Подвал

Несмотря на отсутствие пробок, Ира добралась до дома только к началу восьмого утра. Припарковала Пашину «ауди» подальше от двора и, ежась от холода, быстро побежала к подъезду. Колготки, как и трусики, найти так и не удалось, так что снизу ощутимо продувало. Китель был плотно застегнут, потому что пуговиц на форменной рубашке тоже почему-то не хватало. Макияж оставлял желать лучшего из-за того, что косметичка осталась в ее машине у отдела. Кое-как привела волосы в порядок, оттерла салфеткой размазавшиеся карандаш и тушь. В голове было пусто – шевелились только две мысли. Первая заключалась в мольбе, чтобы сын уже ушел в школу, а вторая - в диком желании заснуть. Дома было тихо, Сашка воспользовавшись отсутствием родительницы все еще безмятежно посапывал в кровати. Ира сначала возмутилась, но потом махнула рукой и пошла прямиком в душ. На периферии сознания пульсировало чувство долга – разбудить сына и собрать его в школу, самой ведь тоже нужно на работу, но вместо этого, она, завернувшись в халат, побрела в свою комнату. Попутно набрала Измайлову и сказала, что сегодня ее не будет. Дни потекли за днями, оставляя странный привкус никчемности. Ключи Ткачеву она вернула в запечатанном конверте, через Рому. И дальше попыталась вытравить из головы все воспоминания. Чего греха таить, первое время ждала каких-то шагов от него, каких-то слов, действий, да хоть самой дурацкой смс-ки, но потом разозлилась на себя за такую слабину. Парень же сам сказал, что хочет, получил это и успокоился. Наверное, посчитал, что с его стороны совершилась эдакая изощренная месть – поимел начальницу и врага по жизни. Сначала хотела попросить его уйти из отдела, но поняла, что он не согласится. Был вариант заставить его уйти, и это ей вполне по силам. Но на такую войну, куда наверняка вклинятся, как минимум Лена и Рома, совершенно не было сил. «Ну и пусть работает. Забить на него и на все что было. И не на такое забивала…Главное, что он сам успокоился. И пусть себе живет спокойно дальше...»,- решила Ирина смотря куда-то сквозь карту района, висящую на стене. Поэтому, когда раздался звонок от Андрея она почти обрадовалась. Встретились вечером в кафе в центре города. Михайлин пил вино, виновато смотрел ей в глаза и, в конце концов, предложил возобновить отношения. - Не хочешь… ничего официального, как хочешь. Давай встречаться, как раньше. Я соскучился, Ир… Зимина, сама не зная почему, согласно кивнула, хотя внутри поигрывала холодком пустота. Но вечер плавно перетек в ночь в знакомой квартире, и дождавшись пока Андрей уснет, Ира села на кухне напротив огромной чаши с виноградом и принялась считать желто-зеленые сочные ягодки. «Почему Михайлин всегда покупает виноград… а не бананы, например… или апельсины…?». В глазах рябило, виноградины смешивались, прятались друг за друга, и Зимина не заметила, как уснула, положив голову на руки. После «приключения» в подвале Ткачева как будто подменили. Или начисто лишили способности ясно мыслить – он был как в тумане, автоматически выполнял те или иные действия, мысленно пребывая где-то далеко. Коллеги странно на него косились, списывали все на похмелье или недосып, непосредственному начальству же было не до заморочек опера. Утренний разбор полетов у Зотова прошел мимо ушей, на расспросы Савицкого Паше хотелось послать всех лесом, а главное, Ромыча. Он проявлял активный интерес к состоянию друга, то злился, то подкалывал, то исподволь пытался узнать – че такого приключилось.Ткачев просил друга отстать, злился и молчал – рассказывать о своих чувствах кому бы то ни было он не собирался. Пользуясь отсутствием начальства, Паша уселся прямо на ступеньках курилки и, достав помятую пачку из кармана, закурил. Прошло три недели с того момента, как они с Ириной были вдвоем, и эти дни казались Паше вечностью. Во-первых, никак не удавалось избавиться от воспоминаний. Они лезли в голову, мешали жить, заставляли испытывать счастье и одновременно мучиться. Во-вторых, он никак не мог привыкнуть к новому, странному чувству, которое поселилось где-то в груди и не собиралось его отпускать. Пусть это звучало банально, странно, глупо даже – но Ткачев все же обиделся на Ирину за ее «побег». Разочарование и злость на некоторое время вытеснили все прочие эмоции, вместе с главным вопросом: «А дальше что?». Что дальше, Паша не знал. Не представлял, как будет ходить по отделу, как смотреть ей в глаза, что говорить и, главное, как говорить. Он думал, что непозволительно сильно привязался к ней – к своей начальнице, сблизился с нею и, что самое противное, не знал, чего она хочет. С любой другой девушкой или женщиной он примерно догадывался, чего стоит ожидать, мог просчитать ее поведение и «ходы». Но с Ириной Сергеевной было все иначе. Ткачев понял бы, если бы полковница стала его избегать, но Ирина общалась с ним как обычно, в меру «гоняла» и в меру хвалила. Пару раз прикрикнула. «Как будто и не было ничего…» - расстроенный внутренний голос зазвучал по-детски наивно. – «Ткачев, стоп. А ты чего хотел? Чтобы Зяма во всеуслышание заявила – я сплю с опером из нашего отдела. Его зовут Паша, поаплодируйте ему. Он хорош в постели и вообще, рекомендую?! Идиот я, повелся на ее, как последний придурок… Так не бывает, чтобы все хорошо и вместе – у нас нет будущего. Пора запомнить и понять. Найти какую-нибудь девочонку, вешать ей лапшу на уши, рассказывать про любовь, в киношку водить… Лепить, что хочу…». Паша настолько увлекся своими мыслями и сигаретой, что не сразу сообразил – его зовут по имени. Судя по злости, зовут давно. - Ау! Ты че залип? Случилось чего? – Щукин облокотился о перила и как-то сочувственно посмотрел на Ткачева. – Паш, ты меня слышишь вообще? - Да слышу. Че орать? Надо чего? Так вот он я, - возмущенно проводив взглядом «отжатую» сигарету, в которой и было на две затяжки, Ткач потер лицо и сквозь ладони поинтересовался. – Ну? Ты помолчать пришел? - Есть дело одно. Только говорить будем не здесь. Через полчаса в кафешке у отдела, - Костя говорил уверенно, можно сказать, диктовал свои условия, снисходительно поглядывая на коллегу. – Никому ничего не говори. Пока. - А че так строго-то? Лады, приду, поговорим. Пожрать заодно не помешает. Щукин выбросил окурок в урну и, ни слова не говоря, ушел. - И че это было? – сам у себя спросил Паша, поднимаясь со ступени. Таинственность начальника СО напрягала.