***
Несколькими веками назад родовое гнездо Блэков на Гриммо, 12 было одним из самых красивых и богатых поместий Британии. Ему завидовали. На него равнялись. Многочисленные потомки Финеаса стремились повторить архитектуру, оппоненты пытались переплюнуть богатое убранство... А уж количество чар, коими пестрели имения Древних и Благородных семейств было непередаваемо словами. Принцы, Гонты, Лонгботтомы и даже Олливандеры вскоре обзавелись в той или иной степени подобными Блэковскому поместьями. Побывав в очередной копии родового гнезда, именуемом в этот раз Мантикора-Мэнор, Сириус I выгреб добрую половину родового состояния и в каких-то семь лет отстроил новое поместье в свёрнутом пространстве с точкой выхода на территории Британии, вернув роду первенство в негласном конкурсе красоты и величия. Дом же на Гриммо, 12 отошёл старшему сыну, Арктурусу II, после чего оказался в руках Ориона и Вальбурги. И посреди холла этого самого поместья сейчас топтался в ожидании сестрицы двоюродный внук Сириуса I — Альфард Лукориус Блэк. Леди Блэк задерживалась. Или игнорировала. В этом предстояло ещё разобраться. А пока Альфард, облокотившись о резной поручень парадной лестницы, со скучающим видом рассматривал узорный паркет из морёной лиственницы. Самый неудачливый из Блэков всё гадал, какого драккла его принесло в дом величественного предка в столь ранний час. Мог бы ведь как обычно сидеть в трактире, ковыряя кривой вилкой завтрак, или уже пропускать первую стопочку с ребятами из какого-то зачуханного отдела Министерства… Но та самая драккла, то бишь мисс Бригитта, настрого приказала мириться с «обожаемой» сестрой. Именно поэтому Альфард гордым орлом наблюдал за копошением портретов, со злостью понимая, что сплетни уже разошлись по всему поместью. Задирая породистый клюв, мужчина совсем упустил из виду появление сиятельной родственницы. Возникшая с хлопком аппарации сестрица замерла наверху пролёта во всём её надменном великолепии. И спускаться к Альфарду, судя по всему, не собиралась. Блэк глянул на Вальбургу из-под бровей и, безразлично пожав плечами, в очередной раз невербально признал своё поражение, играючи преодолев все тридцать ступеней. Остановившись на тридцатой, он церемонно поклонился и взглянул прямо в глаза Вальбурги. — Зачем пожаловал, милый братец? — разомкнула свои ядовитые уста она, и в льдисто-серых глазах мужчина увидал лишь презрение. — Вэл, может обойдёмся без расшаркиваний? — рискнул осведомиться мужчина, приподнимая самовольно дёрнувшуюся бровь. — Ты прекрасно знаешь, зачем я здесь. — А я не прочь послушать кружева твоих слов, — пренебрежительно хмыкнула Вальбурга и улыбнулась портрету дамы с короной из волос на голове. Та склонилась в реверансе и удалилась вглубь картины, чтобы вскоре появиться с десятком нарисованных людей. Те немного потоптались вдоль нарисованного стола, выбирая угол обзора получше, но после грозного взгляда хозяйки портрета притихли, заныкавшись по углам. Сама дама заняла место во главе, любезно предоставив место подле себя средних лет мужчине блэковской породы. Вальбурга же обратила свинцовые глаза на брата и легко-легко усмехнулась. — Видишь ли, мне любопытно, на котором из них ты помянешь Мерлина и, шваркнув меня о какую-нибудь стенку, убежишь, поджав куцый хвостик? Отчётливо скрипнули зубы заливающегося краской Альфарда: медленно багровели щёки и наливались кровью торчащие из кудрей уши, но Вальбурге этого было мало. Она кукольным, невесомо изящным жестом вытащила из высокой прически черепаховый гребень, позволяя волосам тяжёлым водопадом упасть на плечи. Неровно-косые, поломано-исчерченные пряди уже не блестели в огне свечей прежним чёрным шёлком. Рассмотреть обновлённую себя в зеркале женщина уже успела и, что странно, сочла новую причёску в меру экстравагантной. Жалеть чёрную волну волос было бы странным: не она её растила, не с ней жила и к ней не привыкала. Поймав взгляд Альфарда, женщина ухмыльнулась и пожала плечами, мол, любуйся, братик. Тот, судя по виду, причёску Вальбурги оценил по достоинству. «Согласна. Хаер что надо», — ядовито прокомментировала Ольга про себя, не скрывая удовлетворения. «Милочка, подбирай выражения!» — возмущённо проворчала Вальбурга. В отличие от преемницы, потерю косы она восприняла болезненно. Впрочем, возмущение было скорее напускным, потому как в следующий миг леди Шизофрения расщедрилась на парочку воспоминаний. На Альфарда было жалко смотреть. Женщина его даже пожалела бы, если бы не добивалась именно такого результата. Он почти неуловимо отступил назад, сдавая ещё одну ступень. Зелёные глаза с каким-то неразличимо печальным выражением глядели на искромсанные стеклом концы, скользили по чудом уцелевшим локонам, спадающим ниже бёдер и тут же возвращались на едва прикрывающие ключицы чёрные клочья. Ольга мысленно кивнула, впитывая полузабытые, трепетно-детские воспоминания Вали и коснулась одной из длинных прядей, заставляя брата поднять взгляд. — Ал, когда тебе было восемь, ты помогал мне расчёсываться перед сном… — тихо начала она, таким мягким тоном, каким только могла. — Помнишь, как учился плести мне косы и ни разу не поддался на провокации Сигни, когда он обзывал тебя «девчонкой»? Помнишь, когда я подралась с Друэллой, ты уверял меня, что именно я была на том балу самой-самой красивой? А как дёргал меня за косички, как пытался вплести в них цветы с маминой клумбы, а потом мы целый вечер вычёсывали клейкий сок? Мама тогда сказала, что их можно только обрезать, а ты упёрся и настаивал на своём? И настоял... — Вэл, я, — начал было Альфард, делая ещё один шаг назад, но женская ладошка, что прильнула к губам, заставила его замолчать. — Я знаю, что тебе жаль, — негромко произнесла Вальбурга, спускаясь на одну ступеньку вниз, но всё равно продолжая быть выше него. — Я знаю, что ты готов что угодно сделать, чтобы всё вернуть. Но в стремлении этом ты, братец, забываешь об одном... Мужчина хмыкнул и вскинул правую бровь, будто почувствовал, что сейчас его жестоко выдернут из марева детских воспоминаний. «Верно понимаешь», — мысленно подтвердила опасения Альфарда леди Шизофрения, успевшая уже изучить брата до последнего движения и вздоха. Ольга помедлила, сомневаясь, но, подбадриваемая Вальбургой, продолжила шоковую терапию. — Кровь — не вода, Альфард, — улыбнулась она, отстраняясь. Испещренная венами ступня в атласной туфельке скользнула на площадку пролёта, к ней присоединилась вторая. Женщина лукаво сверкнула серыми глазками и, прежде чем исчезнуть за дверью, словно в пустоту обронила: — Знаешь, мой непутёвый муженёк умудрился наложить на мальчиков Обливиэйт… Скрипнули лаковые мужские туфли, взлетая по следам синих лодочек, а после на плечах Вальбурги вдруг сомкнулись беззащитно мощные руки, позволяя ей только придушенно выдохнуть: «Считай это своим вторым шансом, братец!»***
Всегда сложно взглянуть на знакомого нам человека «с нуля». Согласитесь, представляя и вспоминая своих родных вы видите их скорее в ореоле своего отношения, нежели отстранённо-конкретно? Да и чаще всего именно оно, отношение к человеку, позволяет или придираться ко всем действиям близких, или не замечать многочисленные проступки. «Как тебе моё новое платье? «Горький шоколад» смотрится лучше, не так ли, милый? А эта стрижка мне идёт?» — такие вопросы не раз слышали представители сильного пола от своих прекрасных половинок. И горе тому, кто не похвалит медовый оттенок локонов или особенно изысканную вышивку на корсете. От любимых всегда ждут похвалы. А ненаблюдательному мужчине придётся в лепёшку расшибиться, но понять, на что обиделась в этот раз его благоверная, зачастую и не подозревая, что «новая форма бровей кардинально меняет выражение лица». «Первое впечатление можно произвести только один раз», — неоднократно слышала Ольга, но даже никогда и не думала, что попадёт в ситуацию, когда её-не-её память будет в разладе с мозгами, раз за разом пытаясь состыковать собственное впечатление с готовым, сформированным уже образом. По идее, физиологически быть тому невозможным, ибо и то, и другое содержится в одной и той же части человеческого тела, однако мозг в очередной раз доказал свою изворотливость и уникальность. «Или ты просто двинулась крышей», — едко прокомментировала Вальбурга, прерывая несколько пафосный и очень уж запутанный мысленный монолог соседки по телу. «Конечно. Всё вокруг — бред воспалённого мозга, шизофрения на фоне стресса и галлюцинации из-за транквилизаторов», — буркнула Ольга, не собираясь признаваться леди Блэк, что всерьёз боится подобного развития событий. Однако, возвращаясь мыслями к родственникам, женщина сдула с лица одну из коротких прядок, почесала чешущийся от мази «Скоророст для ведьм» лоб и принялась думать. Дальнейший разговор с братцем напоминал привычный скандал с Орионом в полушутливых тонах, разве что прошёл продуктивно: в отношениях появился хлипкий мостик на не менее хлипких подпорках, который Ольга честно старалась не разрушить, проехавшись по чувствам излишне ранимого родственника. Сам Альфард пару раз попытался намекнуть о каком-то важном событии, что может затронуть весь род Блэк, однако в конкретику вдаваться не желал ввиду отсутствия Ориона. Напоследок он забежал к Сириусу, объявил тому, что решил подтянуть любимого крестника по школьной программе первого курса (Вальбурга удивилась эдакому энтузиазму родича, но возникать против инициативы не стала), получил непередаваемую реакцию от ребёнка и смылся восвояси. И вот теперь Ольга, осознававшая себя Зиминой, вынуждена была признать, что в целом брат — человек неплохой, разве что вспыльчивый и чересчур ранимый, а вот та её часть, которая была Ольгой-Вальбургой, продолжала тянуть волынку о ничтожности и бесполезности родственника. Леди Шизофрения, наблюдая за какофонией голосов в одной голове, с видом любопытной кошки приглядывала за балаганом и не забывала время от времени поддерживать то одну, то другую точку зрения. Звонкий детский голос извне резко прервал внутренние разговоры. — Мама? — Сжимая в руках пергаментный конверт, мальчик топтался в нерешительности в дверях будуара. — Мама, Вы в порядке? Ольга подавила желание застонать, и со вздохом откинулась на спинку кровати, где и провела последний час, рассматривая слегка пропылённый балдахин. Едва флюоресцирующий «скоророст», которым была тщательно извазюкана вся голова, согласно наставлениям леди Шизофрении, должен был впитываться ещё аж два часа. Вид светящейся мамы совершенно точно был для юного отпрыска Блэков в диковинку. «А я говори-ила», — протянула Ольга. «Лежи спокойно», — отрезала Шизофрения. Обойтись без косы могла позволить себе Ольга, но никак не Вальбурга. «Угу, — хмыкнула женщина. — Статус обязывает». — Регулус, что привело тебя ко мне? — величаво изрекла она, стараясь не засмеяться от контраста мысленной и устной речи. — Кузина Белла передаёт Вам письмо, — несколько робко проговорил всё ещё шепелявящий Регулус, сминающий в руках пергаментный конверт. За его спиной, поджав аккуратненькие ушки, стояла домовушка, которая, очевидно, и доставила письмо. «Простофиля», — бросила леди Блэк в сторону домовички. — Растяпа, — согласилась вслух Ольга, переводя взгляд на эльфу. — Сгинь, потом поговорим. И да, Тилли, впредь тебе запрещено забирать письма. Домовушка поспешила исчезнуть, а женщина покосилась на удивлённо замершего сына и мысленно дала себе щелбан. Не стоило так выражаться при ребёнке. Несколько лениво протянув кисть, она приняла из рук Регулуса письмо и вскрыла сургучную печать. Мимолётом пробежалась взглядом по строчкам, а после, сдержав глубокий вздох, поджала губы. Мо-ло-дец, да. Забыть о новоявленной крестнице в мире магической Британии могли только две женщины: Ольга Николаевна Блэк и Вальбурга Ирма Зимина... «Ещё раз припишешь мне эту маггловскую фамилию — обеспечу мигренью на неделю», — добросердечно предупредила Шизофрения, и не думая отрицать собственную безалаберность. Почтенной матроне за все эти дни передался истинно русский пофигизм. «Всенепременно», — беспечно отозвалась Ольга, откидывая пергамент в сторону. Письмо, зацепившись за прикроватную тумбочку, медленно спланировало бы на пол, если бы его не подхватил Рег. Водрузив пергамент на предназначавшееся ему место, мальчик растянул губы в улыбке и отступил на шаг, собираясь покинуть покои матери. Ольга машинально кивнула, мимоходом размышляя об обделённости «барских» детей родительской любовью. А после, подчинившись внезапному порыву, тихо улыбнулась и подозвала сына к себе. — Вы что-то хотели, мама? — осторожно поинтересовался Регулус. Ольга прикрыла глаза и опустила ладонь на покрывало кровати рядом с собой. Мальчик чуть нахмурил лоб, соображая, что бы это значило. — Реджи, иди сюда. Расскажи мне что-нибудь... Спустя полчаса Ольга, обнимая уютно притулившегося рядом сына, размышляла о том, что два часа впитывания крема — это всё-таки слишком мало.