***
Когда подали десерт, Карлус Поттер решительно откашлялся, обращаясь ко всем присутствующим: — Леди и лорды, сегодня мой внук хотел принести вашему Дому свои извинения, — строго известил он, поглядывая из-под бровей на Джеймса. Мальчик передернул плечами и словно нерешительно поджал губы, чем заслужил ещё один сердитый и не терпящий возражений взгляд деда. Леди Вальбурга любопытно вздернула бровь и, наметив улыбку, с подсказки соседки по телу обронила положенную этикетом фразу: — Мы будем рады разрешить недоразумение, лорд Поттер. — Женщина кивнула седому гостю и перевела тёмно-серый прищур глаз на мальчишку. — Джеймс? Юный Поттер стянул с колен белую салфетку, явно копируя чей-то жест утёр губы и несколько неуверенно поднялся. Сжав ладони в кулаки и тут же испугавшись слабости, он спрятал руки за спину, выпрямился и задрал подбородок. — Мистер и миссис Блэк, Сириус, — преувеличенно бодро начал мальчик, но тут же запнулся, сглотнул слюну и продолжил, произнося сложные для него слова по слогам: — Я бы хотел извиниться за то… про-ис-шест-вие с мётлами. Мне очень жаль, что я подверг друга опасности. Сириус, прости! Сириус, дёрнувшись на пирамиде подушек, ободряюще и слегка сочувственно улыбнулся и, получив благосклонный взгляд матери, церемонно кивнул другу: — Дом Блэк не имеет претензий к Джеймсу Поттеру и Дому Поттер, — исковеркал сложное слово мальчик и, когда приятель уселся обратно, потянулся через стол, едва в очередной раз не скатился с подушек и, упёршись рукой между блюдами, восхищённо прошептал: — Джейми, а в этом «этикете» что-то есть! Естественно, фразу услыхали все взрослые и, скрывая усмешки, поспешили вернуться к прерванному разговору. А для юного Джеймса лучшей наградой стал гордый взгляд довольного деда.***
Как только в изумрудном пламени камина исчез статный силуэт Карлуса Поттера, последним покинувшего родовое гнездо Блэков, Вальбурга резко отстранилась от приобнимавшего её за плечи Ориона. Вежливая улыбка на лице сменилась привычно ядовитым оскалом. — Ты где был, милый? — ласковым тоном осведомилась она, уперев руки в бока. Блэк неопределённо дёрнул правым плечом, невесть зачем оглядел кабинет и принялся неспешно расстёгивать серебряные пуговицы на мантии. За долгие годы совместной жизни Орион успел самым доскональным образом изучить сценарий предстоящей ссоры. Сейчас Вэл начнёт бурчать о долге, затянет монолог об этикете и, наконец, обвинив мужа в равнодушии к семье, покинет кабинет. Мужчина закатил глаза. На пятой пуговице Ольга всё-таки не выдержала. — Я неясно выразилась? — раздражённо прошипела она. — Где Вы шлялись весь день, Орион? Пальцы мужчины на миг замерли. Вальбурга никогда особо не выбирала выражения, когда они были наедине, но подобная фраза была чем-то новеньким. Как и многое другое в поведении супруги в последнее время. Выражение скуки на лице Блэка сменилось цепким прищуром. — Разве у меня не может быть дел? — с налётом любопытства переспросил он. Стряхнув мантию, мужчина сложил её подкладкой наружу и небрежно перекинул через подлокотник кресла, после чего ослабил шейный платок и легко уселся на край стола, сдвинув в сторону бумаги. — Настолько важные, что Вы забыли об ужине? — вскинула бровь Вальбурга, жёстко поджимая губы.— В следующий раз, милый, я не буду изображать из себя шута, развлекая гостей, а позволю Вашему старшему сыну занять место Главы, раз уж сам «Глава» пренебрегает своими обязанностями! Развернувшись на каблуках лёгких домашних туфелек, Вальбурга раздражённо направилась к двери. Мужчина закатил глаза. Подобное он уже слышал. Как-то раз. Или два. Или всю супружескую жизнь. — Ты нарушишь этикет. — Качнул головой он, и в чёрных глазах блеснуло отражение десятка свечей. Ольга остановилась и, не оборачиваясь к мужу, негромко обронила: — Пусть тебя это не волнует. — Позволив губам как-то беспомощно скривиться, женщина в небольшом замедлении взялась за тяжелую ручку двери. Позади неё послышался приглушённый стук каблуков о ковёр. — Что происходит, Бурги? — догнал её тихий вопрос. — Чего я не знаю? Взяв верх над собой и внезапно одолевшей усталостью, Вальбурга распрямила плечи и с вызовом обернулась. — Ничего особенного, Орион. — Она качнулась вперёд на полшага, по лицу её на одно мгновение пробежала тень эмоций, чтобы тут же смениться привычной отстраненностью. — Ничего. Супруг недоверчиво скрестил руки на груди и дёрнул краем губ, как это делал всегда, когда был раздражён. Надо сказать, Ольга подметила этот характерный для него жест ещё во время вчерашнего скандала, а уже после него, анализируя, с удивлением поняла, что читать эмоции мужа куда проще, чем казалось. Например, когда он прикрывал глаза или во время беседы резко отводил взгляд вправо, женщина понимала, что чем-то задела его. А если чуть-чуть приподнимал правую бровь — наоборот, веселился или был уверен в своём превосходстве. Все эти малые оттенки эмоций, мимика были невероятно увлекательным открытием и для Ольги, что прежде не славилась наблюдательностью, и для Вальбурги, которая хоть и имела фотографическую память и способность к анализу, но никогда не интересовалась своим мужем. Неудивительно, что обе дамы пропустили вопрос благоверного мимо ушей: их больше занимали размышления, что означает тот или иной жест в исполнении муженька. — Что? — несколько сконфуженно поинтересовалась Ольга, уже не ощущая того подавленно-торжественного настроения, в коем пребывала пару минут назад. Что уж говорить, наличие невидимого собеседника — даже если он всего лишь твоя шизофрения — замечательно помогает оставаться в тонусе. Но вот беседы на сторонние темы заметно отвлекают от реального времени… Орион, вновь позволив неудовольствию отразиться на лице, шагнул вперёд и застыл перед женой, буравя её взглядом ворчливых карих глаз. — О чём ты сейчас думала? — полюбопытствовал он, склоняя голову к плечу. — О тебе, — бесхитростно сдала женщина и себя, и возмутившуюся подобным решением Вальбургу. Шикнув на собиравшуюся что-то сказать леди, Ольга уставилась на мужа, наблюдая за его реакцией. Уж чего-чего, а такого ответа благоверный, кажется, не ожидал. Он скептически вздёрнул угольную бровь и блеснул тёмными глазами. — И что же надумала? — вкрадчиво осведомился супруг. «Только попробуй», — тихо рыкнула леди Шизофрения на соседку по телу, но Ольга лишь фыркнула обоим в ответ и с вызовом взглянула на Ориона. Ибо в глаза Вальбурге посмотреть не могла за неимением сна и зеркала. — Что ты пока весьма хорош собой, Орион Арктурус Блэк, — заявила она и одним шагом сократила расстояние, разделявшее их. — Да неужели? — скептически изогнул бровь мужчина, но говорил он уже тише, интимнее. Карие глаза прошлись по лицу Вальбурги, на мгновение замерли на её губах — женщина где-то слышала, что если мужчина смотрит тебе на губы, то хочет поцеловать, — и вновь встретились со взглядом жены. Несколько секунд они играли в гляделки. Ольга размышляла над тем, что если и брать что-то от Ориона, то только в ближайшие лет десять, пока лицо окончательно не изрезали морщины, а тело ещё хранило юношескую легкость. Орион же, казалось, в очередной раз пытался понять, чего хочет от него женщина, которая приходится ему женой. Мысли, которые он ещё недавно признал абсурдными, вновь лезли в голову, и Орион, хмыкнув про себя, вздёрнул голову. — Лестно, — вымолвил он, не сводя тёмного взгляда с жены, будто бы ожидая от неё очередной выходки. — Не зазнавайся, милый, — едко пропела Вальбурга, пробежавшись пальчиками по мужниной щеке, затем прикусила губу и резко развернулась, на этот раз окончательно прерывая разговор. Дверь закрылась за ней с тихим покорным щелчком. Так же тихо осел в роскошное кресло окончательно запутавшийся в себе, жене и семье Орион Арктурус Блэк.***
Утро началось жизнерадостным звоном будильника. В роли будильника выступали всё те же древние часы с маятником, обитавшие на стене. Тихий и давно надоевший бой разнёсся по покоям, и негромко скрипнуло окно, отворяясь благодаря магии домовички и давнему приказу хозяйки. Пока отчаянно зевающую и порывающуюся вновь заснуть Ольгу заплетала Рикки, в комнату успели по очереди заглянуть Орион и Регулус. Первый явился поглазеть на сонную супругу и заодно пожаловаться на очередное утреннее явление причитающего Кричера, который в этот раз заслужил недовольство хозяйки тем, что слишком громко топал по спальне. Второй, умильно хлопая глазками, пожелал доброго утра и полюбопытствовал, не видела ли мама Сириуса. Старшенький, согласно доложившему о пропаже брата Регулусу, благополучно уснул в кровати, а с утра пораньше попросту исчез. «Дождалась. Заметь, это от тебя сын сбегает, — подколола леди Блэк Ольгу и приказала вызвать Тригги. — Со мной он такого себе не позволял». Появившаяся домовушка, в свою очередь, поведала Вальбурге, что по приказу маленького хозяина с утра переместила его в сад и что найти Сириуса можно на лавочке тюльпанной аллеи. Обрадованный вестью о нашедшемся брате Регулус подпрыгнул, бросился к двери, впечатался лбом в косяк и, держась ладонью за пострадавшую голову, рванул в парк. Закатив глаза и стараясь не рычать на хихикающую собеседницу, сбежавшего Рега и повесившую уши домовую, окончательно проснувшаяся Ольга приказала доставить Сириуса и Регулуса к завтраку в положенное время и отпустила эльфу следить за детьми. «А теперь оба сбежали», — довольно заключила Вальбурга, отвечая Ольге её же вечным аргументом. Та лишь фыркнула в ответ и направилась в гардеробную. Облачившись в платье бутылочного цвета, который Вальбурга почему-то обозвала «диким изумрудом», Ольга ещё несколько минут покрутилась перед зеркалом, выплеснула раздражение на страницы пока-не-заброшенного дневника, заложила страницы запиской Беллы и покинула спальню. Вопреки устоявшейся уже традиции завтрак прошёл на редкость спокойно. Сириус, со всеми удобствами устроившийся на горе подушек, вертелся не переставая, кривясь, когда резкие движения вызывали боль. Впрочем, это мальчишку не останавливало: слишком уж много времени ему пришлось провести без движения. Отчего-то хмурый Регулус неодобрительно косился на брата, всеми силами стараясь не реагировать на его замечания. Орион был язвительно-вежлив и задумчив. Взгляд его блуждал по обеденному залу, время от времени задерживаясь то на губах, то на руках Вальбурги. На недоуменные взгляды леди Блэк Орион отвечал кривоватой усмешкой и лёгким подёргиванием плеч. Где-то в глубинах подсознания беззвучно ликовала от этих взглядов леди Шизофрения, записавшая поведение супруга на свой счёт. Попытавшуюся было подначить её на эту тему Ольгу «ледяная Бурги» одарила презрительным фырканьем. Зимина очень похоже фыркнула в ответ, но настаивать не стала. Когда завтрак завершился, Ольга несколько раз повторила детям, чтобы те вели себя пристойно и не покидали покоев Сириуса. Старший из сыновей попытался было возмутиться, но под строгим взором матери быстро сдулся и попытался выторговать взамен хотя бы день без занятий. Ответив Сириусу традиционным «посмотрим», леди Блэк вызвала Кричера и поручила тому ответственную миссию — следить за «этими юными Лордами». Судя по выражениям лиц детей и домовика, вся троица была категорически благодарна за столь разношёрстную компанию. Ориона Вэл озадачила обаятельным оскалом и, невероятно довольная собой, шагнула в камин.***
Стоит покаяться, про список Ольга совершенно забыла. А потому была весьма удивлена сунутым прямо в руки пергаментом и наблюдающей за реакцией крестницей. Обе леди расположились в уютной гостиной готического стиля: резная основательная мебель, пристрастием к подлокотникам которой страдали члены семейства Блэк, мягко контрастировала с бежевым шёлком стен и тёмными широкими подоконниками. В честь утра помещение было залито сияющим золотым светом, пускающим солнечных люмосов через овальные зеркала в чёрных резных рамах. С портретов, занимающих проёмы стен между стрельчатыми окнами, глядели предки, кажется, собравшиеся в несколько большем количестве, чем ожидалось. Вальбурга улыбнулась деду Финеасу, пообещала, что приведёт пред светлые очи родственников обоих отпрысков, выслушала похвалу от тёти Мелании и, наконец, опустилась на мягкий диванчик. Белла, сегодня пребывающая в изысканном тёмно-изумрудном домашнем платье, скинула мягкие туфельки и уютно устроилась напротив тётушки. Живые карие глаза нетерпеливо поглядывали на свиток, и Ольга несколько насторожилась, но всё же развернула тонкий пергамент и погрузилась в чтение. На первых пунктах женщина понятливо хмыкнула, затем чему-то поморщилась, а после, резко свернув свиток, задумчиво уставилась на Беллатрису. Та подняла чернёные брови и прикусила губу, чтобы не рассмеяться. — Девчонка, — пробормотала Вальбурга, мысленно возводя очи к потолку, а после-таки продолжила: — Милая крестница, неужели тебе с самого юного возраста хочется запятнать себя клеймом «костяного кулака»? Белла нахмурилась, но Ольга, не давая ей вставить и слова, продолжила: — Иначе я пункт «Угрохать рыжую сучку Молли» не понимаю. — Женщина ещё раз взглянула на острый почерк крестницы и покачала головой, явно требуя объяснений. Дотребовалась. Суть конфликта была проста, как день и ночь. Будучи ровесницами, ни Беллатриса Блэк, ни Мелания* Прюэтт не могли не столкнуться в Хогвартсе. Делёж власти начался, когда разные, словно небо и земля, девочки столкнулись в лодке: ни одна из очаровательных малышек не пожелала уступать место во главе судёнышка. В ожидании запуска в величественный Большой зал нервничавшая Прюэтт наступила на ногу не менее волнующейся Беллатрисе. В отместку та толкнула Меланию плечом, пока выходила к шляпе под бодрый выкрик «Блэк, Беллатриса!». Когда юные аристократки были распределены на два извечно грызущихся факультета — Слизерин и Гриффиндор, вражда их приобрела поистине масштабный характер: достаточно быстро в девичьи головки пришло понимание, что «легальную» победу, которую зачтут и оценят, можно одержать лишь в факультетском соревновании. А потому в борьбу начали включаться все, кто попадался на глаза очаровательным юным леди. Мелания — пухленькая, весёлая рыжая девчонка — быстро разрешила факультету называть себя домашним именем «Молли», а после стала ненавязчиво подбивать своих новых друзей прилагать силы для того, чтобы доказать зарвавшимся слизеринцам, кто в Хогвартсе хозяин. Горячие гриффиндорцы поначалу с энтузиазмом взялись за дело, но вскоре остыли, а сама Молли рыжей звездой металась по гостиной и без устали указывала, куда стоит прикладывать силы. Гриффиндорцы ленились, противились вдохновенным речам малолетки, но падать лицом в грязь перед слизеринцами не желали. В противовес Прюэтт была по-детски угловатая и острая на язык Беллатриса, быстро подрядившая старших слизеринцев помогать первокурсникам с домашками. Конечно, не за просто так, но кого заинтересует товарно-денежная возня школьников? Другим источником желанных баллов стал квиддич. Сама Блэк на метлу садиться наотрез отказалась, но зато горячее других болела за команду Изумрудов, одаривая особо отличившихся слизеринцев очаровательными улыбками и невинными поцелуями. Спортсмены тихо млели, мечтали о богатой невесте и рвались в бой, принося недостающие баллы факультету. Межфакультетская борьба зашла на новый виток, а Мелания и Беллатриса оказались на гребне этой вражды. Когда в школе появилась Меда, а затем Цисси, влияние Беллы возросло: холодный разум сестры-рейвенкловки помогал проворачивать истинно слизеринские интриги, кровно заинтересованный Люциус умел воздействовать на окружающих и раз за разом ставить неугодных в неловкое положение, а юная Цисси держала своими хрустальными пальчиками ровесников в узде. Ни Белла, ни Молли значка старосты так и не получили. Блэк славилась жёстким и непримиримым нравом, а Прюэтт, вконец уверившись, что учёбой слизеринцев не обогнать, в последние два года съехала до уровня типичного среднячка. Да и организаторские таланты гриффиндорки оставляли желать лучшего: развёрнутые лекции на тему долга и необходимости победить без личного примера мало чего стоили. Зато загонщицей Молли была блестящей, к тому же, девушка любила свой факультет, заботясь о младших и радуя Дом совместной с эльфами выпечкой. Беллатриса подобных подвигов совершать не порывалась. Вместо этого она блистала в Клубе «Слизней» декана, танцевала на балах со студентами всех домов… А на четвёртом курсе прямо-таки расцвела, прослыв одной из самых красивых девушек Хогвартса. И, разумеется, ей постоянно противопоставляли огненную раноразвившуюся Молли с теперь не пухлой, а в меру аппетитной фигуркой. Среди захлестнувших по весне любовных волн мелькнула сплетня о жарком увлечении обеих студенток молодым учителем ЗОТИ, но была яростно опровергнута и той, и другой девицей. Беллатриса шипела, Молли на всю башню выясняла отношения громким ором. К пятому курсу страсти стали накаляться нешуточные: на дуэлинге все, затаив дыхание, следили за неизменным противостоянием двух волшебниц. Беллатрисе во внеурочное время часто попадались неизвестные и очень пакостные проклятия, к которым у Прюэтт был явно талант, а репутация Молли была подпорчена регулярно гуляющими по Хогвартсу сплетнями. И если ей самой они урона не наносили, то сильно били по репутации друзей, так что к концу шестого курса вокруг Молли вился назойливой мухой лишь предатель крови Артур Уизли. Победа Беллатрисы была бы безоговорочной, если бы не покровительство Гриффиндору большинства учителей и директора, которые с невероятным упорством год за годом незаслуженно вытаскивали алый факультет на первое место. Последней каплей стала помолвка. Как доверительно рассказала Меде одна из гриффиндорок, Игнатиус Прюэтт вознамерился совершить обмен портретами для дочери и Рабастана Лестрейнджа, что неимоверно пугало и бесило Беллатрису, которую с тринадцати лет пророчили Рудольфусу. Быть родственницей «этой-потаскухе-Прюэтт» девушка не желала, а, видя цепкую братскую дружбу между обоими Лестрейнджами, понимала, что своими склоками жизнь муженькам они подпортят. И даже несмотря на хорошую предполагаемую совместимость со старшим из братьев, Белла не могла ни подчиниться родителям, ни оставить в покое свою детскую противницу. А потому и желала избавиться от девушки по намётанной Блэками схеме «нет человека — нет проблемы». И теперь, судя по всему, ожидала активной помощи от тётки, что взяла на себя обязанности крёстной. Выслушав пестрящий подробностями и едкими замечаниями рассказ Беллатрисы, Вальбурга задумалась. Женщина не могла даже предположить, насколько преданной может быть древняя вражда двух факультетов. Не меньше леди Блэк удивило и то, что ни миссис Шизофрения, ни Друэлла, по-видимому, даже не догадывались, чем жила юная Беллатриса эти годы. — Белла, а чего ты действительно хочешь для неё? — наконец, вскинула голову Ольга, прищуривая серо-стальные глаза. Белла изогнула брови, мазнула взглядом по листку с требованиями и уже дёрнула было уголком губ в торжествующей усмешке, но была остановлена нетерпеливым жестом Вальбурги. Жалости к Молли Прюэтт ни Ольга, ни Вальбурга не испытывали. Это была просто сторонняя девчонка, неосторожно перешедшая дорогу её племяннице. Женщина расслабленно постучала ноготками по подлокотнику, привлекая внимание и Беллы, и портретов. — Подумай, что лучше: быстрая смерть и добрая память, или… — Вальбурга наметила скорбную улыбку. — Отречение от рода, нищета, презрительное отношение и выводок из, скажем, семи невоспитанных детей? Глаза Беллатрисы полыхнули сдерживаемым торжеством и смехом. Сзади раздался тихий гомон портретов, получивших новую сплетню. Дамы жеманно хихикали, перешёптываясь о не растерявших хватку потомках, кто-то порывался предупредить о возможном откате, мужчины добрались до портрета Арктуруса I в винном погребе и, пересказав глуховатому предку-потомку замыслы леди Блэк, с жаром обсуждали условия пари. — Тётя. — Белла чуть нервно облизнула губы и едва сдержала порыв подскочить. — Вы ведь знаете, что я предпочту? — Солидарна, — фыркнула Вальбурга и, выдержав паузу, продолжила: — В таком случае, вспомнишь ли ты несчастного, безнадёжно влюблённого душку Артура… Беллатриса захохотала, вскинув голову и позволив чёрным кудрям рассыпаться по хрупким ключицам. Обняв себя руками и оставляя полукруглые царапинки на своих же предплечьях, девушка заливисто смеялась, чувствуя небывалую лёгкость на своих изящно тонких плечах. В столбах живого, яркого, неистово беснующегося солнечного света кружились в дьявольском танце пылинки. Где-то в доме звонко пробило полдень. ______________________________________ Примечания: * Мы посчитали, что одну из дочерей знатного Рода списка 28 вряд ли назовут именем, больше подходящем домовикам, а потому выбрали имя «Мелания», что наиболее полно отражает суть даже канонической Молли.