Голова Ольги трещала так, будто по ней несколько раз ударили отбойным молотком.
Пожалуй, именно от тупой, запиливающей, будто старая жена, боли она и очнулась. Такое, помнится, бывало только в пору лихого студенчества, когда за одну ночь организмом усваивалось порядка двухсот литров страниц методички и трёх килограммов конспектов.
От пола тянуло влажным холодом, который жёг затёкшую руку и обнажённую лодыжку. Ольга тихо застонала, с усилием перевернувшись на спину. Помиловавшись с полом, лопатки неуютно заныли, умоляя избавить их от веса тела, и женщина осторожно села.
Раскрыв глаза, она слегка подивилась открывшемуся виду. Сил на яркие эмоции не хватало, все мысли занимала вскрывающаяся голова. А картина, к слову, была весёленькая: перед Ольгой возвышался большой такой алтарь, с которого бесчувственно свисала детская ручка с кривовато, но глубоко надсеченным запястьем. Ребёнка видно не было, однако почти чистый рукав рубахи позволял предположить, что от кровопотери малыш не страдает.
«Мерлинов ритуал... Опять не вышло», — мелькнула отстранённая, чужая мысль и пропала, сраженная другой, совершенно родной, обыкновенной и привычной: «РОМА!»
Рванувшись так, что голова взорвалась очередным залпом, Ольга почти на ощупь упёрлась руками в холодный камень и нависла над ним. Всю её мелко потряхивало, так что в глазах от смены положения ожидаемо потемнело, и секунды тянулись вечностью, пока зрение восстанавливалось.
В момент, когда женщина наконец узрела мальчика, лежавшего на черном камне алтаря, позади, будто сопровождение к дешевому фильму ужасов, раздался громкий глухой удар.
А после стены помещения сотряс разгневанный крик:
— Вальбурга! Я взорву эту дракклову дверь, если ты не снимешь купол! — В голосе человека, оравшего из-за огромной двери, слышалась паника пополам со злостью.
Ольга, даже не вникая в смысл слов, по наитию махнула рукой куда-то в сторону двери и крепко прижала к себе ребенка, профессиональным жестом отыскивая на шее у того сонную артерию. Женщина почти не соображала, что вокруг происходит, что она делает и чего хочет, голова всё ещё безумно болела, позволяя сообразить лишь то, что у неё на руках её сын. Остальные действия происходили сами собой, на автопилоте.
Краем сознания Ольга ощущала странную холодность и скрытое беспокойство, почти сливающееся с её собственным, но в тот момент, когда пальцы прижали мерно бьющуюся жилку, она всей душой испытала огромное облегчение, и странная чужеродность исчезла.
— Рома, — со слезами на глазах прошептала Ольга и вдруг со странным удивлением поняла, что мальчик, хоть и осознается своей плотью и кровью, но её малышом, Ромой, никак не может являться.
«Рома умер», — мелькнула жестокая мысль, но тут же трусливо растаяла под натиском эмоций. Он не мог умереть, верно? Ведь вот он, рядом. Живой и невредимый. Что же тогда кажется таким неправильным?
Ольга нахмурилась.
«Регулус Арктурус Блэк, — выдала вдруг память странное для русского уха имя. —
Мой мальчик…»
Ольга замерла, пытаясь осмыслить всплывшую в голове информацию, будто примеряя её на себя. Отчего-то казалось, что не всему из той мешанины, которую представляла собой её память в тот момент, можно верить.
— Вальбурга! Регулус, он… — Дверь с шумом распахнулась ещё в тот момент, когда она отмахнулась от голоса. Женщина резко вскинула голову, узнавая в высоком черногривом мужчине своего-не-своего мужа, Ориона Арктуруса Блэка.
— Теперь в порядке, — хрипло изрекла она наконец, отчаянно импровизируя.
У Ольги наконец появилось время осмотреться, и её глаза лихорадочно забегали по помещению. Больше всего оно напоминало ритуальный зал, как его описали бы русские писатели ширпотреба: грубые стены, сводчатый потолок, чёрный алтарь в центре рунной пентаграммы, контуры которой были выбиты в гранитных плитах пола. Их было так много, что весь пол казался испещренным бугристыми узорами, не поддающимися толкованию. На деле, некоторые из линий были обведены чем-то светлым и составляли геометрическую фигуру.
Женщина совсем перестала понимать, что происходит, а потому остановилась на мысли, что всё вокруг — не более чем занимательный сон.
Подошедший Орион показался Ольге одновременно осточертевшим до колик и совершенно незнакомым, что создавало невероятный, жуткий каламбур в мыслях и ощущениях.
Она с опаской наблюдала, как муж приближался к ней и ребёнку. Лицо его, хоть и было покрасневшим от гнева, выдавало лишь сильное облегчение. Непроизвольно отодвинувшись, Ольга крепче сжала плечи Регулуса, нависая над ним, словно дикая кошка над котёнком.
— Мне удалось. Теперь ты видишь? — неожиданно для себя произнесла Ольга тоном, коим принято тянуть «ну я же говорила». Сознание же выдало очередную ворчливую мысль:
«Слепой дурень».
— Мы поговорим утром, когда ты… придешь в себя. — Глаза Ориона зло сверкнули. Он, видимо, был здорово сердит на жену. Так что, сухо кивнув и развернувшись на каблуках, мужчина направился к лестнице.
В душе Ольги волной цунами поднялась обида. Женщина отчётливо осознавала, что такое с ней уже случалось. Когда-то давно она так же смотрела вслед покидающему больничную палату мужу, твёрдо уверенная в своей правоте. И точно так же причина скрывалась в желании спасти собственного сына. Вот только ни кем был тот человек, ни как он выглядел, вспомнить Ольга сейчас не могла. Да и сын на руках у Вальбурги теперь определённо был старше, чем в видении.
Сравнив свою память с бабушкиным решетом, женщина, никогда в своей жизни решета вживую не видевшая, нервно вздохнула и перевела взгляд на мальчика. Тому на вид было лет восемь или девять, он был темноволос и худощав, насколько позволяла судить белая льняная рубаха, таки забрызганная мелкими капельками крови.
«Не кормят его тут, что ли?» — обеспокоенно подумала она и легко тряхнула мальчика за плечи.
— Р… Регулус? — позвала Ольга, аккуратно убирая с лица мальчика тёмные пряди. На язык просилось совершенно другое имя, но женщина сдерживалась, не давая слиться образу кареглазого родного чуда с чернявым мальчиком на руках.
Спустя мгновение длинные, по-девчачьи пушистые ресницы Регулуса дрогнули, и он приоткрыл один серый глаз, напомнив Ольге воробья, прикидывающегося падалью в лапах у кошки.
— Мама, — неуверенно констатировал мальчик, порываясь сесть и отстраниться. — Отец уже ушёл?
Ольга задумчиво кивнула, придержала сына за плечи и помогла ему принять сидячее положение. Затем она оперлась на камень алтаря, а после и вовсе отстранилась.
— Как ты, Регулус? — осведомилась женщина, повторяя имя ребенка вслух, чтобы привыкнуть.
В конце концов она пришла к единственному верному выводу: подождать с проявлением заботы, поскольку мальчишка, скорее всего, чувствовал себя настолько же потерянным, как и она сама.
«Ещё бы не чувствовал… — послышался в голове ехидный голос Валентина Юрьевича Д’Явольского. — Осваивайтесь, миссис Вальбурга Блэк, припоминайте канон. Удаляюсь до поры...»
Ольга нахмурилась, пытаясь понять, кто такой этот Валентин Юрьевич и что именно ей нужно сейчас вспомнить. По всему выходило, что от этого будет зависеть многое, но вот что именно? Женщина громко вздохнула и машинально зачесала назад чёлку, запустив пальцы в длинные, тёмные, как у Регулуса, волосы.
Увлекшись мыслями, Ольга забыла подивиться звучанию собственного голоса.
— Хорошо, мама, — запоздало ответил мальчик и опасливо взглянул на женщину, видимо, ожидая чего-то.
Впрочем, скоро ожидание на лице ребёнка сменилось жаждой действа, и, перевернувшись на живот, Регулус сполз с алтаря. Льняная рубаха задралась, показывая сбитые тощие коленки. Это заставило Ольгу невольно улыбнуться: точно такие же были и у неё в свое время, и у Ромки после тех редких случаев, когда удавалось покинуть на время стены больниц.
Тем временем взгляд женщины оторвался от сына и застыл на собственных руках. Брови её изумлённо приподнялись, пока она разглядывала аристократичные длинные пальцы с полукруглыми ногтями.
Женщина покрутила их так и эдак, а потом нетерпеливо обернулась. Ей определенно стоило найти зеркало, которого в ритуальном зале отчего-то не наблюдалось.
— Мама, Вы идёте? — стоя уже у двери, нетерпеливо выпалил Регулус, переступая босыми ногами по каменному полу.
«Простудится», — отстранённо подумала Ольга и кивнула сыну, отрываясь наконец от алтаря.
«Не простудится. Он маг, хоть и маленький», — опять мелькнула чужеродная мысль, сдобренная какой-то тщеславной гордостью.
Ольга удивлённо вскинула брови, но спорить с собственными мыслями сочла неуместным. Зябко подернув плечами, она направилась к выходу вслед за мальчиком, а тот, вежливо придержав тяжелую дверь для матери, проворно скользнул по освещённому факелами коридору и дальше, вверх по лестнице.
Насколько заметила женщина, кровь на запястьях мальчишки давно обратилась бурой корочкой и ничуть его не пугала.
И в который раз за последний час она нахмурилась, осознавая, что это точно где-то было.
«Кажется, дежавю станет моим вечным спутником», — хмыкнула она, придерживаясь за каменную кладку стены: подъём давался с некоторым трудом.
«Ещё бы не стать, милочка… Двуединая. Подумать только, до чего меня жизнь довела!»
«И шизофрения, да», — ещё веселее подумала Ольга, переступая наконец последнюю ступеньку.
* * *
Ольга уже несколько минут разглядывала своё отражение.
В голове поселилась невиданная лёгкость, будто она приняла бокал-другой шампанского. Всё вокруг казалось интересным, даже ситуация воспринималась с некоторым юмором.
Кашица в памяти медленно разделялась на две шеренги, и Ольга не мешала этому процессу, занимая себя приятным делом, — она разглядывала шикарный интерьер и себя.
Интерьер Ольге понравился. Если бы у неё были деньги, она с удовольствием бы обставила так свой дом. Тёмная массивная мебель больше подходила поместью, нежели квартире, а мягкие переливы шёлковых тканей на стенах были приятны глазу, создавая мрачную, романтичную картину, навевающую мысли о древних книгах и светской жизни, тайных свиданиях и этикете приёмов.
Что касается внешности, то Ольга отметила, что она идеально подходит обстановке дома: в старинном зеркале отражалась бледная и худая, если не сказать тощая, женщина лет тридцати. Шарма ей придавали чёрные волосы и пепельно-серые глаза, точно такие же, коими сверкал юный Регулус.
В целом, лицо этой дамы (Ольга никак не могла назвать её собой) создавало отталкивающее впечатление: надменные брови, морщинка на лбу и намечающиеся жёсткие складки у рта выдавали в обладательнице женщину властную и строгую, а полные губы — ещё и натуру со взрывным темпераментом.
Ольга вздохнула. Женщина в зеркале жалостливо повторила её жест, слегка приподняв брови. Ольга скривилась: если такая мимика и была привычна той женщине, то в её исполнении казалась комичной. Так что, мысленно показав дулю своему отражению, она отошла от зеркала.
«Срочно отъедаться, — приказала себе новоявленная Блэк и, сдув со лба локон, хохотнула. — До тех пор, пока не перестану напоминать засушенную воблу!»
Старинные часы на стене показывали половину первого, а за окном неестественно ярко для города сияла неполная луна в окружении звёзд. Картина была чересчур идеалистической, что совсем не расслабляло…
Ольга опять вздохнула и, заглянув интереса ради в верхний ящик тумбочки, решила лечь спать. Мысли её всё время возвращались к Регулусу, но тот явно был слишком самостоятельным, и ему не требовалась мамина помощь в чём бы то ни было.
«На то он и Блэк, чтобы не прятаться за женскую юбку», — появилась сердитая мысль в голове, но Ольга, уже привычно отмахнувшись от нежданной шизофрении, забралась в кровать и закрыла глаза.
Сон её сморил быстро.
* * *
Валентин Юрьевич внимательно наблюдал за Ольгой и Романом, помогая телам Блэков принять новых хозяев. Подумав с минуту, молодой врач хихикнул и решил не отправлять растерзанную душу Вальбурги на латание и перерождение, а оставить истеричную дамочку вместе с Ольгой, правда, лишь в роли бесплотного наблюдателя.
С Ромой нечистый решил поступить иначе. Мальчик был слишком мал, чтобы управлять телом восьмилетнего ребёнка, а душа Регулуса была сильна, так что по-любому принялась бы выживать подселенца. В результате вышел бы банальный одержимый, и спустя какое-то время Ромке пришлось бы и вовсе уйти за грань.
«Нет-с, тут нужно действовать по-другому», — подумал Валентин Юрьевич и с интересом склонил голову набок. Душа Регулуса внезапно выстрелила пучком золотистых нитей в сторону Ромки, оплетая мальчика. Нити прошили серебристый комок энергии насквозь, а после притянули к своему источнику.
Выброс ниток повторился, золото засеребрилось прожилками, а душа Ромы медленно и неохотно принялась сплетаться с душой Регулуса.
— Ой, как интересно… — полушёпотом протянул Валентин Юрьевич и, заметив, что процесс застопорился, плеснул мальчишкам немного энергии. Дело пошло веселее, и вскоре, затолкав двухцветное переплетение в оболочку, молодой врач довольно отстранился.
Операция прошла успешно, можно сказать, с хирургической точностью.
Его миссия тут закончена.
* * *
Кошмар пришёл, как всегда, внезапно.
Ещё пару минут назад Регулус мирно спал, повернувшись на бок и подсунув под щёку ладошку, как вдруг ощутил, что горло сковывает удушье. Мальчик сжался в комок и позорно заплакал. Боль и слабость не отступали, а невидимые руки будто сжимали горло и грудь. Перед глазами стояло испуганное и бесконечно любимое лицо Мамы, почему-то смазанное в светлое пятно, и слышался её шепот, уговаривающий держаться, не сдаваться, обещающий, что сейчас подойдёт врач и всё будет хорошо…
Регулус послушно попытался вздохнуть и наконец проснулся.
Тело мальчика было в поту, а сердце колотилось словно бешеное. Он судорожно вздохнул, переворачивая мокрую от слёз подушку на другую сторону, дабы спрятать следы недостойного мужчины поведения. А после проворно вскочил на ноги и выбежал из комнаты.
Открывая дверь в спальню брата, Регулус не был уже настолько уверен в необходимости высказаться, но всё-таки прошел вперед. Его колотила дрожь, ему было страшно, а брат был единственным человеком, которого мальчик не боялся.
— Си… Сириус! — Рег потряс спящего брата за плечо.
Тот сонно отмахнулся, но потом всё же открыл глаза и лениво сел на кровати.
— Реджи? — Мальчишка зевнул, а после уставился в серые глаза брата. Заметив блестящие дорожки на щеках малыша, он скривился. — Ты чего тут делаешь, плакса?
— М-мне кошмар приснился, — смущенно пояснил младший, садясь на край кровати.
Он подумал было возмутиться обидному прозвищу, но после прикусил губу и нырнул под одеяло к брату — как иначе называть его, прячущегося с другим человеком из-за страха?
Сириус выразительно фыркнул, явно копируя кого-то из старших. Закатив глаза, он упал обратно на подушку и, утопая в облаке кудряшек, капризно спросил:
— Опять? Отец же сказал, что мама удачно провела ритуал!
— Другой кошмар. С-совсем другой… — Регулус с промедлением помотал головой и зарылся носом в подушку, прячась от взгляда старшего брата. Cириус зевнул и, посчитав, что с младшего взятки гладки, перевернулся на бок, освобождая часть кровати. Разбираться сейчас со снами сопливого братца не было ну никакого желания.
Регулус в последний раз тихонько всхлипнул, поворочался под тяжелым одеялом и смежил веки.
Спиной он ощущал тепло, идущее от брата, а потому ему было спокойно.
А за “плаксу” Сириус ещё ответит!
