Другой

«Старая, старая сказка О бесконечной любви…» — Иньяцио, как я выгляжу? — спросил Джанлука, крутясь перед большим зеркалом в их общей гримерке. — Прелестно, — ответил тот, не отрывая взгляда от экрана телефона. — Ты никогда не отвечаешь мне серьезно! — Джан недовольно посмотрел на него. — Слушай, ты самый красивый из нас. И ты знаешь это. Спроси Пьеро, если мне не веришь, — Иньяцио рассмеялся. — Непременно, — Джанлука вновь посмотрел на своё отражение и задумался. Через несколько минут вошёл Пьеро при полном параде. Идеально сидящий костюм от Армани, парфюм того же бренда, небрежно уложенные волосы в сочетании с невероятной харизмой — и сердце одного человека пропускает удар. Лишь мельком оценив внешний вид друга, Джанлука быстро отвернулся, на секунду прикрыв глаза и задержав дыхание. Вот уже столько мучительно долгих лет он имеет возможность лицезреть объект своего обожания, но до сих пор каждый раз замирает, только при одном взгляде на него. — Джанлука, ты просто восхитителен! — Пьеро останавливается, подходит к нему, берет за руку и проводит пальцами по нежной щеке. В глазах его играют веселые искорки, чувственно улыбнувшись, сицилиец медленно отходит и присоединяется к Иньяцио в его мобильном бдении. Джан снова поворачивается к зеркалу, на этот раз хмуро оглядывая свой синий костюм и зачёсанные при помощи геля волосы. Он встречается со смеющимся взглядом темных глаз. — Джанлу, проходят года, но ты не меняешься: тебе все так же нравятся одни и те же вещи, те же люди…, — откровенное издевательство с металлом прозвучало в голосе Адониса. Молния сверкнула в глазах Джанлуки. Он резко развернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. — Зачем ты так с ним? — Иньяцио укоризненно посмотрел на друга. Пьеро зло взглянул в его глаза. — Ты не понимаешь. Это для его же блага…, — он встал и подошёл к окну, вновь вглядываясь в освещенную фонарями улицу. Инья отложил телефон и устремил проницательный взгляд на согнутую под тяжестью вины спину Пьеро. — Есть много способов сказать, что ты не любишь, но не стоит унижать человека. Не думай, я не принимаю ничью сторону, но… сейчас ты не прав, — и дверь за ним бесшумно захлопнулась. Пьеро прислонился лбом к прохладному стеклу, и горький вздох сорвался с его губ. С течением недель Иньяцио стал замечать изменения в поведении младшего товарища. Джанлука все больше пропадал один после концертов и репетиций, предпочитая общество других людей, стиль его одежды кардинально изменился: строгие черные костюмы сменялись простыми белыми футболками и джинсами, расстегнутый ворот рубашки заменил элегантные галстуки, обтягивающие брюки стали свободнее, цветовая гамма одежды ограничивалась черными и белыми тонами, и никакого геля. Скромность, простота и изысканность — эти слова стали чаще употреблять фанатки, журналисты, ведущие и другие люди в отношении повзрослевшего абруццезе. Но, к сожалению, его ослепительная улыбка вместе с жизнерадостным смехом все реже ласкали взор и слух поклонников, интроверт по натуре, он окончательно замкнулся в своей душе, при этом становясь все более привлекательным для общества. Теперь на многочисленных фотосессиях и выступлениях таинственность, загадка и новое неуловимое чувство, читались в его вечно задумчивом взгляде. Он улыбался краешком пьянящих губ и сохранял тайну глубоко внутри себя. Пьеро тоже заметил перемены, происходившие с нелюбимым другом. Но его это не трогало, ведь все, что он позволял себе, так это мысль, что Джанлука делает это преднамеренно, пытаясь соблазнить его. И все же, в глубине души, в самых потаенных её уголках, Пьеро понимал, что являясь невольным инициатором изменений, они происходят в реальности по желанию самого Джана. Боль заставила его повзрослеть и надеть маску безразличия. Жизнь испытала его и изменила. Мальчик, с широко распахнутыми глазами, с восторгом сжимающий кулон ангела в ладони, смотрящий в спину удаляющемуся видению, умер в ту ночь. Перед нами был мужчина.

***

— Алессандро, на каких высотах ты летаешь? Спустись к нам на грешную землю и продолжи играть, — строгий голос учителя ворвался в сладострастные воспоминания парня. Покраснев, он прижал скрипку к подбородку, и удивительно чистые звуки полились из-под его пальцев. Этот юноша учился в одной из самых известных музыкальных консерваторий Парижа. Что же касается мыслей, отвлекших его от занятия, то они были достаточно тривиальны и, как догадался читатель, касались одного единственного человека. Он вспоминал последнюю их встречу и взгляд, тот самый томный, прощальный взгляд, которым одарил его итальянский баритон. Всего четыре встречи за полгода, четыре мига счастья, но ради каждого мгновения, Алессандро готов был продать душу дьяволу, что собственно он и сделал. Жаркий июньский день клонился к закату, шумные парижские улицы были полны людьми, звуки музыки доносились с боковых улиц, смех и веселье были разлиты в ароматном воздухе французских булочных. Молодой шатен в синих брюках и белой рубашке, прогулочным шагом шёл вдоль набережной, засунув руки в карманы и с хмурой обреченностью оглядывая прохожих. Ближе к ночи он вернулся в свою маленькую, студенческую квартиру прямо над кондитерской миссис Николетт, где, несмотря на небольшую площадь, хозяйке удалось создать уют, и где старинный балкончик был усажен благоухающими цветами. Алессандро сел на краешек кровати, взял скрипку и стал наигрывать мелодию, уже давно звучавшую в его голове. Он с тихой улыбкой играл, и душа его отрывалась от земли, взлетая высоко над крышами домов, переносясь в радужную Италию, где сейчас находилось сердце, для которого играли эти пальцы. Внезапно в дверь постучали. Нехотя и с некоторым удивлением, парень возвратился в квартиру. Вновь раздался стук. Он открыл нетерпеливому гостю дверь…. и замер в изумлении. — Ты…., — сорвалось с его губ. — Я…., — ответил Джанлука, с улыбкой оглядывая юношу. — Впустишь? Алессандро рывком завёл его внутрь и защёлкнул замок. — Ты… но как … что…, — от удивления он забыл как говорить. — С днём рождения, мой скрипач, — Джан подошёл ближе и заключил его в крепкие объятия. Алекс прижался к нему со всей силой чувства, испытываемого подростком, зарываясь в волосы, вдыхая его запах. — Как ты узнал? — он все ещё держал его в руках, не смея отпустить. — Я видел твой паспорт, — Джан оторвался и ещё раз оглядел его, словно пытаясь удостоверится в личности именинника. — У меня мало времени. Я смог вырваться всего на несколько часов. Как ты считаешь, торт и свечи подождут? — и с загадочной улыбкой он двумя пальцами взял его за подбородок, заглянул в заворожённо глядящие на него глаза, и припал жадным поцелуем к нежным губам. Тело мальчика отреагировало немедленно, и Джанлука с глухим стоном опрокинул его на кровать. Они лихорадочно срывали одежду друг с друга, пока их обнаженные тела не слились в древнем, как мир, ритме. Алекс задыхался от его поцелуев, извивался под его руками, невольно краснея от его взглядов, плавясь от прикосновений. Он стонал, кричал, не в силах удержать нарастающее возбуждение. Сколько ночей он провёл один в этой постели, мечтая о его руках, губах… И сейчас, судьба преподносила ему лучший из возможных подарков. Джанлука, в отличие от своего партнёра, не потерял головы. Он методично и точно находил все возбудимые точки парня, даря тому наслаждение, подвигая к краю пропасти. Он сам получал истинное удовольствие, видя это нежное создание, распластанное под ним, полностью раскрытое только для него и готовое принять в любой момент. Скользя ладонями по влажной спине, он медленно вставил два пальца в упругое отверстие, проникая внутрь, растягивая, слыша просьбу в хриплом стоне. Сначала два, затем три пальца…. и вот уже нечто твёрдое и горячее врывается в тело Алекса, разрывая его на части, деля мир на две половины. Джанлука проникает быстро и мощно, задавая бешеный темп, рукой обхватывая член партнера и заставляя того двигаться в одном с ним ритме. Они кончают одновременно: один с криком, другой прокусывая кожу на плече мальчика. Полчаса спустя, они, весело смеясь, будут поедать воздушный торт, специально привезённый итальянцем по этому случаю, и запивать его розовым вином. Джанлука на несколько часов погрузится в этого парня, в его мысли, в его жизнь, оставляя в ином мире чувства к человеку, ради которого бьется его сердце. Обнаженный, удовлетвореный, находящийся в объятиях другого… Как по-французски претенциозно звучит: уже другой ради другого…