До будущего

Яхта скользит по морской глади, оставляя позади себя пенный след, а Робин покрепче вцепляется в поручни, чувствуя, как ветер треплет волосы и грозит сбросить с палубы одним ловким порывом. Очертания соседнего острова становятся все более отчетливыми, и омега понимает, что уже совсем скоро он шагнет на ковровую дорожку, держась за руку Мартина, и будет улыбаться немногочисленным журналистам, пожелавшим запечатлеть происходящее на кинофестивале. Робин не раз был на подобных мероприятиях, но обычно он приходил с Полем или с агентом, сейчас же рядом с ним будет его альфа. Лерри помогает спуститься по трапу и на мгновение прижимает к себе, целуя в висок: - Я знаю шеф-повара, который готовил угощение. Будь осторожен с тарталетками и не налегай на сладкое. Лучше я тебя вечером накормлю. Трейси кивает и крепко держится за предложенную руку. Оказываясь среди гомонящей толпы на ступеньках, устланных красным паласом, омега с высоты смотрит на людской муравейник, снова чувствуя отстраненность и осознавая невозможность влиться в него. Он перестал отнимать дни от сотни после окончания течки, помня лишь дату на купленном билете и не загадывая больше уже ничего. Два первых часа пролетают незаметно, ведь Робин любуется профилем Мартина в темноте старого кинозала, меньше всего интересуясь пролетающими по большому экрану короткометражками и юными дарованиями, спешащими рассказать всему миру о себе. Он хлопает вместе со всеми, вдруг вспоминая себя, отчаянно желающего занять своё место под софитами киноиндустрии. Если бы тогда он мог знать, сколько ему отпущено, сделал бы он что-нибудь по-другому? Отказался бы от своей мечты? Сейчас Робин не знает ответа, потому что хочет жить. Каждое мгновение, укорачивающее его пребывание здесь, заставляет острее чувствовать мимолетность всего происходящего и знать, что конец уже близко. В перерыве их пару окружает стайка преисполненных ожиданиями участников кинофестиваля, они набрасываются разом, напомнив омеге рыбешек, выпрыгивающих из воды за булочными крошками. - А вы не думали начать работать над полнометражным фильмом? - Кто станет, по вашему мнению, финалистом? - Вы сейчас на отдыхе? Мой папа три раза пересмотрел «Семейные ценности»! Думаю, статуэтка Киноакадемии ваша! Робин вовлекается в этот яркий водоворот сбывающихся надежд и мечтаний, оказывается охваченным энтузиазмом и восторгом тех, кто только-только вступил на ту же дорогу, что и он в семнадцать лет. Ему хочется попросить их не торопиться, чуть замедлить свой бег и оглянуться вокруг, насладиться тем, что есть у них сейчас, но вместо этого он кивает и говорит о том, что новый проект почти готов, и его агентство очень даже рассчитывает на победу в номинации «Лучший сценарий сериала». Среди толпящихся у накрытых столов, Робин отчаянно хочет обнять Мартина, который с долей скепсиса разглядывает угощение, выложенное на тяжелые серебряные подносы. - Вроде бы тарталетки не так уж и плохи. Можно попробовать. Жизнь состоит из мгновений, которые сливаются в одно, когда пальцы альфы и омеги соприкасаются над белой скатертью. Любовь заставляет сердце Трейси сжиматься, когда он смотрит в глаза любимого. Смысла ведь нет сопротивляться беспощадности правды, которая не даст этим отношениям ни единого шанса. В горле застревает противный комок обреченности, а затылок начинает покалывать. Робин знает, что всё это значит. Он хочет продержаться ещё три-четыре часа, а потом можно будет остаться в одиночестве и обнять свои колени, чувствуя, как слезы со вкусом моря смешиваются с болью, терзающей тело. Наверное, он все-таки бледнеет, потому что Мартин ставит тарталетку на место, с тревогой смотря на омегу: - С тобой все в порядке? Робин кивает и улыбается: - Просто народу многовато. Отвык, скорее всего. В туалете он запивает таблетки минералкой, прихваченной со стола, и смотрит на свое отражение в зеркале, опираясь о раковину. Последние дни он все чаще чувствует слабость и желание прилечь, закрыв глаза и отдаваясь во власть сновидений, а это означает только одно - время, данное ему, заканчивается. Дрожащими руками омега трёт виски и уговаривает боль отступить хотя бы сегодня, чтобы он продержался до конца вечера. Может быть уговоры помогают, а может быть морской воздух, который омега вдыхает полной грудью, когда они снова оказываются на яхте в открытом море, но голова вдруг становится легкой и светлой. Робин счастливо вздыхает, все ещё не веря тому, что сегодняшний день закончится благополучно. Трейси стягивает галстук и скидывает ботинки, как только они оказываются на своем пляже. Окна маленького бунгало темны, и лишь свет фонарей с высокой лестницы отражается на волнах, накатывающих на берег. Омега останавливается у самой воды, чувствуя руки Мартина на своих плечах, и привычно прижимается к груди своего альфы. Полоски морской соли пятнают песчаный пляж, заставляя омегу облизать внезапно пересохшие губы. У него ведь есть ещё немного времени, чтобы поцеловать любимые губы и посыпать солью абрикосы? - Я обещал накормить тебя ужином, – Мартин зарывается носом в макушку, вдыхая омежий аромат. Робин оборачивается, чтобы согласно кивнуть, но внезапно в глазах темнеет, и он хватается за плечи Мартина, чувствуя боль, разрывающую виски. На этот раз боль не подкрадывается, она набрасывается, вгрызается, рвёт, заставляя глухо застонать от отчаяния. - Робин? Робин! Робин? Омега проваливается в черноту, которая избавляет от боли, избавляет от страданий, избавляет от мгновений, отправляя в бессознание. Запах больницы перебивает все остальные запахи, когда омега приходит в себя. Боли нет, есть только неясный шум в ушах и встревоженные глаза Лерри, сидящего на краю узкой койки. - Как ты? Я позову врача. Омега согласно моргает, не смея поверить, что больше не больно. Тело работает в привычном режиме, когда он поднимается повыше, оглядывая маленькую палату. - Я не знал, что на острове есть больница, - он сообщает это молоденькому доктору, который входит вместе с Мартином и с тревогой смотрит на пациента. - Как вы себя чувствуете? Странным образом Робин чувствует себя вполне сносно и кивает, а врач машет рукой, выпроваживая альфу из палаты: - Подождите в коридоре. Бета снимает стетоскоп с шеи, но омега отрицательно мотает головой: - Я знаю, что со мной. Анализы не нужны. - И что же с вами? - врач присаживается на край кровати, меняясь в лице, когда слышит диагноз. - Такой приступ у меня впервые. Это значит, что времени почти не осталось? - омега комкает край одеяла в руках, зная ответ, который врач не решается озвучить вслух. - Мне очень жаль. - Не говорите ему ничего, – Трейси кивает в сторону двери, за которой ждёт Мартин. - Но как вы ему объясните? - Это моё дело, – Робин упрямо поджимает губы. - Я не хочу, чтобы он узнал. Просто выпишите меня, и я поеду обратно. - Мы вас даже ещё не оформляли. - И не надо. Я заплачу наличными, – Робин сползает с кровати, ожидая какого-нибудь подвоха со стороны своего многострадального тела, но боли нет, и тогда он мысленно благодарит небеса, подарившие ему ещё пару недель или дней, за которые ему надо успеть доделать оставшиеся дела. Мартин прижимает омегу к себе, едва они выходят из больницы, и глухо спрашивает, гладя по спине подрагивающими руками: - Что это было? - У меня очень долго не было альфы, и я принимал подавители, - правда звучит почти убедительно. - Я поседею окончательно, если это ещё раз повторится, - Мартин помогает забраться в пикап и пристегнуться. - Больше это не повторится. Мне просто надо отоспаться. Залягу на кровать и высплюсь как следует, - омеге кажется, что он вполне натурально улыбается, рассеивая тревогу Лерри. - Просто дай мне пару суток. Мартин кивает, недоверчиво глядя на крепко сцепленные руки омеги: - Я ненадолго уеду в Старый город. Попрошу Игги присмотреть за тобой. - Не надо. Я буду спать. Сонливость накатывает, едва они оказываются в бунгало, и Мартин заботливо подтыкает одеяло, прежде чем поцеловать омегу: - Я тебя люблю. Трейси прикрывает глаза, но едва за альфой закрывается дверь, взглядом выискивает полоску света на гладких досках пола. Это его последнее утро на острове. Больше откладывать нельзя. Колесики чемодана оставляют след на мокром песке, когда Робин подтаскивает его к ступенькам, ведущим в «Парадиз». Он в последний раз видит, как море жадно захватывает неосторожные песчинки и уносит их с собой в глубину. Игги чирикает по телефону, но при виде Робина кладет трубку: - Ой, а Мартин уехал! Вернется к обеду! - Я знаю, - Трейси выкладывает на стойку белый конверт и пододвигает его в сторону омеги, - это мой подарок на вашу свадьбу. Если… если у вас родится омега, можете назвать его в мою честь. Игги часто-часто моргает, вдруг всхлипывая: - Вы уезжаете? Вы не можете! - Передай это Мартину, - ещё один белый конверт ложится на блестящую лакированную поверхность, и Робин сбегает по ступенькам, не вслушиваясь в крики омеги. Такси привозит его в аэропорт, где омега меняет дату на билете, и когда самолет отрывается от земли, ещё раз видит море и полоску пляжа, где он нашел свой «Парадиз». «Прости. Я не вернусь.» Робин уверен, что Мартину будет легче пережить то, что омега сбежал и предал, чем бросить горсть земли на последнее пристанище своего истинного. В салоне первого класса почти пусто, не считая старенького альфы, дремлющего в наушниках на другом конце, и Робин позволяет слезам стекать по щекам. Он не торопится их вытирать, потому что они такие же соленые, как морская соль, впитавшаяся в кожу и душу. У Мартина есть время, чтобы забыть Робина, а у омеги есть мгновения, застывшие на внутренней поверхности век и в сердце.