Осколок льда

Как только отец не пытался вразумить меня в правоте своих слов, я все же не сдержала данное мной слово. Я нарушила обещание. Худо-бедно мы пережили еще один год. Все шло своим чередом, если бы не одна новость. Она-то и подтолкнула к отчаянному шагу совершить повторный поступок. Поздно вечером отец, уставший после смены, рассказал о происшедшем. В их смене было сокращение шахтеров. Мол, денег не хватает на всех. Народ надумал поднять бунт в знак несправедливости. И я с ними соглашусь: многие семьи зависят от горстки монет, что выдавали после долгой смены в шахтах. Молодые и пожилые вынуждены оставить свое место и пойти искать новый источник добычи пропитания для себя и своих близких. Моего отца это тоже коснулось. Хоть он и пытается настроить нас видеть только хорошее, но я не маленькая, чтобы не понимать элементарных вещей. Пускай мне всего лишь четырнадцать, однако воспринимаю мир уже взрослыми глазами, прекрасно понимая и без того, что отец врет про «лучшую жизнь». Никто не хочет огорчать малышку Прим, поэтому все умалчивают, как на самом деле обстоят дела. И тут я не смогла сидеть сложа руки и наблюдать за ничтожными попытками отца снабдить нас всем необходимым. Признаться, выглядит со стороны скудно, и представляем собой отбросами Шлаковского района. С утра пораньше я жду, когда отец уйдет. Он нарочито медленно собирает приготовленные с вечера вещи и складывает в самодельный потрепанный годами рюкзак. Во время сборов отец то и дело озирается. Надеется поймать меня с поличным или сам что-то скрывает? И ни на тот и ни на другой вопрос не имеется ответа, а мне все труднее приходится прикидываться спящей, когда так и распирает от интереса, что он затеял. Когда он резко оборачивается ко мне, я уже успела подумать, что весь план провалился с крахом, но нет — слегка хмыкнув, он одним движением руки хватает куртку с крючка и перед уходом еле шепчет, что трудно разобрать. — Скоро вам не придется голодать, - И неслышно закрывает за собой дверь. Осторожно приподнимаюсь с дивана, чтобы тот не скрипнул, и на цыпочках крадусь к окну. Глазами провожаю расплывчатую фигуру за стеклом, пока не исчезает из поля видимости, затем также тихо выбираюсь на улицу. Погода сегодня, на удивление, безоблачная. Лучи взбирающегося по небосклону солнца украдкой выглядывают из-за скалистых гор и посылают свет в затененные участки, прогревают затвердевшую холодную почву. Делать в котле нечего, ибо прибыли никакой. Сколько раз я выбиралась на рынок с детским вещами, надеясь, что кому-нибудь понадобиться. И сколько раз возвращалась оттуда ни с чем. Остался один выход. После того раза наши отношения с матерью резко охладели. Она не сумела понять меня и принять мой выбор. Ее взгляд, полный презрения и отвращения, я никогда не забуду. Она и раньше не обращалась со мной подобающим образом, теперь и вовсе сторонится общения со мной. Отец свыкся с мыслью, какую жертву я принесла. Не спеша сворачиваю в недавно ставшие знакомые улочки. Вот на углу красно кирпичное здание, а здесь выстроенные в ряд жилые дома торговцев. Неподалеку в центре красуется пекарня. От одного слова уже желудок сводит, а запах заставляет поежиться от воспоминания, когда мы в последний раз сытно ели. Издали отмечаю бессчетное количество девушек разных возрастов, и они во много раз превосходят количество с прошлого раза. Становлюсь в очередь за последней. Пытаясь хоть что-то рассмотреть, встаю на цыпочки и выглядываю из-за спины впереди стоящей. Попытка выходит неудачной, вследствие чего падаю на гравий, попутно собрав все шишки на локтях, сдираю их до крови. Злобно сверлю спину девушки. Если она не сделала бы шагу назад, то я бы сейчас не сидела на земле, отряхивая локоть от мелких камешков. С горем пополам заставляю подняться себя, где основная боль приходится на копчик. Прошло не так уж много времени, а позади меня выстроилась целая очередь, зато впереди народу сокращается. Завистливо смотрю на девушек, которые со счастливыми улыбками, прижимающие к груди пакеты, несутся домой. Кто-то с силой дергает на себя из длинной цепочки к дому. Поднимаю голову и сталкиваюсь с грозным взглядом. Дергаюсь в его руках, пытаюсь извернуться, но руки твердо держат меня за плечи, не собираясь меня отпускать ни на миллиметр от себя. — Отпусти меня! — рычу я, предпринимая отчаянные попытки отцепить намертво вцепившиеся в грубую ткань рубашки ладони. — Я пропущу свою очередь. — Чего ты тут забыла? — голос глубокий, даже проникновенный, слишком взрослый для своих лет. — Не твое дело. Лучше иди своей дорогой. Он, не смотря на мои брыкания, оттаскивает подальше от очереди столпившихся девушек к нежилому дому. И только тогда он отпускает меня. Оглядываюсь — мое место заняли. А все из-за него! Сейчас мне виден полный профиль парня. На вид ему шестнадцать лет, а может и больше. Сразу видно, что из Шлаковского района. Высокого роста, но не широкоплеч, скорее костляв. Но слабым назвать его тоже нельзя. Поношенные черные штаны и изорванная рубаха открывают вид на затянутые шрамы. Лицо серое, будто в шахтах работал, руки натруженные, а пальцы в мозолях. Острые скулы, искривленный нос (в драках небось участвовал), серые грозовые глаза, да черные смоляные волосы, что спадают на лоб. Внешностью точная моя копия. Нас могут счесть за брата и сестру. Взгляд спускается ниже, и я с любопытством разглядываю охотничью сумку. Помниться, что за такую сумку нужно немалую сумму заплатить. Где же он нашел деньги? Почему тогда не купил себе одежду получше? Тут мой взгляд цепляется за торчащую из-под клапана тушку зайца. Где он это взял? У мясника, как припоминается, мясо совсем другое (с отцом заходили раз, но ни на что денег не хватило). Проследив за моими глазами, он торопливо прячет сумку за спину. Угрюмо нахмурившись, глубоко вздыхает, сжимает губы в тонкую полоску. — Повторяю вопрос: что ты там делала? Он твердым шагом направляется в мою сторону. В считанных сантиметрах от меня останавливается, якобы держа дистанцию между нами, и, скрестив руки на груди, выжидающе смотрит долгим взглядом. — Зарабатывала еду, — повторяю за ним его действия, вскидывая подбородок кверху. — Пошли отсюда, чтобы у тебя не возникло желания возвратиться обратно. Смягчившись, протягивает в легких ссадинах ладонь. Проигнорировав его протянутую руку, ступаю мимо него, в направлении дома. Чем мы будем питаться в оставшиеся дни, пока отец не найдет работу? Что если отец не найдет выход из положения? За своими мыслями не замечаю, как врезаюсь в грудь парня. Он вопросительно вскидывает темные брови. — Так и будешь ходить за мной? — бурчу я под нос, что, скорее всего, он не расслышал. — Пока не доведу до дома. От него не так просто отвязаться. — Я не маленькая! — А вот и нет. Ты еще малышка. — Впервые на лице парня прокладывается улыбка. Он смеется надо мной? Ну-ну… Со злости наступаю ему на ногу, и, пользуясь его замешательством, отталкиваю в сторону. Парень быстро нагнал меня и нога в ногу шагает справа от меня. — Извини, принял тебя за других девчонок. — И какие же они? — Теперь мне стало интересно. — Те еще плаксы. А ты добровольно пошла к миротворцу. Только не принимай за комплимент, — остерегающе предупреждает он, как только увидел проскользнувшую улыбку на моем лице. — Это бы наиглупейший поступок… — А что мне, по-твоему, нужно было сделать? — обрываю я его, все больше распаляясь от ненависти к этому якобы герою. Что-то мне подсказывает, что он считает меня слабой. — Но точно не продаваться миротворцу! — У меня не было выбора. — Выбор есть всегда. Всю оставшуюся дорогу никто не смел продолжать неприятный разговор. Уже у двери моего дома, парень останавливается, и, закопошившись в своей сумке, протягивает две тушки белки. — На, бери! — парень втюхивает их мне, отчего я в нерешительности продолжаю стоять. — У меня полно добычи, моей семье хватит. Поколебавшись пару секунд, принимаю белок из его рук, и с благодарностью смотрю на парня. Он, ничуть не смутившись, закрывает сумку и поправляет ее на плече. — И чтобы я тебя больше там не видел! — парень гневно размахивает руками. — Под вечер я буду заносить часть добычи вам. Круто развернувшись, быстрым шагом удаляется за следующим поворотом. А я продолжаю вглядываться в место, где только что стоял он. Может, не все так плохо? Может он прав: выбор есть всегда? Только сейчас я вспоминаю, что так не узнала имя парня, спасшего жизнь моей семье.