоверчивые стражи открыли дверь, как только Варгас показал метку на ладони. Ступая по улице, ведущей к конюшне, Даниэль окинул широким взглядом знакомые здания, вывеску магазина тканей, дом, в котором жило семейство Уильяма, ограду больницы — и робко улыбнулся. Уходя отсюда, он и не мечтал вернуться. Он даже не надеялся, что к зиме будет всё ещё жив. Всё вокруг было точно таким же, как раньше, даже яма на дороге рядом со свечной лавкой, о которую он вечно спотыкался. Казалось бы, что могло измениться за каких-то пять месяцев? Но Даниэля преследовало ощущение, будто его не было здесь целую вечность. В конюшне им навстречу вышел крепкий мужчина, широкое лицо которого показалось священнику смутно знакомым. — Добрый вечер, — поздоровался Марлоу. — Святоша? — вскинул брови конюх и низко засмеялся. — Ну ничего себе. Мы уж думали, ты помер давно в пасти какой-нибудь твари. — Как видите, я ещё жив — по Божьей милости, — ответил Даниэль. Искренние слова прозвучали язвительно и явно озадачили широколицего мужчину, который скользнул по священнику оценивающим взглядом и громко присвистнул. — Святоша с пушкой! — воскликнул он и насмешливо обратился к Варгасу: — Неужто вы из него человека сделали? Хантер раздражённо оскалился на этот поток назойливого жужжания и вместо того, чтобы дать конюху деньги в руки, швырнул монеты ему под ноги. Те глухо ударились о доски и затерялись в пучках сена. — Какого дьявола?! — возмутился конюх. — Это за одну ночь. — Варгас кивнул спутнику: — Идём. — Твою мать… — За одну? — переспросил Даниэль, игнорируя конюха. — Я думал, мы задержимся ненадолго. — Посмотрим, — неопределённо пожал плечами охотник, прикидывая, сколько у него времени. Шакс ещё вчера должен был добраться до Йорка, а значит, в запасе осталось шесть дней. Однако чем дольше он будет тянуть, тем сложнее будет уйти. Разворачиваясь к выходу, Варгас заметил краем глаза движение и мгновенно загорелся в предвкушении, но сделать ничего не успел: к тому моменту, как он обернулся, вскидывая кулак, руку конюха перехватил Марлоу. — Сопляк, ты что себе позволяешь? — прошипел мужчина. — Шибко осмелел на воле? Глаза Даниэля горели праведным гневом, но он не стал говорить о том, как насилие очерняет душу, не стал говорить, что атаковать со спины низко и подло. Это было бессмысленно, он хорошо знал этих людей, помнил, что любые речи здесь бесполезны. Он столько раз пытался… Поэтому, до боли в пальцах сжимая запястье конюха, Даниэль сказал только: — Советую хорошо подумать, прежде чем нападать на охотников. «Охотников». Варгас дёрнулся от этого слова, словно его ударили хлыстом, и отпихнул конюха в сторону с такой силой, что тот чуть не свалился под копыта Голиафа. Схватив Марлоу за локоть, Хантер выволок его на улицу. — Сколько раз я говорил тебе не вмешиваться, — прорычал Варгас, досадуя, что спутник украл у него возможность вмазать конюху как следует. — Что, мне надо было стоять и смотреть? — вскинулся Даниэль, вырвав локоть из руки охотника. — Может, я сам хотел поставить его на место? И тут же удивлённо охнул. Он вспомнил лицо мужчины — этот же самый конюх был здесь, когда Марлоу покинул Ноттингем в далёком сентябре. Он насмехался, отпуская омерзительные шутки, а Даниэль только и мог, что сбежать. Но теперь он уже не был тем робким слабым святошей. Теперь он мог постоять за себя — и других. Добравшись до гостиницы, Марлоу бросил сумку на стул и выглянул в окно: над крышами домов виднелся крест. Он должен был написать Эстер, составить письмо в Орден, а ещё стоило бы поговорить со здешним мэром, хотя бы попытаться, чтобы оградить Ноттингем от сектантской заразы, но Даниэля неумолимо тянуло в церковь. Дела могли немного подождать, пока он не проверит, не разрушил ли кто распятие, не украл ли подсвечники и кубки, не устроил ли в нефе магазин или склад. — Я пойду в церковь, — сказал Марлоу и хотел предложить Габриэлю присоединиться, но тут же передумал. Воссоединение с церковью представлялось ему слишком сокровенным, чтобы проходить при свидетелях. Ему нужно было немного времени наедине с собой и Богом. Варгас скинул шляпу и плащ, стянул перчатки и кивнул, вытащив несколько монет из кошелька. Каждый из них собирался вернуться к своему божеству: Даниэль — в храме, Габриэль — в пабе. План у Варгаса был нехитрый: напиться до забытья и избить кого-нибудь до полусмерти. Глухая клокочущая ярость копилась в нём с самого Глазго и с каждым днём становилась всё опаснее, требуя выхода, а охоты в Лонгтауне оказалось недостаточно. Об этом красноречиво говорили отпечатки пальцев у Даниэля на бёдрах и розовый след укуса на плече, оставшиеся с ночи в Лидсе. А что будет, если Марлоу разозлит его завтра? Проверять не хотелось. Спустившись в паб и проследив за удаляющимся спутником, Варгас занял один из столов прямо посреди комнаты и ожидаемо попал в перекрестье недоверчивых и настороженных взглядов. Трактирщик и вовсе смотрел так, будто охотник убил его детей и изнасиловал жену, хотя Габриэль и слова ещё не сказал. Но метка на ладони мгновенно определяла его как проклятого демона, жадную до власти тварь и равнодушного монстра. Что ж, в последнем жители не сильно ошибались. И всё же раздражение, которое мгновенно всколыхнулось под таким пристальным вниманием, мешалось с гадким чувством несправедливости. Габриэль терпеть не мог само это понятие, но ни он, ни другие орденцы не заслуживали такого отношения. Под давлением этих взглядов невольно мелькали мысли, что к чёрту их всех, пусть сами себя защищают, заносчивые ублюдки. Возникало порывистое желание поддаться на уговоры Даниэля, бросить всё и остаться в Дерби, например, если Джонсон не вернётся из Лондона, или ещё где-нибудь, в Нортгемптоне или далёком Мидлсбро. Но от образов такого будущего сразу начинало ломить все кости. Пробирало каждую клетку тела. Нет, он не был создан для спокойной жизни. У него был только один выбор: охота или отчаяние. Риск или застой. Тьма или скука. Он не мог позволить себе остановиться, как это сделал Кракс. У Кракса была семья, без которой этот добрый здоровяк никто. Смертник. Пустышка. Мертвец. Если он на протяжении нескольких месяцев не навещал жену и детей, то начинал чахнуть и загибаться. Варгасу же одному было привычно. И липкие презрительные взгляды выдерживать — тоже. Без Даниэля это будет проще. Без Даниэля он снова забудет о таких понятиях как справедливость, благородство и добро. Так будет лучше. Запив эту мысль большим глотком рома, Варгас кивнул самому себе и решил, что на этом стоит поставить точку. Так будет лучше. Для него и для Даниэля. Когда бутылка опустела наполовину, охотник сжал и разжал кулаки и огляделся в поисках потенциальной жертвы. Пора было приступать ко второй части плана на вечер. Даниэль преклонил колено перед алтарём, перекрестился и медленно обвёл церковь взглядом. Нетронутое распятие темнело над дарохранительницей, у трансептов ровно горели свечи, через витражи проникали разноцветные лучи. С благоговением втянув густой запах воска, Марлоу поднялся по ступеням пресвитерия, погладил гладкую поверхность алтаря и, смиренно опустив голову, отступил назад. Он не смел проходить дальше, боясь опорочить святое место своим приближением. Присев на скамью, как обычный прихожанин, Даниэль прикрыл глаза и прислушался к себе и церкви. Он не испытывал того восторга, которого ожидал, но не был этим разочарован. Внимая тишине и собственному глубокому дыханию, он ощущал тепло и такое спокойствие, словно только что получил прощение. Господь позволил ему вернуться и хоть на мгновение слиться с гармонией церкви — это ли не было высшей наградой? Теперь гармонию здесь создавал не он. Не он поддерживал жизнь в храме, не он наполнял каждый уголок заботой и возвышенной любовью. Это осознание навевало облегчение и печаль. Церковь больше в нём не нуждалась, больше ему не принадлежала: теперь её душой был кто-то другой. Зная, что она не будет заброшена, не страшно было снова уйти. Даниэль проводил взглядом редкие пылинки, кружащие в лучах бледного солнца, и посмотрел на Иисуса. — Ты ведь всё равно не примешь меня таким, да? — тихо произнёс священник. — Что бы я ни делал… Я не могу раскаяться в любви. Он тихо вздохнул, достал чётки и, забывшись, сжал их в ладони. Ожог, спрятанный под бинтами, вспыхнул болью, словно в наказание. Даниэль опустился на колени и поднял глаза на распятие: без посредника ничего не оставалось, кроме как исповедоваться напрямую. — Я раскаиваюсь в страсти, я не забыл, что похоть — это дьявольское искушение… Я не справился с ним, променял вечное блаженство на мимолётное наслаждение, предпочёл мгновение эйфории Твоей благодати… Но любовь? Разве чувство, которое даёт мне силы жить и бороться и укрепляет меня в вере, может быть послано дьяволом? Ни ответа, ни знака не последовало, но Даниэль этого и не ждал. Кто он такой, чтобы ему посылал знаки Господь? Священник перекрестился и, перебирая тёплые деревянные звенья чёток, произнёс молитвы благодарности и розарий. Его ровный голос поначалу казался чуждым царствующей здесь тишине, но постепенно влился в неё, став одним из её монотонных звуков, как шорох ветра в оконной раме и едва слышный скрип крыши. Очередной круг бусин закончился, и Даниэль замер и надолго замолчал. А когда начал говорить, казалось, даже тишина прислушалась. — Прости меня — за всё. И знай: что бы ни произошло, я Твой слуга — до конца своих дней. Когда Даниэль покинул церковь, на улице уже стемнело. Прячась от ветра, Марлоу плотнее замотал шарф и отправился на окраину города, где стоял дом Бейкеров. От волнения у него покалывало кончики пальцев: он не думал, что сможет притворяться тем отцом Даниэлем, каким был почти полгода назад. И не знал, как эти изменения встретят те, кто любил его за духовную чистоту, честность и открытость. Теперь их разделяла пропасть, наполненная кошмарами и сомнениями, которые они посеяли в душе Даниэля. Вера же Бейкеров в безграничные милосердие и справедливость Господа наверняка оставалась всё такой же незыблемой, как и у Марлоу когда-то. Остановившись перед дверью узкого четырёхэтажного дома, Даниэль опустил шарф, постучал и тут только заметил свой пояс с револьвером. Торопясь в церковь, он забыл его снять и весь день ходил по городу с оружием. Внутри дома послышались лёгкие шаги, и Марлоу торопливо затолкал револьвер в сумку — как раз за мгновение до того, как дверь распахнулась. — Ой! — раздался звонкий голос. Глаза Уильяма округлились, лицо радостно засияло. — Отец Даниэль! Мальчик бросился вперёд и обнял священника. — Поверить не могу! — воскликнул Уильям, отпрянул и взволнованно всмотрелся в священника. — И правда вы. Мы постоянно за вас молились, но я всё равно боялся, что вы не вернётесь… Он схватил Марлоу за запястье и втянул его в дом, на ходу закричав с широкой улыбкой: — Мама! Ты не поверишь, кто здесь! Проследовав за мальчиком на второй этаж, в хорошо знакомую гостиную, куда его не раз приглашали на ужин и празднование Рождества, Даниэль увидел за столом всё семейство, и его грудь затопило волной тепла. Разве могли эти люди с добрыми глазами и счастливыми улыбками прогнать его, узнав о его грехах? Разве не были они самыми благородными и милосердными из всех, кого он знал? — Извините, что я без приглашения, — обратился священник к вышедшей из-за стола миссис Бейкер, которая тут же без лишних слов его обняла. — С возвращением, — и тут же засуетилась: — Присоединяйтесь к нам, я сейчас принесу тарелку. Оказавшись в кругу единомышленников, читая вместе с ними молитву, хором благодаря Господа за пищу на столе, Даниэль ненадолго забылся — словно вернулся в прошлое. Он был счастлив говорить о таких обыденных вещах, как строительство нового завода или открытие отремонтированной школы, которые больше не были частью его реальности. Но когда интересные новости о Ноттингеме и его жителях закончились, сдержанное любопытство Бейкеров прорвалось и атаковало Даниэля множеством вопросов: где он побывал, что видел, что происходит на окраинах страны… И неизбежно они пришли к теме, которую раньше ему нестерпимо хотелось обсудить и о которой теперь страшно было даже думать. — Вы считаете, эти мертвецы… Это демоны, посланные дьяволом? — спросила миссис Бейкер. — Я не знаю, — покачал головой Марлоу и беспокойно подёргал бинт на ладони. — Разве мёртвые не должны спать до Судного дня? — прозвучал тонкий, но очень серьёзный голосок одной из младших сестёр Уильяма. — Может, это не демоны, а озлобленные души проклятых? Эти голубые огоньки. Потому и вселяются только в мёртвых, ведь в одном теле может быть только одна душа, — рассудил Уильям. — Может, — сказал Даниэль. — Может быть что угодно. Это наказание, как Потоп, или испытание, или война Бога и дьявола, или нечто, что исходит из самой земли и вовсе не имеет смысла, — мы вряд ли узнаем. Он вздохнул, ощущая на себе пристальные и удивлённые взгляды, и тише добавил: — Что бы это ни было, главное — мы должны бороться… надеяться и уповать на Божью милость, — чуть запоздало добавил священник и увидел, как сдвигаются брови мистера Бейкера. — Так вы вернулись не насовсем? — спросил тот. — Нет, мы скоро отправимся дальше. Даниэль даже не сказал «к сожалению». — Проведёте мессу, пока вы здесь? Марлоу опустил взгляд и печально покачал головой. Он помнил слова отца Филиппа о том, что если проповедовать будут лишь безупречные праведники, то вскоре все церкви замолчат, и всё же не мог переступить через себя. Не мог произносить святые слова губами, познавшим сладость порока, не мог трогать плоть Христову руками, прикасавшимися к телу мужчины. И не мог выбросить из головы мысль, что если бы прихожане услышали его исповедь, то сочли бы его присутствие в церкви богохульством. — Я не могу. Не прежде, чем получу отпущение грехов. — Отец Даниэль, — мягко начала миссис Бейкер, — мы уверены, ваши грехи… — Многочисленны, — перебил Марлоу, стараясь не смотреть в большие грустные глаза Уильяма. — В долгом путешествии бывает слишком сложно поступать правильно, и я не думаю, что могу в такой ситуации быть вашим пастором. — Очень жаль, — заметил отец семейства. Холодный тон резанул слух, и Даниэль вдруг почувствовал себя прокажённым среди этих набожных людей. Неужели ему действительно больше не было здесь места? В солнечном сплетении сдавило, и страшно захотелось оказаться в гостинице, рядом с наверняка уже мертвецки пьяным, грубым, раздражительным Варгасом, который не осуждал его, зная обо всех грехах. Однако прежде чем уйти, нужно было кое-что обсудить. — Я был очень рад вернуться в церковь, хотя бы ненадолго. И счастлив, что за ней ухаживали всё это время. Это ведь ты? — обратился он к Уильяму. Мальчик скромно кивнул. — Мы ходим туда все вместе по воскресеньям. Только Питерсы перестали… Но они были с нами на Рождество, и на Пасху мы планируем общее празднование. Может, и у вас получится прийти? — глаза Уильяма загорелись надеждой, и Даниэль неожиданно проникся гордостью за эту чистую, светлую душу. — Может быть. Я постараюсь, — улыбнулся он. — Скажи, ты уже думал о своём будущем? Кем ты хочешь стать? Мальчик растерянно оглянулся на родителей, но те не стали говорить за него. Лицо его отца выражало неодобрение, а мать, внимательно слушая, подбадривающе кивнула сыну. — Сейчас я помогаю отцу на стройке, а потом, когда завод закончат, пойду работать туда. — Ты этого хочешь? Уильям потупил глаза и робко покачал головой. — Я всегда хотел быть как вы, — совсем тихо сказал он. Мистер Бейкер громко цокнул языком, и в ответ раздался укоризненный шёпот его жены: — Майкл… Стараясь не обращать внимания на вызванную этим разговором реакцию, Даниэль заглянул Уильяму в глаза, искреннее которых никогда не видел. — Если в ближайшие несколько лет Церковь не рухнет… В Лондоне всё ещё есть семинария, туда можно поступить. Ты как раз немного подрастёшь, и если не передумаешь, я помогу, — сказал Марлоу и тут же обратился к его родителям: — Позвольте мне помочь. Я хочу сделать доброе дело. Миссис Бейкер с надеждой повернулась к мужу, ожидая его решающего слова. — Если он не передумает, — неохотно сказал тот. На прощание Уильям подарил Даниэлю самые крепкие объятия. Отражение, покрытое алыми пятнами, заметно расплывалось. Зеркало покачивалось, мешая сосредоточиться, и Варгас всё никак не мог вытереть ухо. Сбитые костяшки болели, подбородок щекотала стёкшая с брови капля крови. Отбросив тряпку на тумбу, Хантер схватил бутылку за горлышко, отхлебнул немного рома, запрокинув голову, и шагнул назад, пытаясь поймать равновесие. Нет, это не зеркало покачивалось. Это он безбожно надрался. Самодовольно усмехнувшись, Варгас чуть не уронил бутылку и почесал колючий подбородок; под ногтями остались чешуйки подсохшей крови. Состояние было мутное, сонное, но он почему-то не ложился. Потому что чего-то не хватало. Вторая кровать была пуста. Наверно, всё-таки надо было хоть немного привести себя в порядок к возвращению Даниэля, чтобы тот не испугался его дикого вида. А то запомнит ещё таким: мало того, что вусмерть пьяным, так ещё и раскрашенным своей и чужой кровью. Варгас тихо хохотнул. Ну да, таким он и был. К тому моменту, как в коридоре раздались знакомые шаги, он успел только вытереть щёку, и то без толку — размазал алое пятно, да ещё висок испачкал. Дверь открылась и закрылась, и раздался возглас: — О боже! Даниэль всплеснул руками и мгновенно оказался рядом с Варгасом — как раз вовремя, чтобы поддержать, когда тот, резко развернувшись, сильно покачнулся. От охотника несло ромом за милю, но это было ожидаемо — в отличие от того, что половину его лица покрывала кровь. — Габриэль, ну сколько можно, — отчаянно выдохнул Марлоу. Хантер сфокусировался на спутнике, почувствовав его руку на плече, и бездумно потянулся к нему, но тот повёл охотника к стулу. Варгас подчинился — он был в состоянии, когда с ним можно было делать что угодно: водить по комнате, словно на поводке, трогать, бить, читать нотации, зачитывать приговор, говорить о презрении или любви — ему было всё равно. Пока Марлоу скидывал верхнюю одежду, ставил на стол таз с водой и доставал из сумки чистый лоскут ткани, Варгас ещё глотнул из бутылки, а потом спутник вырвал её из ослабевших пальцев. — Хватит, пожалуйста. К лицу Габриэля прижалась прохладная влажная ткань, и он прикрыл глаза от удовольствия. Капли чистой воды потекли по носу и щекам, освежая лучше глотка ледяного воздуха. Варгас поднял голову, подставляясь под осторожные пальцы — всегда ласковые, даже когда Даниэль был раздражён. — Что случилось в этот раз? Омыв лицо Габриэля, священник вытер его ухо, на котором была рваная царапина, и взял в руки ладонь. Костяшки были бордовыми. — Ничего, — прохрипел Варгас, наслаждаясь стекающими по изодранной ладони струйками воды. — Ничего? — Просто подрался. Захотелось. — Габриэль, — сказал Марлоу с такой болью в голосе, что ему почти удалось устыдить охотника одним только звуком имени. Но только почти. — Что, если однажды кто-нибудь ударит тебя ножом, а рядом не будет Кракса, чтобы дотащить тебя до больницы? Или что, если противников окажется слишком много, и они не остановятся, пока не переломают тебе все кости? Габриэль отстранённо перевёл взгляд на стену за плечом Даниэля. По этому он точно скучать не будет. По нотациям и навязчивой заботе, по укоризненному взгляду и поучительному тону. Он мог концентрироваться на чём-то одном: словах или бережных прикосновениях, и кому нужны глупые речи, когда у Даниэля такие пальцы? Под ними боль растворялась так стремительно, что можно было подумать, будто в сказках про исцеление наложением рук была доля правды. Может, с Варгасом был настоящий волшебник, или чёртов ангел, или ещё какая дьявольщина, а он собирался от этого отказаться. Дурак, да и только. Хантер усмехнулся своим мыслям и в ответ услышал тяжелейший вздох. — Всего на несколько часов тебя одного оставил… — Где ты был? — спросил Варгас. — Тш, — шикнул на него Даниэль и нанёс целебную мазь на разбитую губу. Только-только у Хантера сошёл след под глазом, а теперь на его лице живого места не осталось. Над бровью была глубокая ссадина, на скуле темнел синяк, из носа текла кровь, губы некрасиво опухли. И всё это — просто потому что Габриэлю захотелось подраться. В такие моменты Даниэля одолевало ужасное бессилие. Он не знал, как бороться с тягой Варгаса к насилию и возможно ли это вообще. — Я был у Бейкеров. Это семья Уильяма. — А, того мальчишки. Он был прям как ты, — пробормотал Варгас и бездумно озвучил старую мысль: — Миленький. Марлоу фыркнул, оставив это замечание без комментариев, но про себя подумал, что порой пьяный Габриэль, не контролирующий свою речь, был забавным. Когда бы ещё он назвал своего спутника миленьким? — Он присматривал за церковью всё это время, пока меня не было, и если через пару лет он не передумает, то будет поступать в семинарию, а я обещал помочь с деньгами, — заговорил Даниэль. Наутро Варгас мог ничего и не вспомнить, но молчать не хотелось. — Ему ведь тогда нужно будет добраться до Лондона, и… — Ты это к чему? — нетерпеливо перебил Варгас, с трудом улавливая поток ненужной информации. Даниэль взял его руку и осторожно, стараясь не задевать ссадины, нанёс лекарство. — Если я не доживу до этого времени, отдашь ему часть моих сбережений, хорошо? — Ты доживёшь. — Это на всякий случай, — Марлоу слегка сжал пальцы охотника. — Габриэль, пожалуйста. Подавив вздох и сглотнув ощущение тошноты, Варгас кивнул. От слов о возможной смерти было и вполовину не так гадко, как от собственной лжи. — Хорошо. Можно было сказать сейчас и потратить последнюю ночь на споры. Но Варгас предпочитал провести её, ощущая мягкие прикосновения и ловя открытый доверчивый взгляд. — Хорошо, — эхом откликнулся Даниэль. — Я впишу это в завещание, конечно, просто… — он слабо усмехнулся: — Кто тогда его тебе прочитает? Габриэль поднял на него пьяные глаза, неожиданно перехватил за запястье и потянул на себя, усаживая на колено. Руки сами собой обвили талию спутника, голова опустилась на плечо, нос уткнулся в жёсткий воротник — Даниэль пах ладаном, воском и чистотой. Так, как и должен был. Так, как было правильно. — Эй, ты чего? — прошептал священник. Его пальцы вплелись в короткие волосы, прошлись по макушке, погладили затылок. Внутри у Варгаса закололо ощущение неизбежности. — Устал. Опустошение, которое навалилось на него после драки, разрослось за мгновение и поглотило целиком. Не осталось ни ярости, ни боли за безрадостное будущее и потерянное прошлое. — Давай ложиться, — Даниэль обнял охотника и поцеловал в висок, не обращая внимания на терпкий запах дыма, пота и мази. — Завтра выспимся как следует и поедем дальше. — Угу, — выдавил Хантер и заставил себя выпустить спутника из объятий. Стянув с себя рубашку и сбросив ботинки, Варгас упал на кровать поверх прохладного одеяла и шумно выдохнул. В ушах гудело, глаза закрывались сами собой, но он пока не собирался спать. Он наблюдал за Даниэлем, который положил белый воротничок на стол, снял рубашку и по привычке тронул выпуклый шрам, стараясь не поворачиваться левым боком. Но Варгас всё равно зацепил взглядом рубец: некрасивый, неровный и широкий, он тёмно-бордовым росчерком тянулся от рёбер почти до пупка. След ранения выглядел неправильно и дико, он походил на длинную присосавшуюся к бледной коже пиявку; хотелось вернуться в прошлое и предотвратить его появление. Однако всё, что Габриэль мог сделать — это не обращать внимания. Марлоу постоянно прятал шрам под одеждой, несмотря на то, что Варгаса он совершенно не смущал. Лиа, лицо которой изуродовала глубокая рана, вызывала жалость, но она была женщиной. Если бы такой же след исказил черты Даниэля, Варгасу было бы всё равно. Ничто не смогло бы его оттолкнуть. Хотя, конечно, жалко было бы такое миленькое лицо. Накинув ночную сорочку, Марлоу шагнул к своей кровати, но Хантер позвал его хриплым шёпотом: — Иди сюда. Даниэль достал из сумки тёмно-зелёную склянку и присел на постель охотника. — Ты здесь и один еле помещаешься, — заметил он. Проигнорировав слова спутника, Варгас отодвинулся к стене и потянул его к себе. Марлоу хохотнул, отпил из своей склянки и устроился рядом. — Это что? — кивнул Габриэль на лекарство. — От бессонницы и дурных снов. Последнюю неделю всё время снятся кошмары. Варгас забрал баночку и тоже отхлебнул, тут же скривившись от пряно-горького вкуса трав. — Лучше рома средства от бессонницы ещё не придумали. Бывало ли, чтобы кошмары снились Даниэлю до этой злополучной осени? Если тьма уже пустила в нём свои корни, поразила мозг и сердце, пробралась в мысли и чувства, мог ли Даниэль со временем исцелиться? Или Варгас необратимо его сломал? Может, Шакс был прав и уже слишком поздно? Хантер опустил взгляд на бинты, охватывающие ладонь и пальцы Даниэля, с трудом сосредоточился на расплывчатых очертаниях и тронул их костяшками, тут же ощутив ответное касание. — Кошмары из-за умертвия? — Из-за того, что оно мне показало. — И что же? Марлоу повернул голову к охотнику и его рука невольно потянулась к крестику, когда он сказал: — Пустоту. Как будто после смерти ничего нет: ни ада, ни рая, ни Бога… Ты в это веришь? — голос Даниэля дрогнул. — Думаешь, после смерти вообще ничего не будет? Варгас поморщился и отвёл взгляд в потолок, край которого слегка размывался то ли из-за темноты, то ли из-за выпитого. Он не был готов к таким разговорам после почти целой бутылки рома. Да и никогда не был готов: он предпочитал о таких вещах не размышлять. — Не знаю. Я знаю только то, что после смерти в моё тело может вселиться могильный огонёк — и всё. Может, стану чистильщиком, если это произойдёт. — Это тело, а что душа? В душу-то ты веришь? — с беспокойством спросил Даниэль. Варгас пожал плечами. — Нет. Не знаю. Не думал об этом. Грудь Марлоу поднялась в глубоком вдохе и опала. Он долго молчал, слушая чуть хриплое дыхание Варгаса, ощущая смешанные ароматы алкоголя и ладана и чувствуя себя защищённым от осуждения, презрения и собственных обличающих мыслей. Утратив наивность и познав порок, он потерял связь с благочестивыми христианами и стал ближе к возлюбленному пьянице, убийце и безбожнику. Сердце от этого привычно сжимало горькой печалью. — Никак не могу понять, то, что мы с тобой однажды встретимся в аду, — утешает меня или приводит в отчаяние?.. — задумчиво произнёс Даниэль, уверенный, что Варгас спит, но тот ответил: — Твоей душе в аду не место. Даниэль безрадостно улыбнулся, не став объяснять, почему рай для него безвозвратно утрачен. Это была их общая вина, о которой не стоило вспоминать тихим спокойным вечером. Они лежали рядом, соприкасаясь плечами и локтями; от Варгаса было жарко, но Даниэль не отодвигался. Начинало клонить в сон и стоило бы перелечь на свою кровать, но теперь было лень. Может, они всё же могли поместиться на одной? Марлоу повернулся на бок, устраиваясь удобнее. — Интересно, что было бы, если бы мы встретились в мирные времена? — неожиданно сказал Габриэль. — Если бы не было тьмы и крипт, не нужно было бродить по проклятым землям… Варгас представлял, как охотился бы на дичь, ходил на рыбалку, готовил пойманное на продажу: всё, как учили родители. А если бы не остался в Гримсби, то стал бы участвовать в каких-нибудь боях, чтобы законно избавляться от ярости. Или подался в охотники за головами, за пойманных преступников платили ещё больше, чем нынче — за уничтоженных монстров. Размышляя о том, каким был бы мир без тьмы, Даниэль попытался представить, кем мог бы стать Варгас, если не охотником. Уж точно не простым торговцем или земледельцем. В воображении возник Хантер с лопатой у грядок, с обнажённым торсом и блестящей под палящим солнцем кожей, и Марлоу смущённо усмехнулся. Не такая уж плохая картина получалась, но совершенно нереальная. Учитывая характер Варгаса и его неуёмную тягу к насилию, он мог бы стать военным, но жёсткая иерархия и строгие правила ему бы не понравились. Поэтому оставались два варианта: наёмник и разбойник. Обе эти роли шли Хантеру почти так же хорошо, как и роль охотника, но если бы всё было так, они бы никогда не встретились. Трагедия мира свела их вместе. И как бы горько это ни было, Даниэль был благодарен судьбе. — Ничего бы не было. — Что? — с недоумением вскинул брови Варгас. Спутник так долго не отвечал, что он успел забыть, о чём разговор. — Если бы не было крипт и монстров, ничего бы не было. Что привело бы тебя в Ноттингем? Или что заставило бы меня покинуть церковь?.. — Марлоу задумчиво провёл пальцами по шраму у Габриэля под ключицей и продолжил: — Впрочем, если бы я закончил университет и стал доктором, кто знает… Может, однажды ты оказался бы в Лондоне или Бристоле и… — …попал бы к тебе на хирургический стол с ножом между рёбер, — закончил за него Варгас. — Потрясающее вышло бы знакомство, — улыбнулся Даниэль. — А потом отблагодарил бы тебя за спасение, — пошло ухмыльнулся охотник, тоже повернувшись на бок, лицом к Марлоу. — Если бы я стал врачом, то у меня наверняка были бы жена и дети, помнишь, я ведь рассказывал. — Ну и что, — фыркнул Варгас. — Никто бы не узнал. — Габриэль, — произнёс священник тем самым неизменным укоризненным тоном, который поначалу страшно раздражал, а сейчас стал привычным, почти родным. Хантер с бесшумным вздохом опустил веки — стало невыносимо видеть искреннее, доверчивое лицо Даниэля. — Я завтра с утра схожу в церковь, а потом поедем, хорошо? — тихо сказал Марлоу. — Угу. — Может, сходишь со мной? — Ладно. — Правда? — неверяще прошептал священник. — Не радуйся так сильно, я просто за компанию, — через силу проворчал Хантер. — И время сэкономлю… сэкономим. — Как скажешь, — кротко сказал Даниэль, не обратив внимания на оговорку, и благодарно сжал его пальцы. Чёрт. Хотелось взять бутылку и допить остатки рома залпом, чтобы свалиться без памяти, но спутник держал его слишком крепко. *** Неф заливал бледный свет восхода и заполнял мягкий голос священника. Стоя на коленях перед алтарём, он нараспев читал длинные молитвы, но плавная мелодия его речи не успокаивала — наоборот, с каждым мгновением сердце Варгаса раздирала всё более неуёмная тревога. Он сидел в одном из последних рядов и ждал, не разбирая слов. К Даниэлю подкрадывалось розовое пятно света, готовое поглотить маленькую фигуру, замершую под массивным распятием, и Габриэль, наблюдая за ним, ни о чём не думал. В голове было пусто. Время вышло. Они вернулись туда, откуда всё началось, и где всё должно было закончиться. Чувство обречённости горчило на языке, но Хантеру было плевать. Что случится с ним — неважно, главное — Даниэль будет в безопасности. Сможет ли он потом навещать Марлоу? Нет, не стоило. Тогда будет не избежать неловкости и немых обвинений, а после снова будет невозможно уйти. Варгас должен был закрыть эту дверь навсегда. — Ты не уснул? — вывел его из небытия тихий голос. — Нет. — Как голова? Прошла? — Да. Варгас поднялся, перегородив Даниэлю дорогу, забрал у него сумку и бросил на скамью. Язык словно приклеился к нёбу, стал огромным и неповоротливым. От тяжёлого запаха ладана и воска перед глазами всё кружилось. — Что такое? — Ты останешься здесь. Даниэль нахмурился, не понимая, к чему клонит Варгас. Он выглядел осунувшимся и ещё более уставшим, чем накануне, и на самом деле не стоило им сегодня никуда ехать. Вот только Габриэль не сказал «мы». Сердце закололо неясной тревогой. — О чём ты? — Дальше я поеду один. — Я не понимаю… — растерянно начал Марлоу, голос его сорвался на едва слышный шёпот и затих. Пальцы впились в спинку ближайшей скамьи. — Это ради твоего блага, — на одной ноте, словно мантру, произнёс Хантер, — здесь ты будешь в безопасности. — Нет, — Даниэль покачал головой, задохнувшись от осознания так, словно его ударили под дых, — нет, ты так не поступишь. Сжав кулаки, чтобы не чувствовать, как покалывает ладони, Габриэль грубо припечатал: — Я уже всё решил. У меня будет другой спутник, и… — Кто? — прервал священник. Варгас тяжело вздохнул, уставившись в одну точку над плечом спутника. Внутри мерзко крутило, блёклая тишина церкви казалась осуждающей. Но он всё делал правильно. — Шакс. Даниэль с силой прикусил губу, пытаясь хоть немного успокоиться. Первый шок постепенно проходил, сменяясь яростью, граничащей с откровенной злобой. В груди пекло от возмущения и страха, и Даниэль, глядя на окаменевшее лицо Варгаса, поймал себя на желании залепить ему пощёчину, чтобы очнулся и посмотрел в глаза. — И когда ты это придумал? — В Глазго. — И вместо того, чтобы сразу сказать, решил просто бросить меня здесь? Ничего не обсуждая? — Марлоу несдержанно взмахнул рукой, повышая голос: — С чего ты взял, что я соглашусь? — А я тебя не спрашиваю. Не обсуждается. Я возвращаю тебя домой, всё. Точка, — обрубил Хантер и развернулся к двери, но в его запястье до боли вцепились ледяные пальцы. Он немедленно вырвал руку из чужой ладони и пошёл к выходу. — Я не останусь! — воскликнул Даниэль. Он метнулся к высокой двери наперерез охотнику и с грохотом её запер. В голове стоял туман, смутные мысли в нём загнанно метались и сталкивались, сосредоточиться и ухватить хотя бы одну никак не получалось. Горло сдавливал ужас. — Ты не уйдёшь, пока мы не поговорим, — повернулся он к Хантеру. — Отойди, — прорычал Варгас. — Нет! Мне плевать, что ты там решил. Либо я иду с тобой, либо ты тоже остаёшься. Хантер скрипнул зубами и вонзился злым взглядом в спутника. Бывшего спутника. И почему он, думая об этом разговоре, забыл о бараньей упёртости Даниэля? Потому что сейчас она не имела значения. — Ты знаешь, что я не могу. — И почему же? Будет непривычно? Так мне тоже было непривычно идти с тобой на охоту. А теперь ты собираешься просто бросить меня здесь? Когда я уже не помню, как жил раньше? Без тебя, — припечатал Даниэль. — Привыкнешь заново. Это же твоя чёртова церковь. — Больше нет! Звонкий голос взвился вверх и отразился эхом от потолка. Марлоу почувствовал, как в носу защипало от страха и обиды, и стиснул кулаки. Он не должен был показывать слабость, только не сейчас. — Я здесь гость. Это больше не моя церковь, и никогда моей не будет, — размеренно заговорил он снова. — От всего, что я сделал, уже не отмыться. Ощутив, как проснувшееся чувство вины исподтишка подтачивает уверенность, Варгас мгновенно обозлился на самого себя и Даниэля, который молчал столько времени, чтобы осудить его сейчас. Схватив спутника за плечо, Хантер хотел оттащить его от двери, но тот неожиданно сильно толкнул его назад. — Найдёшь другое занятие, — прошипел Габриэль. — Мне плевать, что ты будешь делать. Дай пройти. Марлоу прижался спиной к двери и замотал головой, лихорадочно соображая, что делать и что сказать. Разгорающаяся паника мешала думать трезво, а образ будущего, в котором рядом не было Габриэля, заставлял задыхаться. — Куда бы я ни пришёл, надо мной везде будут насмехаться, — отчаянно произнёс Даниэль. — Половина города держит меня за шута, вторая половина презирает, а паства, если я расскажу обо всём, что произошло, — возненавидит. — Тогда я отведу тебя домой в Бристоль. — Нет! Ни Ноттингем, ни Бристоль — больше не мой дом. Мой дом — это ты. — Чёрт, — процедил Варгас. С каждым мгновением, с каждым словом становилось всё сложнее шагать к двери, но он должен был. Пока ещё не поздно, пока решимость не испарилась под взглядом Марлоу. Схватить Даниэля, прижать к себе и пообещать, что никогда его не оставит, хотелось так сильно, что сводило пальцы. Но вместо этого Варгас так грубо оттолкнул его от двери, что священник чуть не упал на скамью. — Ты достаточно раз лишал меня выбора, умоляю, Габриэль, не поступай так снова. Охотник замер, взявшись за тяжёлую задвижку. Внутренний голос, который всё твердил про верность решения, стал тише, уступив место слабому сомнению. Что было более жестоко: ежедневно подвергать Даниэля смертельной опасности или бросить его в одиночестве за высокими стенами? Габриэль не знал ответа, но знал, что во втором случае его совесть будет чиста. Их близость походила на медвежий капкан — если наступил, не дёргайся, иначе острые жвала откусят ногу. А в их случае — выгрызут сердце. Но Варгас готов был им пожертвовать. — Ты остаёшься. Это приказ, — сказал он, не оборачиваясь, и убрал задвижку, но открыть дверь не успел: в его локоть впились тонкие пальцы. — Нет, чёрт возьми! — выкрикнул Даниэль с такой злостью и гневом, каких Хантер в нём прежде никогда не видел. — Последний шанс отправить меня сюда остался перед воротами Лидса. Ты сам лишил меня возможности вернуться! Варгас заметно вздрогнул, но священник не замолчал — наоборот, его это подстегнуло: — Ты можешь приказать — я ослушаюсь, можешь привязать к алтарю — я перегрызу любые верёвки, можешь переломать мне ноги — и как только кости срастутся, я пойду за тобой. Неужели ты не понимаешь? Иначе теперь невозможно. — Да чтоб тебя! — взорвался Хантер и, резко развернувшись, поймал спутника за грудки и сильно встряхнул: — Почему ты не можешь хоть раз просто послушаться?! — Потому что я люблю тебя и не позволю тебе остаться с тьмой наедине! — так же яростно выпалил Даниэль. Варгас взбешённо зарычал и схватил тонкую шею. В глазах потемнело, совсем как раньше, когда Марлоу убеждал его, подчинял своей воле, хотя был слабее и всё должно было быть наоборот. — Не смей манипулировать мной таким образом, — процедил он, не обращая внимания на попытки Даниэля освободиться. — Что бы ты ни говорил, это ничего не изменит. Пальцы священника стиснули широкое запястье Хантера. Он не собирался сдаваться, ни за что, но от отчаяния, обиды и страха не находил слов. Даниэль не знал, что ещё сказать, не знал, что сделать, чтобы Варгас сжалился над ним и перестал пытать своей беспощадной, глухой заботой. Безысходность заполняла сердце, когда священник думал, что будет с ними, если он пойдёт за Габриэлем против его желания. Но это было неважно. Даниэль готов был пожертвовать их чувствами, их близостью, нежностью и страстью, если так нужно было, чтобы Варгас не остался один на один с криптами и всепоглощающей пустотой. Но сказать об этом Марлоу не успел: его прервал хлопок открывшейся двери и звонкий вскрик: — Отец Даниэль! — раздался быстрый лёгкий топот, и на локте Хантера повис Уильям. — Отпустите его! Варгас грубо стряхнул с себя мальчишку, но тот сразу снова бросился в бой. Он толкнул охотника, пытаясь втиснуться между ним и священником, хотя едва доставал Хантеру до груди. — Уильям, не надо! Хватит! Поймав за хвост неожиданную мысль, Габриэль отпустил Марлоу и взял мальчишку за плечо, отстраняя от себя и заглядывая в сердитое лицо: — Скажи, ты хочешь, чтобы отец Даниэль вернулся насовсем? — Не впутывай его, — прошипел священник. — Конечно! — воскликнул Уильям. — Это нечестно. — Манипулировать мной с помощью дурацких признаний тоже нечестно, — прорычал Хантер. — Отец Даниэль, вы правда можете остаться? — восторженно спросил Уильям. — Нет, — бросил Марлоу так резко, что мальчик вздрогнул. — Не могу. — Но почему? Тяжело дыша, Даниэль поднял на Варгаса потемневший взгляд. Его душили обида и злость, мысли отравляла отчаянная решимость. Если «дурацкие признания» не могли убедить Хантера, оставалось только самому оборвать связи с прошлым. Лишить себя выбора навсегда. — Что такого вы могли сотворить? Марлоу посмотрел на растерянного Уильяма и выпалил, не позволив себе передумать: — Я убил человека. И нарушил обет безбрачия, — глаза сами собой наполнились влагой, и с разрывающимся на части сердцем Даниэль закончил: — С мужчиной. — Нет, — Уильям прикрыл рот ладонью, — не может быть… — Я предал доверие Господа, и мне больше не место в церкви. Не место среди вас, — едва дыша, произнёс Марлоу. Ужас и смятение в глазах Уильяма причиняли нестерпимую муку. Что, если своим признанием Даниэль разрушил его будущее в церкви? Запоздалое осознание прожгло насквозь и стиснуло горло огненным кулаком. Теперь Уильям наверняка не примет его деньги даже на поезд до Лондона. Теперь он, может, разочаруется в самой идее священства. Несчастный мальчик выбрал самый отвратительный пример для подражания. — Уходите. По щекам Уильяма текли слёзы, но голос был твёрд. Даниэль быстро вытер глаза, не решаясь снова взглянуть на него, встретить его презрение. Марлоу отторгала самая чистая и любящая душа из всех, что он знал. — Уходите! Вы ведь сами знаете, что мужеложцы Царства Божия не наследуют. Господи… — мальчик покачал головой. — Это мерзость. — Ты прав, — прошептал Даниэль и горько улыбнулся: — Это я должен был мечтать о том, чтобы походить на тебя, а не наоборот. Уильям страдальчески поднял брови и отвернулся, словно ему был противен сам вид Даниэля. — Уйдите, прошу. Вы оскверняете храм Господа. Преклонив колено и перекрестившись перед алтарём, Марлоу заметил, как мальчик поморщился, и прошептал: — Прости меня. Уильям… — Даниэль потянулся к нему, но тот одёрнул руку. Поднявшись на ноги и растерянно оглядевшись, словно был пьян или только что проснулся, Марлоу покинул церковь. Подхватив его и свои вещи, Варгас, не скрывая отвращения, бросил взгляд на мальчишку, который некогда показался ему миленьким, и вышел вслед за спутником. Громко хлопнув дверью, Габриэль спустился по ступеням и замер рядом. Он не знал, что сказать. Мысли и эмоции путались. Никогда ещё он не испытывал одновременно такое безумное облегчение и такую ужасную злость. Даниэль разрушил его планы. Варгас ожидал, что Марлоу будет возражать, готовился отстаивать свою позицию в споре, но не думал, что спутник пойдёт на такое. Уничтожит своё прошлое ради призрачного будущего, которое могло и не наступить. И ради чего? Чтобы не оставить Габриэля наедине с бездной? Может, он ошибся, решив, что тьма уже пустила корни в сердце и душе Даниэля? Иначе как он мог пожертвовать своим шансом на спасение? Марлоу оглянулся на дверь, которая отныне была для него закрыта, судорожно вздохнул и перевёл глаза на Габриэля. — Дальше мы едем вдвоём, — произнёс он дрогнувшим голосом, забрал у охотника свою сумку и сошёл со ступеней церкви, больше не оборачиваясь. Варгас и не думал возражать. Впервые в жизни он был рад своему поражению.