Другой

Год назад. Правда обрушилась на него со всей сокрушающей мощью, которая придавила его и не позволяла встать. Пьеро не мог дышать, он не чувствовал пальцев, не ощущал биения сердца. Его мир рухнул в единый миг, и никто не мог ему помочь. Он лежал на холодном полу своего номера, его щека болела от неподвижности положения, его мозг отказывался понимать. Джанлука ударил его признанием словно пощечиной, но этот хлесткий удар не оставил следа на его щеке, а глубоко ранил сердце. Чудо Рождественского ангела, это единственное и светлое чувство, которое грело его изнутри, как шарик счастья, хранимый в груди, лопнул от одного его слова. Джанлука был тем, кого он искал эти долгие годы в лицах прохожих. Он все время был рядом, стоило просто протянуть руку. Пьеро был таким дураком, растрачивая себя на других, потеряв столько драгоценных лет, когда он мог тонуть в счастье и ласке. Ему сразу вспомнился тот вечер, когда Джан пришёл признаться им с Иньяцио в том, в чем боялся признаваться даже себе, и он вспомнил свою реакцию на его признание. Он был ещё совсем юным, его сердце сковывал страх, но в душе жила Надежда. А затем перед глазами встало его лицо, когда он впервые произнёс: «я люблю тебя». Пьеро был тогда с ним очень жесток, еще не понимая, не зная, что он уже давно встретил своего ангела. Так много мучений и терзаний, душевных метаний, Пьеро был несчастен все эти годы и делал таким же несчастным любимого человека. Вот если бы только Джанлука рассказал ему все лет на пять-шесть пораньше, то все было бы по-другому. Или сам Пьеро должен был поделиться им своим сказочным видением. Его образ, с каждым годом растворялся в его сознании, понемногу исчезая, но теперь… Он вспомнил. Пьеро четко видел маленького мальчика, со смущенной улыбкой протягивающего руку за фигуркой ангела. Его маленький, светлый, любимый… Сочельник, площадь с фонтанами, рождественский базар — он думал, что все это был сном его больного сознания. Если бы только вернуть время… повернуть чертово колесо… Теперь он знал. Но почему не стало легче? Почему болит так сильно где-то в области сердца? Пьеро редко плакал. Видит Бог он всегда считал себя сильным мужчиной, для которого не характерны слабые проявления живой сущности. Но не в силах подняться и ощущая сильнейшую душевную слабость, Пьеро почувствовал, как единственная слеза скатилась по щеке и затерялась в двухдневной небритости. Он провёл пальцами по щеке, удивляясь самому себе. …вдруг в нескольких шагах от меня раздался необыкновенно чистый, детский возглас счастья. Я обернулся, рассчитывая увидеть пухленького, розовощекого младенца на руках у матери, радостно хлопающего в ладоши. Я повернул голову и узрел Ангела Рождества, спустившегося с небес, чтобы одним своим взглядом навеки забрать моё сердце с собой на небеса. Он был так прекрасен, так чист, невинным взором наблюдая за полыхающим пламенем на конце жезла, фейерверки огня отражались в его глазах. Я не мог оторвать взгляда от его по-неземному прекрасного лица. Он почувствовал, что кто-то заворожённо наблюдает за ним, и медленно повернулся ко мне. Я умер и родился вновь, лишь на миг заглянув, в его чарующие глаза. Краска смущения залила нежную кожу его щек, он смутился, и я ушёл, но только за тем, чтобы иметь возможность наблюдать за ним со стороны. Ангел переходил от лавки к лавке, с искренним изумлением открывая для себя секреты, наступающего праздника. Когда он остановился у ёлочки с талисманами, в поисках своих крыльев, я подошёл ближе. Он не мог быть старше меня, но и ребёнком уже не был, но его поведение… я улыбнулся, переводя взгляд на пару белоснежных крыльев, которые он обронил на земле в своё предыдущее посещение. — Ты, кажется ищешь кулон? Я нашёл его раньше тебя. Вот он, — я потянулся и снял с деревца небольшой белоснежный талисман в виде ангельских крыльев на тонкой серебряной цепочке. Я протянул его парню. Тот стоял с пару секунд совершенно ошеломленный, но затем легкая улыбка тронула его чувственные губы, и он прошептал: — Спасибо… О, Мадонна, его голос был мелодией рая, что призывает блаженные души на небеса. Я хотел забыться в глубине этих нот, утонуть и не всплывать на поверхность. Меня поразило вдохновение, я подался вперёд и, смотря ему прямо в глаза, также шепотом сказал: -Ты знаешь, что беря с этой ёлочки талисман, ты должен загадать одно желание, только одно, но самое заветное. Оно обязательно сбудется, — и, коснувшись рукой его щеки, увидел, как она стремительно краснеет. -Ты как ребёнок…. Интересно, что загадал тогда Джан, и сбылось ли его желание? Сейчас Пьеро отдал бы все, лишь бы вернуться в тот день, тогда бы он схватил свою мечту и никогда и никому не отдал бы его. Но Пьеро обманывал себя: ему было все равно кем был Джан раньше и кем оказался сейчас. В его сознании ангел ушедшего Рождества и Джанлука не соединялись в единое существо, они были двумя отдельными личностями: сном и явью, сказкой и горькой действительностью. И он любил обоих. И если бы даже Пьеро узнал обо всем раньше, он бы не смог разглядеть в Джане черты неземного существа, а лишь удивился бы и успокоился, ведь его иллюзия в таком случае оказалась бы обыденной вещью. Но теперь, когда он полюбил всем своим существом, все виделось сквозь новую призму. Для него одновременно бесконечно важно было знать, что Джанлука на груди носил этот злосчастный кулон, и абсолютно все равно, потому что он любил его просто за то, что он был его Джаном. Но тут в голову вновь пришли его слова: -… Рождественский ангел потерял свои крылья… Я избавил его от них. Ты нашёл меня, Пьеро. Но ты потерял меня… Он потерял его сразу же после безумной ночи, которая свела его с ума. Пьеро все ещё ощущал его упругое тело под своими пальцами, чувствовал его головокружительный запах, губы ещё хранили чужое дыхание. Он думал, что находился в шаге от потери сознания, так ошеломляюще прекрасной была страсть, и последовавшее за ним наслаждение потрясло его до основания. А утро… утро принесло слишком много разочарования. Пьеро не верил ему. Джанлука нагло врал ему в лицо, он защищался, поэтому настолько грубое признание сорвалось с его губ. Ночью в его объятиях Пьеро видел, как Джан сдерживает себя, отстраняется, не позволяя себе утонуть в этой жаркой волне, возводя между ними барьер. Он словно боялся позволить себе отдаться чувствам, боялся вновь сделать себе больно. И Пьеро почувствовал это. Теперь он точно знал, что ещё не все потеряно для них. Эта мысль, эта уверенность, зажгла в его душе, которая казалось умерла после слов Джана, надежду на завтрашний день. Медленно, как будто вновь обретая себя, просыпаясь от долгих лет спячки, Пьеро поднялся с холодного пола, где пролежал несколько часов после ухода Джанлуки. Он подошёл к окну и взглянул на город, расстилающийся перед ним. В этот момент Пьеро чувствовал, что меняется. Но он ошибался — он изменился в тот миг, когда впервые заглянул в его глаза.